Шёлковый лавандовый пеньюар упал к ногам, и, переступив через него, Белль достала из шкафа траурное платье.
Спустя четверть часа Аннабелль, уже одетая, стояла в прихожей перед зеркалом в полный рост и закручивала густые длинные каштановые кудри в тугой узел ниже затылка, закрепляя его шпильками. Потом надела фетровую шляпу с широкими полями. Несколько выбившихся из причёски прядок змейками вились вдоль лица, падая на обнажённые ключицы в квадратном вырезе платья. Белль поправила бархотку на шее, и, надевая тонкие кружевные перчатки, оглядела себя в зеркале, размышляя о том, что если бы она выбрала своими любимыми цветами чёрный и, к примеру, бордовый, то вполне могла бы пополнить ряды фейри, что плели придворные интриги и свергали королей, вдохновляли лучших поэтов и разбивали им сердца.
Когда Белль вышла из дома, белоснежный «Бентли Бентейга» Уайтов уже стоял внизу. Усевшись на заднее сидение, Аннабелль повернулась к окну. Сегодня она увидит Фредерика. Если он, конечно, придёт.
Машина развернулась и выехала на шоссе. Белль вновь подумала, что почти никогда не знает, что Фредерик чувствует, о чём думает. Ей было это непривычно, ведь большинство людей не умеет сдерживать всплески своих чувств. Но Фредерик… Сквозь густое облако его доброжелательного спокойствия редко пробивались иные эмоции. Разве что в день похорон… Тогда, на кладбище, он…
Белль ощутила, как к её щекам прилила кровь. Она зажмурилась, отгоняя воспоминание. Конечно, она тогда едва-едва не поцеловала его! Ещё бы он не отреагировал. Другой бы на его месте первый бы побежал ей навстречу. А он всего лишь не мог отвести взгляда. Но это было так волшебно!..
Аннабелль прижала ладонь к пылающей щеке и глубоко вдохнула, успокаиваясь. За окном мелькнул чёрный частокол высокой кладбищенской ограды. Возле распахнутых ворот уже стоял бордовый «Ниссан Джук» Камиллы.
Камилла и Фредерик уже стояли у ворот. Пока все здоровались, Аннабелль с удивлением отметила, что Фредерик, как и она, пришёл в чёрном. Вики – в тёмно-синем платье и пальто, Генри – в костюме цвета графита, Камилла – в бордовом платье и бежевом пальто, а Фредерик – в чёрных костюме и пальто. Белль подумала, что в этом образе он похож на героя готического романа с загадочным прошлым. Ей было приятно, что он тоже надел траур сегодня. Странно, но Камилла будто не замечала, что лишь они двое, словно договорившись, выбрали один и тот же цвет. В этот момент к Белль как раз подошла Камилла, поздоровалась и, сочувствующе пожав руку, сказала:
– Соболезную тебе, Аннабелль.
– Спасибо, Кам, – немного растерявшись, ответила Белль.
Она даже не сразу ощутила, что Камилла говорила не вполне искренне. Хотя доля сочувствия в её словах всё-таки была.
«Конечно, – спустя минуту подумала Аннабелль, наблюдая, как Камилла идёт под руку с Фредериком чуть впереди, – легко быть великодушной, когда у тебя и так есть всё, о чём только можно мечтать». Белль вздохнула: «О, Лилит! Какая же я жалкая!..»
Аннабелль расправила плечи и ускорила шаг. Она последняя фейри Элфина и подойдёт к могилам своих убитых родственников первой.
Братья дедушки – Александр вместе с детьми и Дэниел, тётушки и дяди, троюродные бабушки и дедушки – покоились в глубине кладбища, в самой северной его части. Шестеро фейри-полукровок из рода Уильяма Тэйлора и первородной фейри Амирель были отравлены в 1951-м году. В тот день, двадцать седьмого октября, дедушка лишился всех своих родственников. Аннабелль было страшно представить, что он пережил, как смог сохранить рассудок и желание жить на острове, где люди устроили геноцид всей его расы.
Обогнав остальных, Белль шагала между старых пихт и могил, которые, несмотря на конец октября, утопали в цветущих левкоях и гиацинтах, анютиных глазках и львиных зевах, барвинках и флоксах, колхикумах и васильках, шток-розах и гвоздиках, их нежное благоухание неслось над кладбищем. Белль читала на потемневших от времени надгробьях имена и даты жизни погибших фейри: Коул Тэйлор (1873-1951), его дочь Джезабель (1909-1951), её дочь Кристин (1934-1951); дедушкин младший брат Александр, родившийся в 1849, был отравлен вместе с двадцатилетней дочерью-фейри Анной в 1951-м. А сыновья Александра, Кевин и Марк, были людьми и умерли позже, дожив свой человеческий век в Германии. Они не смогли остаться на Элфине после случившегося. В Мюнхене у них родились дети, а затем и внуки, и правнуки, но все они были просто людьми. Белль шагнула дальше, к могиле дедушкиного дяди, Стюарта Тэйлора (1805-1951), переехавшего из Линденшира в Торнфилд за три года до трагедии.
Аннабелль прошла к благоухающим цветами могилам Ламбертов и Льюисов: оба рода прервались в 1951-м. Возможно, лишь шестнадцатилетняя Аннабель Ламберт была всё ещё жива: летом 1951-го она уехала погостить к дяде в Лондон и, разумеется, не захотела возвращаться на Элфин после трагедии. Больше о ней ничего было неизвестно, но Белль хотелось верить, что её тёзка из рода Ламбертов жива, хоть по официальным данным в мире не осталось больше фейри, кроме самой Белль и Эмбер Найтингейл, знаменитой охотницы на вампиров, которая часто исчезала и потом неожиданно объявлялась.
Белль пошла к могиле Вероники Льюис. Ей было всего пятнадцать… Как же надо было ненавидеть фейри, чтобы холоднокровно убить ребёнка!
Люди так боялись подвергнуться внушению фейри, что легко поверили клеветническим речам чуть ли не первого встречного. Преподобный Джулиан Красовски был, конечно, превосходным оратором, но как ему удалось меньше чем за полгода настроить треть жителей Торнфилда против семей фейри?..
С какой лицемерной благожелательностью заговорщики относились к фейри, втайне обдумывая их убийство! Когда Блэки пригласили на свадьбу чуть ли полгорода, включая и все семьи фейри, последние, несмотря на свою магическую эмпатию, ничего не заподозрили. В детстве Белль не могла понять, как же так вышло?.. Дедушка полагал, что Красовский внушил своим последователям, что, убивая нелюдей-фейри, они делают благое дело, и те искренне в это поверили.
Самое интересное, что, совершив массовое убийство, Блэки, Вильямсоны, сам Джулиан Красовски и другие избежали наказания: сразу после трагедии они бесследно исчезли, и в последний раз их видели на берегу в ожидании утреннего парома. Когда мэр (отец судьи Моргана) вместе с другими членами Совета, стал разбираться в произошедшем, никого из зачинщиков найти не удалось, и все обвинения повесили на Галлахеров: ведь именно в их винодельне приготовили вино «Сладкие мечты», которое убило фейри: его подмешивали во все их напитки. Галлахеры срочно покинули остров, а Уайты стали монополистами в торговле вином на Элфине. Некоторые тут же обвинили Уайтов в том, что они подставили Галлахеров, чтобы устранить конкурентов. Белль, конечно, не знала дедушку Фредерика и Виктора, но ей не верилось, что он мог совершить такое. Или она просто не хотела верить в это. В конце концов правды уже не узнать.
– Аннабелль. – Негромкий голос преподобного Мэтью Ричардсона вырвал её из задумчивости. Для мужчины у него был на удивление высокий голос, но он отлично гармонировал со всем его обликом: священник был невысок и аскетически худощав, одет как всегда с безупречным вкусом в чёрное.
– Здравствуйте, преподобный, – Белль встретилась с серо-голубыми глазами священника. – Спасибо, что пришли. Это очень важно для меня.
– Быть здесь, среди могил несправедливо убиенных фейри, важно и для меня, Аннабелль, – ответил священник. – Торнфилд до сих пор не искупил вину перед детьми Лилит и, увы, даже не пытается это сделать.
– Все, кто были ответственны за их смерть, наверное, уже давно мертвы, – задумчиво проговорила Белль.
– Вероятно, это так, – ответил преподобный.
Неподалёку послышался голос мэра. Вскоре мистер Купер, Вики, Генри и Фредерик с Камиллой появились из-за деревьев и подошли к стоящим у могил Белль и священнику.
Высокий голос преподобного Мэтью Ричардсона, читающий поминальные молитвы, одиноко звучал в тишине кладбища, лишь ветер в ветвях пихт вторил ему.
– Боже, Господь милосердный, – произнёс священник, – вспоминая годовщину смерти рабов Твоих… – он повернулся к Белль, чтобы она назвала имена погибших родных.
– Александра, Стюарта, – стала перечислять Аннабелль имена погибших фейри из рода Тэйлоров, – Коула, Джезабель, Кристины, Анны… – Затем она повернулась к могилам Льюисов и Ламбертов и прочла их имена тоже.
– Просим Тебя, – продолжил преподобный Мэтью Ричардсон, – удостой их места в Царствии Твоём, даруй благословенный покой и введи в сияние славы Твоей.
– Аминь, – произнесла Белль, а за ней и все остальные.
Уходить с кладбища не хотелось. Аннабелль с детства нравились тишина и спокойствие, царившие здесь. Раньше она часто приходила сюда с дедушкой.
Потемневшие от дождей и ветров скорбящие каменные ангелы, мраморные надгробья, тонущие в зарослях жухлой травы, и усыпанные листьями могилы в окружении тёмных пихт – всё это вызывало щемящее чувство грусти и странное ощущение уюта, особенно сейчас, в конце октября.
Аннабелль решила сходить на могилу друга, погибшего в горах полгода назад, накануне Молочного бала. Благодаря Капкейку она стала гидом и после его гибели всё лето на маршрутах вспоминала о нём. Как же часто бывает, пока человек жив, общение с ним кажется таким обыденным и как будто вовсе не ценным, но стоит ему умереть…
Генри захотел навестить могилу матери. Вики, конечно, пошла с ним. Камилла сказала, что она и Фредерик тоже присоединятся; мистера Купера срочно вызвали в Мэрию, и Аннабелль пошла к могиле Капкейка одна.
Вскоре Белль увидела большую мраморную плиту в окружении кустов роз: они цвели всё лето, а теперь засохли. «Калеб Эндрю Каппер. Сын, друг, гид» – было написано на плите. И даты рождения и смерти. Жизнь отмерила ему всего-ничего – двадцать четыре года. Слишком мало.
Белль вспомнилось погожее утро шестнадцатого июня: синее небо, аромат цветущих лип и длинная вереница торнфилдцев в траурных одеждах, что пришли проводить в последний путь своих четырёх сограждан, погибших под лавиной. Белль увидела летящие в могилы белые розы, которые должны были украшать Молочный бал. Она увидела плачущую над гробом сына миссис Каппер. И лицо Капкейка среди цветов – обычно такое красное от безжалостного горного солнца – теперь непривычно белое, а всегда растрёпанные волосы – аккуратно расчёсанные на пробор.
Она вспомнила боль от розового шипа, которая помогала не сойти с ума от накрывающего её с головой шторма чужой боли, отчаяния и горя. Белль вспомнила Фредерика – его тепло и свет сквозь ужасающую бурю чужих эмоций, порождённых смертью. Ей всего лишь хотелось…
Белль обернулась, почувствовав чьё-то присутствие. Чьё-то?.. Она сразу поняла, что это Фредерик.
– Ты как? – негромко спросил он.
– Нормально, – ответила она, неуверенно улыбнувшись.
– Точно?.. – И он указал на могилу Калеба.
Безжизненные сухие стебли выпрямились, зазеленели и распустились ярко-красными розами, которые чуть покачивали прелестными головами в такт порывам осеннего ветра.
– Я… – проговорила Белль, поспешно отворачиваясь.
«…вспоминала о тебе, когда ты внезапно подошёл ко мне», – подумала она. Но вслух сказала, улыбнувшись:
– Может, однажды я научусь выращивать что-то, кроме красных роз.
– Скоро за тобой начнут охотиться цветочники, – сказал Фредерик. – Ты, кажется, научилась генерировать розы из воздуха.
– Нет, на самом деле, в могиле Капейка были розы, – возразила Белль. – Просто белые.
– Я про розовый куст в квартале Пророчеств, – ответил Фредерик.
– Надеюсь, не все такие догадливые, как ты, – усмехнулась она.
– Думаю, мы сможем отвадить назойливых торговцев, готовых отдать тебе все деньги за волшебные розы, – подмигнув, улыбнулся он.
– Вовсе они не волшебные… – возразила Белль, смущённо отвернувшись.
Все попытки Белль отпустить Фредерика, забыть и жить дальше развеивались как утренний туман, стоило ему оказаться рядом. Может быть, она и жестока, что влюблена в него. Но и ему не сто?ило приходить сегодня в чёрном и вновь дарить ей надежду, что она важна для него.
Через несколько минут они пошли к выходу. Ветер усиливался, пихты поскрипывали, раскачиваясь, а небо ещё сильнее потемнело: скоро начнётся ливень. Однако Белль совсем не хотелось уходить с кладбища. Она старалась не думать об этом, но рядом с Фредериком ей стало ещё уютнее, и она была готова бродить среди могил и надгробий хоть до самой темноты.
Они вышли с тропинки на дорогу, ведущую к воротам. Справа раскинулась лужайка клевера. Белль наклонилась, чтобы сорвать четырёхлистник – она всегда находила их, если хотела. В её руке поблёкший стебелёк вновь стал зелёным, душисто пахнущим июльским сенокосом.
– Держи, – она протянула клевер Фредерику.
– Оставь себе, – покачал головой тот. – Отдавать четырёхлистный клевер – дурная примета.
– С каких пор ты веришь в эти глупые суеверия? – рассмеялась Аннабелль. – К тому же, я фейри: удачливость – наша сильная сторона.
– Если бы это было так, – возразил Фредерик, – мы бы не собрались здесь сегодня.
К сожалению, он был прав, и Белль кивнула.
– Просто знаешь, – задумчиво произнесла она минуту спустя, – Генри сказал, что ты работаешь над каким-то секретным проектом, который очень важен для тебя. Я хочу, чтобы у тебя всё получилось, – и, улыбнувшись, она вновь протянула четырёхлистник Фредерику.
– Спасибо, – ответил он и на этот раз взял подарок, едва коснувшись её пальцев.
До слуха Белль донеслись голоса Вики, Кам и Генри, и вскоре все трое показались на дороге, вынырнув из-за деревьев. Раздался раскат грома, и с неба сорвалось несколько капель. Пора было уезжать.
Аннабелль любила белый дом Уайтов, построенный в конце пятидесятых годов девятнадцатого века в стиле александрийского[12 - Эпоха правления Александра I Пендрагона (1850-1879)] рококо. Хотя сам стиль ей был не близок: она предпочитала более простые формы, ей нравились классицизм и эклектика, а особую любовь Белль питала к колониальному стилю, с его лёгкими конструкциями из дерева и камня, этническими орнаментами и обилием света.
Снаружи особняк Уайтов (именно так он и обозначался в туристических путеводителях) выглядел, как и подобает дому своей эпохи: ассиметричная композиция и ломанная линия фронтонов с вазами и скульптурами, роскошная лепнина с мифологическими мотивами; полуциркульные окна, украшенные наличниками; опоясанная балюстрадами крыша, арочные проёмы дверей. По семейному преданию Герберт Уайт, активно занимавшийся тогда развитием винодельного бизнеса на Элфине, дал денег Жану Гийому, знаменитому французскому архитектору тех лет, чтобы тот построил ему дом. Гийом и построил самый модный на Элфине дом в стиле господствовавшего тогда рококо. Герберту дом не очень понравился, но его жена пришла в восторг, поэтому Уайты поселились там. Но уже сын Герберта избавился от роскошных фресок, тяжёлых люстр и громоздкой лепнины внутри дома. Сейчас интерьер особняка Уайтов совершенно не напоминал роскошество александрийского рококо – всё было минималистично, современно и практично.
Вернувшись с кладбища, Аннабелль пошла переодеться в комнату, в которой жила, когда переехала из Линденшира в Торнфилд. Да и теперь Белль нередко ночевала тут, когда засиживалась у Уайтов.
Игнорируя голоса из кухни, она расстегнула и сняла платье. Переодевшись в любимый сарафан из лавандового льна с белой батистовой рубашкой, Белль уже хотела выйти из комнаты, как вдруг услышала голос Камиллы:
– Я честно пыталась быть милой с ней, раз уж Фред попросил. И я правда сочувствую ей. Такой день… Но зачем он пошёл на могилу Калеба? С ней!
– Капкейк вообще-то был другом и Фредерику, – напомнила Вики. – Они вместе ходили на сборы.
– Всё равно, он мог бы пойти туда позже, а не вместе с ней! – раздражённо не согласилась Камилла. – И почему они оба пришли в чёрном? Как ты это объяснишь? Они как будто договорились! Фред не мог так поступить за моей спиной!
– Я уверена, что они на договаривались, Кам, – негромко возразила Вики. – Просто Фредерик решил её поддержать.
– Поддержать? – переспросила Камилла. – А почему мне не сказал? Я бы тоже поддержала, тоже надела чёрное платье!
– Или это случайность, – аккуратно предположила Вики.
– Какая случайность, если у Фреда и чёрной одежды-то почти нет, – возразила Камилла. – Рубашку он точно купил недавно.
– Прости, Кам, но я не понимаю, к чему ты клонишь.
– К тому, что… – Камилла смолкла на секунду. – Генри ведь так не поддерживает её?
– Кого? – послышался голос Генри.
– Белль, – ответила Вики.
– Почему это я не поддерживаю? – удивился Генри. – Семья ведь для этого и нужна.
– Но ты не пришёл сегодня в чёрном костюме, – сказала Камилла.
– Да, – расстроенно ответил Генри. – Мы с Вики что-то не догадались.
Белль вздохнула и, толкнув дверь, вышла из комнаты. Какой хороший вечер получился бы, если бы не Камилла…
Глава 4. Золото Элфина
Пока Вики и Камилла раскладывали тарелки в гостиной, Аннабелль зашла в кухню взять бокалы. Вдруг её внимание привлёк тонкий аромат яблок. Белль подошла к столу и увидела блюдо, наполненное канареечно-жёлтыми маленькими яблочками. Она взяла одно, вдыхая нежный медовый дух. Наверное, в этом году уже не удастся испечь пирог… Не успела она подумать об этом, как послышались шаги Фредерика.
– «Золото Элфина», – сказал он, подойдя ближе.
Белль кивнула.
– Можно приготовить пирог, – в задумчивости произнёс Фредерик, словно размышляя вслух.
– Пирог? – обрадованно переспросил Генри, входя в кухню. Он взял штопор из ящика стола. – Я б не отказался.
Фредерик и Аннабелль переглянулись.
– Давай, – улыбнувшись, сказала Белль.
