– Он просто дурак. – уверенно и с какой-то досадой произнесла она. – Клоун! Ну как бы забавный, ему типо внимания нужно или что, но а так смешной, – и все терпят его… Не знаю, как он товарищем Л?ши сделался; но это уже не мо? дело типо.
– Так вот… – продолжила Даша после небольшой глухой задумчивости, – развлекает – ну и норм. Но я как-то была озлоблена, что ли, – а потому типо настроения-то и не было вовсе. Ну ты же понимаешь, что я тупила с механикой, – даже была в каком-то отчаянии, чуть ли не в слезах, – так ещё и Соня типо рассердила своим поведением, своим упрямством и молчанием, – вс? убило меня, понимаешь?..
– Да, я понимаю… Но с Соней-то что?
– Вс? угрюмая, мнительная ходит, так вдобавок и заболела типо – ну я говорила же! – продолжала она в неистовом раздражении. – Почему мне это досталось вс??.. За что? Так ещё типо мне нужно же её успокаивать, допрашивать по долгу дружескому, а она, ну… молчит, будто особенная какая-то! Что-то напридумывала себе наверно.
– Ты… ты не достойна этого, Даша, – пролепетал наш герой в горькой застенчивости, робко скосив свой взгляд вниз, – вообще не достойна!
Он сам раздражался от своего поведения: так хотелось ему выговориться, так хотелось сказать что-то важное и ценное, – но, пребывая в некой смиренной досаде, смолчал.
– Спасибо, спасибо… – поблагодарила Даша в какой-то фальшивой и напускной манере. – Знаешь, – продолжала она как ни в ч?м не бывало, – у нас, ну у меня то есть, были другие планы, а он вс? не уходил от нас…
– У вас? – побеспокоился юноша, растерявшись колоссально.
– Ч?? Имею в виду, что я и Даня делали же механику – и ну вот вс?. Ну и у меня после свои дела были.
– Ой, да, логично, – опомнился он, – прости, пожалуйста…
– Да за что?
Он не знал, что ответить, а потому неосознанно, в молчаливой выдержке, бесцельно начал без успеха рассматривать каракули, написанные мелким шрифтом на громадной доске, не вникая в их содержание и забывая их смысл вскоре. Его что-то томило и бременило без устали; его глаза будто пытались найти хоть какую-то зацепку, хоть одну причину не только сидеть сейчас на лекции, но и вовсе учиться в вузе или даже существать в этом мире. Бывает тоскливо на душе иногда, когда теряешь глубокие и благородные смыслы там, где их усердно, по своей воле и, стало быть, безвозмездно ищешь. Тем не менее, среди всей оной напасти, возвышенной, впрочем, больше из-за самоидентификации и подпитываемой благими намерениями, та самая первостепенная мысль прокралась в его голову дерзко, но даже предсказуемо. Он аж вздрогнул с ног до головы, – вздрогнул сильно и резко, будто из беспамятства вернулся в рассудок. И по какой-то инерции внимание его зацепилось вс? за тот же ж?лтый блокнотик, который валялся на парте теперь ещё ближе к нашему герою, чем в предыдущий раз. Но и вторая попытка похищения этой тривиальной вещички, которая, однако, была нечто большим для Даши, чем просто вещичкой, – была хранителем некой сокровенной информации, являющейся прямым ответом на все интересовавшие юношу вопросы, но которую главному герою лишь предстояло разрешить, – но и вторая попытка не удовлетворила задуманное.
– Эй, ну чего ты? – тихо вскрикнула Даша, отложив блокнотик в другую сторону от себя – подальше от назойливого студента.
Однако это её повеселило, и она игриво улыбнулась пустоте.
– Ну что там? – докучал он патетически. – Неужто секретики какие-нибудь? Не, ну как хочешь – можешь не показывать так-то, – мне-то что?
Даша, не переставая улыбаться какой-то болезненной улыбкою, непроизвольно раскрыла свой жёлтый блокнотик перед собою, что, конечно же, увидел и главный герой. Она бессознательно перелистывала страничку за страничкой, а он значительно наблюдал происходящее. Вдруг Даша остановилась на одной из них и стала с каким-то брезгливым сомнением вчитываться в какие-то строчки, написанные ею от руки некогда ранее. Она ощутила на себе пронзительный взгляд – и снова повеселела. Даша будто хотела пересилить себя, хотела раскрыть некую насущную истину, которая терзала её беспощадно, от которой Даша изнемогала, но и одновременно наслаждалась по собственной же воле. Это было небрежно и в то же время учтиво.
– Я написала эти строчки, – почти ш?потом, скромничая, произнесла она, – я сама их написала…
– А можно почитать? – поинтересовался герой тоже в каком-то покорном тоне.
– Нет! – взвизгнула Даша вполголоса. – Нельзя!.. Они посвящены одному человеку! – ляпнула она, осознав в испуге значимость сказанного.
– А, даже так? – удивился он в почтительной злости. – Почему бы и нет? Я, честно, никому не расскажу, – ну правда, знаешь… Хотя мне-то что?
– Я не покажу! – отрезала она.
– А, ну как хочешь, конечно! Да, ну как же!
Даша закрыла блокнотик и положила его перед собой. Юноша же был в каком-то благом гневе в первый миг. Потом на его лице была превеликая досада, скрываемая напускным безразличием; казалось, что ещё немного – и его вс? лицо станет влажным из-за сл?з, – казалось, что его пота?нное отчаяние в миг вырвется как неистовый припадок истерики, – вырвется как внутренний крик, молящий о покровительстве и снисхождении; казалось наконец, что ему недоставало самого заурядного – чего-то т?плого и душевного. Но, однако, это лишь казалось: внутри его бурлила коллизия, некая конфронтация, заключавшаяся в столкновении между подозрительностью, смятением и восторгом. Он предположил кое-что гнусное, но и рассудил нечто изящное, – и в обоих случаях на него, как огромная глыба, давила неопределённость конечного исхода в этом вопросе. К тому же та самая мысль щекотала объективность, вторила последним наблюдениям юноши.
Повисла гробовая тишина в течение минут так десяти: они не сказали за это время ни слова друг другу; лишь голос Валерии Ивановны, словно жужжание мухи, где-то в пространстве невнятно и глухо проявлялся, – проявлялся часто, но бессмысленно, но, однако, был необходим для иллюзии существования некой наполненности кабинета, хотя наш герой тогда ясно объявил себе, что это лишь безутешно умерщвляет его. Тем не менее, подавленный и оскорблённый, он теперь, впрочем, отнюдь не уразумевая положения своего, без восхищения, без должного участия, которое теперь было пропитано лишь неким пренебрежением, – он теперь безудержно, исподлобья глазел на Дашу. То, что он увидел, ошеломило его чрезвычайно: она с серьёзною физиономией, с неким равнодушием, от нечего делать, писала под диктовку Валерии Ивановны слова в тетрадь; но раз двенадцать, то есть очень часто, Даша кидалась бешено к своему смартфону, и – сияла, и расцветала; к личику её приливала краска, и появлялась страстная улыбка с прекраснейшими зубками. Но за это время она посмотрела на нашего героя лишь единожды и, поймав его за слежкою, похорошела на пару секунд, кокетливо смущаясь и будто бы невзначай поправляя свои волосы, после чего вновь надела маску угрюмой личности и продолжила лениво водить ручкой по клетчатым листам тетради. Он рассудил тогда, что это было ничто иное как трудолюбие, так вдобавок к нему ещё в комплекте были обещаны самостоятельность, хладнокровие и зрелость, а домыслы про возможные аффектацию и жестокое лицемерие отбросил в сторону. Его бомбардировала пустая убеждённость в том, что он безукоризненно «прочитал» Дашу.
– А, ну ты и переписываешься с кем-то ещё! – скороговоркою пробормотал юноша в пассивной агрессии.
– Что значит тво? «ещё»? – не растерялась Даша, ответив. – Тебе уже типо придраться не к чему?
– Прости, я… – осс?кся вдруг он.
– А, понятно! – негодовала Даша, всплеснув руками. Казалось, её припадок возмущения нельзя уже было сдержать ничем.
– Ты не понимаешь просто, прости, конечно, но…
– Не понимаю?
– Я не то хотел сказать, – оправдывался юноша, побледнев, – в смысле… ну… это намного труднее вс? по итогу, понимаешь?
– Как хочешь, ладно, – отрезала она, надув губы.
– И только?
– Да, и только.
– А, ну это и есть настоящий при-кол!
– Да что ещё теперь не так? Что я типо не так сказала сейчас?
– Да не, забудь уже. Ну а что тут уж такого говорить? Да, правильно: ни-че-го!..
– Да скажи ты, – продолжала выманивать Даша из него какой-то секрет, – я если чего-то не того сказала вдруг, ну… типо обидела тебя, задела за больное что-то, то ты не сердись, – это не специально вс?!..
– Нет, вс? хорошо, честно! Это я веду себя, как бы это сказать, – веду себя глупо, – нельзя так вести себя, это же неправильно! – раскаялся наш герой в полном смирении. – Прости, я просто… просто дурак – и вс? тут!
– С Соней я переписываюсь, – последовало неожиданное признание от Даши, – доволен теперь?
– Ты так сказала, будто я тобой манипулировал сейчас…
– Да, не первый раз уже. Ну… знаешь, забей… Ты помнишь, как ты меня с Соней и ещё с Ромой встретил в декабре на улице, здесь, рядом – у вуза-то?
– Да.
– Вот тогда, в ясный день, но холодный довольно, – вроде суббота же была или не суббота?
– Да: суббота…
– Ты ч?, каждый день типо помнишь или что? – заметила Даша в удивлении. Он улыбнулся.
– Нет… Так получилось просто…
– А, да? Ладно… А вообще что ты там делал тогда? Мы же типо ну… по субботам не учимся же?..
– Книги в библиотеку сдать.
– И только?
– Ага.
– Но ведь ты сам только сейчас говорил, что тебе почти два часа ехать досюда?
– Ага!..
– То есть ты реально типо два часа ехал сюда, чтобы сдать учебники в библиотеку?
– Вс? верно.
Даша, закрыв ладонями лицо, исступленно засмеялась. Юноша же заразился е? настроением, а потому его лицо скривилось от неловкой улыбки; он покраснел. Делало эту сцену особенно забавной то, что до этого наш герой даже вполне веско поддакивал всем расспросам Даши, – и теперь неосознанная чопорность в мгновение превратилась в пыль.
– Ла-адно! – продолжила собеседница, пытаясь сдерживать хохот. – Так вот, ты же тогда с Соней впервые и повстречался, а я ведь сама с ней полгода дружу только, но зато как! Ой, вы так смешно и глупо познакомились…
– Не напоминай, – умолял он, а сам сгорал от нетерпения.
– Да почему? Ты же на нас троих выскочил прямо из-за угла, – ты так быстро ш?л…
– Я всегда так хожу, – перебил юноша.
– А!.. Ну типо ты и вылетел на нас – и Соня как-то вздрогнула и – упала на тротуар! Ты и начал её нелепо поднимать за руку; а потом этой же рукой и пожал ей е? руку, когда уж Соню-то поднял!
– Да-а! – протянул наш герой в полном восторге.
– Я ещё помню, – вспоминала Даша улыбаясь, но прищурила свои глаза, будто прилежно вспоминала детали фрагмента из прошлого, – помню, что мы тебя взяли с собой гулять. А этот Рома был с нами по инициативе Сони, – я ну… не знаю, как она с ним познакомилась, но она очень просила меня пойти с ними гулять, – ну я типо и пошла…
– Логично, – холодно вставил он.
– Да; но как-то они будто не ладили друг с другом, что ли, – рассуждала она уже с некой решительностью, успокоившись окончательно, – будто больше ты с Соней разговаривал, а Рома, – а Рома был каким-то злым: я ещё пару раз заметила, как он на тебя криво косился…
– Да чушь это! – возразил наш герой. – Мерзко вс? оно!
– Как знаешь, – продолжила она, – я просто типо говорю то, что тогда заметила. Так вот, они с этим Ромой с тех пор взаимодействовали, но как-то неохотно, – ну это по моим наблюдениям и по словам самой Сони. Но в последние дни то он к ней, то она к нему начали ходить в общаге…
– А он тоже в общаге живет? – в очередной раз перебил наш герой.
– Да, да, в общаге, – отмахивалась она, будто была недовольна, что ей не дают договорить, – и вот они типо теперь друг к другу ходят, но после каждой встрече Соня очень грустная и убитая какая-то…
– Так может, это вс? из-за него как раз, то есть – вс? из-за Ромы, то есть, – то есть ей плохо из-за него?..
– Возможно, но нельзя судить на сто процентов. Ну… понимаешь, она мне не хочет ничего рассказывать об их отношениях, какими бы они ни были…
– Какие-то, видимо, не очень отношения. Хотя мне то что?
– Да, верно, – заметила она, – это не твоё дело уже.
Её ответ как-то огорчил нашего героя чрезвычайно. Тем не менее они оба замолчали. Валерия Ивановна была из тех немногих преподавателей, которые отмечали на лекциях присутствующих студентов; делала она это следующим образом: называла по очереди группы, которые в лучшем случае должны были присутствовать на паре, и те, кто в неё входил, поднимались вверх со своих мест. Дальше преподавательница, часто сбиваясь, вслух считала количество вставших студентов с каждой группы и куда-то себе в бланк записывала результат. Она вела какую-то личную статистику, тщательно скрывая её ото всех, – да и всем, впрочем, кроме неё, было вс? равно. Группе, в которой было наибольшее количество потревоженных её прихотью, она декламировала свою личную похвалу и уважение, объявляя е? победителем. Что касается этого раза, то когда очередь добралась до группы, в которой состояли два собеседника, наш герой решил действовать незамедлительно: пока в вертикальном положении Даша снисходительно рассматривала абрис Валерии Ивановны, юноша, к невероятному удивлению своему, видимо, набравшись опыта, не спеша проскользил рукою, которая, однако, слегка дрожала от упоительного волнения, – проскользил ею по столу до того самого ж?лтого блокнотика и, схватившись за него концами пальцев, успешно стащил к себе. Нарочито щ?лкал он громко страничками и впопыхах искал заветные строчки; уже было его глаза зацепились за то, чего он так искал, а тело бешено и глубоко задышало, что было по-предательски некстати. Наконец Даша заметила пропажу, и дерзко вырвала украденное, вернув его себе, и лукаво улыбнулась одним краем губ.
– Я бы, – начал было оправдываться воришка, – я бы это… вс? равно бы не прочитал, – я бы вернул тебе назад, не читая вовсе!
Но выяснять отношения было некогда: в коридоре озлобленно пропищал звонок – и Валерия Ивановна объявила об окончании лекции. В содоме они стыдливо удержали друг на друге свои взгляды, оба ласково улыбнулись и протянули правые свои руки для дружеского рукопожатия, – так, замечу, у них было негласно принято ещё с давних времён, – и простились окончательно.
Следовало бы обратить внимание на странную, но очень презабавную и п?струю деталь, которая так и бросалась невинно в глаза и которую грех было не заметить: последующие две пары наш герой и Даша будто бы поругались, затаили солидную обиду друг на друга и – не пересекались тет-а-тет вовсе. Однако очень часто переглядывались, вернее – юноша с грандиозным увлечением всматривался, конечно же, не без подозрения, – всматривался беспрестанно в Дашу, но лишь редко отводил свой взгляд от неё, приходя на миг в себя. Девушка же лишь изредка ловила хмурый взор надзирателя и, словно пренебрегая знаками небезразличия, со значительной усталостью и в тоже время грубостью на лице отворачивалась к своим хлопотам. Никто из них ни разу не улыбнулся, но и никто из них не норовил осуществить козни, – они, впрочем, казалось наверняка, невербальным способом о ч?м-то условились.
В глубокой апатичной задумчивости наш герой пробыл до конца занятий. Когда же он вышел уже на улицу, где вс? ещё гостил светлый т?плый вечер, ему в лицо стрельнул сильный ветер, от которого юноша приятно воодушевился и впал в внезапную экзальтацию. Он было закрыл глаза, уже что-то себе намечтал, глубоко вдохнул и – почувствовал, что начал задыхаться. В одно мгновение бедный студент был прижат могущественной силою, которой он не мог сопротивляться, к ближайшей стене учебного заведения прямо у главного входа. Удивительно было то, что никто вокруг этого не приметил. Юноша уставился вперёд: перед ним стоял молодой человек, тоже студент, среднего роста, но крепкий, атлетического телосложения, хоть и выглядел он хило, – впрочем, человек со спортом на «ты». Его узкий лоб был прикрыт неряшливою прическою, черные волосы средней длины торчали во все стороны; его серые глаза сверкали беспредельной злостью и уверенной дерзостью, и взгляд, не отрываясь, грозно пронзал юношу из-под насупленных, как две широкие чёрные полосы, бровей; прекрасно к здоровому цвету его лица вписывался орлиный нос и массивные губы. Но все черты нападающего были смазаны и непосредственны, но одновременно уникальны и привлекательны. Он казался и злым, и учтивым в одну секунду. В каждом движении его были не только агрессивная скорость и самолюбие, но и л?гкость и грация. Был задумчив и решителен. Недоброжелатель вдавил своими пальцами правой руки шею жертвы, отчего та, открыв рот, жадно глотала воздух от нестерпимой боли.
– Антартонов, прекрати, – почти без голоса выдавливал из себя наш герой, – я же сейчас задохнусь!
Агрессор молча выпустил его из-под своего контроля, потом, переминаясь, сунул руки в карманы своих чёрных спортивных штанов.
– Ладно, живи, душить пока не буду, – сказал Антартонов, будто передразнивая. Он вс? суетно озирался.
– Что, что тебе надо? – пролепетал юноша. – Чего ты… чего ты хочешь? Нападать-то зачем?
– Молчи и не рыпайся! – в неисчерпаемой злости ответил захватчик, испепеляя жертву своим взглядом. – Ты прекрасно знаешь, о ч?м я сейчас буду говорить!
– Так не было же сейчас ничего! – завопил главный герой. – Что опять не так?
– Слушай сюда внимательно: если ещё раз я увижу тебя с нею, то в следующий раз я тебя подхвачу на углу, понял?
– Что… я не понимаю! – прошептал юноша запинаясь.
– Я видел, – в исступлении продолжал Антартонов, – я видел, что ты с нею сидел на лекции, на третьей паре; я видел, как вы разговаривали друг с другом, улыбались, – и ты теперь смеешь спрашивать, а? И теперь ты говоришь, что не понимаешь?..
– А, ты про это… Знаешь… знаешь, а я сидел не с Соней, я с Дашей сидел…
– Что-о? – изумился агрессор. – Ну… что ж, – продолжил он, успокоившись, но стал говорить низким голосом с ноткой уверенности: – что ж, ты… тогда живи. Но, короче, предупреждаю сразу: если я увижу с Соней тебя, то… ну ты понял.
– Я… я не могу обещать…
– Что? Слышь ты, – возразил Антартонов, – не груби! Я до сих пор помню ту прогулку в декабре! Она лишь с тобой говорила, – да ещё как говорила! Я следил за её лицом внимательно – и ч?? Она улыбалась, пока на тебя смотрела. Слышишь?
– Я…
– А? Я же потом, уже после, короче… всегда видел вас, видел, как вы говорите, что-то там шушукаетесь, бродите вместе, а? Было? Говори! – помолчал он секунду. – Не слышу тебя!
– Рома, – брякнул юноша, – так это же она… она сама ко мне лезла…
– Ч?? – снова вспыхнул захватчик, подойдя к главному герою в упор. – Как ты смеешь о ней говорить такое, а? Она по-твоему по сторонам шляется?
– Я… я не это имел в виду!
– Да как ты смеешь, – продолжал Антартонов, не замечая слова собеседника, – как ты смеешь такое о ней говорить? Короче, ты меня понял, да? Чтоб ни слова с ней и ни слова о ней, понял?
– Да…
– Ты понял, я спрашиваю? – переспросил озлобленный студент, повысив голос.
– Угу! – промычал главный герой.
