– Вы хотите пойти в полнолуние на этот обрыв и вызвать дух Марьюшки? – неожиданно изрекла Лада Леонидовна.
Оказывается, слышит она не так уж плохо.
– Я с вами, если, конечно, мой ревматизм меня отпустит.
– Ревматизм – это как наша Роза Александровна? – спросил Алекс. Или Георг, привстав и с трудом дотянувшись до моего уха. – Тогда ни за что не отпустит.
Я не удержалась и прыснула.
– А ты Алекс или Георг? – в свою очередь спросила я, наклонившись к юному соседу.
– Я Саша, а он – малыш ткнул пухлым пальчиком в сторону младшего брата, – Гоша. Папа зовет нас Шурик и Юрик. Нам так больше нравится.
– А я – Рая.
– Роза Александровна, разрешите нам с Георгом после завтрака пойти на Марьюшкину гору, нас Рая пригласила! – Малыш смотрел на меня умоляющими глазами.
Нахал, конечно, но какой обаятельный!
– Вообще-то у меня были другие планы!
– У вас не может быть планов.
– Это еще почему?
– Как вы можете строить планы, когда вы даже не знаете, где ваша подруга!
– Уже знаю!
Так и не дождавшись Люську, я встала из-за стола и поднялась к ее комнате.
За дверью номера четыре стояла мертвая тишина. Спит, что ли? И есть не хочет? На Люську это было так не похоже, что я даже чуточку забеспокоилась и тихонько постучала в дверь. Ответа не последовало. Я постучала громче, потом еще громче. Тишина. Подергала дверь – заперто. Беспокойство во мне быстро нарастало. Постучав еще и не дождавшись ответа, я решила, что пора звать на помощь.
Призванная на подмогу горничная явилась со связкой ключей. Она немного посопротивлялась, ссылаясь на право каждого постояльца на уединение, но дверь все-таки открыла.
Худшие мои опасения, к счастью, не оправдались. То есть, бесчувственного Люськиного тела мы в комнате не нашли. Мы там вообще никакого тела не нашли. Комната оказалась пуста. Ключ от двери лежал на тумбочке, постель в беспорядке, окно раскрыто. Мы заметались по комнате – в шкафу, под кроватью – Люськи нигде не было. Сумки расстегнуты, вчерашняя Люськина одежда лежит на стуле, на коврике у кровати стоит обувь – в количестве одной левой мокасины со стразами, недавнего Люськиного приобретения, и правого домашнего тапочка с пушистым желтым шариком.
Я в растерянности остановилась посреди комнаты.
– Наверное, ваша подруга вышла погулять, – попыталась успокоить меня горничная.
Я рассеянно кивнула и уселась на кровать. Ну, Люська! Устроила мне отдых! Погулять она вышла! Потом вернулась и заперла дверь. Изнутри.
– Я же говорил, что вы не знаете, где подруга, – это Алекс-Шурик сунул нос в приоткрытую дверь. – А я знаю.
– Откуда ты можешь знать? Говори сейчас же! – я с трудом удержалась, что бы не потрясти его за плечи.
– Мы тут с утра в шпионов играли и кое-что видели.
– Кто это – «мы»? Дима тоже с вами шпионил?
Не хватало еще, что бы этот великовозрастный качок подглядывал за моей подругой.
– Нет, он тупой. Он должен нас охранять, а сам всю ночь спит.
– Говори сейчас же, – потребовала я, изо всех сил пытаясь изобразить металл в голосе.
Уж очень забавно выглядел юный пухленький шпион.
– А ты поведешь нас смотреть привидение?
– Поведу, что ж с вами делать. Только сначала скажите, где Люська? – я уже не очень хорошо владела собой и не позаботилась назвать Люську Людмилой Петровной.
– Докладываю. – Малыш прокашлялся, приосанился, достал из кармана блокнотик, не торопясь полистал его, и приступил к отчету. – Ваша Люська прибыла в отель в ноль часов пятьдесят четыре минуты и до утра не выходила. В четыре ноль пять была разбужена петухом Петей. Открыла окно и с криком «Твою мать, дохлая курица!», кинула в него графином. Потом восемь минут стояла у окна с биноклем, после чего издала нечленораздельное восклицание, вышла в окно и скрылась в зарослях в направлении на юго-восток, – малыш замолчал в ожидании похвалы.
Я смотрела на него в немом восхищении. Вот это да! Серьезно поставлено дело. А, может, сочиняет?
– Слушай, Алекс, а как ты разглядел, что моя подруга стоит у окна с биноклем?
– Не верите? У меня специальное зеркало на подоконнике. А вообще, она так в окно высунулась, чуть на улицу не выпала. Я бы и без зеркала все увидел.
– Сильно. А ты сам-то чего не спал?
– Да спал я. Только проснулся. Мне в одно место надо было.
– А чего тебе в ноль часов пятьдесят четыре минуты не спалось?
– Не спалось? Очень даже спалось!
– Так как же ты Люську услышал? Она разве шумела?
– Это моя тайна!
– Да ладно, расскажи! Я никому! А то не поверю!
– Вообще-то нам нельзя раскрывать профессиональные приемы… – невооруженным взглядом было видно, как Алекса распирает гордость и желание поделиться секретом.
Оно и понятно: Дима – «тупой», Юрик – еще маленький, а Роза, если узнает, найдет способ пресечь эту игру. Да никакая няня не потерпит такого вопиющего нарушения режима.
– А вы точно никому не расскажете?
– Обижаешь!
– Я специальную сигнализацию сделал, что бы слышать, если ночью кто-то в номер зайдет. Нитку протянул. Один конец себе на палец одел, а другой за дверь зацепил, к ручке привязал. Нитка под дверью нормально проходит. Там есть щель. Когда дверь открывается, меня нитка за палец дергает, потом рвется. Очень удачно, что пришлось наблюдать за соседним номером. А то, если бы пришлось далеко тянуть, кто-нибудь мог споткнуться. И все, операция рассекречена.
– Знатно придумал. И сколько ночей ты так караулил?
– Нисколько. В первую же ночь рыбка попалась! Здорово, правда!
– Здорово. Как тебе такое в голову-то пришло?
– У нас, у разведчиков, такое правило – сначала надо освоиться на месте, изучить распорядок дня, когда смена караула происходит и всякое такое.
– Какого караула?
– Ну, Ирины Васильевны, какого же еще.
– И кто ее меняет?
– В том-то и дело, что она одна все время на посту. Никакой смены. Скучища. Только жильцы меняются, и то редко. Я на всех расписание составил. А Роза его нашла и папе пожаловалась.
– А что папа?
– Он у меня в порядке. Он сказал, что это полезная игра, потому что наблюдательность развивает и связную речь. Только папа сказал, что бы я незаметно следил, а то люди могут обидеться. Так я согласен, в этом же весь смысл, что бы никто не знал, что он «под колпаком». Только здесь ничего не происходит. Новенькие редко приезжают. Ирина Васильевна, когда узнала, что вы прибудете, сильно разволновалась. Она велела номер приготовить, и я тоже приготовился. Если бы не я, как бы вы про подругу узнали?
– Действительно, полезная игра. Прав был твой папа.
– Так мы идем на Марьюшкину гору или нет?
– Ладно, давай своего Юстаса, пойдем к обрыву.
– Он Юрик. И он еще маленький, его Роза Александровна не отпустит. Только вместе с Димой. Возьмем Диму?
* * *
Минут через десять мы с Гошей, Сашей и Димой уже вышагивали в сторону деревни. Поднялись по дороге на горку, потом спустились, перешагнули почти пересохший ручеек, дорога опять пошла в гору. Потом пересекла поле и привела нас в село.
Прохожих с утра было немного. Можно сказать, их вовсе не было, если не считать двух сопливых мальчишек на раздрызганных велосипедах, которые носились по сельской улице, поднимая тучи пыли, и поджарой шавки, трусящей вслед за ними. Потом показался унылый мужичок, который брел по улице, сосредоточенно глядя себе под ноги. На наш вопрос о Марьюшкиной горе он ответил вопросом.
– Десятка до вечера есть?
Десятки у нас не было. Унылый мужичок, не поднимая головы, махнул рукой вдоль улицы, и мы побрели дальше. Так мы добрались до центра села. Небольшая, когда-то асфальтированная площадь, разрушенная церковь, такая же разрушенная и до невозможности загаженная автобусная остановка и магазин. Здесь мы и надеялись разжиться информацией. Расчет был верный. Не успели мы подойти к магазину, как оттуда пулей вылетела довольно пожилая тетка в домашнем халате и переднике. Голова у нее была повязана платком. Только платок съехал назад и болтался на манер капюшона. Она принялась, истошно причитая, стучать кулаком в окно ближайшего дома.
– Матвеевна, слышь, под Марьюшкиной горой утопленницу выловили! Ванька-пастух сейчас в сельпо прибегал, звонил, участкового вызывал. Теперь сидит, стресс снимает, Петровна ему стакан налила. Так я побегу, погляжу, а ты Зорьку мою проверь, она причинает.
И пенсионерка размашисто зашагала по улице. Мы, естественно, поспешили за ней. Движение, между тем, оживилось, все торопились в одном направлении, туда, куда проехал милицейский Уазик. Туда же пропылили мальчишки на велосипедах, пробежала молодая мамаша с коляской. Деревенская улица закончилась. Перед нами вилась пыльная дорога. Интересно, далеко еще до обрыва? Я начала уставать, а маленький Юрик уже весь изнылся.
– Послушайте, далеко еще до Марьюшкиной горы? – обратилась я к мамаше с коляской, которая уже рысцой бежала нам навстречу.
– Да нет, недалеко, – ответила та. – Сразу за поворотом увидите. Вот ужас-то. Бродяга какая-то утонула, смотреть страшно, до чего люди себя доводят. У нее даже ботинки на ногах разные – один тапочек с помпоном, я тоже себе такие купила. Теперь ни за что не надену. Лучше золовке подарю. Вот ужас-то, – повторила мамаша и побежала дальше, толкая перед собой коляску.
Бросив детей на попечение Димы, я понеслась в указанном направлении, спотыкаясь и задыхаясь. Вконец запыхавшись, подбежала я к обрыву и буквально упала на руки милиционеру, стоявшему возле машины.
– Гражданка, куда вы? Здесь нельзя! Давайте, давайте, все отсюда! Отошли на тридцать метров от ограждения!!! – принялся командовать он.
Никакого ограждения я не заметила. А если бы и заметила, оно бы меня все равно не остановило.
– Я! Там! Люська! Моя! Подруга! – задыхаясь и вырываясь из милицейских объятий, нечленораздельно выкрикивала я.
– Успокойтесь гражданочка! Вы что, можете опознать потерпевшую?
– Я! Да! Это Люська! Конечно, могу!
Постепенно моя речь становилась более связной, да и в голове, как будто прояснялось. Я даже милиционера немного разглядела. Белобрысый, очень серьезный, смотрел так внимательно, говорил спокойно. Очень приятный молодой человек.
– Пройдемте в машину, – предложил он.
Я, всхлипнув, согласилась. Действительно, любопытствующие окружали нас все более плотно. Отходить на тридцать метров за воображаемое ограждение никто не торопился.
– Лейтенант Семенов. Позвольте ваши документы.
– Да у меня их нет с собой, – я пожала плечами. – Мы просто прогуляться вышли.
– Проживаете в данном населенном пункте?
– Нет, мы с подругой в пансионат приехали. И, вот…
Лейтенант Семенов оглядывал меня с явным недоверием. Неужели из-за того, что вышла пройтись, не взяв с собой паспорт?
– Кем приходится вам потерпевшая?
– Подругой она мне приходится, подругой!
– А у нее документики имеются?
– Конечно, имеются.
– При осмотре тела документов не найдено, – строго сказал лейтенант.
– Так она их, наверное, в номере оставила.
Взгляд лейтенанта становился все более недоверчивым. Да что у них по деревне без паспорта уже и пройти нельзя?
– Вы готовы взглянуть на тело?
Я кивнула, закусив губу. И тут я увидела привидение. Оно вплотную приблизилось к лобовому стеклу. Оно было лохматое и поцарапанное. У него было Люськино лицо. Крик вырвался непроизвольно откуда-то из глубины моего организма и сотряс машину. Недоверие на лице лейтенанта Семенова сменилось ужасом. Кто-то забарабанил по крыше кабины. Потом дверца резко распахнулась, и мощный боковой слева отправил лейтенанта в нокаут.
– Рая, вы в порядке? – это Дима подоспел на помощь.
В ответ я только отрицательно помотала головой. Визжать-то я перестала, но дар речи еще не вернулся. Поэтому я только и смогла, что показать пальцем в сторону лобового стекла. Привидение все еще было там. Причем, судя по выражению лица, (или морды?), пребывало в непонятках.
– Вы Люся? А я Алекс, можно – Шурик, а это Юрик. Вы только при Розе Александровне его так не называйте. У нас сегодня английский день и мы – Алекс и Георг.
Привидение переводило все более озадаченный взгляд с натюрморта в кабине на юного разведчика и обратно. Наконец оно помотало головой и Люськиным голосом спросило:
