Юрий Юрьевич Юршин "Под созвездием муз"

– Куда ты убегаешь?

Он ответил:

– Ну а что мне тебя ждать? Вы о чём-то своём вечно говорите. К тому же я даже не знаю их.

Он был прав. Да и, кроме того, я понимал, что это не самое приятное, когда ты, будто верный пёс, ждёшь, пока твой хозяин сделает все свои дела. Но это никак не обижало ни его, ни меня и потому, когда я приходил на урок, всё было как обычно.

Часто, когда мы стояли с девочками в коридорах, к нам подходила Сью (слава богам – без своего охранника), и мы разговаривали обо всём, о чём только можно было говорить. Я чувствовал стеснение, пытался выглядеть лучше перед ней и наслаждался каждым моментом, проведённым рядом. Дни шли быстро, несмотря на пасмурную погоду.

Прошлое

Я любил нашу квартиру на Пэйдингтоне. Так получилось, что мои родители постоянно работали и я всё время проводил там с бабушкой и дедушкой. Здесь же, рядом, жили и все мои друзья, с которыми мы в детстве гуляли почти каждый день. Именно в эту квартиру я возвращался каждый раз после школы, именно в ней мы с бабушкой делали уроки, именно там я бесконечно играл в паровозы – ездил на спине дедушки и строил шалаши.

С тех пор моя душа навсегда принадлежала этим стенам, как и всё, что происходило в них, – навсегда принадлежало мне.

~

За окном давно стемнело. Настольная лампа рассеивала золотой свет по комнате. Под её лучами было горячо, будто бы это не лампа, а самое настоящее солнце. На столе лежал учебник по французскому и тетрадь. Чуть левее стояла кружка чая.

– Christophe Colomb – navigateur espagnol. En 1492, gr?ce ? l'еquipement d'expеditions des rois catholiques, il dеcouvre l'Amеrique pour les Europеens, -проговаривал я.

Завтра нужно наизусть рассказывать о мореплавателях. Я уже выучил об Америго Веспуччи, Васко да Гама, и мне оставался только Колумб. Сегодня тема запоминалась удивительно легко.

Из бабушкиной комнаты доносились звуки телевизора.

Сегодня я купил новую игру, и мне уже натерпелось поиграть, но сначала нужно было доделать уроки, иначе бабушка меня прибьёт. Внезапно зазвонил телефон, оторвав меня от французского.

«Мама».

На дисплее из стороны в сторону качался телефон.

– Алло.

– Сыночка, привет, – радостно донеслось из трубки.

– Привет, мам.

– Что делаешь? – после такого вопроса обычно идёт что-то неприятное.

– Уроки.

– Молодец, – похвалила она, – ну давай собирай вещи и приходи к бабушке

, поедем домой.

Вот то, о чём я говорил.

– Ну мааам, – застонал я, искривив лицо.

– Всё, без «мам», собирайся, я тебя жду.

В трубке послышались быстрые гудки.

– Чёрт! – с обидой произнес я.

Я не любил жить у мамы. Всё в стенах её квартиры отторгало меня, и дело было вовсе не в интерьере. Просто в ней я постоянно чувствовал себя чужим.

Мне было до боли обидно уезжать. Я со злостью бросил телефон на стол.

– Не хочу! – всё во мне отказывалось мириться с тем, что нужно покидать Пэдингтон.

Я пошёл к бабушке в комнату. Она лежала, укрывшись одеялом, и смотрела какое-то ток-шоу.

– Что, уже сделал уроки? – поинтересовалась бабушка.

– Нет, – недовольство в моём голосе было абсолютным, – не успел. Мне позвонила мама. Мне нужно собираться и идти на Борингтон.

Бабушку Лизу эта новость никак не удивила.

– Ну, собирай портфель, бери форму. Ты вешал её в шкаф? – откинув одеяло, она стала подниматься с кровати.

Бабушке было много лет (сколько я не знал, да и меня это не интересовало), но она не выглядела старой. Бабушка была немного полненькой (но это шло ей), имела пышные русые волосы.

В каждой комнате теперь горел свет. Я искал свои вещи. Бабушка помогала мне собираться.

~

Бабушка Вероника жила улицей выше на Борингтон-стрит, 8. Когда я зашёл, в прихожей горел свет. Бабушка почти сразу вышла ко мне, одетая во все чёрное, за исключением мягких фиолетовых тапочек, изнутри оббитых белой шерстью. Бабушка была приземистой, имела такие же короткие, как у бабушки Лизы волосы, но в отличие от неё коричневые, а не русые.

– Пришёл, – она улыбнулась мне. Бабушка Вероника говорила громко, потому как имела небольшие проблемы со слухом.

– Привет, ба. Где мама?

– Я здесь, – послышался голос с кухни.

– Они собираются, – пояснила, хихикнув бабушка.

Мимо меня пролетела мама.

– Привет, сыночка, – через секунду её и след простыл.

Из другой комнаты послышался голос младшего брата.

– Мам, где мои кроссовки?

Я понял, что это, как всегда, надолго.

– Разувайся, пойдём, я налью тебе чаю, – ласково предложила бабушка.

~

Они собирались больше получаса.

Спустя пять минут после прихода мои мечты о том, что мы вот-вот уедем, разбились, как сервиз из фарфора об асфальт. Я снял куртку и согласился на чай.

В средних размерах кухне стены были светло-зелёного цвета, но желтящая лампа в стеклянном абажуре делала их приторно-оливковыми. Абажур был витражным. Глянцевые фрукты на нем выглядели бы аппетитно, если бы не толстый слой пыли, покрывавший стекло.

По телевизору шли бесконечные сериалы-мелодрамы, которые так любила бабушка Вероника. Бесконечные разводы, убийства, тяготы жизни не вызывали у меня никакого интереса, напротив, от желтизны их сюжета меня тошнило, а от оливковости этой комнаты, меня тошнило в два раза сильнее. Бабушка же с непреложным интересом смотрела каждую серию. Иногда комментируя: «Ах! Ты представляешь?» или «Вот же… какая жизнь».

Откинувшись на спинку стула, я ждал. Умирая от скуки, не зная, чем себя занять. Приходилось смотреть телевизор вместе с бабушкой.

~

Вечер покрылся ржаво-оранжевым налётом неприязни. Приехав в мамину квартиру, мы сразу принялись готовить ужин. Она поручила нам с Михаэлем чистить и резать овощи. На ужин сегодня был суп. После я отправился мыть всем обувь и готовить вещи в школу. В общем, только где-то через час я освободился.

В нашей комнате было прибрано и пахло чистотой. Но, несмотря на визуальную привлекательность, что-то отталкивало меня от этого места. Я включил настольную лампу и достал учебник и тетрадь по французскому. Очень скоро я дописал тему, но выучить за вечер смог только пару предложений. Словно эта квартира не давала мне запомнить текст, воруя слова, буквы, мысли.

У нас с братом была двухъярусная кровать. Наверху спал я.

Когда Михаэль выключил свет, я долго ворочался и не мог уснуть. Последним, что мне запомнилось, было то, как я повернулся к стене и взялся рукой за ограждение кровати. Холод приятно остудил горячую руку. Металлическая перекладина в моём сознании стала чем-то похожим на бабушку Лизу, стала единственной вещью в этом доме, которая не вызывала у меня неприязни. Будто эта перекладина была частью того моего дома на Пэдингтоне. Она связывала меня с ним и переносила туда. Я думал о бабушке. Эта мысль успокаивала. Спокойствие… я провалился в сон.

~

Любое утро на Лайнинг-стрит начиналось примерно с одного и того же – с крика. Если он не появлялся сразу, то проклёвывался впоследствии. Сегодня поводом стала мятая рубашка Михаэля

.

– Ты на что похож?! Я кому вчера говорила погладить рубашку! – мама кипела от злости. – Быстро снимай и иди гладь!

Михаэль гладил очень долго, а это означало, что мы опоздаем.

– А ты что стоишь? – у неё были глаза хищника. – Не видишь сколько пакетов нужно отнести в машину! Я специально тебя раньше разбудила, чтобы ты отнёс их! Ты мне что сказал? «Мама, я успею потом». И где твоё потом?! Мы из-за Михаэля уже опаздываем, а теперь ещё и ты будешь пакеты неделю носить!!!

Она с яростью бросила свою сумку на пол.

– Придёте сегодня домой, я вам устрою веселую жизнь!

Мы опоздали на урок больше чем на пятнадцать минут, и всю дорогу мама читала нам лекцию о том, что всё нужно готовить с вечера.

Настоящее

Разговоры с Сью в Либерти, конечно, не могли сравниться с разговорами в жизни. В сети быстро заканчивались темы для разговора, отсутствовал контакт глаз и энергий, да и неимение каких-либо совместных событий серьёзно мешало развитию отношений.

Но в то же время Либерти давал мне маленькие ключики к пониманию её естества как чего-то большего, высшего. Открыв эти маленькие дверцы, я мог добраться до самой вершины башни, хоть путь этот долог и крут. Эх, был бы у меня ключ от главной двери – от сердца, всё было бы значительно легче.

Одним из таких ключей стали её записи на стене, которые она публиковала время от времени, выражая своё мнение касаемо чего-либо или описывая свои эмоции в режиме данного времени:

«Почему, чёрт возьми, все каналы платные?»

«Это так грустно, когда тебя никто не любит», – под этой надписью висела чёрно-белая фотография города на рассвете.

Она периодически удаляла старые записи, действуя по принципу отрицания отрицания Гегеля, постоянными оставляя лишь две: «She drives me crazy» и фотографии вечеров в каком-то потрясающе красивом городе (как я узнал позже, Санкт-Петербурге). Оказалось, что Сью родом из России. Они приехали с родителями в Норс-Колд в двенадцать лет.

Сью была подписана на множество групп по искусству: фотографии, картины, скульптуры, рисунки, ну и, конечно, на литературные сообщества. Я и сам являлся подписчиком подобных групп, но из похожих у нас были только две: |Phosso^artandpoetry|и Autumn.

Копаясь в её группах, я наткнулся на одну с фотографией женских плеч на белом фоне.

«Doux

» -гласило название.