Антартонов перед расставанием ещё раз окинул жертву грозным взглядом, словно взял с той мнимое обещание, и ринулся прочь. Среди других студентов, стоявших подле вуза, в чёрной рубашке и в чёрных спортивных брюках Рома испарился, а его присутствие показалось бедному студенту эфемерной иллюзией.
Он впал в смиренную тоску; вс? будто перестало существовать для него, а антураж: люди, здания, деревья – поплыл перед глазами, будто кто-то увеличил размытие заднего фона путём максимального открытия диафрагмы объектива. Он ринулся к метро – даже нет: он скорее в нестерпимой обиде, которая, по обыкновению, порождала благороднейшую злость, – в таком состоянии чуть ли не бежал к метро. Почему-то в это время он почувствовал себя особенным, к его вискам хлынула гордость – и он изящно, по крайней мере ему так казалось, выпрямившись в спине, мчался и пренебрежительно взглядывал на каждого прохожего.
В метро юноша, стоя в вагоне и глядя в одну точку, смирился, что не может сесть, ибо весь поезд был забит битком, – впрочем, как оно всегда и бывает в час-пик; ему ещё пришла мысль, что этот час-пик, когда бы ты ни ехал домой, всегда будет час-пиком и что он бесконечный, а потому проблемой и не является, а является лишь будничным течением дел, от которого вс? равно все раздражительны.
Теперь же он пл?лся по перрону, наполненным битком людей, где останавливались пригородные электрички. Однако он ещё и вообразить не мог, что с ним могло совсем скоро случиться! Пожалуй, вс?, произошедшее в тот поздний вечер, наш герой после себе объяснит тем, что по-другому быть тогда и не могло. Он дошёл до места на перроне, где была крыша, – дошёл до некоего островка, под которым стояли две скамьи из т?много дерева. Эта крыша стояла на нескольких колоннах, от которых отваливались большие и толстые куски белой краски, – и на ней фонарный столб освещал мрак в округе тоскливым ж?лтым светом. На одной из колонн мелом было написано кривым почерком, словно писали в треморе, следующее: «и как тебе жив?тся, человечишка?»; юноша машинально плюхнулся на эту колонну спиной и усердно, но в некой истоме, уставился в одну точку. Силы будто оставили его там – когда он бежал от проблем; и теперь же тяжбы изморили его окончательно, хотя внутри что-то отзывалось приятной мелодией. «Жив?тся как жив?тся, – вяло и размеренно, про себя рассуждал он, – кто это пишет вообще? Хотя мне-то что? Это вс? мерзко… ,,Прекрасно жив?тся‘‘, – как такой этому человеку ответ? Интересно, – зав?лся наш герой, – точнее – не интересно, но… им делать, что ли, нечего? Может… не может, а точно, – точно навыдумывал он себе! Однако я их не знаю, хотя вс? и очень мерзко и ясно! Я вот нормально живу, сегодня вообще прекрасно чувствую себя, ну почти… – его вдруг что-то сильно встревожило, что он затрепетал. – Хотя ничего хорошего и нет! Ага, ну хоть сам себе признался! Теперь я тут один, ну я привык… Ну а мне-то что? Правильно: ни-че-го! Мерзко – и только!»
– Ну успокойся, чего ты? – отдалённо прозвучал нежный женский голос.
– Да ну а чего? Как… как тут не бомбить-то?
– Не надо, тебе не к лицу, – успокоил голос. Юноша застеснялся, улыбнувшись.
– Хорошо, Даша, хорошо!
– Ну давай за руки возьм?мся? Да, вот так…
Десять секунд было молчание среди невнятного людского гвалта.
– Эй, давай помогай, – внезапно окликнул юношу мужской мягкий голос, – давай, давай! Ах, ты посмотри же!..
Главный герой очнулся и так и обмер от происходящего: очень длинный и тонкий мужчина просунул свои руки под мышками, из-за спины, другого мужчины, роста среднего и вполне пухлого, обхватив его спереди за грудь, и усердно старался не уронить его, – впрочем, видимо, сил ему недоставало определ?нно. Пухлый, хромая, пл?лся перед тонким; тонкий старался не упасть от перегрузки. Толпа на платформе безразлично наблюдала. Вс? окутала темень. какой-то трепет обуял нашего героя. Какая-то женщина громко с кем-то ругалась по телефону, а вдалеке благородно и невинно ревел ребёнок; среди галдежа шмыгали носами. Все, кого тонкий молил о помощи, стушевались; теперь же на пути оставался только наш герой, который в абсолютной растерянности, отставив руки в стороны, лишь глубоко дышал и трясся на месте. Его будто кто-то подгонял из зевак: даже раз кто-то толкнул его в спину рукою, – юноша хотел было повернуться и – со всею возможной злостью отомстить, – но было вс? безуспешно: его ноги окаменели, а ж?лтый свет фонаря, на который он бездушно кидал взоры, без отдыха, и от которого сразу же отворачивался и смотрел в пол с тревожностью, прикусывая нижнюю губу, – свет фонаря сдавливал голову студента, отчего у того начиналась мигрень. Он был в неком бреду, без сознания, а потому не давал отч?т своим действиям, – был наблюдателем, будто играл в компьютерную игру без собственного желания. Не помня как, юноша приобнял пухлого сбоку и поволочил его вместе с тонким к ближайшей скамейке. Они в прямом смысле этого слова сбросили его со спин своих, и тонкий стал усаживать бедолагу – благо, что все освободили ту скамью, – так, что будто он двигал члены шарнирной куклы. Жертва была почти без сознания, её тело было в полной расслабленности; она, понурив голову, лепетала бессвязные слоги, которые не хотели превращаться хоть в какую-нибудь мысль. Герой, отстранившись, наблюдал со стороны, как тонкий тыкал пальцами вс? тело пухлого, которое превратилось в какое-то желе, тряс бедолагу, бил его ладонями по щекам, выпуская обеспокоенные «эй!», но не переставал хлопотать о н?м. Юноша как-то сконфузился изнутри: он стоял в упоре перед новыми знакомыми, но не действовал, – ему было очень неприятно, тоскливо и досадно; нечто толкало его к помощи, но старания его были тщетны. В ту минуту наш герой себя возненавидел до крайней степени, почувствовал себя слабым и бесполезным; его руки задрожали.
– Ты что, контуженный? – взволнованно расспрашивал тонкий. – Пил? Ты пил?
– Эй! – продолжал он, хлопая пухлого по щекам. – Контуженный? Ах, ей-богу, контуженный!
Вдруг произошла ужаснейшая ситуация, которая, однако, вполне была ожидаема и даже предсказана некоторыми по одной лишь благородной мысли. Со стороны показалось, что пухлый значительно потяжелел настолько, что начал падать прямо на скамейку, и тонкий уже никак не влиял на полного, хотя и доселе у него не очень-то и получалось. Какая-то женщина наконец прервала всеобщую индифферентность, выскочив из толпы:
– Ах, поднять его надо! – вскричала она, простирая руки к жертве. – Ну, поднять же!.. На скамью поднять, – ну же!.. А?
– Нет, не надо, – степенно скомандовал тонкий, – будет хуже только: он захлебн?тся же! Он пьяный!
Мужчина приложил свои две ладони к груди пухлого и начала делать ему непрямой массаж сердца. Так дело продолжалось в секунд пятнадцать, в течение которых юношу, вс? ещё продолжавшего жадно глотать глазами вс? происходящее, скривило до неузнаваемости, особенно в лице: оно выражало брезгливость и малодушие. Тем не менее, однако, жертва, дышащая на ладан, вскоре громко закряхтела, глотая воздух ртом, протяжно прошипела, и глухо завопила, и – сложилась в позу под девяносто градусов, сев на скамью, как какой-нибудь гуттаперчевый гимнаст. Тонкий начал было сильно колошматить ловкача по спине, но тот лишь отрывисто кашлял, будто сам хотел прокашляться, а потому делал надрывистые усилия такие, что вся его боль напрямую накладывалась и на состояние юноши. Нашего героя тогда огорошила одна истина, которую, впрочем, он сам себе придумал и в которой даже успел сразу же усомниться: он был лишь свидетелем, «такой же серою толпою», его поведение похоже на «поведение лицемера», ибо, как тогда юноша сам и рассудил, «много позволяет себе мечтать о всяком», которое «это всякое и есть ничто иное как мерзость», и «поступкам он не соответствует», – рассудил, что «является несамостоятельной личностью, которая лишь грезит».
– Ох, оклемался наконец! – провозгласил тонкий с ноткой отчаяния. Пухлый болезненно вилял головой, бормоча что-то себе под нос, в каком-то припадке растерянности; казалось, он был в бреду – где-то между реальностью и сном.
– Эй, слышишь меня? – продолжал расспрашивать спаситель. – Ал?! Ох, не понимает!
Он продолжал бить его по щекам, получая в ответ лишь междометия и невнятные рыканья. Внезапно, вернее – внезапно для всех лишь потому, что они отвлеклись на оное событие, забыв про время, – внезапно начал подъезжать электропоезд к станции, чей водитель ловко тормозил им так, что длины перрона и электрички точь-в-точь сошлись. Толпа тотчас же, будто ничего и не было вовсе, без всяких церемоний, начала проталкиваться к краю платформы, оставляя троицу где-то позади. Было как-то особенно тревожно и суетно в ту минуту. Это был нужный электропоезд для героя и, как окажется чуточку позже, тонкого мужчины.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70837237&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
