Девушка вздохнула. Авиолетов смертников становилось все больше и больше! Крылатый черный аппарат заложил крутой вираж и понесся вниз, к земле, совершенно очевидно метя в арсенал.
Ника непроизвольно прижала ладонь к губам. Авиолетчик погибнет, но взрыв арсенала разрушит едва ли не весь сектор базы!
К счастью, не одна только Ника просчитала, куда направлена смертельная атака черного авиолета; одна за другой рявкнули противолетные установки, и один из снарядов достал-таки юркий крылатый аппарат. Авиолет сначала накренился, а затем полетел вниз и рухнул на землю на самом краю обрыва, рядом с летным полем.
Не раздумывая ни секунды, Ника припустила к сбитой машине, краем глаза отметив, что с другой стороны туда же бежит группа вооруженного конвоя. Если авиолетчик каким-то чудом выжил, его арестуют.
Авиолетчик не выжил. До черного аппарата оставалась еще пара сотен футов, но сквозь стекло кабины девушка уже видела безвольно лежащее на приборной панели тело, и вывернутая под неестественным углом шея говорила сама за себя.
Конвойные тоже это поняли и перешли с бега на шаг. Приблизившись к авиолету, откинули крышку кабины, выволокли тело, оттащили в сторону и быстро обыскали. Чувствуя себя немного неловко, Ника бестолково топталась рядом. Взгляд с любопытством прошелся по кабине, по приборной панели – и задержался на прикрепленной в углу фотограмме с изображением молодого мужчины с широкими черными бровями, в военной форме и с наградной звездой на груди. Нижний правый угол фотограммы пересекала черная полоса…
Ника медленно отступила на пару шагов. Они считали, что авиолетчики-смертники – это холодные, бессердечные люди, готовые выполнить бесчеловечный приказ жестокого начальства, посылающего их на верную смерть. А оказывается, это совсем не так. Оказывается, они шли на смерть по личным причинам – хотели отомстить за гибель близких им людей. Кем приходился авиолетчику этот мужчина с наградой на кителе? Отцом? Старшим братом? Лучшим другом?
В висках застучало, и девушка прижала к ним ладони, стараясь унять боль. Она помнила все летные бои, в которых принимала участие. Самым страшным был даже не первый бой. И не тот, где она потеряла «Грозу». Самым страшным было сражение с зепеллином Красного Барона, когда ее вел всепоглощающий страх за своего наставника. В том бою она рискнула собственной жизнью, лишь бы спасти Тристана!
От пришедшего к ней осознания Ника застыла. Если каждую авионеру, каждого авиолетчика и каждого солдата будет вести вперед не просто чувство гражданского долга перед своей страной, а личные мотивы, такие, например, как месть за близкого человека, то эта и без того уже страшная война станет по-настоящему ужасной. Ведь тогда каждый ее участник будет готов, как авиолетчики-смертники, драться до последнего… До самого конца… И разве этому можно что-либо противопоставить?
* * *
Сирион казался чужим из-за красно-черных флагов и военных патрулей на незнакомых мобилях с огромными колесами, но главным образом – из-за изменившихся выражений лиц людей и из-за гнетущей атмосферы вокруг.
Агата шагала по улицам и старалась не показывать, как ей не по себе от заколоченных досками дверей контор, от выбитых тут и там стекол в окнах и от обилия чужой военной формы на улицах. И особенно – от того, что ходили в ней исключительно мужчины.
Разумеется, Агата знала, что в армии Третьего континента нет женщин. А уж после времени, проведенного вместе с Сегрином и остальными, она узнала о вражеском государстве достаточно, чтобы понять, почему Третий континент когда-то назвали Запретным: жителям Арамантиды не стоило знать об обществе, где всем заправляют мужчины, это могло бы заронить в головы их джентльменов опасные идеи.
И все же одно дело – знать и совсем другое – видеть, как это работает в реальности. Прекрасно зная, что на дам на Третьем континенте смотрят сверху вниз, Агата тем не менее кипела от возмущения, ловя на себе взгляды, которыми награждали ее солдаты, и особенно – слыша комментарии, пусть даже и комплиментарные, касательно ее внешности. Они беседовали между собой так, будто девушка ничего не слышала, будто она – неодушевленный предмет. Сегрин и остальные не раз говорили об Агате, не обращая на нее внимания – так, словно ее не было рядом; казалось бы, она должна была немного привыкнуть к такому отношению… Но разве к такому можно привыкнуть?
Агата добралась до центра города, и ее сердце сжалось при виде черно-красного стяга на шпиле ратуши, обгорелых крыш одного крыла Министерства труда и пустого постамента на площади Первых Полетов. А еще в глаза бросились новенькие таблички на стенах домов и фонарных столбах. Красные таблички с черными буквами – и новыми наименованиями улиц, проспектов и площадей. Третий континент делал Сирион своим.
В глубине души Агата надеялась увидеть хоть какие-то признаки сопротивления; именно это было главной причиной для пешей прогулки. Не баррикады на улицах, конечно, но хотя бы поспешно написанные на стенах призывы бороться с захватчиками и демонстративно закрытые конторы, не желающие обслуживать врага. Однако ничего подобного девушка не заметила.
«Неужели все смирились? – гадала она. – Неужели приняли случившееся? Но почему? Почему никто не поднимается на борьбу? Не может быть, чтобы во всем Сирионе не осталось людей, у которых хватит пороху сопротивляться! Не могли же они все разом пропасть!»
«Хотя… почему же не могли? – сама себе отвечала девушка. – Люди привыкли полагаться только на авионер, привыкли, что те непобедимы, а значит, им самим не стоит беспокоиться о собственной безопасности. Они разучились бороться и защищаться. Особенно – джентльмены».
От нерадостных мыслей девушку то и дело отвлекали выкрики девочек – разносчиц газет. Точнее, одной-единственной газеты. И по мере того как Агата проходила квартал за кварталом, она узнавала от них все больше и больше новостей.
– Читайте свежий вечерний выпуск! Обращение гранд-маршала ферр Крайга к жителям Сириона! – кричали на одном перекрестке.
– Министр полетов призналась в преступлениях против народа Арамантиды! – зазывали покупателей на углу обувного магазина.
– Спешите узнать первыми! Мыс Горн на грани капитуляции! – доносился звонкий голос с перекрестка, а на противоположной стороне улицы его перекрывал другой:
– Новая власть – за справедливость: джентльмены получат право учиться в университетах!
Отыскав глазами разносчицу, сообщавшую новость про университеты, Агата удивленно хмыкнула – это оказался мальчишка! Никогда прежде девушка не видела мальчишек – продавцов газет. И в том, что именно он кричал о справедливости для джентльменов, было что-то символичное.
Агата смотрела на бойких маленьких продавцов и думала, что эта картина как никакая другая наглядно демонстрирует, что жизнь продолжается несмотря ни на что. Вчера эти девочки сообщали новости об очередном подвиге мадам лин Монро на мысе Горн, а сегодня – о том, что завоеватели несут справедливость. Что ж, власти меняются, старые газеты закрываются, открываются новые – а кушать людям хочется по-прежнему. И если все, чем ты можешь заработать на жизнь, – это выкрикивать заголовки газет, то ты продолжишь их выкрикивать, какими бы эти заголовки ни были.
… Над входом в Министерство языка и печати растянулся красно-черный флаг, табличка с названием исчезла, зато появился вооруженный караул и новая табличка с загадочной и непонятной надписью «Четвертый временный военный комитет». Интересно, что бы это означало?
Из-за угла выехал мобиль, каких Агата прежде никогда не видела: с необычно длинным капотом, непривычно низкой посадкой, весь сверкающий фарами и многочисленными зеркалами. В Арамантиде таких не делали. Неужели Третий континент привез сюда даже свои мобили?
Агата так засмотрелась на необычный транспорт, что совершенно не обратила внимания на водителя. И только когда мобиль затормозил прямо у входа в загадочный Четвертый комитет и из-за руля вышел молодой мужчина в чужой форме, Агата волей-неволей взглянула и на него.
И беззвучно ахнула. Это был Кирби! Весело улыбаясь, он бросил что-то стоявшим у входа караульным, те ответили, и они все вместе дружно рассмеялись. Кирби легко взбежал по ступеням и скрылся за дверью.
А Агата стиснула кулаки, с ненавистью глядя ему вслед. Значит, вот как он страдает и переживает из-за ее отсутствия? Что и требовалось доказать! Смеется, шутит, разъезжает по городу на шикарном мобиле, словно хозяин, пока местные жители отсиживаются в своих домах, а то и вовсе за решетками. Ну уж нет, этого терпеть нельзя!
* * *
Монкулы вели себя необычно; ничего не осталось от размеренных, немного неловких, медлительных движений, делавших их похожими на механические куклы. Сейчас по палубе перемещались существа, которые больше смахивали на хищников: в любой момент готовые к стремительному броску и смертельному удару.
Монкулы хватали винландцев и волокли к корме, не обращая никакого внимания на сопротивление. Если какой-то жертве и удавалось вырваться, то пару секунд спустя она попадала в руки других монкулов.
Проводив взглядом очередного матроса, с пронзительным воплем полетевшего за борт, Вальди едва удержался от ликующего возгласа. Так их! Так!
Винландцы, совершенно не ожидавшие нападения, не смогли организовать достойного сопротивления. Кое-кто, конечно, выхватывал из-за пояса саблю или револьвер и успевал пару раз ударить или выстрелить. Но то, что остановило бы живых людей, не действовало на монкулов, ведь они не испытывали никаких чувств; им было все равно, что их убивают, они продолжали атаковать, послушные полученной команде.
Наблюдая за тем, как монкулы эффективно зачищают корабль от винландцев, Вальди подумал, что было бы очень неплохо проделать то же самое и на других судах – и освободить всю воздушную армию Арамантиды.
Юноша невольно усмехнулся. Какая ирония судьбы! Он, активист Либерата, всерьез размышляет, как помочь тем, против кого он так яростно сражался последние годы, – властям Арамантиды. Впрочем, солдаты и авионеры, запертые в трюмах, – это не власти. Они обычные рядовые люди; не они развязали эту войну, не они придумали обращать преступников в монкулов.
Тем временем палуба превратилась в одно большое поле битвы, заполненное паникующими людьми и равнодушными монкулами. Последние определенно выигрывали благодаря численности и полному безразличию к своей судьбе. Безучастно и спокойно они шли прямо на дула револьверов и под лезвия сабель – и теснили, теснили людей.
Вероятно, именно это и сломило винландцев. Очень сложно сражаться, если враг наступает, не обращая ровно никакого внимания на опасность, и совершенно не реагирует на самое страшное, что ты можешь с ним сделать, – на смерть. И неважно, скольких ты убьешь, ведь остальные все так же наступают.
И винландцы дрогнули. Перестали отбиваться и отстреливаться и бросились бежать кто куда. Вот только бежать на палубе корабля было некуда. Кто-то нырял в трюм, кто-то прятался под спасательными шлюпками, кто-то взбирался по снастям, кто-то искал укрытия в стоявших на палубе авионах, а кто-то и вовсе сам прыгал за борт – вероятно, в надежде доплыть до соседнего корабля. Шанс последних на удачу Вальди оценивал невысоко: в ледяной воде человек проживет совсем недолго.
Монкулы преследовали убегавших и искали спрятавшихся с упорством охотничьих собак: поднимали шлюпки, проверяли среди нагромождений бочек, ящиков и канатов, заглядывали в кабины авионов, терпеливо ждали у люков, ведущих в трюмы, и стояли, задрав головы, под мачтами, на которые забралось несколько беглецов. Вид неподвижных застывших фигур, готовых ждать свою жертву столько, сколько понадобится, наводил ужас.
Вальди еще раз воскресил в памяти содержимое секретного документа, который он вызубрил наизусть на случай, если потеряет. Там сухим казенным языком сообщалось, что лаборатория Министерства труда разработала специальную команду по уничтожению противника, которая превращала монкула, по сути, в орудие убийства. Команде приписывалась категория запрещенных, ее полагалось держать в строжайшем секрете, и санкционировать применение могли только совместно министр полетов и министр труда. Далее в тексте шла какая-то непонятная формула, составленная из цифр, музыкальных нот и странных значков, – вероятно, описание этой самой команды. Ниже – примечание: «Крайне опасно». Еще ниже: «Рекомендуется к применению только в самом крайнем, чрезвычайном случае».
Выглядело все это так, словно Министерство труда придумало оружие, которое оказалось настолько страшным, что создатели сами его испугались. Однако уничтожать его все-таки не стали, решили оставить на черный день.
Час спустя винландцев на корабле больше не осталось, монкулы замерли, словно статуи – безмолвные и неподвижные, и Вальди решил, что пора спускаться. Во-первых, кто-то же должен стоять за штурвалом, а во-вторых, надо освободить пленников.
Однако, как только юноша выбрался из корзины впередсмотрящего и начал спуск, несколько монкулов, до сей поры неподвижно стоявших неподалеку, подошли ближе к мачте.
«Они что, за мной? – испуганно подумал Вальди. – Но ведь я – свой…»
Да только страшная команда вряд ли несла в себе механизм, с помощью которого монкулы отличали бы своего от чужого. Команды, которые обычно получают монкулы, всегда предельно просты: сесть, встать, идти, помыть, поднять… убить. И сейчас Вальди для них – просто объект, который требуется уничтожить.
От последней мысли юношу пробрала дрожь, и он застыл, размышляя, как ему быть. Как только он спустится на палубу, его ждет та же судьба, что и винландцев, – быть брошенным за борт.
«М-да, я определенно не продумал свой план освобождения до конца», – вздохнул Вальди, глядя на толпящиеся под мачтой существа и невольно вспоминая грошовые романы-страшилки, в которых использовалась популярная тема монкулов, вышедших из-под контроля и убивающих людей. Он и сам их порой почитывал, чтобы пощекотать нервы. А вот теперь сюжет этих романов воплотился в жизнь и в реальности оказался во сто крат страшнее.
Глава 7
Срочный сбор всего личного состава базы рано утром возле штаба живо напомнил Нике тренировки морали и боевого духа, которые совсем недавно, хотя казалось, что уже целую вечность назад, устраивала мадам лин Монро…
Но только сейчас перед толпой появилась не замкомандующая, а генерал эр Спата.
– Сегодня майор эр Мада проведет в Патагоне Церемонию камней, – без предисловий объявила главнокомандующая. – Все служащие летной базы, желающие принять в ней участие, могут отлучиться в город на время Церемонии. Те, кто разбудит летный камень, пройдут курс ускоренного обучения в специально сформированной эскадрилье.
– А смысл? – раздался неожиданный выкрик из толпы.
Генерал оглядела толпу. На многих лицах было написано одно и то же чувство – сомнение. Сирион захвачен, провинции вот-вот присягнут Третьему континенту, дни Арамантиды сочтены. Тогда зачем безнадежная борьба и бессмысленные смерти?
– Мыс Горн много лет хранил безопасность нашей Империи, – напряженным тоном заговорила генерал эр Спата, и ее негромкий голос неожиданно легко разнесся над толпой. – Много лет мы сражались один на один с Третьим континентом. И побеждали! И вот сейчас враг впервые нанес подлый удар, трусливо зайдя нам в спину. Почему он пошел в обход? Почему обогнул полмира на кораблях? Да лишь потому, что боялся схлестнуться с нами в открытом бою. Потому что знал, что сквозь нас он не пройдет!
Генерал эр Спата не обладала магнетизмом мадам лин Монро, и все же была в ее словах какая-то особая сила, которая проникала в самое сердце людей – и зажигала их.
Ника почувствовала, как сами собой расправляются плечи, поднимается подбородок. Украдкой оглядевшись по сторонам, девушка заметила, что то же самое происходит и с остальными. Обреченность и сомнения исчезали из взглядов людей, сменяясь гордостью. Гордостью за мыс Горн, частью которого все они являлись.
– Мы долгое время царили в небе и правили миром. Неужели вы считаете, что, раз нас однажды сбили, мы больше не взлетим? Ничего подобного! До тех пор пока жива хоть одна авионера, мы расправляем крылья и поднимаемся в небо! Сирион будет освобожден, а враг – повержен! А до тех пор наша с вами задача – выстоять! И мы выстоим!
Толпа разразилась приветственными криками. Не по команде – по собственному желанию. Ника охотно присоединилась к товарищам по оружию, чувствуя, как вместе с криком вырываются наружу сомнения и страх. Здесь и сейчас Арамантида непобедима!
– Возвращайтесь на свои посты и помните, – напутствовала генерал эр Спата, когда толпа стихла, – вы – это Арамантида, а Арамантида – это вы… Авионеры, прошу вас задержаться.
Неожиданная просьба, высказанная в самом конце, вывела Нику из охватившего ее состояния эйфории. Что происходит?
Оглядевшись, девушка увидела на лицах остальных такое же недоумение и любопытство.
– Многие из вас уже знают, что Тристан рей Дор захвачен врагом, – начала генерал. – По нашим сведениям, он находится в плену в Кондоре, у Красного Барона.
Ника громко охнула. Впрочем, этот звук потонул в едином шумном выдохе авионер. Как это – в Кондоре? Он же остался на Окракоке! А Красный Барон? Она же сбила его зепеллин… Как он выжил? Впрочем, и это неважно. Важно то, что Тристан в плену и вызволить его оттуда будет ох как непросто.
И тут Нику бросило в холодный пот. Генерал сомневалась, снаряжать ли за Тристаном спасательную экспедицию к пиратам, а уж в самое логово врага она ее и подавно не отправит!
– Рей Дор не просто в плену. Он находится фактически в самом сердце вражеских земель, – продолжила главнокомандующая, словно озвучивая худшие опасения Ники. – Именно поэтому я считаю, что не имею морального права отдать кому-то из вас приказ. Однако рей Дор – авионер. Один из нас. А мы своих не бросаем. Мы снарядим спасательную миссию, но только если найдется достаточно добровольцев, и…
Ника не дослушала; после слова «добровольцы» она заработала локтями, пробивая себе дорогу вперед. А когда вышла перед строем авионер, поняла, что она – не первая, там уже стояла Ванесса! Странно, а она-то как тут оказалась? Генерал же попросила остаться только авионер. Впрочем, сейчас это было совершенно неважно, Ника просто обрадовалась, что не она одна готова на это безумство.
Позади раздался шум, и девушка оглянулась, чтобы увидеть, кто еще вызвался добровольцем. Берта! И вид у нее был самый что ни на есть невозмутимый. А затем вперед шагнула… мадам эр Мада!
Ника заметила, как стоявшая в первом ряду майор рей Фол скептически покачала головой, а генерал эр Спата едва заметно нахмурилась. Но мадам эр Мада, похоже, не было никакого дела до их неодобрения; она с независимым видом скрестила руки на груди, словно заявляла: «Только попробуйте меня отговаривать!»
Тем временем все новые и новые добровольцы выходили вперед, и не только авионеры из Танго, но и из других эскадрилий. При виде их у Ники перехватило горло. Она гордилась ими всеми! И гордилась Тристаном: вон сколько людей его уважают и любят и готовы отправиться на его спасение.
Однако среди добровольцев не было авионеры, которую Ника ожидала увидеть одной из самых первых. Не было Мии.
Ника оглянулась, разыскивая ее глазами в толпе. Может, Мия в патруле?
Но нет, та стояла среди других авионер Танго, а заметив недоуменный взгляд Ники, опустила глаза и подалась назад, словно хотела спрятаться.
Ника недоуменно вскинула брови. Что происходит?
– Что ж, – прервала ее размышления генерал эр Спата, – рада видеть среди вас столько неравнодушных к судьбе одной из наших… одного из наших. Благодарю вас всех, но для операции потребуется совсем небольшая группа. Возглавит миссию и займется отбором майор эр Мада.
Речь главнокомандующей прервало появление адъютанты, принесшей ей срочное сообщение. Вид у той был крайне взволнованный, и вскоре такое же выражение появилось и на лице главнокомандующей.
– Как сбежал? – донесся до Ники тихий голос генерала. – Как сегодня ночью? Его же держали под стражей! Привести ко мне караульных!
– Добровольцы, слушаем сюда! – громко объявила мадам эр Мада, отвлекая внимание на себя. – О составе спасательной группы я проинформирую вас всех сегодня за ужином в «деревяшке».
Ника с тревогой уставилась на бывшую директрису. Возьмет ли она ее?
Подошла Ванесса, встала рядом.
– Как думаешь, кого она возьмет? – заговорила она.
«Уж тебя-то наверняка, тебе и волноваться не надо, ты у нее в любимицах», – едва не сказала Ника, но промолчала.
– Я думаю, Черную Берту. И возможно, кого-то из Тени. А вот из Гранита вряд ли, «подушки» в такой операции – не лучший выбор. Ну и тебя, конечно.
– Хотелось бы! – вырвалось у Ники.
– Тут и сомневаться нечего, – фыркнула Ванесса. – Ты же летаешь на «Урагане».
«Да, только мадам эр Мада меня недолюбливает», – возразила про себя Ника.
– А мадам майор – опытный офицер, она никогда не позволит личным приязням или неприязням взять верх над соображениями разума, – словно подслушав ее мысли, продолжила Ванесса. – Интересно, а Мию взяли бы, если бы она вызвалась?
– До сих пор не понимаю, почему она не вышла, – пробормотала Ника.
– Она его просто не любит, – небрежно, словно о чем-то само собой разумеющемся, бросила Ванесса. – Или, во всяком случае, не настолько сильно, чтобы рисковать своей жизнью.
– А ты – настолько? – спросила Ника прежде, чем успела подумать – и удержаться от этого бестактного вопроса.
Лицо Ванессы мгновенно превратилось в ледяную маску высокомерия и аристократического превосходства. Девушка окинула Нику надменным взглядом и молча ушла.
* * *
Едва только Кип услышал о том, что требуются помощники для подготовки зала городской Ассамблеи к Церемонии камней, он тут же предложил свои услуги. Эмма совершенно однозначно дала ему понять, что он не обязан сидеть дома и что ей нравится, когда он вносит свой вклад в общее дело, и это его чрезвычайно окрылило.
