Ровным, ничего не выражающим тоном дама послушно проговорила:
– Камилия.
– Все, с церемониями покончено? – нетерпеливо осведомился Красный Барон. – Тогда вернемся к делу. Я думаю, мы с тобой оба – здравомыслящие люди. Значит, сумеем договориться. Как считаешь?
Авионер не отказал себе в удовольствии откусить огромный кусок мяса, тщательно его прожевал, и только потом ответил:
– После всего, что между нами было, не представляю, как это возможно.
В глубине души Тристан понимал, что разумнее было бы выслушать врага, ведь, как ни крути, на кону стоит его собственная жизнь, но авионер не желал прислушиваться к доводам разума. Что бы там ни стояло на кону, будь он проклят, если станет расшаркиваться и лебезить перед убийцей своей сестры.
– А что, собственно, между нами было? – поднял брови Красный Барон. – Воздушные стычки, где ни ты не смог одолеть меня, ни я тебя? Это лишь показывает, что мы – достойные друг друга соперники…
– Да что ты! – процедил Тристан, тут же закипев. – А как насчет крови моей сестры? Это, по-твоему, тоже ерунда?
– Не понял, – нахмурился Красный Барон. – Чьей сестры?
– Моей сестры! Триссы! Это ты сбил ее авион!
– Когда? – еще сильнее нахмурился Красный Барон, и авионер пораженно уставился на него. Неужели тот и впрямь не знает, что Тристан и Трисса брат и сестра? Не знает, что все эти годы Тристан пытался за нее отомстить и именно потому так упорно преследовал военачальника Кондора?
– Несколько лет назад, во время стычки на границе, – неестественно сухим, безжизненным голосом ответил Тристан.
– Я сбил много авионов, – пожал плечами Красный Барон. – И я почти никогда не знаю, кто сидит за штурвалом… Сожалею насчет твоей сестры. Но, сам понимаешь, это война, и смерти неизбежны.
Тристан почувствовал опустошение. Значит, месть, которой он жил все это время, – его собственная выдумка? Красный Барон вовсе не пытался целенаправленно уничтожить ни его сестру, ни его самого, ни близких ему людей?
– Так ты поэтому столь упорно нарывался на схватки со мной? – сообразил Красный Барон. – Хотел отомстить за сестру?
Тристан стиснул зубы и не ответил. Месть, которой он жил последние годы, месть, которой он лишился после того, как Ника сбила зепеллин Красного Барона, месть, которую он снова обрел, только что потеряла изрядную часть своего смысла.
– Хм, а я думал, ты просто хотел помериться силой с достойным противником и потому выбрал меня. Что ж, как я уже сказал, мне жаль, что так вышло.
– Угу, – пробормотал Тристан. Жаль ему, конечно! – Зачем я тебе? – в лоб спросил он.
– Все очень просто, – развел руками Красный Барон. – Ты забрал то, что принадлежит мне, и я хочу это вернуть.
Вспомнив про камень, который требовал от него враг в прошлую встречу, Тристан хмыкнул:
– Твои люди забрали у меня мой аэролит еще тогда, когда напали на пиратский жабль.
– Да при чем тут твой аэролит? – отмахнулся военачальник Кондора. – Я говорю про совсем другой камень!
– Про какой такой другой камень? – не понял Тристан.
Красный Барон шумно вобрал в себя воздух, медленно выдохнул и покачал головой.
– Собираешься и дальше делать вид, что не понимаешь?
– Мне даже и не приходится делать вид, я и впрямь не понимаю!
– Хорошо, давай подыграю, раз тебе так этого хочется, – терпеливо произнес Красный Барон. – Ты недавно побывал на Седьмом Небе. И там с тобой произошло кое-что очень необычное. Разве не так?
Тристан непроизвольно вздрогнул. Никому, даже Нике он не рассказывал о том, кого встретил на Седьмом Небе… Не то чтобы то загадочное, похожее на монкула существо на этом настаивало, просто Тристан сам чувствовал, что об их встрече не стоит никому знать. Откуда же тогда об этом известно Красному Барону? Разве только он сам тоже побывал на Седьмом Небе и потому знал, кого там можно встретить…
– Возможно, – коротко ответил авионер.
– Итак, мне нужно то, что ты там нашел.
Тристан понял, что ничего не понимает. Зачем Красному Барону существо с Седьмого Неба? Какую ценность оно представляет? Видимо, немалую, раз Белая Мамба захватила одного такого с собой.
– Я не смог бы отдать тебе это, даже если бы захотел, – наконец произнес Тристан.
– Понимаю, – кивнул Красный Барон. – Я бы тоже не захотел расставаться с таким сокровищем. Я готов к переговорам. И к компенсации. Очень щедрой компенсации. Ты не пожалеешь об обмене.
Тристан молчал. И не потому, что хотел вывести собеседника из себя, а потому, что просто не знал, что сказать.
Красный Барон его молчание понял по-своему.
– Он должен был стать моим! – возмущенно воскликнул военачальник Кондора. – Моим, гром побери! Но ты умудряешься пробраться на Седьмое Небо прежде меня и, разумеется, забираешь его себе!
– Да ничего я не забираю! – вклинился в гневную тираду Тристан. – Я оставил его там, на Седьмом Небе.
Красный Барон уставился на авионера в немом изумлении:
– Ты оставил его там? Как можно было его оставить?
– Ну, для начала, мне не показалось, что он был заинтересован в переезде.
Гневное выражение лица военачальника Кондора превратилось в недоумевающее.
– Ты что, идиот? Показалось ему, вы подумайте! Кто ж его будет спрашивать! Если тебе посчастливилось его найти, ты не раздумываешь, ты хватаешь его покрепче и уносишь с собой!
– Уносишь? Как ты себе это представляешь?
– Как-как… Сунул в карман – и дело с концом.
– В карман? – изумился Тристан.
– А что, он очень большой? – с любопытством спросил Красный Барон.
И тут рей Дор понял, что, кажется, они с врагом говорят о разных вещах.
– Подожди, ты сейчас о чем? – напрямую спросил Тристан. – Что, по-твоему, я нашел на Седьмом Небе?
– Имперолит, конечно!
– Имперолит?
– Да, камень власти! Ты же наверняка его разбудил, когда был на Седьмом Небе!
– Что за камень власти? – не понял рей Дор.
Несколько мгновений Красный Барон изучал Тристана, а затем недоверчиво нахмурился:
– Ты что, действительно не знаешь? Неужели даже легенд не слышал? Хотя… Да, наверное, не слышал – ваша драгоценная Арамантида любит вымарывать из своей истории все, что ее не устраивает. Ну так вот тебе новость: кроме ваших летных камней, в мире существует еще и камень власти. Между прочим, много веков назад его добыл мужчина из наших земель! Но ваша женщина его охмурила, хитростью завладела камнем и забрала его в Арамантиду.
Похоже, выражение лица Тристана было довольно красноречивым, потому что Красный Барон только покачал головой и усмехнулся.
– Неужели ты никогда не задумывался, как вышло, что у вас всем стали заправлять женщины? Ведь когда-то все было по-другому!
– Это и так все знают – из-за аэролитов, – нехотя проворчал Тристан. – Авионеры стали основой военной мощи Империи, и…
– И должны были просто остаться особой, элитной военной кастой. Они не должны были забрать в свои руки все бразды правления и уж тем более не должны были из-за одних только пусть даже трижды важных летных камней повсеместно оттеснить мужчин на вторые роли! Догадываешься, что помогло им захватить власть? Понимаешь теперь, благодаря чему ваши женщины превратили всех ваших мужчин в те жалкие существа, которые сейчас сидят по домам да блеют на танцах?
Тристан молчал. Услышанное было слишком диким и невероятным, чтобы вот так, с ходу, в него поверить.
Военачальник Кондора поднялся и принялся взволнованно ходить вдоль стола и обратно.
– Наше правительство уверено, что имперолит по-прежнему в Арамантиде, скорее всего – в Сирионе. Возможно, именно с его помощью и делают этих ваших монкулов и подавляют малейшее недовольство в народе, стоит ему появиться. Но я считаю, что здесь наши правители ошибаются. Я уверен: имперолита давно уже нет в Империи; будь он у вас на руках, вам не пришлось бы завоевывать провинции, вы бы просто воспользовались камнем власти, который заставляет людей подчиняться своему владельцу. Да что там, будь у вас имперолит, вы бы уже давным-давно пошли на нас войной! И скорее всего, вы бы нас завоевали. – Красный Барон встал рядом с Тристаном и многозначительно покачал пальцем у него перед носом. – Нет, я уверен, что камня власти в Арамантиде нет, просто ваши авионеры его где-то тщательно спрятали. Моя версия – на Седьмом Небе; места надежнее не найдешь. А вот теперь ты там побывал – и разбудил камень.
– Слушай, – устало произнес Тристан, – даже если этот мифический камень власти и впрямь существует и действительно находится на Седьмом Небе, не кажется ли тебе, что я бы, как минимум, заметил такое важное событие, как его пробуждение? И наверное, должен был бы увидеть сам камень?
Красный Барон сложил руки на груди и скептически изогнул бровь.
– А, – понял Тристан, – ты думаешь, что я спрятал имперолит и не хочу им делиться, поэтому и не признаюсь.
– В яблочко! – кивнул военачальник Кондора. – Но, как я тебе уже говорил, в обмен на имперолит я готов тебе дать очень много. Дать тебе то, чего ты никогда не имел и не будешь иметь на своей родине.
– Заманчиво. Только я не будил никакой камень власти.
– Будил-будил! Кроме тебя, это сделать было просто некому! – Красный Барон отошел от Тристана на несколько шагов, а потом круто развернулся и деловито потер руки. – Давай сделаем так. Тебя отведут в покои – нормальные, достойные покои, – ты отдохнешь, расслабишься и хорошенько подумаешь, что бы ты хотел получить в обмен на имперолит. Я могу тебе гарантировать, что выполню ну практически любое твое пожелание. А завтра вечером за ужином назовешь мне свою цену. Идет?
– Идет, – легко согласился Тристан.
Конечно, никакого имперолита у него не было, но не отказываться же от нормальных покоев? Если тебе подворачивается маленькая радость жизни – бери ее и наслаждайся. И не порти себе настроение размышлениями о последствиях.
Глава 6
Подобраться к заключенным в трюме и уже тем более переговорить с ними оказалось не так-то просто. Винландцы хоть и казались безалаберными и легкомысленными, на деле были не такие уж беспечные. Во всяком случае, охрана возле отсеков с пленниками стояла всегда, и всегда – трезвая и бодрствующая.
Вальди измаялся, пытаясь улучить удачный момент, и понял, что еще долго может его не дождаться. Пришлось импровизировать: проникать на корабельную кухню, которую винландцы называли камбузом, заговаривать зубы повару, который звался коком, и, улучив момент, прятать в сухарях, предназначавшихся пленникам, свернутую в маленькую трубочку записку – по всем правилам конспирации. Вот где пригодился опыт передачи запрещенных вещичек тем активистам Либерата, которые оказывались за решеткой!
На следующий вечер Вальди в указанное в записке время появился в отсеке трюма, где держали пленников, с ведром воды и тряпкой в руках и спокойно сообщил, что по приказу помощника капитана пришел драить полы.
Уверенный тон, помноженный на деловитый вид, – это универсальный ключ, способный открыть не все, но большинство запертых дверей. Оглядев сначала Вальди, а затем ведро с тряпкой, охранники едва заметно пожали плечами и пропустили юношу. А он, оказавшись поблизости от решетки, за которой сидели пленники, шепотом спросил:
– Получили?
– Получили. Среди нас есть надсмотрщица монкулов. Но зачем?…
– Держи, – перебил Вальди, незаметно передал свернутый в трубочку лист бумаги, окунул тряпку в воду и начал шумно полоскать. – Прочитайте, сами все поймете.
Потерев еще немного для виду пол, Вальди забрал ведро и удалился. Теперь оставалось надеяться на то, что все сработает как надо: надсмотрщица сумеет воспроизвести на своем свистке команду, описанную в секретном документе; неслышный уху обычного человека звук дойдет до монкулов, которых, не зная, как с ними быть, винландцы просто погрузили в один из отсеков трюма да и оставили там, незапертых, словно обычный груз; а монкулы исполнят эту команду именно так, как описано в документе. Насчет последнего были особенные сомнения…
Вальди вернулся на палубу, ловко скрылся с глаз недовольного помощника капитана, на чем свет клянувшего мертвый штиль, и, спрятавшись среди нагромождений снастей, приготовился ждать.
На небе все ярче горели звезды, зимний ветер становился все холоднее, а на душе все сильнее скребли кошки. В документе Министерства труда было сказано лишь про то, что новую команду испытывали и что она сработала. Но там не было ни слова о том, как остановить монкулов, когда все закончится. Подопытных по окончании испытания уничтожили, и юноша гадал – уж не потому ли, что эта команда необратимая и после нее монкул приходит в негодность?
Образ неподконтрольных, не реагирующих ни на какие команды монкулов заставил Вальди почувствовать себя крайне неуютно. Настолько, что юноша уступил своему внутреннему трусу, который соблазнительно нашептывал ему бежать – хотя куда бежать с корабля в открытом море? – и забрался в корзину впередсмотрящего на одной из мачт. В случае успеха страшной команды тут они до него не доберутся. Во всяком случае, не должны. Вряд ли они умеют карабкаться по мачтам, не так ли?
Вальди выждал четверть часа, а потом еще столько же. Внизу, на палубе, жизнь текла как прежде.
«Не сработало», – обреченно констатировал юноша.
Но тут снизу раздался глухой вскрик, и Вальди, торопливо выглянув из корзины, едва сдержал вопль радости: палубу заполонили монкулы.
Сработало!
* * *
Приказы командования, конечно, не обсуждаются, но Ника считала, что отстранение ее от полетов – это глупейшее решение. Кому они этим делают хуже? Да себе же! Когда ближе к вечеру на границе началась новая воздушная атака Третьего континента, девушка могла думать лишь о том, что без «Урагана» или даже куда менее мощной, но очень быстрой «Молнии» сейчас страдают те авионеры, которые отчаянно сражаются с врагом.
Ника стояла на краю обрыва и с досадой смотрела в небо, куда один за другим устремлялись «подушки» и «гуси», «шпильки» и хорошо знакомые ей авионы Танго. Вот улетела, сверкая белыми крыльями, «Чайка» Мии. Вот высокой свечкой ушел в небо «Ворон» Берты. Вот планирует по широкой дуге желто-голубое «Солнце» Эммы эр Грана, а за ним – белый с полосатыми красно-синими крыльями «Бриз» замкомандира Танго капитана эр Лута. Устремляется вперед огненно-красный «Бросок» полковника рей Хольт… А вдалеке, в невидимом отсюда воздушном коридоре на границе, уже кипит бой.
Ника стиснула кулаки и прикусила нижнюю губу. Судя по отзвукам взрывов, схватка нешуточная!
Где-то час спустя стали возвращаться первые подбитые авионы. С поврежденными хвостами, поломанными крыльями или прошитыми пулями кабинами, они тяжело приземлялись на летные полосы, с трудом тормозили, а порой и вовсе заваливались на бок или утыкались носом в землю.
К ним тут же бежали санитары с носилками, доставали раненую и уносили в лазарет. Если летная машина была не слишком повреждена, одна из оставшихся на базе авионер забиралась в кабину и выруливала авион на боковую дорожку, под навес, где уже поджидали механикеры. Если же летная машина оказывалась совершенно разбита, монкулы прикрепляли к ней тросы, которые цепляли за грузовые мобили, и те оттягивали авион в сторону, освобождая летную полосу.
Ника огляделась. Вокруг кипела бурная деятельность, она находилась в самом эпицентре, но чувствовала себя совершенно не у дел, словно посторонняя. Одинокая и никому не нужная. Отвратительное ощущение. Даже в тот самый первый день, когда они только прибыли на мыс Горн, Тристана арестовали, а на базу началась атака, девушка чувствовала себя лучше.
В тому же в тот раз она взяла «Грозу» и вступила в бой…
Ника вздохнула. Тогда эта выходка сошла ей с рук. Но если она провернет нечто подобное сейчас, ей несдобровать. Впрочем, даже при желании у нее ничего бы не вышло. И «Ураган», и «Молния» заперты в ангаре, и никто его без приказа не откроет. Но даже если бы кто-нибудь из механикер, например Ансель – а он, пожалуй, мог бы на это пойти, – и рискнул бы снять замок, у Ники все равно не было аэролита. Как и положено по уставу, он находился в хранилище, но если обычно авионеры могли беспрепятственно их забирать, то ей летный камень теперь могут выдать только по прямому приказу начальства.
… Когда громко пальнула одна из противолетных пушек, Ника вздрогнула. Взглянув в небо, девушка увидела, как в воздухе распустился дымный черный цветок, а через мгновение из него показался вражеский авиолет. Черный.
