– «О, ты уже в лоховозе… Значит, я вовремя!».
Его пальцы, голова – всё ушло в непрозрачную глубь, исчез из виду мистический компаньон, но по-прежнему общался голосом из «дыры», громко кашляя:
– «Ты не ищи меня только. Здесь ничего нет, а мой глубокий колодец исчезнет спустя время. Я просто дам тебе… Да где ж ты, ё моё… Тут же торчал…» – пауза – «Во-о-тано!».
Джек мало чего видел, но рядом с ним звякнуло что-то после падения. Черная точка уменьшалась тяжело, раздавливая своим весом матрас, пока не сузилась в ноль – гость не попрощался и ушел. Джек стал щупать её, лужицу из вязкой тени, бегая по ней уже своими пальцами и, проведя указательным вдоль понял, что порезался. Страх вырос в смятение, но палец продолжал скользить по остроте в мазохистическом припадке, подключилась вся рука, охватившая предмет ладонь бросила его в карман пиджака бессознательно. Казалось, что где-то за пазухой уже существовала проекция этого предмета, но именно сейчас у неё получилось перейти в настоящее.
Глава 12. Одна клетка на всех
Тьма по-прежнему сгущалась в спёртом воздухе. Ни одному лучику света не удавалось проникнуть внутрь, как бы сильно они не стучались снаружи. На самом же деле звук этот зарождался под давлением тяжелых колёс, обтянутых лысой резиной, на мелкий придорожный гравий. Сухой треск, вибрация под ногами, звонкие удары острых камушков об ржавый дымящийся глушитель и заднюю подвеску – единственное, чем Джек занимал себя на протяжении всего пути. Зрачки расширились, и скучающего пассажира начинали развлекать будоражащие воображение тени, навевая страх и чувство, что кто-то совсем близко, уже в наряде пострашнее, на расстоянии вытянутой руки, пытается играть с тобой твоим же оружием.
Прислушайся на секунду: ты здесь не один и никогда не был в одиночестве, хоть и глупо верил в своё личное пространство. Неоднородность «личного» допускает присутствие рядом с тобой «кого-то еще». Он не уведомит даже тогда, когда встанет к тебе вплотную. Ведь он всего лишь твоя тень, ты никогда бы о нём и не узнал, если бы не один сущий пустяк. Стойкий запах пота. Глоток стремительно выделяющейся слюны, перевалившей за бледный кончик языка. Хриплые, медленные вдохи и выдохи. Поток теплого воздуха, ощущаемый каждым рецептором кожи затвердевшей щеки. Но это и есть ты, только уже не в себе самом.
Треск под колёсами резко возрастал: камни, будто высыпаясь из старой водяной мельницы, стучали и тёрлись друг об друга, создавая неприятный фоновый шум. Тело пассажира впивалось в мягкую стену – машина притормаживала.
Глушитель кусками выплевывал сажу до тех пор, пока ревущий мотор не сбавил свои обороты – металлические стены машины впитали его последние слова, и гудящее дыхание под капотом на время остановилось. Еле уловимый скрип открывающихся с обеих сторон дверей насторожил Джека, и тот прислушивался к каждому последующему движению за мягкими изнутри стенами.
Небольшой шлепок по правое плечо – первым спрыгнул водитель. Нечастые звуки шагов – человек, возможно, высокого роста. Звуки уже отдалённые – пошел по делам. Еще один аккуратный шлепок справа. Нога скользит, звуки разнятся – прихрамывает. Отходит в противоположную сторону – не к Джеку, и то хорошо. Окликнул кого-то. Здороваются. Идут сюда. Приближающиеся шаги с правой стороны – водитель вернулся. Их трое, и они уже здесь, прямо за стеной.
Послышался треск дверного затвора, и в середине тёмной стены, располагающейся прямо напротив Джека, образовалась линия света, блики которого нещадно били по глазам, оставляя свои следы на роговице. Линия расширялась, а вместе с ней показался тёмный силуэт. Его плечи и края остальных частей тела обдавал багрянец. Закатный свет обнажал руки и каждый торчащий волосок на мускулистом предплечье. Ладони сжимались с такой силой, что косточки на запястье начинали бледнеть.
Рядом с этим мрачным типом расположились еще две фигуры, выходящие из-за распахнувшихся дверей. Их черные мундиры поблёскивали своими серебряными пуговицами, а накрахмаленные воротнички белоснежных рубашек давали прекрасное начало шелковым галстукам. Поверх козырьков, на околыше в глаза бросалась кокарда, в центре которой виднелся череп, наклонённый вперёд, с чуть отвисшей челюстью. За правым плечом угрожающе высовывался заточенный штык винтовки, пугающий своей длиной. Держалось оружие на ремешке из тёмной кожи; в центре ремешка красовалась золотая офицерская пряжка.
Джек съежился в углу небольшого на вид помещения (теперь-то он мог его по настоящему видеть, а не ощущать), и первое, что пришло ему в голову, была характеристика представших перед ним джентльменов: первым оказался водитель – его выдавали простые и ничем не примечательные элементы слегка пыльной и потрёпанной в некоторых местах одежды – чопорной жилетке, рваные места которой небрежно прикрывались нашитыми заплатками, либо это засаленная кожаная безрукавка с торчащими во все стороны нитками, а под ней рубашка в горошек с короткими рукавами, и самое главное – немного перекошенная на бок кепка.
Второй, что стоял слева от водителя, очевидно, являлся штурманом и был явно не самым интересным собеседником, и всю дорогу только пристукивал пальцем по бардачку в такт воображаемой мелодии. Облачён был в тот же мундир, что и третий, но благодаря повязке на левой ноге, обмотанной в области коленного сустава, позволил Джеку сразу определить, кто из этих двоих находился в машине, а кто – стоял на посту и готовился встречать.
– «Остановочка, шмон будет» – послышался дерзкий голос мускулистого водителя. Джек, уставившись на крепкую фигуру, загораживающую багровое солнце, кивнул, слегка щурясь, кидая что-то наподобие улыбки в сторону ожидающего ответ человека.
– «И че это значит?» – водитель обдумывал жест и не мог понять, «да» или же «нет». -«Ссышь? Ну, давай по-твоему: там отель, в отеле – шлюхи, на пузах у них небодяженный порошок. Я всем это пихаю» – в конце концов он просто улыбнулся и шмыгнул загоревшим носом.
Джек опёрся своим телом и дрожащими руками о стенку за его спиной, слегка приподнимаясь. Стена по-прежнему его ждала, как и всех тех, кто был раньше, кто будет чуть позже. Она не отпускает, притягивая того, кто так хотел поскорей от неё избавиться, но в итоге – хватается за её поверхности, будто стоит на склоне обрывистой горы, удерживая груз своего тела костлявыми лодыжками, пока снизу своего избранника ждёт под венец дешевое «крючево» его односложного, одуренного воображения.
– «Тебе как будто по яйцам дали. Проще будь» – водила бросил с ним, обращаясь к офицерам: -«Брать будете? Вы тока аккуратнее, пацан не в себе».
– «Нам тут указания ни к чему, сами разберёмся» – ответил офицер Дак, поглядывая куда-то в сторону, одновременно обнажая свою любимую винтовку.
Загорелый обладатель кожанки снова шмыгнул носом и повернулся ко второму напарнику. Тот, увидев одно только выражение угрюмого лица, пропитанного жирным блеском, двинулся в глубь темной комнаты. На пару с водителем, они вытолкнули Джека из машины, наступая нерасторопному на пятки. Все четверо отдалялись от стальных дверей машины и двигались к бетонным баррикадам, как вдруг из покинутой комнаты, из её самого тёмного угла раздался скрипящий голос: «Нам суждено встретиться, Джек!».
Вход на территорию тюрьмы представлял собой небольшую будку, облепленную потрескавшейся желтой краской, для одного, максимум -двух охранников, прижатых к друг другу спинами. На металлическом заборе грустно свешивался треугольный знак высокого напряжения, а колючая проволока, закрученная в единую спираль явно на скорую руку, отходила в некоторых местах, создавая щели, через которые смог бы перелезть и школьник. Габаритное здание, выглядывающее из-за ограждения, казалось покинутым и заброшенным: об этом свидетельствовал полуразрушенный фасад, поросший бархатным и пушистым мхом, на удивление фиолетового цвета, трещины на асфальтированной части дороги, из которых торчали ветвистые стебли масличной клещевины с расположенными меж пыльных, полусухих листьев плодами – колючими коробочками, ярко-желтые одуванчики – всё еще растущие, либо раздавленные, с вытекающим из них густым млечным соком, притягивающим случайный взгляд своей откровенной белизной. Трава пожухла, потеряла сочность под, будто бы, таким же пожизненным сроком. Дергать её некому, и расти высокой не к чему. Всё приходящее рано или поздно тупо покидает эти места, оставляя след в виде семян и их плодов, выцарапанных имен на стенах одиноких бетонных камер. Трава гнулась печально, и думала, что можно было бы посадить её в какой-нибудь дачный участок перед забором, а лучше прямо во двор, чтоб собаки не ссали.
Напротив главного здания тюрьмы, где и прохаживались по выделенным квадратным метрам заросшие до ног заключенные, располагалось крохотное кирпичное здание – Пункт Досмотра, куда Джек и его «команда» прямиком и направились. Вооруженная охрана стояла на главных входах и выходах из зданий, пунктах выдачи и одновременно приёма пищи, что именовались, неожиданно, «столовыми»: их было две – одна для заключенных, другая для тех, кто нёс службу в определённое время суток. Но охраны для такой обширной территории всё равно не хватало, как могло показаться на входе. Полностью периметр окружен не был, находились такие лазейки, куда взгляд офицеров за весь рабочий день ни разу не попадал: например, укромное местечко за туалетом, отделанным дешевым песчаником, тропинка к пункту приёма грязного белья, где на деревянной лавочке, сидя на которой открывался безбрежный вид кукурузного поля, что-то весело обсуждали уборщицы, смакуя ароматы курительной махорки собственной сушки. Войдя во вкус, они частенько представляли, как, раскрывая выпачканную простыню, находят в ней пару тройку настоящих сигар и скромную посылочку в камеру номер девять. «Система уже совсем обросла» – твердит уныло и ежедневно одна из уборщиц, окунаясь в очередной мираж курева.
– «Майк, за пивком, а?» – после продолжительного зевка вдруг послышался бодрый голос из стеклянной будки, расположенной в середине комнаты досмотра —«Да уже взял, на двоих, пока ты пинал… А Бетти на позитиве, дольёт такому красавчику, мне – навряд-ли».
– «Навряд-ли, друг…» – повторил Майк, конечностями разбросанный на скамье, нога на ногу —«Переставай булочки свои жрать – тебя и так слишком много, а жене потом спать меж двух матрасов, как курице в бутерброде».
– А?
– «Да всё уже. Ну давай тогда, как в песне: сначала хер в забор просуну, потом и жопу покажу» – ответил Майк не вполне серьезно, но от него и вправду можно было ожидать чего угодно. —«Будет мне скидка?».
– «Теща-гадина раскормила… Че ты там про забор говорил? Подальше от меня, пожалуйста!» – подметил Джон, отводя ладони вперед и в шутку защищаясь—«И от пива дальше – вспенится еще от тебя, ловелас херов» – прокричав последние два слова, он продолжил уже смехом – громким, так оплодотворяются чайки, но кто действительно знает этот звук, скажут ли они то же самое?
– Насчет меня влажные свои фантазии отбрось. Ну или с женой разводись. Корм впихивают, кто больше, а все чтоб их хомяк домашний в клетке до смерти крутился, чтоб в другую не переехал.
– Ох, злые бабы!
– Не злее вяленой воблы. Слушай, желудок просит, я пойду!
Раздался лёгкий стук в дверь. Джон быстро прикрыл прозрачную дверцу кабинки и пододвинулся к микрофону:
– «Входите-входите!».
Тяжелая дверь приоткрылась – за ней стоял Джек и уже двое офицеров.
– «Так, подойдите к кабинке 03 и оставьте там все свои вещи, вплоть до нижнего белья» – четко и ясно произнёс Джон, руководствуясь своим опытом за долгие годы своей работы —«Оголившись, выйдите из кабинки на поле, отмеченное красным крестом, назовите своё имя, фамилию, дату рождения, родителей, адрес прошлого места жительства, номер приказа об аресте, номер приказа о направлении в „ТБИН“, подтверждение на полный досмотр, подтверждение на выдачу „номера заключенного“, подтверждение на психологический анализ, подтверждение приказа на срок тюремного заключения, подтверждение на режим активного или пассивного питания, подтверждение на использование необходимых медицинских средств, подтверждение на ежедневную проверку поверхности стен и пола камеры, койки, туалета и раковины после их непосредственного использования, подоконника, подтверждение „ТУЗ“ (Трудовое Устройство Заключенного), подтверждение о прекращении контакта с лицами, находящимися вне территории ТБИНа, подтверждение на медицинское освидетельствование, проводимое раз в месяц строго в один и тот же день календаря, подтверждение на страхование личного имущества, оставленного в Пункте Досмотра, подтверждение на передачу нам абсолютно всех ваших документов на ознакомление, опись и дальнейшее хранение, а после – развернитесь по своей оси, не покидая отмеченной зоны, вправо на девяносто градусов, направив свой взгляд на второй красный крест, находящийся на двери выхода из Пункта Досмотра. Вам все понятно?» – завершил свою отработанную до идеала речь Джон, немного задыхаясь.
– «Он вам не ответит, мистер Джон…» – аккуратно сказал сопровождающий Джека офицер, уже знакомый нам Дак, подрагивая своим строгим и неприступным для ярких эмоций лицом—«Он, вроде бы, немой…»
– «Вы че, суки, раньше не могли сказать?» – возмутился про себя Джон, раздавливая воображаемый фрукт в руках. «И… что теперь делать?» – выкрикнул Джон в приоткрытое им окошечко, стараясь дышать как можно глубже, отходя от сказанной им речи, засевшей в нём ярости и желания раздавить не фрукт, а другое.
– «Документы я его принёс все…» – ответил Дак —«…на каждом уже стоит галочка в нужном месте, посмотрите вот… вам не о чем беспокоиться, печати только…».
– Ну сюда неси, давай!
Офицер подошел к стеклянной будке и сложил приличную стопку листов на небольшой подоконник. Правая рука Джона, протиснувшись в щель будочки, выхватывала по одному листку из общей стопки, когда левая тут же их и опечатывала, после отодвигая в сторонку. Штамп буквально выбивал на бумаге одно и то же слово в квадратной рамочке, отчего деревянный стол, на котором и происходила бумажная волокита, буквально подпрыгивал в такт дребезжащим тарелкам с недоеденными остатками лимонного пирога. Где-то неподалёку улыбался Майк, забыв даже о важном.
Дверь кабинки с номером 03 легонько подалась вперёд и из неё вылезла голова ничего не понимающего Джека – в его глазах читался весьма понятный вопрос: что дальше?
– «А, ну да…» – опомнился Джон – «…Встань давай на крест и жди… Не до тебя тут».
Джек, прикрываясь обеими руками, подошел к отмеченной зоне и стал еще более худощавым – так падала на него тень.
– «Совсем не ел ничего? К нам все такие приходят. То ли дорога тяжелая, то ли желудки слабые – понять не можем» – произнёс Майк, рассматривая каждую выпирающую кость, что всегда его пугало, даже ключицы. —«Приспособлены мы, остаткам столовой до помойки шанс второй даём. Сегодня повезло тебе» – вдыхая полной грудью, поднялся Майк, направляясь к серой стене, до несуразности пустой, с одной лишь «модернистской» деталью. В середине её виднелось окошко в другую комнату, белёсое, обманчиво заколоченное чем-то ветхим, но с ржавой щеколдой. Стук, как по дереву, призвал оттуда коротко стриженную голову, а после нескольких слов показались и короткие пухлые ручки с белой фаянсовой тарелкой, обрамленной розами и лилиями. Дороже посуды только то, что в ней хранилось – остывшая, но сочная куриная ножка с блестящей золотой корочкой.
– Можешь взять, парень
– «Крест не покидать!» – выкрикнул Джон в микрофон, не успев стукнуть штампом, когда услышал речь своего друга – «Сам дай, но тихо, еще тише! Учуют – я знать вас не знаю!»
– Харэ бубнить. Мы все люди, парень, одного роду.
Джек буквально выхватил обмасленную куриную ножку из волосатых рук-кормильцев, приличия перешли в «офф» режим. Голод не тетка; желудок поднялся выше и стал мозгом, зубы перемалывали куриную конечность, часто бились о кость, раздирая даже её хрящи. Мясо вкусное, до сопения и стона вкусное мясо, таким оно еще никогда не было.
– «Приятного аппетита!» – полушепотом приговаривал Майк, как довольная мать —«Приятного… Кость верни, не подавись же!».
В новую комнату, куда Джека вместе с Даком направил Джон (Буква «Дэ» здесь не при чем) после того, как отштамповал сотню важных бумажек, свет проникал только через открытую дверь. Внутри всё казалось мрачным и пустым – интерьер, словом, как в пещере Сивиллы – узкий проём вёл неизвестно куда и неизвестно зачем.
Дверь захлопнулась. Джек, не успев привыкнуть к темноте, почувствовал резкую боль в левом плече. Его глаза начали смыкаться, мышцы расслабились, а в ногах больше не оставалось сил. Тело рухнуло на бетонный пол, а дальше – пустота не хуже, чем была на входе в неосвещённый коридор.
Глава 13. «Малышка До»
«Остаточное свечение люминофора уснувшей души» – показалось Джеку, когда мигающая перед носом лампа уезжала куда-то вправо. Опустить голову было невозможно, потому опускались глазные яблоки, и веки прятали зрачки от блеска ослепительно белой кожи, в некоторых местах объятой тугими ремнями. Его собственное тело намертво приковали к чуть наклоненной назад поверхности, похожей на гроб. Лямка затянутого до боли ремня немного позвякивала – было холодно лежать тут голым.
Одного себя всегда приходится недостаточно, когда речь идет о темных углах комнат и нестандартных обстановках. Да и лампы на ножках не двигаются сами, если это не заставка мультипликационной студии. На пыльном столе в темном углу, когда туда посмотрел Джек, оказались чертежи с подвернутыми углами, бумажки, неопределенные инструменты – трудно было представить их назначение в ремесле. Комната уже не такая пустая, и сквозь восприятие вещей в ней также туго образуются много-много новых мыслей.
Господин, обратившийся к Джеку по имени, но стоявший только спиной, изволил протянуть свою руку к ржавому крючку, расшатывающемуся на бетонной стене, отдававшей тем же холодом, и сдернул с него запачканный старой засохшей кровью халат, дабы не запачкать новый парадный костюм – голубой или какой еще там цвет может более красиво описать вещь за немыслимые суммы, наверное оттенка небесной лазури. На деревянном столе, выделявшемся своей грубой отделкой, он подобрал кожаные перчатки и старый свинцовый ящик со всякой мешаниной.
– «Чудное местечко эта работа, да?» – вопрос чисто риторический, если подумать – немой ты или говорящий, все одно.
Закончив с подготовкой инвентаря, мистер элегант задумчиво повернулся в сторону своего партнера по каким-то странным играм, аккуратно подошел и только прямо перед Джеком заглянул ему в лицо, ни на что больше не отвлекаясь. Над воротничком торчал через чур обращающий на себя внимание кадык, похожий на треугольный лифт без стекол цвета человеческой кожи. Отполированное лицо Джеку показалось его собственным отражением, как зеркальный лабиринт вместо головы – чудесная лысина лишь дополняла образ. Но выглядеть сам Джек, по его мнению, должен был лучше, точно моложе. Мистер ровных черт и строгих эмоций был невероятно скучен на вид, словно его прирожденную изюминку просто выплавили паяльником.
Мистер протянул довольно резко руку – в ней переливался светом предмет, похожий на секатор, такой неспецифично крошечный, словно мужик из анекдота про колдуна.
– «Представляюсь – Бэн, твой доброжелательный (щелк) и внима- (щелк) -тельный начальник. Не дрожи, пока я не скажу. А этой штукой (щелк-щелк) я себе ногти обрезаю» – отпустил руку господин, не собирающийся ничего никому пожимать.
Попытка тупо опустить и приподнять голову оказалась для Джека задачей нового уровня, для которого еще нужно было много опыта, поэтому он просто моргнул два раза подряд.
Представившийся начальник наконец положил на колченогий табурет свой тяжелый ящик, перед этим постоянно оглядываясь то на ящик, то на табурет, крутя что-то в голове. Раздался треск и было неудивительно, что злополучная ножка табуретки решила вдруг отойти от своих собратьев. Шлепнувшись об пол, довольно вместительная изнутри коробка дала волю замкам и те, в свою очередь, слетели, высвобождая хор стальных инструментов. «Да сколько их у него, сраный извращенец…» – крякнуло у Джека между одним и вторым наблюдениями.
Бэн его, на удивление, пнул с удвоенной силой, отбросив куда-то в занавес, громко крича странно совмещенные друг с другом ругательства – у Джека от ящика только звенело в ушах, но мат зачастую можно понять даже в полной «заглушенности», такой уж он легкодоступный для понимания.
– «Ты мне как будто бы знаком…» – также резко бросив всё и вернувшись к привязанному, вдруг подметил Бэн, печатая на лице энтузиазм как копию любого другого душевного чувства —«Тоже занимаешься всякой хуйней?».
Джек отрицательно покачал головой, но после задумался.
– «Ага… уже брешешь… Че крутишься, я не то говорю? Тебя спрашиваю – бабку зачем грохнул?» – высказался Бэн, маниакально выпучив глаза и напрягая губы.
Ничего не оставалось Джеку, как снова покрутить головой.
– «Да, да, ты именно этим и занимался до одного вот момента. А я тут как раз грехи отпускаю на раз, и на два, чтоб простил тебя великий Создатель за весь сотворенный тобою Пиздец».
Руки начальника потянулись к колпачкам длиной с дистальную фалангу мизинца, а шириной с кончик носа (это стало заметным сразу после того, как господин поднёс эту вещицу ближе к своим увлеченным глазам, дабы подробно рассмотреть на отсутствие дефектов). Тщательно смазав их веществом из пробирки, он положил каждый обмазанный предмет на поднос.
По обе стороны от Джека, на толстых стержнях неизвестного по своему происхождению металла виднелись расположенные вертикально и направленные прямо на оголенное тело заключенного выступы с тремя выходящими из них тоненькими иглами (возможно из чистого серебра). Заключенный не мог рассмотреть каждую из диковинных деталей, но уже наперёд знал, что все они созданы только для истязаний грешной плоти – ему хорошо подсказали.
В конце концов начальник, используя молоток с интересной насадкой (сделанной из того же материала, что и поднос), заколачивал колпачки на выступы, закрывая тем самыми тянувшиеся к своей жертве иглы.
Затем без лишних слов Бэн открыл затаённую дверцу встроенного в стену шкафа, и не трудно было догадаться, что делал он это ни ради того, чтобы достать оттуда швабру. На этот раз пред заключенным буквально выкатилось не что иное, как гладкий, будто отполированный, фиолетовый цилиндр на самодельной подставке с деревянными колёсиками, вилявшими из стороны в сторону, из-за которых столь подозрительный и кажущийся безобидным предмет, чуть не падая, отклонялся от поставленного маршрута.
Джек представил, что это была нелепая шутка. И правда – что можно сделать такой штуковиной: побить, пошвырять, излечить геморрой? Великое множество нелепых вариантов – засунут куда-нибудь, что-то оторвут, где-то поцарапают – обычная БДСМ-вечеринка, если подумать. Эта глупая мысль, спрессованная в одну только секунду, действительно спасала, ибо она было обо всём, только не о происходящем. Отвлекшись, Джек не успел среагировать на уткнувшуюся ему между рёбер насадку сверла.
Кожу перекрутило и сорвался беззвучный крик, вместо которого гулко ревел моторик. Сверло подвигалось ближе, стальной конец взбивал ткань и дырявил её слоями, которые только чувствовались. Джек сжал кулаки и забился головой, немного растянув ремни своими рывками, его шея натянулась струнами. Снаружи и внутри затрещало – сверло задело ребро.
Господин поднёс свою ладошку к груди заключенного, второй приподнимая его рухнувший в бессилии подбородок, и держал до тех пор, пока на ладонь не вытекло достаточное количество алой грешной крови. Далее вторая рука ушла куда-то из поля зрения, а голова Джека тем временем вновь приподнялась и прижалась плотно, сдавило лоб. После всего вышеперечисленного Бэн поднёс этот дар к цилиндру и вылил на него все содержимое, будто заключая жертвенный договор между человеком и машиной. Около минуты цилиндр никак на это не реагировал, словно принял заявку на божественное рассмотрение, пока начальник со злости и нетерпения не треснул по нему тем же самым кулаком, чуть левее от образовавшей лужицы.
Алая кровь подпрыгнула вверх, и крышка цилиндра буквально засосала её до последней капли. Он вдруг стал менять свой цвет – с самого дна фиолетовый оттенок постепенно вытеснялся бордовым. Деревянная подставка трещала (цилиндр буйно дрожал), чудом не крошась на мелкие кусочки. Сильные вибрации отдавали в пол, а от него – к стенам и к телу Джека.
– «Я не промахнулся, если что. Убивать вас сейчас нет никакой радости» – спокойно сообщал Бэн, поглощенный механизмом в чудо-машине —«Есть такое определение – „Интервенция“. Это когда, чисто психологически, ты вмешиваешься в сознание другого человека и что-то там меняешь. Такое практикуют на свободе, но мы ведь с тобой здесь… да заткну её сейчас чем-нибудь, хуле ты отвлекаешься. Так вот, лично я за эффективность, читать вам лекции и ждать внятные ответы – да кто вы блять такие, чтобы я так делал. То безмозглый, то немой. Я люблю копаться в людях так, как умею – эта игрушка, посмотри, она прекрасна».
Наконец, спустя два десятка секунд, цилиндр обрёл спокойствие – для Джека именно это являлось самым жутким из всего, что он видел чуть раньше. Боязнь того, что может произойти – теперь сотня тысяч исходов в голове, ведущие к собственной кончине. Смерть не играет, вестники смерти не шутят. И плевать, что сказал мистер Бэн про свои промахи – он только что сверлом выдолбил дыру в Джеке.
Предмет страха, казалось, остывал, подготавливаясь к новому трюку. В следующий миг из цилиндра плавно выпячивались четыре пластинки его собственного корпуса, обретая свой первоначальный оттенок. За каждой из этих пластин торчали трубки, сродни человеческой трахее. Они были переполнены желеобразной массой студенистого вещества и Джеку на миг показалось, что сейчас из него будут выкачивать мозги.
– Я называю её Малышкой До. Типа есть «До», а есть «После», когда другим становишься. Она деформирует всё, к чему прикасается, а сама остаётся чистой девственницей. Ну ты понял.
«Женевер Плюс», снятый с производства – вспоминал Джек – а всё после того, как на заводе их компании в ГИПе случился несчастный случай с одним из дегустаторов на юбилее этого самого завода. Беднягу так сразил грог, что на праздничной экскурсии пышный джентльмен поскользнулся на пролитой им же лужице любимого напитка и, перелетев через не слишком хорошо закрепленные перила, угодил прямо в один из известных котлов компании, отдав, так сказать, частичку себя этому достойному уважения ремеслу. Может, Малышка До намного хуже, чем утонуть в многотонной цистерне дешевого пойла?
– «Забыл поставить маячки, представляешь?» – очень увлеченно признавался Бэн, делая закономерно шаг влево, шаг вправо, пока занимался делами —«Ну вот. А спасибо где? Тебя бы без них по всей комнате распидорасило» – он засмеялся, не ограничивая себя какой-то стеснительностью.
Джек с огромным трудом повернул свою голову на несколько сантиметров вправо – трубки из цилиндра, теперь больше напоминающие могучие и гибкие щупальца гигантского осьминога, пугающие своей длиной, но ещё больше – своей разумностью, расползлись по небольшому периметру пола, рядом со своим гнездом (цилиндром), если можно так выразиться. После того, как одно из них, будто учуяв свою добычу, приподнялось и приняло позу, очень напоминающую морского конька, Джек понял, что его всё сильнее тошнит, именно от этих морских атрибутов.
Потом Джек почему-то сразу подумал о дождевых червях. Жирных, откормленных «пищей богов», с развитым обонянием, невидимыми глазищами и самое главное – человеческими мозгами. Они и впрямь смотрели на него, прощупывая каждое импульсивное колебание, дергающие за определенный нерв, вызывая при этом неприятные ощущения в их огромном спектре.
Наконец всё (или все) встало (и) на свои места – щупальца обрели вид длинных шлангов от пылесоса, которые и не думали куда-то ползти или трепать человечишкам нервы, а начальник заметно скрючился над ними.
– «Ох, малышка, ненасытная ты шлюха…» – Джека словно перемкнуло, когда он это услышал —«Я так жду это связи, и ты делаешь это всегда… Давай, снимай эти покровы, и моя рука будет в тебе. Снова».
Бэн нежно погладил крышку, пока Джек думал про него – «какой же озабоченный мудозвон», и повернул на сто восемьдесят градусов, и что-то внутри предмета вдруг затрещало. Из задней части его корпуса вылезала наружу, подобно тем, кто был до нее, пластина, точно также меняющая свой цвет. Но за ней располагался не знакомый нам шланг, а довольно непростой на вид механизм, представляющий собой скреплённые чем-то вроде белоснежных человеческих суставов, покрытых застывшим на них подсолнечным маслом, сплющенных труб (цвета самого цилиндра). Две первые трубы выскочили по обеим сторонам от пластины, и из них каждую секунду появлялись следующие, превышающие размером все свои прошлые версии. Выдвигались они до того момента, пока не достигли уровня рук призвавшего их человека. Последние из этих труб, прекратив наконец свое движение, надувались, словно к ним был подключен мощный насос. Далее послышался тихий хлопок и края уже раздувшейся, как типичное сравнение этого с половым органом, трубки лопнули, образовав средних размеров проемы. Заглянув внутрь, можно было увидеть, как несколько десятков тонких штырей, напоминающих тем не менее напуганных угрей, что из разных концов своего аквариума сбивались в стаю, переплетаются между собой и образуют что-то наподобие железных подставок, в каждую из которых можно было опустить все свои пять пальцев.
Господин опустил в два образовавшихся слева и справа кратера обе руки. Послышался лязг металла и на лице начальника виднелась крупица привычной для него в данном процессе боли, которую он всеми силами пытался заглушить и не придавал ей особого значения. Для каждой подушечки его пальцев также имелось специальное металлическая поле, из которого вырастали шипы (по одному на каждую). На кончиках этих шипов что-то резко загорелось зелёным светом, будто светофор, разрешающий встречному потоку озаряющих улицу своими полированными крыльями машин продолжать движение вперёд и только вперёд.
Бесконечный поток энергии, проходящий сквозь тело, подобно удару молнии. Чувство, что в этом безумном процессе от тебя отделилась твоя же копия, только уже с совершенно другими намерениями, состоящими в манипулировании всеми твоими физическими действиями посредством слияния с нервной системой. Маленькие шарики, перекатывающиеся под кожей, прямо в сосудах, от запястья к локтю, от локтя к плечу, а далее – прямиком в гигантский носитель информации, в ядро машины, приводящей в действие каждую шестерёнку единого механизма – в мозг. Всё это на своей шкуре испытывал Бэн, которому это состояние напоминало, конечно же, любовную эйфорию. По его напряженным мышцам было понятно, что он испытывал бы это снова и снова. Быть сильным, чувствовать, как оно течёт в тебе, каждый раз возбуждаясь при этом. Теперь ты не человек, ты – что-то внеземное, находящееся в неподчинении. Для тебя жизнь не может считаться жизнью, пока ты находишься за её пределами.
И вновь ожили эти богомерзкие щупальца! Пять с одной, и еще пять с другой стороны – все они снова обрели свою силу и свое зрение. Они вырывались из отверстий, вместе с нанизанными на них кольцами и колпачками. Но они не были хаосом – в них царила гармония, упорядоченность, связность со всеми звеньями их общей цепи. Они выстраивались; Джек видел перед собой уже не ползучих аспидов, а огромные руки. Длинные шланги стали пальцами этих нечеловеческих рук – четыре сверху и один сбоку, и так с обеих сторон.
– «И что ты теперь скажешь, Пит!» – Бэн сжал зубы, глядя исподлобья, словно хотел всех испепелить. Вид у него был совсем даже не оживленный, а скорее наоборот – иссушенный. Старые ранки вновь пробили острые оборудованные кончики машины – как иглы в уже сине-зелёную локтевую ямку наркомана. Его приход длился недолго, вспотел и покраснел лоб – безграничное удовольствие оказалось очень даже ограниченным. —«Я помог ему арендовать целый этаж для этой жирной дуры с её бесконечно тупыми идеями, а теперь он смотрит на меня, как на «подай-принеси»…Сам скоро здесь будешь, Пит, под тобой уже копают. И тогда посмотрим, как ты начнешь ссать кипятком после своего «Коффе-Клера».
Грудь щелкнула от полного вдоха, просверленная дыра закровила на теле, как млечный сок вытекает из надрезанного ствола. Когда на тебе такое пятно, как подпалина на шерсти, мыслишь в эту самую дыру, в новый компонент своего тела, изучая и ужасаясь, ты похож на ребенка, выдавливающего невиданную ранее кровь, свою собственную. Бэн со своей дедовщиной явно берет всё, что захочет – вскрывает моллюсков, натаскивает борзых, наверняка создает себе прислугу, что называется красиво «вышколенной». Джек всё меньше понимает, о чем его новый начальник говорит – то ли от злости, то ли просто не понимает. Джек уверен, что всё можно перетерпеть.
Пафосно, но проработано поколением потерпевших – так следует обозвать работу Бэна, сосредоточенного на врачебную манеру перед операцией, правда с нелепо выскользнувшим наружу языком, привставшим, как крючок. Его «заковыченные» колдовством руки в устоявшейся здесь мистерии приказывали особенному инструменту, или наоборот. Но Бэн явно хотел всего этого, чуть ли не пуская слюни.
– Неудачная дырка получилась. Я просто раньше это делал ножом, выходило куда лучше. Вот найду того, кто скоммуниздил – яйца на лоб вместе с трусами натяну, прикончу суку тринадцатью способами. Мне просто число нравится, я сам жил в доме номер «Тринадцать», если интересно тебе.
Джек хотел было кивнуть, но снова ощутил, что его голова закручена, как набухшая консерва из-под тушенки перед вскрытием. А потом Джек вдруг понял, что вовсе не собирается соглашаться. За ним закрепили кошмарный ярлык преступления, вперемежку с насилием, но он не заслуживал смертельной муки – рана выглядела страшно, но по большей части её закрывал нос. Никто не заслуживает смерти за то, что он совершил, ведь преступление – это болезнь, заразная болезнь, переходящая от одного человек к другому за неустойчивостью его психологического барьера. Неосуждение греха? Скорее – взыскание и спасение погибающей души. Джек закрылся этим убеждением, словно это энергетический щит, который становится всё толще с каждой случайной позитивной мыслью.
