Павел Васильевич Коптяев "Мы живы"

Самым таинственным объектом в поле зрения наших окон была церквуха на месте станции метро «Ломоносовская». Официально это когда-то была Свято-Духовская церковь Фарфоровского кладбища. Во время блокады там был морг, а потом цех по производству сковородок. К моменту моего сознательного возраста она была заброшена и полуразвалена. Как всякая живописная руина, она казалась таинственной и притягивала к себе, но гулять возле нее было как-то страшновато. А вот кидать обломки кирпича в ее затопленный подвал – ни капельки. На этих развалинах мальчишки играли то в рыцарей, то в мушкетеров, периодически что-то там поджигая. Тогда приезжали пожарные, и можно было любоваться в окно на красные пожарные машины и пожарных в блестящих медных касках.

Ну разве можно не любоваться такими пожарными машинами?

Еще один объект наблюдения – помойка под нашими окнами. Не какая-то грязная чмонь, а деревянный павильон с крышей, выкрашенный зеленой масляной краской. Внутри него стояли круглые баки с крышками. Когда приезжал мусоровоз на базе ГАЗ-51, сзади у него откидывались направляющие, по ним двое грузчиков с грохотом спускали пустые баки, с грохотом роняли их на землю, катили в павильон, и переворачивали. Потом опять же с грохотом роняли на бок полные баки, катили к машине, водружали на направляющие, и с помощью специального троса подтягивали баки к кабине.

Потом такие машины сменили ГАЗ-53 с гидравлическим манипулятором, и один водитель со всем справлялся.

Крупный мусор вроде деревяшек и прочей мебели мальчишки радостно жгли на костре рядом, на полупустыре-полусквере на месте бывшего кладбища. И мне иногда перепадало такое удовольствие.

Прямо под нашими окнами были кучи угля – в подвале была угольная котельная. В окно полуподвала было видно, как кочегары подкидывают уголек и шуруют в топке кочергой. В те дни, когда не давали отопление или горячую воду, раскрытые дверцы печей в темноте выглядели жутковато, словно крематорий концлагеря. Зато завоз угля – это просто праздник. Приезжают самосвалы. У них поднимается кузов, уголь сыпется, водители хлопают задним бортом, чтобы высыпалось все, что прилипло, кузов опускается, самосвал уезжает. Красота.

Позже котельные прикрыли и стали прокладывать теплотрассы. Какие только самосвалы не покрутились под нашими окнами. И «Шкоды», разгружавшиеся вбок, «Татры», ЗИЛы с прикольными одноосными прицепами. И автокраны. За ними можно было наблюдать целый день.

А на улицах было не оторвать глаз от тяжелых панелевозов.

Тогда наш район активно застраивался, хрущевки собирали быстро, как дети дома из кубиков.

Панелевозы и переезжающие новоселы – точная примета эпохи. И настолько важная, что сам Хрущев в 1957 году приезжал на домостроительный комбинат на Александровской Ферме и на стройку квартала возле Ивановского карьера.

«Н.С.Хрущев на строительстве в районе Щемиловки во время своего пребывания в Ленинграде, 1957 год».

А первый панельный дом был построен на улице Полярников и виден из окна нашей кухни.

Ул. Полярников 10. Первый в СССР крупнопанельный дом.

Кроме всех этих чудес техники не давали мне покоя уборочные автомобили, зимой сгребающие снег с проезжей части и поливающие улицы в жару, летом подметающие мусор, даже из-под бордюра, своими щетками.

На такой поливалке на базе ЗИЛ130 работал Толя Веселов, муж Галины и отец Сереги, и нам с Василием Федоровым удалось на ней покататься.

Как-то купила мама нам с Мишей книжку-раскраску с такими коммунальными машинами. У него получилось все ровно и красиво, а у меня карандаш постоянно вылезал за контур, все машины получились жуть какими лохматыми. Что оставалось делать? Только обидеться на Мишу.

А во дворах шастали такие вот агрегаты на основе мотороллера. С прицепом, цистерной и еще черт знает чем. На этой тарахтелке коммунальщики возили уголь, песок, лопаты с метлами, воду.

Ну а как вам такой снегоуборщик? Его лапы нагребали снег на транспортер, и он поднимал снег, сбрасывая его в кузов самосвала.

Такое обилие техники явно наложило отпечаток на мою личность. Купленный для меня диван сразу превратился в грузовик-трансформер. Боковые стенки, которые могли откидываться под разными углами, становились задним бортом или капотом, а прямоугольные, чуть скошенные подушки были идеальным сидением со спинкой. Оставалось наваливать груз в кузов и крутить баранку. И совершенно не смущало, что раскраска дивана – в желто-синие перчики.

И главное, что я помню из своего детства – это дружную компанию всей нашей родни. И как все собирались, если кому-то что-то нужно было сделать. Тот же диван тащили все вместе из магазина в доме 94 на улице Седова. И я его тоже тащил вместе со всеми. И как делали ремонты друг у друга. И в этом я тоже принимал участие – возил на своем игрушечном самосвале оторванные обои.

«Мы здесь когда-то жили веселою гурьбой»[3 - Д. Сухарев «Звенигород»]

Ну а как отмечали все родней праздники – это отдельная тема.

ДЕТСКИЙ САД

Чем больше взрослеешь и умнеешь, тем сильнее огранивают твою свободу. Вот и я в 1963 году был отправлен в детский сад. Соблазнили рассказами о куче игрушек и книг. Мама, уже наученная опытом Миши, не стала крутиться под окнами детсада, горюя об отданном в чужие руки сыночке, вызывая бурную истерику чада, и быстро исчезла. Я постоял-постоял у окна, пытаясь ее увидеть, и слегка обидевшись, под уговоры воспитательницы, пошел смотреть игрушки.

Игрушек и книжек действительно оказалось много. Но я еще не знал главного ужаса – это все на целый день, пока тебя не заберут после работы. Да еще этот распорядок дня с ненавистным тихим часом… И вот утром мама ведет меня в сад, мы переходим улицу Бабушкина, она оставляет меня у арки дома №42 и бежит на трамвай, чтобы не опоздать на работу. Хотел самостоятельности – получи. Я прохожу арку, в сквере кокаю пустые бутылки… иногда их так много, что я позволяю себе опаздывать на завтрак… вхожу в правую дверь детсада, поднимаюсь на второй этаж, преодолеваю раздевалку… сколько нервов мне попортили эти шнурки…

Вот он, мой детский сад №50, улица Бабушкина дом 42, корп. 3. И сейчас там детский сад.

И вот та арка, через которую я в него шел

И начинается… Завтрак, манная каша, гимнастика с музыкой, прогулка, обед с макаронами и котлетой. Вливание в рот ложки такого полезного, но такого противного рыбьего жира. Следом ненавистный тихий час, полдник, прогулка, и тебя уводят, наконец, домой. Ужин – опять суп и котлеты (и кто теперь мне сделает такие котлеты!), совсем чуточку времени на игры и книги (какие хочется!) или даже погулять как хочется. Если повезет – мультики или кино по телевизору… И все – спать… И так каждый день.

Но грех жаловаться на воспитательниц. Они нам скучать не давали. Я не помню, какие игры они устраивали, зато отлично помню, как нам читали страшноватые былины, сказки, «Незнайку». А позже – свежую повесть «Шел по городу волшебник», по которой потом сняли не очень удачный фильм «Тайна железной двери». И «Цветик-семицветик», где глупая девочка так бездарно разбазарила кучу желаний. Темными вечерами показывали диафильмы: яркую немецкую сказку про пряничный домик, жутковатого «Робинзона Крузо» и смешного «Хоттабыча». Картинки с кривыми штангами ворот на футбольном матче – просто умора. А в свободное время можно было развлечься. Например, стырить в кладовке металлический крючок от кроватной сетки, чтобы использовать его как жесткую сцепку для буксировки игрушечных грузовиков. Точь-в-точь как у настоящих: часто виденная картина на улицах, как тащат неисправные автомобили, глубоко запала в мои творческие изыскания. Особенно впечатляла буксировка «методом частичной погрузки», когда грузовик передними колесами погружался в кузов другого.

На прогулках тоже хватало интересного. То разглядываешь горящие фары и подфарники ГАЗика, привозившего продукты, то машины, стоящие в очереди на заправку. Тогда они подъезжали к АЗС по Прямому переулку, еще с дореволюционной булыжной мостовой, со стороны Ивановской. Один раз даже видел, как водитель ел яблоко. Вид автомобилей, которые ездили куда-то там, навевал тоскливую тягу к свободе. Масла в этот пожирающий душу огонь добавляли люди, ходившие как бы беззаботно туда-сюда, то есть куда хотят, а не болтались в одном и том же дворе, и как бы не занятые какой-либо работой.

Из многочисленных зимних прогулок помню, как мы слепили великолепный снеговик, один из шаров которого был слеплен именно мной. А потом я видел, как какие-то мальчишки его ломают. И плакал. Так горько, что наша воспитательница вышла и объяснила хулиганам, как они неправы. И еще помню гигантские сосульки, свисающие с крыши нашего садика. Ближе к марту они изумительно сверкали на солнце и роняли капЕль, совсем как на картинке в журнале «Мурзилка». Какое великолепное зрелище!

Ну а если нас водили гулять куда-нибудь за пределы детсадовского двора, тогда совсем вооооще… Одно из таких мест – сквер у Володарского моста, напротив районной администрации, которая тогда называлась райсоветом. Вокруг этого фонтана можно было вертеться часами.

Потом, в начале семидесятых, он захирел и его разобрали. Жалко-то как.

А еще были праздники. Майские и ноябрьские. И восьмое марта, когда мы мастерили мамам подарки. Одна такая открытка-аппликация до сих пор хранится в моем детсадовском альбоме. Или шкатулки из картонных коробочек из-под зубного порошка. Сперва их покрывали черной краской. Как она невыносимо долго сохла… А потом рисовали на ней ветку ландыша. Красота. Или устраивали праздник просто так. Решили быть гномиками – сделали колпаки из бумаги, раскрасили и приклеили кругляши типа помпонов.

Вон он я – сижу крайний справа. Серьезный такой. Рядом стоит Юрка Павлов, слева во втором ряду сидит Валерка Прусак и где-то за воспитательницей Мишка Пахомов. И наша чудесная воспитательница. Девушки шестидесятых, какие вы прекрасные.

Ну и, естественно, новый год. С елкой и Дедом Морозом. И я, стоя на стульчике, читаю ему какое-то стихотворение. Хоть я и стеснялся выступать перед публикой, но в этот день я был во всей своей актерской красе. Какой был успех!

Вот такие мы были новогодние зайчики. Я в первом ряду справа с красным бантом в белый горошек.