– Мелочи, но не без них. «Zur Letzten Instanz», всё переживёт, даже если к власти придут красные.
– Это славно, – Клаус задумался, пройдя большим указательным пальцем по прорезающейся щетине над верхней губой. – Рейху нужно вкладываться в армию. Боюсь, войны с Японией нам не избежать, да и произошедшее не вызывает оптимизма.
– А что случилось? – Рихард наклонился к Клаусу.
– Японские корабли слишком близко подошли к берегам Южной Америки. – Клаус поспешил исправиться. Простым немцем не сообщалось о произошедшем. Всё с утра умалчивалось, а что просачивалось в сети, описывалось как несчастный случай, нарушение техники безопасности и всё в таком духе. – Об этом вы наверняка слышали.
– Об этом писали в «Das Reich[13 - Das Reich – еженедельная газета, основанная Йозефом Геббельсом, министром пропаганды нацистской Германии, в мае 1940 года. Выпускалась «Deutscher Verlag». В октябре того же года тираж достиг 500 000 экземпляров, а к 1944 году вырос до 1 400 000]». Их обозреватель Рудольф Кант выложил у себя в канале в Фербиндунге большой пост об этом. Вы думаете, это провокация?
– Похоже. Но не видать ускоглазым наших колоний, – самодовольно произнёс Клаус и осушил бокал до дна. – Ещё одно пиво.
Дальнейший разговор Клауса и Рихарда был более приземлённый. Говорили о стройках новых больших зданий в Берлине и ста пятидесятиметровой статуи Адольфа Гитлера, что поставили у родного города фюрера в честь сто тридцать пятого года со дня его рождения.
За это время Клаус успел выпить ещё пару бокалов, полакомиться свиной рулькой и сыграть с завсегдатаями бара в карты.
– Danke! – Клаус поблагодарил бармена за приятно проведённое время, расплатился системой быстрых платежей Рейхсбецален. – Хайль Рейх!
– Хайль Рейх! – попрощался Рихард.
Клаус нацепил на голову фуражку и вышел из бара, отправившись на свою столичную квартиру. Можно отдохнуть до отлёта в Готенбург.
Глава 6
Максим поведал Анне всё, что ему было известно о планах Алексея Петровича и других лидеров повстанцев или сопротивления. Девушка так и не поняла, как правильно называть тех, кто хочет уничтожить Рейх. По факту план был прост и не состоял из сложных замыслов. Всё должно было пройти в три этапа: навести панику во всех структурах власти, затем среди населения. В заключение воспользоваться дестабилизацией в стране и нанести удар со всех направлений. В организации терактов, Максим называл вещи своими именами – представили практически всех рейхсгау, за исключением Британии, принимали в разработке плана непосредственное участие. На островах бывшего соединённого королевства после войны практически не осталось коренного населения: более восьмидесяти процентов были уничтожены или перевезены в Европу в качестве рабов по приказу Генриха Гиммлера. В данный момент туманный Альбион использовался для эксплуатирования военно-морских баз, размещения шахт с баллистическим оружием, хранилищ для хранения ядерных отходов и тюрем на землях бывшего Уэльса.
– Второй этап начнётся через две недели. Его подробностей я пока не знаю, но он ознаменует начало борьбы за нашу свободу. Удивительно, даже на немецких территориях было много тех, кто симпатизирует нашему движению, – Максим рассказывал Анне всё, что знал. Он вместе с девушкой лежал на кровати, та положила голову ему на грудь, и, казалось, они обсуждают сценарий для фантастический книги или фильма, а не планирование Революции. – Вчера утром я и подумать не мог, что всё будет так. Знаешь, я ни капельки не жалею.
– Звучит всё слишком просто… – Аня посмотрела на Максима и обмотала вокруг указательного пальца шнурок от толстовки. – Слишком просто…
– Просто, как два пальца обоссать, – в дверях встал молодой веснушчаты рыжеволосый парнишка подросток. Матвей, работник по дому Алексея Петровича, он тоже был посвящён в планы сопротивления, хоть и меньше остальных. Анна и Максим недовольно на него посмотрели. – Барин и барыня простите Христа ради раба божьего, что всполошил вас шутками своими паганыями. – говоря он улыбался во весь рот.
– Что тебе нужно? – Максим рассержено на него посмотрел. – И где ты таких слов понабрался?
– Нашёл у старика в библиотеке словарь древнерусских слов! – гордо ответил Матвей.
– Нынешний хоть выучи. Что тебе нужно?
– Старик просил передать, чтобы ты к нему пришёл.
– Зачем?
– Этого не ведаю. Мне ведать млого не положено.
Максим недовольно встал с кровати:
– Не скучай. Надеюсь я ненадолго. – он с теплотой посмотрел на Анну и сердито на Матвея.
Когда шаги Максима, вышедшего из комнаты стихли, парнишка прыгнул на кровать к Анне. Он каждый день видел в доме Алексея Петровича одни и те же хмурые лица, которые с ним общаться совсем не хотели. Оставались только немецкие овчарки, которых ему было поручено дрессировать, и умный дом Адель. Ему было скучно, поэтому новое лицо в доме, в особенности женского пола, его сильно заинтересовало. Её он ещё не донимал вопросами, надо исправлять.
– Я слышал от Руслана ты работаешь журналистом? – спросил Матвей.
– Да, – Анна села на край кровати. Разговаривать парнишкой ей не сильно хотелось, но и уйти от его расспросов она не могла. – А ты чем занимаешься? – она решила поддержать начавшийся диалог.
– Я собак дрессирую. Овчарок. Они иной раз бывают по лучше многих людей. Пусть немцы, а добрые. Они меня любят, не то что люди.
– Не все немцы злые. Среди них много хороших людей, – ответила Анна. – Не нужно всех приравнивать к нацистам.
– Я таких не знаю. На моём веку все немцы и прочие из числа «высших рас» меня только били и насмехались.
– На моём веку… – Анна рассмеялась. – Сколько тебе лет и где твои родители?
– Бог даст по осени будет шестнадцать, – Матвей говорил так специально. Ему нравилось, как девушка улыбается. Она красивая, Максиму с ней повезло. – Родителей немцы убили, когда я был маленьким, до пяти воспитывался бабушкой, когда её не стало, отдали в детский дом. Там я пробыл шесть лет, пока на прогулке мне не встретился немец, он был старше меня на пару лет, смеялся над моей одеждой и прочее. Я ему всёк, да так, что глаз у него синий стал. Меня хотели тут же выпороть прямо на месте, но на счастье попался я на глаза старику. Тот вытащил меня из передряги, взял к себе, стал учить наукам, за работу по дому на карманные расходы давал, прав мне чутка прибавил. Даже в кино в Плескау могу ездить смотреть, мне американское нравится, его хоть и редко показывают. – он опустил взгляд в пол. – Да один расклад. Сирота я.
– Я тоже своих родителей не знаю меня… – Анна начал говорить, но Матвей её перебил.
– Тебя воспитывали немцы, как Максима и старика. Не трудно догадаться. Была бы ты, как я, тебе бы в жизни не работать журналистом и не ездить на такой крутой тачке. Видел её в гараже. В Плескау не у многих немцев есть такая. Мощная. Что не говори, а машины нацисты делать умеют. Когда-нибудь у меня тоже будет крутая тачка. Я вообще мечтаю сам создавать транспорт. Пусть язык у меня не богат, зато в черчении достиг не плохих успехов. К слову ещё одно моё развлечение, кроме собак и разговоров с Адель. Пусть она работает у нас в доме, но мне кажется она нацистка, не хочет по моей просьбе имитировать женский оргазм. Любому бы немцу, наверняка, бы отдалась, будь она человеком.
– Что? – Анна не могла сдержать смех. Матвей говорил всё, что думает. – Не язык у тебя, а…
– Помело! – Матвей лёг на кровать и посмотрел в потолок. – Знаю. Старик мне часто об этом говорит. – Его лицо сделалось серьёзным. – А всё-таки я вот не пойму, Максим понятно, его с детства обрабатывали, а ты почему здесь? У тебя есть работа, деньги и машина. У тебя даже права, как у любого немца. Но ты с нами! – парнишка подозвал Анну к себе и шепнул ей на ухо. – По секрету скажу, я тут давеча досье на агентов сшивал, напряг меня старик, и там твоё было. Сюда много людей приходило, богатых и бедных, но таких, как ты, не считая Максима, ещё не было. Ты, как и Алексей Петрович, у вас было всё, но вы хотите падения Рейха не меньше тех, кому повезло многим меньше чем вам.
–Усвой раз и на всегда. Не бывает плохих наций, есть плохие люди, – Анна прекрасно понимала, что Матвей специально делает вид, что глупее, чем на самом деле. Поэтому ей всё-таки хотелось донести до него правильные мысли. В этом доме кроме Алексея Петровича и собак, судя по всему мало кто относился к нему с добротой. – Моя фамилия Ланге, мои приёмные родители владельцы магазинов одежды, все марки, которые ты мог видеть в рекламе продаётся у них. Заметь, может они и немцы, никогда они не считали меня человеком второго сорта, не пытались навязать культуру и даже позволили мне выучить русский. Они хорошие люди.
– Повезло… – Матвей тяжело вдохнул. – Все известные мне немцы, меня часто били.
– Что касается почему мне близки взгляды Алексея Петровича, пусть я ещё не совсем всё понимаю, – продолжила Анна. – Когда мне было десять, я впервые столкнулась с несправедливостью. Я была в детском лагере в Теодорихсгафене, там в Готенланде всё несколько иначе. Всё-таки в Московии отношения ко всем тем, кто жил здесь до немцев более лояльное, там всё иначе. Более худшие условия труда, зарплаты, немцев живёт больше… Так вот, мы гуляли по городу, нам проводили экскурсию, рассказывали, как войска Вермахта героически захватили полуостров, и я увидела, местных детей, они смотрели на нашу группу, как на каких-то богов. Они были худые, грязные, неподстриженные. Наша вожатая, как только их увидела, поспешила их разогнать. Не должны мы были их видеть. После этого я спросила: «Почему они так плохо выглядели? Мне вожатая, Тильда, маленькая, неказистая темноволосая девушка сказала: «У них грязная кровь, они низшая раса». Начала поливать русских дерьмом. Её так понесло, что она произнесла слова: «Ты должна быть такой же, как и они. Ты позоришь нашу арийскую расу!». Была бы её воля, ударила бы меня. – Анна встала с кровати. – В тот же вечер, я пожаловалась отцу. Тот прилетел на утро и устроил такой скандал в лагере. Тильда на коленях ползала, прося у него прощение. Только мне от этого легче не стало. Те дети открыли мне глаза. Мне довелось пообщаться с людями, родившимся до семьдесят четвёртого года. Они многое мне рассказали. Послевоенная жизнь для населения бывшего союза была рабством, мало кто жил нормально. Четыре класса образования и работа на фабриках и заводах. Вся их жизнь.
– Я все ровно не пойму, у тебя есть всё. Можно же закрыть глаза и жить, как немец…
– Тяжело жить хорошо, когда другие живут плохо. Вот такой я человек, – Анна посмотрела в окно. Хмурилось, скоро пойдёт дождь. – Все должны жить одинаково, не деля друг друга на правильные и неправильные нации.
Матвей пытался переварить всё сказанное Анной в своей голове. Она говорила такие мысли, которые он редко слышал в доме Алексея Петровича; другие повстанцы, часто позволяли себе говорить о том, как они устроят этнические чистки среди германского населения.
– Тяжело всё. – наконец он сказал он. – Полагал, я плохо живу… – Матвей встал с кровати и пошёл к выходу. Надо сходить покормить собак, пока не начался ливень. – Пойду к единственным немцам, с которыми мне хочется общаться. – в дверях он остановился и задал самый интересующийся его вопрос. – А у вас с Максимом уже было…это самое? – Девушка опешила от такого вопроса. Парнишка тем временем продолжил. – Расскажу ещё один секрет. У Максима на заставке в телефоне стоит твоя фотография! Мне кажется он тебя хочет…
Не дожидаясь ответа, Матвей скрылся из виду, и Аня услышала голос Максима:
– Ещё раз подобное от тебя услышу… – прокричал Максим. Схватив парня за руку, когда тот пытался избежать встречи с ним.
– Что ты мне сделаешь, выпорешь, как и все такие, кто носит такую же форму!? – Матвей, очевидно провоцировал. За что получил увесистый подзатыльник. – Давай, бей меня, как тебя учили нацисты. – Ещё один удар. – Больно!
– Уйди с глаз, пока не добавил!
Максим вошёл в комнату и сел на кровать рядом с Анной:
– Совсем не следит за языком. Извини его. Он умный парнишка, но слегка озабоченный.
– Я заметила, – Анна взяла парня за руку. – У тебя правда на заставке стоит моя фотография? – ответа дожидаться не стала и ловко вытащила гаджет из кармана Максима. На экране блокировки действительно красовалась её изображение. На ней она была в сером пальто, кокетливо подмигивающая в камеру. – Я думала, он шутит. – девушка заулыбалась. – Это так мило…
Максим тем временем весь раскраснелся. Ему стало очень неловко, опустил взгляд. С Аней он становился стеснительным мальчишкой.
Аня это заметила и решила взять всё в свои руку. Пододвинулась к парню и поцеловала:
– Ты готов умереть за идею, но в тоже время боишься посмотреть на меня… – прошептала она, глядя ему в глаза.
– Ты моё слабое место, – еле слышно признался Максим. – Всего лишь день, а мне кажется, ты со мной всю жизнь.
– Я думала, что такое бывает только в книжках для маленьких девочек и наивных женщин, – Аня обхватила парня за спину и повалила на себя. – Я не хочу тебя отпускать.
– Я тоже, – теперь Максим поцеловал её. Ему так не хотелось отрываться от её губ. – Остался бы здесь с тобой лежать на веки. Но нас ждёт Алексей Петрович. У него на нас с тобой большие планы.
***
– Подделать паспорта нереально! – Максим совершенно не понимал, как он и Анна будут выдавать себя за других людей.
– Паспорта Рейха нереально, а вот американские вполне, – Алексей Петрович спокойно сидел за столом и курил, создавая под потолком табачное облако.
– Тогда что с визой?
– Она будет настоящая. Выдана американской паре: Саре и Коннору Джонс. При сканировании документа, будут выдаваться ваши фото. Мы взломали сайт немецкого посольства в Америке. Поэтому проблем никаких не будет. Пока Максим Аппель лежит раненный в больнице Линдеманштадта, то по стране спокойно будет перемещаться американец русского происхождения Коннор Джонс со своей супругой Сарой.
– Мы должны изображать женатую пару? – Анне не нравилась затея.
– С этим будут проблемы? – рассмеялся Алексей Петрович. – Я вижу, как вы друг на друга смотрите, да и Матвей не умеет держать язык за зубами… – из рта вылетел клуб дыма. – Вы отлично смотритесь вместе. Какие проблемы изображать любовь, если и изображать ничего не нужно.
Щеки Анны покраснели, и она инстинктивно взяла Максима за руку, который сидел рядом с ней. Ей было неловко слышать слова Алексея Петровича, а тот следил за её реакцией и только и ждал момента, чтобы подтвердить свои слова.
– Что я говорил!? – Алексей Петрович посмотрел на Анну и с улыбкой затушил сигарету об дно стеклянной пепельницы. – Мне кажется Анна, не зря вас судьба привела к нам. Вы сыграете важную роль в нашей борьбе. – Он встал из-за стола и подошёл к интерактивной карте. Ввёл в поисковой строке «Шварцланд». – Давайте теперь поговорим о вашей задаче… – В воздухе повисла тяжёлая пауза. – Мой родной и бедный Воронеж. Однажды ты вновь обретёшь своё исконное название… Извините мою сентиментальность. Ваша первоочередная задача передать некоторые чертежи нашим друзьям в городе. Я специально попросил Матвея сделать их на бумаге, электронные носители у вас, как «иностранных граждан», могут изъять на проверку, бумага никому не нужна.
– Нам нужно просто передать посылку? – спросил Максим. – Это вся наша задача?
– Первоочередная. В городе вы долго не пробудете, можете вызвать подозрения, поэтому через несколько часов после прибытия отправитесь в Кракау (Краков) и там встретитесь с нашим агентом внедрённым в ряды Гестапо. Получите у него информацию, а дальше будем держать связь. О нём подробнее вам сообщать на месте. В Воронеж вас встретят. Сегодня на десять вечера у вас поезд из Плескау. Ещё вопросы?
– Почему всё происходит именно сейчас? – Анна не могла не спросить.
– После пятидесятилетнего правления Оливера Штайнмайера Рейх обрёл некую стабильность. Сейчас на пороге выборов в воздухе витает напряжение. Кто займёт его место из двух кандидатов, предлагающих совершенно «разные» пути развития, очень сложно спрогнозировать. Вы знаете, что не важно кто станет новым рейхсканцлером, а народ нет. Когда начнётся второй этап нашего плана, то вы увидите насколько народ боится изменений!
– Неопределённость пугает… – усмехнулся Максим.
– Верно! У Штайнмайера, при всех его недостатках, была и есть слишком большая поддержка, не только у немцев, но и среди фактически всего населения Рейха. Вот у других кандидатов такого нет. К обоим есть уважение, но не более. Они не остановят разгневанную толпу, когда мы в открытую заявим о себе через две недели!
– Штайнмайер ещё остаётся рейхсканцлером. Он может выйти к народу и… – вслух задумалась Анна. Но не договорила.
– У рейхсканцлера здоровья осталось на три раза посрать сходить… – перебил Матвей, который всё время незаметно подслушивал разговор, стоя в проходе. – Никуда он не выйдет.
– Грубо, но верно. – Алексей Петрович недовольно посмотрел на паренька. О его манерах он поговорит с ним позже. – Штайнмайер болен, неоперабельным раком лёгких. Информация подтверждена прямиком из рейхсканцелярии. Ему не долго осталось. – Он посмотрел на Анну и Максима. – Вы молодые люди, можете идти, а вот ты, Матвей останься. Твоё поведение вызывает у меня много вопросов.
Глава 7
Харм успел разослать ещё нескольких агентов по другим рейхсгау. Теперь оставалось обсудить все дальнейшие действия в узком кругу тех, с кем пятьдесят лет назад он изменил Рейх. Правда, оставшись руководителем Абвера, он слишком поздно заметил, что не все его коллеги чётко и сложено выполняют свои обязанности. Нужно было что-то менять, правда уже поздно. Противник сделал свой ход в партии, теперь очередь за Хармом. В молодости он проиграл не мало игр своему начальнику Генриху Мюллеру, тот его научил, что любую партию, даже самую безнадёжную, можно обернуть в свою пользу. В данный ситуации всё только началась, можно даже взять инициативу в свои руки.
– Хайль Рейх! – троя мужчин поприветствовали Харма и отвлекли его от размышлений.
– Хайль Рейх, – ответил Харм. – Проходите. – троя мужчин в чёрной форме сели в кресла на против директора Абвера. Они редко собирались вместе, даже сегодня одного не хватало, хотя всё движется к тому, что их квинтет превратиться в квартет. – Не для кого не секрет, цель нашего сбора, но прежде, чем мы начнём, не могу не предложить выпить.
– Я откажусь, как остальные не знаю, – ответил самый молодой из компании, семидесятипятилетний рейхсфюрер СС, круглолицый, лысеющий, с усами щётка под носом Юрген Кац. – Времена настали тяжёлые. Только в одном Линдеманштадте десяток моих офицеров, теперь можно опознать только по ДНК.
– Ночка сегодня и впрямь выдалась тяжёлая. Есть большие потери в технике, флоте, авиации. Но мы найдём тех, кто стоит за терактами и показательно уничтожим, – твёрдо сказал восьмидесятилетний Военный министр Марио Штиндел, гордо сидящий в своём мундире рейхсмаршала. На его левой груди гордо красовался железный крест[14 - Железный крест – военный орден, учреждённый в 1813 году в королевстве Пруссия и затем вручавшийся в Германской империи и нацистской Германии. Орден вручался всем категориям военнослужащих вне зависимости от ранга или сословия. Награждение орденом происходило последовательно от низшей степени к высшей. Награждения орденом возобновлялись во время Франко-прусской, Первой мировой и Второй мировой войн.].
– Герр Штиндель, это были никакие не теракты, это акции протеста, которыми повстанцы, или как они себя в своих кругах называют, хотят нам показать, что власть выскальзывает из наших рук, – Харм разлил по бокалам коньяк. – Ситуация шаткая. Они готовили их давно. Всё было чётко спланировано и как точечно.
– Это всё ошибка создания рейхсгау на территориях бывших рейхскомиссариатов, – заговорил высокий семидесятипятилетний министр пропаганды Рудольф Альтман. Он взял бокал из рук Харма и поболтал в нём по стенкам карамельную жидкость. – Слишком много свободы они получили. Мы их уровняли, тем самым изначально выстрелили себя в ногу.
– Соглашусь, герр Альтман, вы говорите правильно, но давайте обратимся к истории и поймём, почему всё произошло так, как произошло, – Харм спрятал руки за спину и принялся расхаживать по кабинету. – Ведь нам надо копать глубже, и не семьдесят третий стал годом изменений. Всё началось намного раньше, – он подошёл к висевшей на стене карте Рейха. – Начнём с самого начала. Тысяча девятьсот сорок шестой. Прошло три года с разгрома советских войск под Сталинградом. Гитлер полагал, что быстро добьёт остатки армии красных, которая к тому же оказывает ожесточённое сопротивление японцам на Дальнем Востоке. Но он ошибся! Линия фронта застопорилась, русские не собирались после череды разгромных поражений сдаваться, армия Вермахта упёрлось в непробиваемую оборону.
– Я не понимаю вас, герр Келер, – Марио с бокалом откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу. – Речь сейчас идёт о целостности Рейха, а вы собрались устроить нам урок истории.
– Господа, слушаем! – попросил Харм, взял свой бокал со стола и сделал маленький глоток. – Фюрер и всё его окружение понимают, даже если прорвут оборону русских и захватят с японцами всё оставшуюся советскую территорию, то их ждёт бесконечная борьба с партизанами в глухих сибирских лесах. Вместо этого, легче предложить мир на своих условиях с выплатой контрибуций. Сталин соглашается, уходит в отставку, и у России новое правительство и так далее, – он рассказывал всё с таким воодушевлением, что совсем забыл о ноющей с утра спине. – Что дальше? Высадка янок в Нормандии оборачивается провалом, нужно добивать их. Вместе с японским флотом мы отравляем корабли к берегам Америки, и после быстрого захвата нами Аляски и оккупации Канады японцами, штаты легко сдаваться не планируют. Ещё два года борьбы и только атомные удары фау-4 по Вашингтону и Нью-Йорку заставляют их капитулировать. Можно устраивать мировое господство, никто не помешает. Только это всё лишь на бумаге. Миллионы убитых солдат, непомерное эго Гитлера, мечтающего создать из Берлина город будущего, не даёт возможность перевести дух.
Харм замолчал. В это время никто из его гостей не решался заговорить. Они как прилежные ученики, ждали, когда учитель даст им слово.
Наконец директор Абвера продолжил. Он перенёсся во вторую половину шестидесятых в войну с Японией 1965-1967. Всё началось на Аляске. Японские войска в начале июля шестьдесят пятого сразу с двух направлений – с территории бывшей Канады и по морю, пересекли границу Рейха, взяв Аляску в блокаду. Их целью было забрать лакомый кусок себе, полностью подчинив своему влиянию Северную Америку. Тогдашний рейхсканцлер Герман Геринг терпеть посягательство на территории Германии не стал и объявил бывшим союзникам войну. Войска Вермахта вторглись в оккупированный японцами Китай, но с первых дней их встретило ожесточённое сопротивление. Однако, вмешались обстоятельства. Российская Республика, увидев в этом шанс, решила вернуть территории, захваченные Японцами (После победы стран Оси, границы Российской Республики проходили от Архангельска до Байкала) и собрав все имеющиеся силы ударили. В течение года российские войска вышли к Тихому Океану, заметно ослабили позиции империи в Монголии, Китае и Корее. Только за неимением флота, не смогли высадиться на Сахалине. Тем временем, к сентябрю шестьдесят шестого, немецкие войска практически полностью выбили японцев из Китая, смогли прорвать блокаду Аляски и начали своё наступление на североамериканские, карибские и индокитайские территории Японцев. Война шла на изнеможение, Японская империя трещала по швам, но аналогично было и в Германии. Казалось, ещё немного, и военная промышленность не выдержит. Нужно было принимать жёсткие меры. И девятнадцатого декабря тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, Герман Геринг отдаёт приказ направить новейшие баллистические ядерные ракеты фау-5 на японские города: Токио, Квебек и Мехико. Успех превзошёл сам себя, города были практически стёрты с лица Земли и Японской империи ничего не остаётся, кроме как подписать мирный договор. По его условиям она была вынуждена выплачивать контрибуции, Китай, Корея становятся марионеточными государствами победителя, а бывшие советские территории за исключением Сахалина, остаются в руках Российской Республики. За это бесперебойно, каждый месяц в Рейх направляются поезда, набитые ресурсами из Сибири. В мире воцаряется Великий Рейх, который с первого дня своего могущества начинает медленное разложение.
– Пока не приходим мы! – завершает свой урок Харм. – Победа вновь даётся слишком большой ценной. Мы имеем много ресурсов, но реализовывать их, за неимением рабочей силы, так как рабы долго не живут, не можем. Под контролем вся Европа, но она не полноценная часть Рейха, рейхскомиссариаты на Востоке аналогично. Покорённые народы видят слабости, вот-вот и вспыхнет один большой бунт. Как их остановить? – над кабинетом повис риторический вопрос. – Дать им права. Дать им хотя бы мнимую свободу, что Рейх готов с ними считаться. Безусловно не всём сразу, постепенно. Итальянцы, испанцы, французы, в начале девяностых и русские. Рейхскомиссариаты в семьдесят четвёртом сменяют рейхсгау, у нас одна большая страна, на которую трудятся теперь в большей степени свои же рабочие и мелкая горстка оставшихся рабов в колониях. Всё прекрасно! Вот только…
– Вот только позволив пусть не всем, но европейцам, русским и прочим полноценно идти по ступеням образования, мы сами же даём им знания, как с нами бороться, – не выдержал Рудольф. – Я почти всю свою жизнь борюсь за их права, сам не веря, что делаю. Мы играем в кукольный театр, который уже во всю горит. – Он закипал, и бурно жестикулировал от чего коньяк начал выплёскиваться из бокала.
– Мой друг Рудольф, проявите уважение к тридцатилетнему французскому коньяку. Поставьте его сперва на стол, а затем уже столь бурно выражайте свои мысли, – Харм был спокоен. Он сделал небольшой глоток из бокала. – Я соглашусь с вами. Мы играем в кукольный театр, который горит. Вот только, не играй, Великий Рейх не просуществовал бы и с десяток лет после победы над Японией. Мы с вами у руля страны вот уже пятьдесят лет и ничего ещё не потеряно.
Юрген и Марио молча всё слушали. Они соглашались, как с Хармом, так и Альтманом. Они не собирались спорить ни с кем из них, прекрасно осознавая, как и их во многом безалаберность, частично привела к произошедшему прошлой ночью.
– Друзья, давайте успокоимся, выпьем и затем, в иной обстановке, поговорим о произошедшем ночью. – Харм вернулся в своё кресло. – Надеюсь, до вас дошли мои мысли.
***
Клаус в ночь вылетел из Берлина рейсом «Люфтганзы» из аэропорта имени Германа Геринга в Готенбург. Для него каждый полёт был чем-то неизведанным. Всё как в первый раз. А сколько у него их было…
В том числе и обличий. За годы службы Харму он примерил не мало обликов. Фактически, он был агентов Абвера, но в своих командировках он представлял Гестапо, был следователем Крипо[15 - (Kripo), V управление РСХА, осуществлявшее контроль за деятельностью криминальной полиции рейха (в широком смысле, Крипо – уголовная полиция).], был служащим главного управления имперской безопасности и других правительственных структур Рейха. В свои двадцать семь он многое видел и многое знал. Майор прекрасно понимал, что рассказы о переселении евреев на восток не имеют ничего общего с правдой. Куда их переселять? В колонии? Там и без юде было кому работать на благо Рейха.
В колониях Клаус тоже успел побывать. На нефтяных месторождениях в Аравии, где арабы трудились с утра до ночи, под палящим солнцем, на чайных плантациях в Индии, где индусов плетками били надзиратели китайцы и на золотых и алмазных присках Африки, где негры вкалывали под присмотром своих же земляков. Офицеры Рейха не горели желанием служить на чёрном континенте, поэтому правительству приходилось убирать расовые предрассудки куда подальше и нанимать на службу чернокожих здоровяков. Если до отмены рабства в США хуже чёрного управляющего был только чёрный работорговец, то в Рейхе хуже негра надзирателя был только негр эсэсовец.
