Столь симпатичный щёлкающий образ дробился, затем отдалялся, становился не столько более расплывчатым, сколько скорее обобщённым, я бы сказал, даже генерализованным, то есть, с явным вектором, нацелом на взятие и этой жертвы на абордаж. Рассыпание на части продолжалось, пока не оставался него лишь один опознавательный признак – человекоядность. От него Ксюшка и в моём сне ни при каких усилиях не была в состоянии избавиться, сбросить его, хотя бы надёжно замаскировать, поскольку всё же являлась именно хищницей и больше никем. Поскольку что-что, а уж зубки свои спрятать никак не могла.
Ключевой, функциональный признак, как стигма, проглядывал сквозь какой угодно принимаемый ею облик. Поэтому что бы кузька Ксюшка ни предпринимала, через него я всегда выходил на истинный след преследующей меня хищницы. Мгновенно узнавал её, хотя и всё более искусно маскирующуюся, всё более пронырливую, ловкую и додельную. Пока что удавалось идентифицировать, опознавать в любом облике, заиньку мою ненаглядную, можно сказать, саблезубую.
Буду надеяться, что ещё какое-то время получится проделывать такой кунштюк. Потому что как только не смогу – тогда-то всё и грянет. Так и не знаю пока, что тогда настанет. Наверно полный гербалайф!
Однако затем я пробыл во сне несколько более вещим образом, то есть, опять полетал. Как захотел, никого не спросясь, – так и сделал. Плюя на все законы и прочие условности. Словно в цирке, вновь сказал сам себе «ап», привстал на цыпочки, а потом сходу и поволок себя вверх. Может, кстати, теперь и с подачи Ксюхи?! А иногда и за руки взявшись с нею. Поперва с малого, с ходьбы по воздуху по-над самой землёй начинал, но затем, оттолкнувшись, снова и снова уносился ввысь. Прямо таки ввинчивался в неё без остатка. Чем дальше отрывался в упоительную бесконечность над головой, тем всё легче и легче дышалось. Даже когда воздуха совсем не оставалось. Причём антеннка за ухом почти не мешала. Несколькими снами позже не столько сам уже летал, сколько и других учил, по примеру Ксюхи. За недорого. Как самый-самый обыкновенный кузькоид. Один зелёненький полтинничек. Нормально. Всё стоит денег.
Как после этого думать, что сны никоим образом не отражают реальности?! С другой стороны, а вдруг всё обстоит как раз наоборот?! На самом деле реальность только тогда происходит, состаивается, когда отражает вот такие программирующие сны, как вода небо, как платонова пещера реальные идеи?! Кроме снов направить человека на путь истинный некому, ни поблизости, ни вон там, далече. Для кого же меня так навязчиво программируют и учат отрываться от Земли?! Кто воспользуется всем моим самым сокровенным?! Как ухватить его покрепче за склизкий хвост, да и вытащить побыстрее сюда, в первую по счёту от меня, едва приснившуюся реальность да допросить с пристрастием?! Что же ты, сука, творишь?! Возможно ли такое в принципе?! А ты спросила, хочу ли я?!
Да разве теперь поймёшь! Разве впоймаешь! Нас всегда атакуют во сне, беззащитными. И только потом это становится неотвратимой явью.
Изображение авторское
Глава 25. Будильник с хреном
Несмотря на всегдашнюю бодрость начавшегося дня, благотворительный завтрак на этот раз почему-то в горло не полез. В другое отверстие, может быть, ещё и сподобился бы. Всеми суставами сучок упирался, выл, царапался, но не лез. Однако бодун всё равно тут оставался ни при чём. Бомжики исправно сидели за столом и трудолюбиво ковыряли ленивые вареники, подозрительно припахивающие непонятно чем, но неотъемлемым. Полуподвальные ребята и сами пахли неважно, обычно. Скунсам не было бы за них стыдно. Но ели всё-таки мало. На этой планете как приготовят иногда что, так хоть выпрыгивай куда-нибудь в сторону, скажем, Марса, или того же созвездия Гончих кузек. Там-то по меньшей мере вкуснее накормят.
Передовой эшелон полуподвального сообщества, глубоко подоночья элита, вновь активно искала себе приключений на одно место. Изначально любому понятно какое. Может быть даже, если повезёт, то и не на одно место. В чём тоже следовало бы разобраться. Бывший педофил, а ныне педофоб Фредди Серёгин по дико несуразной и бородатой кличке «доцент» долго и во всеуслышанье гадал, для чего же их обаятельный спиногрыз, то есть непонятный мальчик-бомжоночек, здесь, в полуподвале среди них окопался, что ему тут от всех так срочно потребовалось. Прямо как с ревизией прибыл. Серёгин при этом приводил всякие научные рассуждения, чем даже бомжомамку с папкобомжем слегка впечатлил и поэтому напугал. Ему даже не стали бить морду лица, хотя недавно и пытались, а тут вдруг почти до конца взяли да и выслушали.
Потом доцент научной педофобии сравнил мальчонку даже со сфинксом египетским, что на страже долины пирамид стоит в одной африканской стране по имени, прости господи, Египет. Стоит себе, сволочь, и молчит, как партизан. Даже пушечное ядро Наполеона, отколов кусок от носа человеко-льва, не вытрясло правды из такого загадочного молчания. Вывод: и от нашего пацана, как ни пытай, ничего не добьёшься, даже появись он в натуральном исполнении, с гривой, в собственном соку и потребуй перехода в свою рычащую веру. Если же, не дай бог, он всё-таки найдётся, вновь исполнится в такой своей басурманской натуре, тогда просто останется всем быстро собраться и уходить. Подобру-поздорову. От греха подальше. Пускай это счастливое семейство само тут остаётся и размножается дальше в том же ебипетском духе.
Небось, не перевелись у нас другие загадочные изваяния, в изножии которых и без ночных пыток вполне сносно можно провести остающееся время.
Наслушавшись этих, а также других, долгих и пылких рассуждений Фредди Серёгина о сумрачных злодеяниях инфернального карлы и полностью проникнувшись ими, бывший интеллигент Жорик также слегка возбудился и принялся энергично восклицать, словно шайбу гоняя гуманитарный вареник по столу:
– Всё, бичи, если оно так и есть, как сообщает доцент, то нам обломилось, как никогда до сих пор! Бля буду! Мы всё же попали в Поле Чудес, в то самое заколдованное место, где всё закопано, а раскапывать принципиально и даже категорически некому. Здесь, в полуподвале для нас, а может и из нас, сделали взлётную площадку в действительно кайфовую жизнь. Лифт в параллельный мир установили. Портал или хаб для перекачки на тот свет соорудили. Все степени свободы самосвалом сгрузили под ноги ко всем нашим услугам! Что хочешь, то и твори! Как эти господа сверху каждый день и делают, падлы. Поэтому, бичи, просекайте всё это дружно, пока не поздно! Дураки совсем станем, если не воспользуемся, не побудем, хоть чуток, хоть какими-нибудь, но настоящими. Иначе нас всех тут окончательно стравят между собой, потом пустят на щебёнку. Покрошим тогда друг друга, просто как пить дать!
– Не юли, господин бомж, – сурово одёрнул его сыщик, при этом сизый туман у него самого даже из ушей клубился, – жути попусту не нагоняй, а предлагай. Не люблю я этого. Конкретно говори! Не то враз опять товарищем сделаю!
Жорик сразу стушевался и принялся сдавать карту обратно. С конца на начало.
– Да чего тут. Предлагать пока нечего. Ясно только, что сам по себе парнишка может быть и ни при чём, неча мутного доцента слушать. Иначе бы не пропадал. И нас не запускал как воздушных змеев в космос. Нет-нет, пацан он всё равно правильный. Если кто-то кого-то с кем-то стравливает, то может это и правда. Или даже по делу, хоть я такого не заметил пока что. Но только не он это проделывает. Нет-нет, не он. Однако в одном я согласен с нашим трепачом, то есть, с доцентом – наверняка этот короед где-то над нами благополучно материализовался, господ бугров забавляет, глазки строит. Может даже письку показывает, которой как никакой другой ещё писать и писать, как нам глазами хлопать.
Но раз так, то самое первое дело для нас пока что – отыскать пацанчика, да побыстрее взять с этого положенное, то есть, отступное, а потом и магарычовое. Прежде всего, с тех козлонавтов, что умыкнули нашего короеда. Затем и сам магарыч – с мамки, да с батьки. Ништяк в целом, думаю, получится! Пузырей на пять, полагаю. Что потом делать, успеем решить. Ещё не вечер, ещё ясны глаза.
– Ай, молодца, Жорик, ай, выкрутился, – восхитился его дружок Колик, – я дико горжусь тобой, бичара. Любую дырку законопатишь! Допивай свои помои и айда наверх! Покажем этим пентюхам, как наших деток мучить. Где наша, однако, не пропадала, правильно?! Толик, ты где?! Давай свою коронку, покажем всем тем гадам, где кузькина мамка Клавка зимует?! Писюнеть так писюнеть до упора!
– А я?! – Возопила, подхватываясь, Клавкина конкурентка бомжомамка леди Кры.
– Сиди. Не дёргайся. Тебе не положено. – Поставил её на место супруг. – Парни что надо – всё сделают сами. Век свободы не видать, но я бы их посадил на свои «двадцать-шестые», на «мигари». Честняк говорю, доверил бы свой хвост. Может быть с подхвостьем даже.
– Ой, а я дико писюнею, Клава!.. – Толика наконец прорвало, правда, чутка с поздним зажиганием. Вареник помешал раньше контр-ударить по врагу.
Жорик и Колик, просветлённые и ободрённые высоким доверием номинального главы полуподвальной оппозиции, самого комэска, а также преисполненные решимости защищать матёрому асу хвост со всем остальным хозяйством, а также права всяких там обездоленных малюток во имя пресвятой Клавы, всемогущей мамы всех и всяческих писюнов – смело и решительно ушли за светлый окоём двери, в большой мир, на материк. В параллельный мир. Туда, где жизнь идёт, где птички разнообразные щебечут, где водку жрут настоящую, почти прозрачную, а закусывают почти не гнилым огурцом. Где нету злых людей и размер неважен девичьих грудей. Да и пропали там, как не было их здесь никогда. Дураков нет возвращаться.
В полуподвале даже свежее стало, то ли от распахнувшихся жизненных перспектив, то ли от ухода немалого числа скунсоидов, неформальных запаховых источников. Сыщик с доцентом, сидючи на койках, вполголоса переговаривались и тут верные своей манере комментировать и обмусоливать всё подряд. Неиссякаемо солировал как всегда доцент и без того конспектирующий всё подряд для своих будущих творческих зарисовок.
– Как думаешь, много они с тех сдёрнут, у кого нашу карлу найдут?!
– Будь спокоен, своего не упустят. Только боюсь, как бы на нашей богадельне это не отразилось, прикроют её, как пить дать, не позволят до выборов дожить. Крутизна самой маленькой обиды не прощает. Лучше кого-либо знаю. Прижмут наших суверенных зверьков-благодетелей, а точнее отменят все договоры в явочном порядке. Тогда нас в двадцать четыре минуты выкинут отсель. Попомнишь мудрое следовательское слово! Хотя и бывшее.
– Да что б они его не нашли никогда!
– Почто так детишек разлюбил, а?! Признавайся, доцент!
В кадре Жорик и Колик, растерянно стоящие перед запертой дверью подъезда. На ней обозначалось лишь электронное табло с набором мигающих сенсоров и десятком маленьких пронумерованных кнопок. Фактура двери, запоры оказывались таковы, что даже кулаком наотмашь не получалось раскодировать. Так что все бомжиковы дипломы, если бы они и существовали в природе, никак не могли помочь им. Хотя бы дать возможность открыто прийти на помощь малютке, коварно умыкнутой верхними этажами зловещей Вертикали местной ойкумены.
– Это называется облом. Где-то я о таких дверях слышал, а может быть, ты не поверишь, но даже отчасти читал. Когда мог.
– Ты и вправду дерево! Думал, что тут всё открыто, как у нас в подвале, где все по-прежнему надеются, чтобы их насовсем кто-нибудь украл. Учись, называется электронная консьержка. По нам – так хуже натуральной собаки. Той хоть под хвост можно дать пинка или колбасы гуманитарной подбросить, чтобы наверняка отравилась. Но пройти всё равно можно. А тут… Даже замыкание короткое сделать – чёрти как и влезть-то сюда.
– Всё равно мы это дело так не оставим. Фашисты будут мучить нашего ненаглядного мальчугана, а мы, которые насквозь, до самого копчика пропитались духом современного гуманизма, станем так просто и спокойно сидеть сложа руки?! Да ни за что! Да век свободы не видать! Где тут звонилка, пошли в ментовку докладаться. Мы покажем им, мы им всё-о пока-ажем… Все-е-е описюнеют! Сама мама Клава от себя поперхнётся! Какой текст получилось набрать!
Народные активисты Жорик и Колик быстро дозвонились от дворника блюстителям порядка. Наговорили и без того жутко подозрительным голубям в погонах такое, что где-то на соседней улице, получив по мобильной связи команду, взрявкнула, а потом истошно завыла полицейская сирена. Патрульная шестёрка, бешено вращая вылезшими за лоб фиолетовыми зенками, опрометью помчалась сюда, с каждой секундой всё громче наращивая своё неумолимое приближение.
Бомжики спокойно вышли на утреннее солнышко к детскому грибочку, нежно пахнущему изысканным коктейлем, мартини из детской и собачьей мочи. Вышли они сюда и чтобы чуток погреться, от собственных запахов дух перевести, да полицаев добреньких обождать. Однако тут пауза им взяла и обломилась сильно короткая, буквально минутная, не успели и по окурку подобрать.
– Безобразие, – сказал на это Жорик, – они что, обалдели, так работать?! Так не может быть! Лично я отказываюсь верить своим глазам, а также ушам!
Вскоре выяснилось, что не только так, но и не так всё равно что-нибудь да бывает. Примчавшиеся полицаи поначалу пришли в совсем нехорошее расположение духа и даже опять перестали хотеть работать по специальности. Всё по той причине, что увидали, кто их вызвал. Впрочем, делать нечего, принялись трудиться спустя рукава – слушать хренотень всякую. Потом, всё больше балдея, начали хоть как-то реагировать на необычную информацию. Резиновые дубинки до поры до времени скучали, безучастно болтаясь в толстых и волосатых ручищах, как в обсосках осьминожьих лап. Жорик с Коликом на этот раз их почти не боялись. Потому что дело бомжиков было правое. За ними, где-то там внизу, в материнской магме, грозно колыхалась и почёсывалась непобедимая Родина кузькиной мамочки. Враг должен быть непременно разбит. Во что бы то ни стало. А там будь что будет. Да хоть и резинкой по голове.
– Господа-товарищи начальники офицеры, а также друзья мои менты! – От безнаказанности изысканно и быстро наглеющий Жорик семенил около нервно вышагивающего сержанта, старшого прибывшего наряда. – Мы даём вам все сто процентов, и даже больше, если хотите, что где-то в квартирах именно этого подъезда дико зажравшиеся «новые русские» прячут от очень скромных родителей их несчастного и, заметьте, единственного малыша. Наверняка собираются разобрать его на запчасти и очень выгодно продать за границу всяким там буржуям. – Тут для убедительности бомжик всхлипывает. – Так давайте же спасём отечественного малютку федерального значения! Не случайно же он этим гадам понадобился. Неспроста! Он с настолько ценными потрохами объявился, что на них вся заграница теперь охотится! К тому же симпатичный, с глазками, ушками и всё такое при нём… нет, честно! И вправду очень странные дела творятся промеж нас. Похоже, опыты над людьми гады ставят. Мы в ООН желаем обратиться по этому поводу. И в этот, как его?.. в европейский суд по правам человека. У нас и доцент для этого имеется, хотя и тупой, но всё же как бы соображает. И даже следователь. Да и ваша помощь не помешает. Соглашайтесь! Не то вернём деньги!
Горячая рекламная неадекватность и тонкий, никогда не слыханный юмор бомжиного спича впечатлили полицаев больше всего. Наряд знал аварийный код-отмычку, но как именно дверь отомкнулась Жорик с Кольком так и не смогли уследить, да им и не дали сделать этого. Всею гурьбой вошли-таки в подъезд и пошла всякая обязательная неотложка. Звонили в какие-то двери, чуть позже в другие, затем попали и на квартиру, в которой бомжики как-то в натуре уже побывали, да чуть разума не лишились.
Менты учтиво козыряли, долго, с врождённой застенчивостью объяснялись. Рядом повизгивали как овчарки на поводках Жорик-Колик, ждущие своего гешефта в знакомой им хазе, чтобы наконец взять реванш за некогда упущенное. Однако реквизировать что-либо в качестве контрибуции или даже репарации им так и не удалось. Пацана вроде и тут не обнаружилось. Мираж золотого дна быстро затягивало илом очередного облома.
Все хозяева, жмоты, оказались явно настроены против Родины кузькиной матери. Поэтому стойко держались за своё, дальше порога не пускали. Недоросля и в самом деле нигде не находилось. Казалось бы, оно и хорошо. Однако жильцы неприкосновенных квартир оказались слишком сильно раздражены самим фактом прибытия наряда стражей порядка. Принялись даже звонить по начальству. Атмосфера поэтому сгущалась, нисколько не стеснялась.
Тогда бомжики принялись строить дальнейшие предположения. Не исключено, говорили они, что здесь получилось немного другое. Страшные педофилы наверняка спрятали тело, высосав кровь и расчленив прекрасного мальчика, втихую расфасовали его по своим крутым морозильникам, где-то примерно по килограмму в обычную фасовку. Что-то такое несусветное блекотал со страху перед неотвратимым ментовским возмездием Жорик. У оцепеневшего Колика говорильные рудименты очень быстро засосало известно куда, а там они соответственно приглохли насовсем.
Так что от дальнейшего развития опасных предположений инициативной стороне пришлось совсем отказаться. Наша, однако, и тут пропадает, опять тоскливо подумал Колик. Сюда обычно нас и засасывает. Так что будет, обязательно получится и резинкой по голове. Кто бы теперь сомневался. Так надуть целую команду полицаев. И главное – кому?!
На прощание, когда блестящая компания в исключительно зловещем молчании спустилась до самого первого этажа и вышла во двор, полицейский сержант, он же господин-товарищ начальник офицер – наконец не выдержал и всё-таки нарушил демократическую процедуру, огрел резиновым щупальцем демократизатора старшого инициативной группы полуподвального фронта борьбы за социальную справедливость. Что поделать, дезинформация всегда и всюду карается. Искал справедливости?! Теперь ищи здоровье. Гуляй, Вася!
На том и расстались, даже не обменявшись рукопожатиями. Такое нарушение протокола почему-то никого особенно не возмутило. Полицаи поехали писать объяснительную по поводу совместного с бомжами налёта на квартиры. Именно так пожаловался и Сан Саныч и сам Андрей Валентинович Уткинд с прочими жильцами дома. В результате этого немедленно проследовала по мобильнику соответствующая грозная команда.
Господин-товарищ начальник офицер, в чине сержанта бывший командиром в наряде, трясясь в прокуренной шестёрке, раскрашенной под осу, мрачно заметил:
– Что со мной произошло, не понимаю. Никогда такого не было! Почему мы их послушали, почему?! Словно затмение какое-то нашло. Дичь полную гнали. Болтали про какую-то идиотскую телепортацию, а ты её видел когда-нибудь?! Потом про полёты на каких-то каракатицах, про ООН, Страсбургский суд и чёрт знает про что. Кто их настолько чисто обработал?! Разве бомжи могут так разговаривать?! Даже я не всё понимаю. Неужели бывают летучие младенцы?! Это же просто и вправду обалдеть!
Выходящий из ступора напарник подтвердил:
– Не то слово! Надо было, едва увидели всех их, не тормозить, а сразу понять, что за вызов, по газам и уходить. Или самих уродов замести, но только сразу. Чтоб и не гавкнул никто. Немедленно кляпы в каждую пасть, а руки за спину.
– Почему на это дежурство не подменился?! Теперь точно премию скинут минимум наполовину. Нашему шефу только дай повод придраться.
В кадре разыскиваемая карла, он же недовычисленный юный инопланетянин. Бодрый и красивый, местами в соплях, однако вытереть по-прежнему некому. Его бравые стражники где-то как-то, но всё же повязали. Он мчался с комфортом в полицейском «рено» с другим нарядом, который ранее вызволил его из тенет директорской квартиры. Пэпээсники из другой подтанцовки ёжились от студёных глазынек найдёныша. Очень мечтали поскорее сдать его в кованый крокодилятник, так называемую «детскую комнату», для содержания ушлых малолеток с глазами покойников. Впрочем, те в одночасье тоже могли разбежаться, прихватив с собою редкостного малыша.
Один из патрульных, что едва удерживал объёмную крошку на руках, с умилением воскликнул:
– Гостинец экстра-класса! У него сердце не бьётся, а тикает. Глазищи-то! Уши словно капсюли! Просто натуральные детонаторы.
– Да и весь похож на будильник с хреном. – Отозвался водила, наблюдая за ними в зеркало заднего вида. – Еле отловили. Так убегал по стене. А может улетал. Я так до конца ничего и не понял.
– Точно. Прибавь скорости, должны успеть, а то ка-а-ак зазвенит будильничек, кого не надо разбудит, куды тогда деваться?! Куды выпрыгивать?!
Реклама одноразовых прокладок моментально осушающего и невероятно закрепляющего действия.
Изображение авторское
Глава 26. Страсти из параллельного пекла
– Слышите?! «Фи-гу! Фи-гу!». Это чёрный дрозд. Певчие дрозды поют куда мелодичнее, настоящие песни выдают, разливаются руладами почище соловьёв. Словно пропагандисты. А этот дрозд, чёрненький, вроде большого скворца, только так фигу всем кажет, словно из-под полы вякает как бы по делу. И ничего больше. Мой профессор Пал-Саныч Резник довольно здорово в своё время натаскал меня в певческой орнитологии. В бытность мою студенческую. Вы не знали, что по первому диплому я биолог?! Это к слову о памяти моей. Можно ли ей доверять. В качестве ненавязчивой саморекламы, уж простите. Полвека прошло, никогда фактически не пользовался, но помню латынь, если не всю, так половину точно. По систематике растений хуже, с сотню наименований. Зато по животным, особенно позвоночным – много. Всех хищников, по герпетологии, в частности. Гадюк, питонов и ужей по именам помню. Попадись сейчас кто, сходу распознаю и назову по бинарной классификации Линнея. Больше всего в памяти держатся птички. Слышите, как трещит сорока?! Кого-то нашла, воровка. По Линнею – Pica pica. Моей внучке нравится это имя. Теперь внимание на то дерево, вон там, наверху. Разоряется словно базарная торговка – кто?! Garrulus glandarius. Сойка собственной персоной. Тоже невероятная разбойница. Видите, её крылья переливаются бело-сине-зелёным перламутром! Прислушайтесь, как имя её звучит?! Прочувствуйте по слогам – Garrulus glandarius. Просто песня! Готовое название для молодёжной программы. Так же шумит, трещит, балаболит, головы всякой ерундой забивает – а толку никакого. Зато важничает, понтится как?! Полторы извилины, а гонору на миллион. Я ни на что не намекаю. Просто так. Для разминки. И чтобы вы мне больше доверяли. Если что говорю, то помню абсолютно точно. До букв! Воспроизведу в любой классификации и номенклатуре. В прямой и обратной последовательности.
