Мила Дрим "Криминальная любовь"

С напряжением в груди я смотрела на его макушку и мысленно отсчитывала секунды до того, как Калаш посмотрит на меня.

Словно в замедленной съемке его темноволосая голова начала подниматься. В тот миг я перестала дышать.

Калаш запрокинул голову и посмотрел на меня.

Это был другой взгляд, и совсем другой Калаш.

В его взоре читалась такая глубина и понимание, что я почувствовала будто давно искала и, наконец, нашла те самые глаза.

Именно почувствовала – потому как все это никак не вязалось с разумными мыслями.

Несколько секунд мы вглядывались друг в друга, и мне даже показалось, что сейчас случится что-то важное.

Но внезапный грохот в коридоре разбил на звенящие осколки наше с Калашом уединение.

– Калаш! – крикнул Макс. – Задание выполнено.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Калаш резко поднялся и быстрым шагом пошел в сторону коридора. Провожая его взглядом, я чувствовала, как смятение медленно просачивается в мое сердце.

Несколько секунд я переваривала случившееся, а потом вспомнила, что Макс должен был приехать не один, а с Майей.

Надо же, за эти минуты я совсем забыла про неё…

Поднявшись на ноги, я поспешила вслед за Калашом, вышла в коридор и увидела Майю. Она стояла, прислонившись к стене правым плечом.

При виде неё у меня заныло в груди.

Моя подруга выглядела такой… Потерянной.

Её красивое лицо было заплаканным, глаза перепачканы потекшей тушью, волосы взлохмачены, отчего создавалось ощущение, что кто-то таскал Майю за них…

Или я не ошиблась?

Мы встретились глазами. Во взгляде Майи читалась боль вперемешку с отчаянием.

Я такое уже видела. В маминых глазах.

– Майя! – я рванула к подруге и обняла.

Поразило, какой ледяной мне она показалась. Будто жизнь из неё всю высосали. Уже когда я оказалась рядом с ней, то заметила порванную бретельку платья.

– Кто? – уже догадываясь, что приключилось с Майей, тихо спросила я.

Она подняла на меня пустые глаза и с кривой усмешкой выплюнула:

– Папик.

– Майя, милая…

Я сильнее обняла её. А она, вдруг, прижалась головой к моей груди. Маленькая девочка, нуждавшаяся в материнском приятии и поддержке.

Того – чего у неё никогда не было.

– Всё прошло, – пытаясь утешить Майю и заодно и себя, зашептала я.

Взор мой устремился вперед. Теперь, наконец, я увидела Макса. Привалившись к стене, блестящими глазами он смотрел на Калаша.

– Калаш, сигареты есть? – прохрипел Макс.

– Ты знаешь, что нет, – сдержанно ответил он.

– А жаль, – Макс запрокинул голову, и я увидела, как подрагивал его кадык, – как теперь успокаиваться-то?

– Чей не впервой, – Калаш обнял друга за плечи, – справимся.

– Да хрен его знает, – Макс повернул голову к Калашу, – я его грохнул, ты в курсах?

– Я так и подумал, – в голосе Калаша не было никаких эмоций, – уборщиков-то вызвал?

– Там они, – Макс обнял его в ответ. – Хреново мне.

– Я знаю что делать. Пошли на воздух.

Макс качнул головой. Я заметила, каким рассеянным было это движение. Калаш потянул друга за собой, и тот покорно пошел рядом с ним.

Как только мужчины скрылись, и раздался грохот закрывающейся двери, Майя, вдруг, громко всхлипнула, и я почувствовала, как её горячие слезы упали на мою грудь.

– Тише, тише, теперь всё хорошо, – попыталась я успокоить подругу.

Она мотнула головой:

– Нет. Теперь Макс понял кто я.

Майя запрокинула голову и посмотрела на меня. Её красивые глаза утопали в слезах.

– Он теперь даже не посмотрит в мою сторону, – с отчаянием, выдохнула она. – И я его не осуждаю.

Не успела я сказать ей что-то в ответ, как Майя следом добавила:

– Это я во всем виновата. Одна только я.

– Не говори так! – не на шутку напугавшись её словам, которые почти один в один повторяли мамины, я стиснула подругу.

По лицу Майи пробежалась горькая улыбка:

– Мы обе знаем, что это так. Кому нужна шлюха? Никому.

– Нет! Ты не шлюха! – слезы полились по моим щекам. – Ты – самая лучшая, самая красивая, моя Майя!

Она лишь грустно улыбнулась в ответ.

– Идем, – я взяла её за липкую от пота ладонь, – идем, ты умоешься, переоденешься и вместе мы посмотрим мультики. С пирожными.

– Ах, с пирожными. С этого надо было начинать, – Майя улыбнулась, но я знала – она делает это исключительно ради меня.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

За окном была уже ночь.

Все дела сделаны – сестры накормлены-помыты-уложены спать. Майя тоже поела, искупалась и теперь мирно посапывала на диванчике, на котором я спала днем.

Глядя на неё, невозможно было подумать, что она имела какое-то отношение ко взрослой жизни. Сейчас Майя напоминала мне маленькую, невинную девочку.

Еще до того, как мы легли спать, я позвонила маме. Сумела-таки вывернуться и, не вдаваясь в подробности, успокоить её, что всё хорошо.

Я и сама немного успокоилась, поговорив с ней. Голос у неё хоть и был сонным, но уже не таким болезненным, как этим утром.

Оставалось всего-ничего – заснуть и мне.

Но как нарочно, сон не шел. Как только вокруг все стихло, переживания, не спрашивая разрешения, начали пробуждаться.

Уставившись в потолок, на котором были причудливые тени от ночника, я прислушивалась к мирному посапыванию сестренок, и переваривала события прошедшего дня.

Прошел всего лишь один день, а у меня сложилось впечатление, что целый месяц. Снова и снова я прокручивала в голове мамино лицо, синяки на её теле, её скулеж…

А потом перед глазами появлялся отчим, его половой орган и льющаяся из него моча.

Кажется, я даже сейчас ощущала эту вонь.

Переживания тяжелым грузом придавливали меня к кровати, и я не могла ни пошевелиться, ни даже полноценно вздохнуть.

Следом я снова испытывала ту боль. Щека запульсировала, глаз защипало. Не знаю, надуманная ли это была боль, или просто действие таблеток закончилось.

Но вот что было точно, с чем я не могла поспорить – моя душа болела. На самом деле. Измученная, она металась меж ребер в поисках успокоения.

И как не пыталась я успокоить себя, что всё хорошо, мне этого не удавалось.

За последние недели я прибывала в таком напряжении, в такой ответственности, что теперь нуждалась в поддержке.

Но где ж её взять, особенно учитывая то, что именно этой поддержкой сама я была для всех?

Нет, я не жалела об этом.

Но сейчас… Ах, как же мне хотелось ощутить себя в теплых объятиях, и забыть, забыть о пережитом кошмаре!

Не знаю, как долго вот так я лежала. И может быть, мучаясь от переживаний, так и не сдвинулась бы с места, если б не мой телефон, издавший тихую вибрацию.

Опасаясь, что его звук всех разбудит, я протянула руку и обхватила пальцами телефон, лежащий на полу.

Кто мог написать в такой поздний час?

Лишь бы не мама с сообщением, что что-то случилось. Довольно с неё! Теперь у мамы всё должно было быть хорошо!

Яркий свет экрана больно ударил по глазам. Мне пришлось несколько раз моргнуть, чтобы разглядеть от кого было сообщение.

Это был неизвестный номер. Снизу написано:

Выйди.

Сердце взволнованно подпрыгнуло. Я не сомневалась, что это сообщение было от Калаша. Меня не удивляло откуда он взял мой номер. Такой человек мог всё!

Вот только что ему было нужно?

Ответ я могла получить только покинув комнату. Осторожно, чтобы никого не разбудить, я сползла с кровати, а потом – медленно, все время оборачиваясь на сестер, дошла до двери.

Затаив дыхание, я потянула её на себя. Снова посмотрела на Аню с Таней – те крепко спали. Мысленно поцеловав их, я вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.

Сделала шаг – и замерла.

Кругом стояла такая темнота, что я боялась двигаться дальше. Впрочем, моим глазам хватило и минуты, чтобы адаптироваться.

Теперь я видела куда лучше, и могла разглядеть очертания мебели.

Взор мой устремился вдаль – с огромных окон в комнату лился мягкий лунный свет. Серебристые потоки падали прямо на пол, и я, завороженная увиденным, медленно пошла вперед.

Уже когда я пересекла половину комнаты, от стены бесшумно отделилась высокая фигура, и в следующий миг горячие пальцы сомкнулись на моем запястье.

Я не закричала, нет.

Вскинув голову, я вопрошающе посмотрела на Калаша.

То, что это был он, я ни секунды не сомневалась. Моя кожа уже запомнила его первое прикосновение.

Наши взгляды встретились. В полутьме белки его глаз казались мне невероятно яркими, впрочем, и взор Калаша был отмечен той же яркостью.

Не было в нем ни намека на сон или усталость.

Только решимость.