Ника Варназова "Кинжал Гая Гисборна"

– А, столетняя война, – Йован вспомнил один из школьных уроков истории. – Вообще-то, насколько я помню, Англия сама её начала…

– Закрой свою поганую пасть, – со злостью процедил Робин.

Йован пожал плечами, на всякий случай отходя на несколько шагов от него.

– Какие мы нежные патриоты…

– А этот подлый Шериф, отродье французской псины, решил остановить меня и моих парней! – разъярённый своими воспоминаниями Гуд почти кричал. – Его не заботило, что народ начинает голодать и роптать, что война забирает все деньги до последнего медяка!

Робин перескочил через выпирающий из земли корень и, встав рядом с Йованом, схватил его за плечи.

– Бессмертные солдаты. Понимаешь, бессмертные солдаты – то, что было нужно для победы.

– Вроде как понимаю, – осторожно ответил Йован, пытаясь отстраниться. – В ваше время это действительно было бы эффективно.

– Да! – воскликнул разбойник и возбуждённо встряхнул его. – Тогда, но не теперь, когда есть оружие, способное разом уничтожить не только целое войско, но десятки мирных поселений! В одну минуту можно обратить в пепел всё королевство! Грош цена моим солдатам, пока у кого-то есть эти ядерные бомбы. Поэтому я должен добраться до них, понимаешь?

«Так он не собирается их применять? Это немного утешает».

Робин внезапно опустил руки и даже как-то поник.

– Тебе не понять, – выдохнул он. – Да и нет нужды. Пошли обратно.

«Он что, на жалость давит? Сейчас я, наверное, должен проникнуться к нему симпатией? – Йован невольно представил происходящее сценой из штампованного фильма. – Извини, чувак. Неважно, кто ты – фанатик или классический маньяк, творящий зло ради зла, но я не кретин, чтобы перейти на твою сторону. У тебя не только печенек, даже мяса нормального нет».

Огонь в пещере уже успел погаснуть, но мясо выглядело более-менее съедобным. Повозившись над углями, Робин снова разжёг костёр без тепла и дыма и вернулся к туше животного.

Йован ел оленину, стараясь глотать куски быстрее, чтобы не почувствовать чего-нибудь отвратительного вроде оставшихся сырыми участков, которые почему-то прочно ассоциировались с мертвецами и их трупным запахом. Последние же спокойно расселись вдоль стен и приняли вид роботов, вошедших в спящий режим. Только Тук и Мач всё так же были заняты деревянными фигурками.

Йован взглянул на Гуда и тотчас об этом пожалел: разбойник ел сырое мясо, отрывая куски прямо от туши с помощью ножа и левой руки, а его рот и щёки были измазаны кровью.

«Вот же дикарь! Ну, как говорится, с волками жить…»

Он перевёл взгляд на нежить. Лишь на одного из них – Алана – не было страшно смотреть. Он выглядел если не живым, то, по крайней мере, ещё не начавшим разлагаться. Ничего, кроме неестественной бледности и впалых щёк, не выдавало в нём мертвеца. Похоже, что при жизни этот человек был довольно красив, но теперь, хотя его черты и сохранили правильность и утончённость, это неподвижное бессмысленное лицо внушало только неприязнь.

Глядя на мертвецов, можно было ясно проследить улучшение мастерства Робина. Самый первый воскрешённый, Уилл, распадался почти на глазах. Джон, судя по всему, был вторым – чуть менее гнилой, чуть более целостный. Тук и Мач, в отличие от предыдущих разбойников, по всей видимости, сохранили какие-то зачатки разума, что, возможно, делало их ещё опаснее. Алан же, хоть и внешне казался самым свежим, не проявлял никаких признаков интеллекта.

– Они не понимают, что делают, – подал вдруг голос Робин. – Брат Тук и мальчонка. Тебе наверняка кажется, что они ещё остались людьми, но поверь, это не так. Работают их тела, а не разум.

– Ну офигеть, мышечная память у трупов, – буркнул Йован. – Хорошо, что разъяснил.

Разбойник вытер лицо меховым рукавом и отбросил нож.

– Хочешь, покажу кое-что забавное? – задорно спросил он.

– То же самое говорил один педофил моей двоюродной сестрёнке перед тем, как надолго сесть за решётку…

Не слушая его ворчания, Робин отряхнул руки, поскрёб ладонями по полу пещеры, собирая пыль и сухую землю, и высыпал пригоршню этой грязи на бедро оленя, из которого была вырезана часть мяса. Заполнив окровавленную впадину, он крепко прижал к ней руки, склонился, чуть ли не касаясь ладоней носом, и что-то зашептал.

– Гляди! – Гуд резко отнял руки, демонстрируя результат. Оленья нога снова была цельной, будто её и не начинали есть.

– Нифига себе! – изумился Йован. – А оживить его можешь?

– Неподходящее время, да и заклинание слишком тяжёлое, – Робин покачал головой. – Олень не стоит этих усилий.

– В Африке тебе не было бы цены с такими умениями. Взял слона, накормил три деревни.

Гуд криво усмехнулся.

– Я подумаю об этом, когда выберусь из леса.

В пещере ощутимо потеплело по сравнению с ночью – внутрь постепенно просачивался согретый воздух, слегка разбавляя трупный запах, к которому Йован уже немного привык.

Тук вытащил откуда-то из-за камня новую ветку – большую, совсем неотёсанную, с тонкими подсохшими побегами – и начал неспешно её очищать. Мелкие веточки он складывал в кучу, а кусочки коры небрежно разбрасывал по земле.

– Уймись, чёртов монах! – рявкнул на него Робин. – Я хочу спать и не собираюсь делать это под твою возню! Чтобы не шевелился, пока не встану!

Мертвец послушно положил нож с веткой на землю и замер в такой же бессмысленной позе, как и остальные.

– И ты тоже сиди молча, – предупредил разбойник Йована и, улёгшись на шкуры, отвернулся к стене.

«Похоже, он чутко спит. Так только сложнее достать кинжал и сбежать… Ещё и зомбаки сидят пялятся».

Йован с отвращением посмотрел на нежить. Ни один из них даже не моргал. Но взглянув на Тука, он заметил, что тот как будто смотрит не в пространство, а наблюдает за ним – слишком уж внимательным казался этот взгляд. Он осторожно подвинулся вправо, и глаза мертвеца проследили его движение.

«Что смотришь?» – беззвучно, одними губами спросил Йован.

Тук медленно повернул голову в сторону Робина – тот спал. Бывший монах наклонился вперёд, взял в руки палочки, сделанные из веток, и начал что-то из них выкладывать на земле.

Что бы Тук не пытался сделать, у него явно это получалось с большим трудом. Он перекладывал палочки то так, то этак, но никак не мог удовлетвориться результатом. Прошло довольно много времени до момента, когда он снова поднял глаза на Йована и, приложив палец к губам, указал на землю.

Короткие палочки, которые он так старательно раскладывал чуть ли не полчаса, образовывали одно короткое слово: «Помоги».

Глава VII. Побег

Шли дни. Каждый вечер, когда начинало темнеть, Робин куда-то уходил со своей бандой, оставляя одного-двух стеречь пленника. К сожалению, Тук был в их числе всего один раз, а добиться от него чего-нибудь путного никак не выходило – оказалось, что остатки его мозга работают настолько медленно, что легче было бы допрашивать мёртвую тушу оленя.

– Покажи, где находится кинжал, – чётко, по слогам говорил Йован, но мертвец смотрел на него каким-то болезненно-отчаянным взглядом и ничего не показывал.

Когда Гуда не было рядом или он спал, бывший монах снова начинал возиться с палочками, выкладывая непонятные иероглифы. Иногда среди них проступали знакомые буквы. Сколько бы Йован не наблюдал за его потугами, он понял только одно: разум Тука пострадал настолько, что выражение даже самых простых мыслей требовало много времени. Вполне вероятно, что к своей просьбе о помощи он готовился не одну неделю.

Оставшись в пещере наедине с Аланом, Йован попытался добиться какой-то реакции и от него. Этот тип так долго сидел не шевелясь, что он осмелел и рискнул легонько толкнуть мертвеца в плечо. Не получив в ответ даже малейшего движения, Йован стянул с его головы капюшон, чтобы получше рассмотреть последнее творение Робина Гуда. Он понял, в чём дело, случайно взглянув на затылок Алана – задняя часть черепа была приплюснута и вогнута, будто бедняге ещё при жизни снесло половину головы. Поэтому, несмотря на то, что он почти не разлагался, чего-либо осмысленного ждать от него было бесполезно.

И Йован утроил свои попытки получить информацию от Тука. Он рисовал на пыли кинжал, пытался объяснить и жестами, и с помощью любимых монахом деревяшек, но без толку. Хотя мертвец как будто понял, что от него чего-то хотят, ответить у него никак не получалось.

– Теперь я знаю, что чувствовала моя учительница математики, – вздохнул Йован, стирая носком ботинка очередной рисунок.

Он пытался исследовать пещеру самостоятельно, – к счастью, мертвецы позволяли ему свободно передвигаться во все стороны за исключением выхода – заглянул во все проходы, но обнаружил такой разветвлённый лабиринт, что выйти оттуда живым представлялось почти невозможным.

– Иди, сынок, к зомбакам, жри дохлого оленя без соли, найди кинжал, который мы продолбали, – ворчал он, передразнивая голос Шерифа, – а мы посидим, подождём…

Робин Гуд оказался довольно болтлив. Он пропадал всю ночь, а возвращаясь утром, превращал свой колдовской костёр в нормальный, позволяя пленнику приготовить мясо. Через пару часов он ложился и спал до вечера, но этих двух часов хватало, чтобы довести Йована до нервного тика.

Он рассказывал истории про времена, когда ещё не попал под заклятие Марион, приписывая себе невероятные деяния: от основания тайного ордена до подмены короля.

О своих подручных, которых не было на свете уже семьсот лет, он говорил с гордостью, если не с восхищением, и Йовану даже казалось, что он по-своему любил их, насколько вообще мог любить подобный человек. А вот в том, что бандиты обожали и чуть ли не боготворили своего главаря, сомневаться не приходилось. Похоже, раньше он обладал большой харизмой и с лёгкостью мог расположить людей к себе. Правда, за семь веков, проведённые в одиночестве, эти качества несколько притупились.

«Ну так, самую малость», – думал Йован, пытаясь незаметно заткнуть уши.

Если верить словам Робина, в лучшие времена его шайка насчитывала около сотни человек. Но обратить он успел лишь шестерых, из которых лишь половина при жизни пользовалась его расположением. Чувствовалось, что даже к своим мертвецам он относится по-разному: если Тук и Алан были для него не более чем бездушными прислужниками, то с остальными, особенно с громилой, он обращался с заметной теплотой.

Первым обращённым стал Уилл, который, как и рассказывал Шериф, был убит в пылу ссоры. Робин, то ли испытывая муки совести, то ли решив поэкспериментировать, воскресил его в тот же вечер, благо луна оказалась в нужном созвездии. И хотя со временем он разлагался всё больше и больше, Гуд решил, что мёртвые соратники куда полезнее живых и объявил ближайшим друзьям о своём намерении постепенно превратить всех в нежить. Конечно, не все приняли эту идею с восторгом, но тем не менее, дело продолжилось. Лучший друг Робина, Маленький Джон, сам вызвался стать вторым его мёртвым соратником, и уже спустя несколько месяцев щеголял трупными пятнами и червями во всех полостях.

Через какое-то время разбойники изловили последнего монаха из тех, кого они ранее подкараулили на дороге и в стычке с которыми Уилл закончил свою жизнь. Этим несчастным и был брат Тук.

«Вот кого действительно жаль в этой истории, – подумал Йован. – Жил себе, никого не трогал, а потом превратился в это… Самое печальное, что он осознаёт свою судьбу».

В тот раз Робин обратил сразу двоих – монаха и деревенского мальчишку, который хвостиком ходил за бандитами и впадал в восторг от любого слова главаря.

– И этот жалкий монашек до последнего пытался отговорить Мача! – хохотал Гуд, хлопая себя по колену. – Его ведут, а он: «Подумай, что ты делаешь, у тебя вся жизнь впереди»! Даже когда Мач собственноручно перерезал ему глотку, он хрипел: «Беги, пока не поздно»!

– Да уж, оборжаться, – буркнул Йован, с жалостью глядя на Тука.

Следующим был Алан-э-Дейл, попытавшийся выйти из банды, едва пришло время обратить кого-то ещё, и сбежать подальше от Робина, но пойманный и убитый ударом по голове.

Помимо этих пятерых, был ещё некий Олдин, которого вскоре изловили люди Шерифа. Робин не смог вернуть его, и мертвец постепенно сгнил.

А потом случилось то, в результате чего деревня и её окрестности оказались закрыты от внешнего мира, а заклятый враг разбойников – бессмертен.

Ох уж этот Шериф! Робин мог говорить о нём бесконечно. Час за часом он перечислял грехи своего недруга: по его словам, несчастный старик был тысячу раз убийцей, десять тысяч раз вором, пятьдесят раз насильником и, что самое ужасное, наполовину французом.

Упоминая Гисборна, разбойник с отвращением кривил губы и морщился, совсем как тётушка Йована при виде дворовых собак.

«Видимо, Гай тоже не один раз надирал ему зад, раз он так бесится», – злорадно усмехнулся Йован про себя.

Пару раз Робин уходил в лабиринт и пропадал там около часа, а вернувшись, продолжал пребывать в своих мыслях, что-то бормоча под нос. Прислушавшись, Йован понял, что он считает.

– Четыре дюжины монет и ещё два десятка… Потом пять дюжин, потом семь десятков… Опять четыре дюжины… Должно хватить. Но тот старик уже был болен… Насколько меньше я могу получить? Ничего, будут ещё четверо, двое из них со дня на день…

Его слова казались бессмысленными, пока Йован не припомнил рассказ Шерифа об источнике силы некроманта: забирая жизнь у одних посредством проклятых монет, он воскрешал своих мертвецов.

«Что он имеет в виду, кто эти четверо? Энни и Оуэн с матерью и дедом?»

Теперь он чувствовал волнение не только за себя. К страху быть обращённым в нежить добавились мысли о том, что будет, если он сможет выбраться, но без кинжала. Тогда ему не только придётся остаться в деревне, но и наблюдать, как разбойник постепенно истребляет жителей, и в числе первых на его веку окажутся эти дети…

«Нет, я должен его найти», – говорил себе Йован, перебирая новые и новые варианты того, как достучаться до Тука.

У Робина была какая-то абсурдная привязанность к Маленькому Джону. Он говорил с ним, как будто с живым приятелем, задавал вопросы, совсем не казавшиеся риторическими, хотя мертвец не проявлял и в принципе не мог проявлять никаких признаков понимания. Громила сидел истуканом, только черви копошились на его языке, а Гуд болтал, невозмутимо глядя в мёртвое лицо, иногда по-дружески похлопывал по плечу и даже приобнимал.

– Давай, ещё в задницу его поцелуй, – с отвращением бурчал Йован из своего дальнего «угла» пещеры.

– Что ты там шепчешь?

– Да так, повторяю поговорки мудрых бабушек…

Но Гуд, к несчастью, подумал, что пленник заскучал, и решил поведать ещё несколько историй о треклятом Шерифе и его подлом замысле самолично продать всю страну французам.

Шёл четвёртый день заключения, и Йован начинал по-настоящему паниковать.

«А вдруг Ганнибал не смог меня выследить? А если и смог, запомнил ли он дорогу? Ещё этот Тук никак не может сказать что-то путное…»

У него оставалась одна ночь, за которую он во что бы то ни стало должен был найти кинжал. Неизвестно, насколько был огромен этот заколдованный лабиринт, но даже если он и не был слишком велик, там могло действовать то же проклятие, что и в лесу, не позволяющее найти правильную дорогу.

Робин спал, укрывшись шкурой с головой, а Тук всё ещё пытался что-то показать палочками.

«Как же найти с ним общий язык?» – лихорадочно думал Йован, до боли в глазах всматриваясь в иероглифы.

Он посмотрел на ходы, в стенах которых виднелись чёрные отверстия ответвлений. И в каждом из побочных проходов, как он знал из своих попыток пробраться дальше, были ещё десятки таких же.

«Я не могу пройти этот лабиринт без помощи. Там же целое гномье королевство можно обустроить!»

Обычно, когда Робин находился в пещере, Йован никаким образом не пытался вступить в контакт с Туком, но теперь всё же решил рискнуть.

– Простой вопрос, – почти неслышно прошептал он мертвецу, – ты знаешь, какой из четырёх ведёт к тайнику Робина?

Монах продолжал внимательно смотреть на него, пытаясь понять вопрос.

– Какой из них? Ты знаешь? – повторил Йован.

Тук молчал, не отводя взгляда. Его губы начали шевелиться, будто он что-то проговаривал про себя, но это были однообразные движения, не похожие на те, которые соответствуют внятной речи. Спустя несколько минут он медленно и напряжённо повернул голову вправо, затем влево.

«Не знает… Но хотя бы такими вопросами, похоже, от него можно чего-то добиться».

– Кинжал находится в лабиринте?

Через некоторое время Тук утвердительно наклонил голову.

– Лабиринт проклят?

Снова кивок.

– Я не смогу его просто так пройти?

Монах покачал головой.