Александр Зубов "Антивирус"

Почти следом позвонил диспетчер такси, сообщил, номер и марку ожидавшего его у подъезда автомобиля. Крестовский оглядел перед выходом себя и квартиру – ничего не забыл.

Кривошеевой в сквере еще не было. Зато весна вовсю хозяйничала там. Яркое утреннее солнце высвечивало чистоту красок свежей зелени, играло с прохожими, заставляя их прикрывать глаза и расстегивать куртки, блестело на массивных металлических спинках скамеек, придавая им вид легкости и приветливости. Альберт на секунду увлекся картиной увиденной игры и вдруг, как будто поняв, но еще не осознав смысла всего солнечного баловства, почувствовал себя частью этой стихии. Внутри него что-то стало отвечать солнечным знакам собственным светом, как будто в груди расправляло лучи собственное небольшое солнце. Что-то должно было произойти. Он закрыл глаза. Еще секунда, еще мгновение…

– Извините, что я так долго добиралась. Если честно, я специально не хотела приезжать раньше вас.

Вместе с появлением у скамейки Елены Кривошеевой, с интересом смотревшей прямо в лицо Крестовского, все закрылось, оставив только ощущение внутренней наполненности, порожденное недавним предчувствием солнца внутри себя.

– А? Да, это правильно, – Альберт встал. – Хотя, возможно, такие меры предосторожности и излишни. Вы готовы?

– Нет. Но с вами почему-то не страшно.

– Тогда пойдемте, – Адвокат внезапно искренне радостно и открыто улыбнулся Елене Николаевне, которая от неожиданности даже сделала шаг назад, в одно мгновение пригляделась к сияющему лицу собеседника и тоже улыбнулась с каким-то своим смыслом.

В этот раз судья была на месте, заседание должно было состояться в срок. В коридоре, перед дверью зала судебных заседаний №14 уже деловито ерзал Николай Адреевич Карасев, который, увидев приближающихся Крестовского и Кривошееву, тут же двинул к ним свое брюшко.

– Здравствуйте, Елена, – Карасев взял руку Кривошеевой и мягко держал ее в своей, при этом заглядывая собеседнице в глаза. – Вот, лично пришел проконтролировать ход процесса. Мы все так переживаем.

– Добрый день, спасибо, что пришли. Мне поддержка будет очень кстати, – Кривошеева не без усилий, но также мягко отобрала руку у Карасева и перевела взгляд на Крестовского.

– Альберт, надеюсь, ты подготовился как следует, – при этих словах шеф пожал плечо Крестовского, и тут же значительно понизил голос. – А вот и наши оппоненты…

Как будто забыв про тех, с кем только что разговаривал, Карасев проскользнул между ними, через секунду очутившись перед Олегом Викторовичем Кривошеевым, его адвокатом и шедшим позади охранником. Он слегка поклонился Кривошееву и обозначил начало движения к рукопожатию. Не встретив ответной реакции, тут же, не прерывая начатого жеста, протянул руку его адвокату, с которым явно был хорошо знаком. Между тем Олег Кривошеев остановился, глядя в ту часть коридора, где стояли Альберт и его жена.

Елена Николаевна, находившаяся спиной к мужу, выпрямилась, не поворачиваясь, подняла голову, и изо всех сил смотрела на Крестовского, пытаясь не выдать своего страха и волнения. Альберту же, который развернулся вслед за Карасевым, ничего оставалось, как встретить внимательный взгляд Кривошеева. Будучи внутренне готовым к встрече с колючей проволокой жестоких глаз, защитник вдруг растерялся: Кривошеев был не похож на себя. Во всяком случае, в нем не было ничего вчерашнего. В сегодняшнем взгляде мелькнул обычный человек, с присущей многим накопленной усталостью, раздражением и сожалением, способный чувствовать и даже, как показалось, сопереживать. Впрочем, удостовериться в правильности выводов не получилось – через мгновение Кривошеев отвернулся и прошел в дверь зала судебных заседаний. За ним в дверном проеме исчезли охранник и адвокат с шефом, что-то негромко обсуждавшие между собой.

– Мне страшно, – Елена Кривошеева, так и не оглянувшаяся в сторону своего бывшего мужа, но буквально спиной почувствовавшая, что он прошел, схватила Крестовского за запястье.

– Мне кажется, что сегодня бояться уже нечего, – Альберт, еще находившийся под впечатлением неожиданного образа Кривошеева, вдруг стал чувствовать, что именно эти, на секунду новые глаза, – знак возможности успеха. – Соберитесь, осталось совсем немного. Пойдемте в зал, иначе можем опоздать.

– Только идите, пожалуйста, впереди.

Пока все занимали свои места, пока проходили необходимые церемонии вхождения судьи, вставания, объявления начала заседания, молодой адвокат максимально незаметно старался еще раз заглянуть в глаза бизнесмену – хотелось удостовериться, что он не ошибся в оценках. Наконец, Кривошеев повернулся, осмотрел жену, перевел взгляд на Крестовского… У Альберта, казалось, похолодел затылок: перед ним были обычные, порождающие страх глаза человека, не знающего непреодолимых препятствий. Что-то сломалось внутри, возникло сильнейшее волнение, горло стало пересыхать, в руках появилась дрожь. Нет, он не испугался вдруг Кривошеева, он ясно понял, что совершенно не готов к процессу.

На что надеялся? Откуда тупая уверенность в том, что надо идти, когда вообще не готов? Поверил в электрические вибрации! Дурак! Что говорить? Где-то недописанное выступление… Оно, конечно, плохое, но хоть что-то. Хоть что-то…

Крестовский нервозно рылся в портфеле, пытаясь достать листы неоконченного выступления, и не слышал, как судья предоставила ему слово. Все смотрели на чрезмерно разволновавшегося защитника. Карасев, сидевший на местах для зрителей, закрыл глаза рукой, судья, секретарь и представитель ответчика снисходительно улыбались, охранник искривил рот в гримасе ухмылки. Только Кривошеев смотрел на Альберта с ожиданием, не проявляя никаких других эмоций. Раскрасневшаяся от стыда Елена Николаевна, наконец, тихонько ткнула Альберта в бок, отчего он поднял голову и понял сразу все.

Оставив на столе портфель с наполовину вынутым текстом, машинально встал, как вскакивал в школе, когда учитель ловил за каким-нибудь сторонним занятием, и стал оглядывать зал поверх голов присутствовавших, чтобы хоть за что-нибудь зацепиться взглядом. Посмотрел в окно за спиной судьи и остановился. Там было солнце. То самое, которое недавно играло в сквере. Теперь оно уперлось своими лучами прямо в Крестовского и в его солнечном сплетении вновь появилось ощущение собственного света. Дрожь и волнение прошли, будто их не было вовсе. Ровно выдохнул, спокойно оглядел судью и секретаря, не обращая никакого внимания на их улыбки, все еще растягивавшие накрашенные губы, посмотрел на Кривошеева, не взглянув на его адвоката, и без всякой внутренней подготовки, пропустив необходимые профессиональные фразы о подтверждении требований, стал говорить так, будто слова формировались не в голове, а там же, в центре собственного солнца.

– Уважаемый суд! Предметом нынешнего разбирательства служит нежелание состоятельного мужа передать бывшей жене часть имущества, нажитого за время брака. И исходит оно не из угрозы потерять или даже сколько-нибудь значительно уменьшить свое состояние. Ведь объекты, предъявленные в качестве предмета иска – лишь малая часть того, чем реально владеет ответчик. Пусть все записано на маму, бабушку и других родственников – все прекрасно знают, что это его собственность. Прежде всего, знает это он сам.

Хотя Крестовский и обратился к суду, говорил он исключительно Кривошееву. И смотрел только на него. Ответчик сначала удивленно взглянул на адвоката жены, затем, как бы отстранившись, перевел равнодушный взгляд на стенку за спиной Елены Николаевны и смотрел в пустоту. Но Альберт чувствовал, что слова его попадают в эту груду крепких костей, воловьих жил и железных нервов.

– Главная задача Олега Викторовича Кривошеева – наказать жену. Он решил наказать ее за желание уйти от него, за то, что она посмела проявить свою волю, в наличии которой ей было отказано. Но за что в фактическом выражении он так хочет покарать Елену Николаевну? За годы безукоризненной верности? За рождение дочери? За беспримерное терпение, с которым она переносила его агрессию и побои? За то, что, отдав мужу молодость и красоту, создав ему надежный семейный тыл, позволила большего достичь в бизнесе и личном продвижении, а теперь уже не имеет сил выносить издевательства? За то, что впервые решила поступить так, как лучше для нее, а не для него? За то, что он сам разлюбил, за то, что она стала внешне уступать окружающим его молодым красоткам?

Солнце внутри Альберта разгоралось, его потоки устремились прямо к груди сидевшего напротив Кривошеева. Нет, никакого луча в этот раз он не видел, но чувствовал, что свет его пробивается под дорогой галстук, прохладно свежую рубаху. Было видно, что чувствовал это и сам Олег Викторович. Он уже смотрел прямо в глаза Крестовскому, и взгляд его выдавал тяжелую внутреннюю борьбу.

– Елена Кривошеева просит суд передать ей часть совместно нажитого имущества и не обращается с иском об установлении алиментов, потому, что не хочет и дальше быть зависимой от мужа-тирана. И если бы что-то человеческое, что намного шире рамок государственного законодательства, было еще живо в самом Олеге Викторовиче, он бы не стал раздувать этот скандал, не стал бы добивать свою жену и калечить жизнь дочери. Но бизнес-принцип и здесь взял верх над нравственным долгом.

После этих слов Крестовский увидел, как из-под рубахи Кривошеева, сквозь галстук начал пробиваться небольшой кружок света, который становился то чуть больше, то слегка затухал, но не пропадал. При этом взгляд сначала стал таким же, как в коридоре перед входом в зал суда, а затем передал муку, которую он испытывал.

– Ответчиком в данном деле движет желание сделать так, чтобы его боялись еще больше, чтобы все было по его воле, вне зависимости от того, насколько эта воля соответствует человеческой нравственности и христианским основам. Ведь Олег Викторович известен своей благотворительностью в отношении церкви и даже сейчас на груди у него – освященный крестик, который пытается, но не может пробиться к свету в душе надевшего его.

Только после этих слов Крестовский догадался: свет шел от золотого креста, это он пульсировал и, судя по всему, жег душу хозяину.

– Возражаю, ваша честь! – представитель ответчика взволнованно вскочил, но судья еще не успел ничего ответить, как прозвучал резкий окрик Кривошеева.

– Сядь!

Адвокат хлопнулся на стул, исполнив команду, как тренированная собака, а Кривошеев повернулся к судье, от изумления не знавшей, что сказать, и продолжил, металлической волей чеканя слова.

– Не надо больше. Я согласен с предъявленными требованиями, и удовлетворю их в полном объеме. Если нужно оформить формальности – мой юрист все решит, – и быстро вышел из зала заседаний.

Оторопевший охранник даже не успел открыть ему дверь и выскочил в коридор вслед за хозяином.

Зал пронзила тишина… Первой пришла в себя судья, предложившая сесть Крестовскому и объявившая об окончании слушаний в связи с достигнутым в судебном порядке согласием ответчика с предъявленными требованиями и вынесенным на этом основании решении в пользу истца.

После ухода судьи, адвокат Кривошеева подошел к Крестовскому, поднявшемуся навстречу, и протянул руку.

– Поздравляю, молодой человек. Даже я не знал, что здесь у него слабое место. Если чутье не оставит вас, можете далеко пойти. Вы ведь не могли это вычислить, правда? Вычислить это почти нереально, даже если тесно общаться с Еленой Николаевной, – адвокат перевел взгляд на Кривошееву, которая рассеянно-глуповато наблюдала за происходящим, до конца еще не поверив в благоприятный для себя исход дела. – Ну, желаю удачи.

– Спасибо.

– Любая удача – это результат грамотно спланированных действий, – подхватил появившийся из-за спины молодого защитника улыбающийся Карасев. – И вы, Борис Давидович, это знаете лучше других.

– Посмотрим, Николай Андреевич, посмотрим, – адвокат Кривошеева развернулся и пошел к выходу.

– Ну, поздравляю нас всех! Елена Николаевна, давайте я вас отвезу, заодно обсудим наши дела.

Кривошеева уже пришла в себя и после этих слов вопросительно посмотрела на Крестовского.

– А тебя Альберт жду в офисе – уроки победы надо учить основательно, – добавил шеф.

Кривошеева встала:

– Спасибо, Альберт Сергеевич. Вы просто чудо какое-то сотворили. Надеюсь, что у меня еще будет возможность вас дополнительно отблагодарить. Я позвоню, хорошо?

– Конечно, звоните, буду рад.

Все ушли, и Крестовский стал собирать в портфель рассыпанные по столу листы доклада. Внутри было пусто, а тело свободно.

На выходе из здания суда мир встретил его задернутым плотными облаками небом, отчего дополнительно посеревшим показался асфальт, поблекли краски весенней зелени. Альберт прошел несколько шагов, заглянул за угол, посмотрел на ничем не примечательную небольшую аллейку с грязными неприглядными урнами и некрашеными скамейками, остановился.

Что это было? Солнце, лучи, свечение крестика Кривошеева, его неожиданное согласие с иском… Неужели так действует антивирус? А может, показалось опять? Может, нет никакой мистики, и это я сам выиграл процесс, интуитивно почувствовав слабое место противника? Должно же было и мне когда-то повезти… Но зрение-то я сам не мог восстановить. И вообще после встречи с этими компьютерщиками чувствую себя как-то по-другому. Без страха, спокойно. Опять же свечение это вчера и особенно сегодня не похоже на галлюцинацию. Хотя, говорят, стресс и не на такое способен. Странно все. Может, надо позвонить Алексею Ивановичу, объясниться?.. Начнет копаться, расспрашивать, а я сам ничего еще не понял… Наверно, не надо. По крайней мере, пока. Все ведь хорошо. Просто отлично! Я выиграл абсолютно проигрышное дело! Победил в первый раз в жизни! И кого! Лучше маму порадовать, она очень волнуется.

– Алле, мама, здравствуй.

– Ну, как сынок? Все закончилось?

– Мам, я, между прочим, с тобой поздоровался.

– Неужели все хорошо? Да!?

– Да, мама! Да! Я выиграл!

– Я знала, я знала! Я молилась и в церкви свечку ставила.

– Ма-ам, ну прекращай ты эти глупости.

– Все, все, молчу. Позвони отцу, порадуй его. А то он весь серый ходит в последние дни и не разговаривает почти.

– Не-е, мам, сама ему скажи. А я на днях заеду к вам в гости. Праздновать будем.

– Когда сынок, когда заедешь? Мне же надо приготовить что-нибудь вкусненькое.

– Да не надо ничего специально готовить. Соберусь, позвоню и заеду. Папе привет.

– Подожди, Альберт. Хоть примерно скажи…

– Все, мама, привет папе, я больше не могу разговаривать, мне к шефу надо на разбор полетов. Целую, пока.

Только теперь, разделив удачу с человеком искренне ей обрадовавшимся, он осознал себя победителем. Пришло ощущение, что нет ничего невозможного. Мир, с людьми, машинами и деревьями, признавая его превосходство, стал ниже. Все виделось сверху, настроение заставляло слегка подпрыгивать при ходьбе, которая казалась предвзлетным разгоном.

– Добрый день! – Крестовский шагнул в приемную, совершенно забыв о вчерашнем разговоре с Ниночкой.

– Здравствуйте, – секретарша даже не посмотрела в его сторону.

– Шеф уже у себя? – не обращая внимания на реакцию женщины, не видя и не слыша никаких деталей, спросил адвокат.

– У себя. Можете зайти. Поздравляю.

– Спасибо.

Шеф сидел за столом и просматривал какие-то бумаги.

– Можно?

– А… Триумфатор. Заходи, заходи. Садись вот здесь, на диванчике.

Крестовский сел на небольшой кожаный диван, перед которым стояло такое же кресло и журнальный столик.

– Ну что, может по кофейку, чтобы взбодриться?, – Карасев сел в кресло, которое было выше дивана, и лукаво-весело разглядывал подчиненного сверху.