Алекс Веагур "Цветы в паутине"

* * *

«За что? За что?! За что??!!» – Григорий Вишневский в тысячный раз задавался этим вопросом, но ответа на него не находил. Двухметровый гигант стоял на коленях, уткнувшись лбом в землю, и скрежетал зубами. Раздетый до пояса, он походил на тяжелоатлета, решившего пробежать стометровку, предварительно помолившись. Но бежать было некуда, да и молиться Григорий никогда не умел.

– Папа! – позвал слабым голосом Олежка из погреба. – Папа!

– Сынок! – Григорий встал на ноги.

– Отдай им мою кровь, папа!

Григорий похолодел.

Ворота распахнулись, и он увидел односельчан с вилами и топорами. Они стояли молча, но все говорили их глаза. Люди пришли за его сыном.

– Нет! – заорал Григорий. – Не-е-ет!!!

– Папа, отдай им мою кровь, – опять раздался голос Олежки.

Дверь погреба открылась, и мальчик, пошатываясь, вышел во двор, прижимая к груди окровавленную руку. Лицо его было бледным, а в другой руке он держал баночку, в которой плескалось что-то красное. Кровь! Ноги у ребенка подкосились, и он осел на землю.

Григорий бросился к нему. Олежка был без сознания. Баночка лежала рядом с ним – и ее содержимое стало черным. И черной стала зеленая футболка мальчика. Черными стали деревья, люди. Черным стало солнце.

Григорий растерянно повел глазами по сторонам и обнаружил, что мир изменился. Все, что его окружало, абсолютно все, лишилось ярких красок! Осталось всего два цвета: самый темный и самый светлый – черный и белый! Григорий, забыв о сыне, несколько раз ударил себя кулаком по лбу, пытаясь встряхнуть мозг и вернуть былое восприятие – но тщетно. Кто-то подобрал баночку, кто-то перенес Олежку на скамейку – Григорий ничего не замечал, продолжая молотить кулаком по собственной голове. В толпе заплакали, а какой-то мужичонка вдруг завыл, уронив топор, упал на землю и стал кататься в пыли.

– Гриша, слышь? – сказал, похлопывая скалкой по ладони, лысый мужчина с багровым шрамом на лбу. – Прости нас. Не по своей воле пришли, а сам дьявол нас сюда привел.

Лысый немного помолчал, а потом добавил:

– Мы все сейчас в его власти: и я, и ты. Все мы. Еще раз… прости, Гриш…

Великан затуманенным взором посмотрел на него:

– Мой сын… Где мой… Стефан, ты не видел Олежку? Опять, сорванец, убежал. Олежка! Сы… сынок!..

Тут он заметил, наконец, лежащего на скамейке мальчика, над которым склонились две женщины. Гневный румянец вспыхнул на щеках Григория, и он заорал:

– Сыно-о-ок! Что вы с ним сделали? Убью, гады! Убью-у!

Он зашагал к скамейке – и женщины испуганно бросились прочь. Лысый Стефан с невероятной прытью догнал Григория и с размаху ударил скалкой по затылку. Вишневский покачнулся, сделал еще один неверный шаг – и ничком рухнул возле скамейки.

В наступившей тишине каждый мог услышать, как бьется его собственное сердце – гулко, тревожно; бьется так, словно это не сердце, а большой барабан…

А потом толпа двинулась во двор, к Стефану, который уже стоял около Олежки.

И тут рука мальчика, соскользнув с груди, бессильно повисла над землей. С тоненького запястья струйкой побежала кровь, стекая на лист лопуха, а оттуда – на мелкий песок возле головы лежащего без сознания Григория Вишневского. Кровь почему-то образовала крест. Это было настолько странно, что собравшиеся вокруг люди оцепенели.

Неожиданно Олежка пошевелился и, медленно приподнявшись, сел. Расставив руки в стороны, он переводил прозрачный взгляд с одного на другого, и из запястий его – как перевязанного, так и свободного от бинта – сочилась кровь. В ясных глазах мальчика не было ни страха, ни боли. В них читались прощение и мудрость, словно он знал намного больше тех, кто ворвался во двор. Губами цвета индиго, отчетливо выделяющимися на бледном лице, ребенок прошептал:

– Кровь… Возьмите ее – мою кровь.

И если бы сейчас, в летнем месяце июле, с неба посыпал снег или из погреба выползло чудище – это не смогло бы потрясти людей более. Всеобщая галлюцинация? Никому и в голову не пришла такая мысль. Ребенок неполных пяти лет от роду вызвал благоговейный трепет в душах. Раны на запястьях и распростертые руки наводили на мысль об Иисусе, распятом на кресте и тем спасшим человечество. Именно эти раны и оказались вселяющей надеждой для дальнейшего выживания…

Сочтя увиденное знаком свыше, люди, собравшиеся во дворе Вишневского, пришли к выводу, что страдания Олежки были посланы Небом ради их же спасения, а для пищи ужасному «Мистеру Икс» достаточно будет и крови «здорового человеческого детеныша». И пришло огромное облегчение, словно скатились с душ людских тяжелые камни греха.

Кровь мальчика отнесли в указанное место – и следующий день прошел без нового приступа безумия. Догадки людей оказались верными, и надежда еще более наполнила их сердца. Однако пробиться сквозь окружавшее деревню незримое Кольцо и добраться лесом до шоссе опять никому не удалось. Те, кто уходил в лес, непременно возвращался в Чернухино. Речь их была бессвязной – черти… ад… страшные призраки… необъяснимый ужас… раскалывающая голову боль… Тех же, кто не возвращался, или через время находили мертвыми в лесу, или просто в них не верили, что они выбрались – помощь извне так и не приходила.

Олежка Вишневский словно онемел. Его ранки затянулись, но когда они снова появлялись, он повторял только одно слово: «Кровь». Одно короткое и страшное слово. Из когда-то жизнерадостного ребенка он превратился в тень, стал подобен призраку. Его отец вел себя странно – то ли от горя, то ли от удара по голове, то ли заразившись витавшим вокруг безумием…

– Не протянет он так долго, Витенька… – со вздохом заключила Светлана. – Страшно смотреть, как из сына кровинушку-то забирают… Да и мы вместе с ним… не протянем…

Глаза ее вновь наполнились слезами. Она посмотрела на спящую девочку – и Виктор подумал о недавнем визите в Светланин двор двух мужчин. Виктория, вероятно, тоже вспомнила об этом, потому что с силой сжала руку мужа и придвинулась к дочери, словно собираясь закрыть ее своим телом.

И невозможно было ни спрятаться, ни убежать…

Погреб вновь заполнила тишина. Дождь уже прекратился, оставив в их убежище натекшую лужицу. Виктор утомленно прикрыл глаза и ему вдруг привиделось что-то бессвязное, какие-то обрывки. Мальчик с лицом старика сидит на коленях его, Виктора, покойного отца… Обнаженная красавица с родинкой возле губ прыгает на него, Виктора, и вдруг исчезает… И что-то трещит – доски? лед? – и обдает холодом тело…

Краснов тряхнул головой. Он вскользь подумал, что галлюцинации, о которых говорила Светлана, коснулись теперь и его. В ушах зашумело. Сестра пристально посмотрела на него. Виктория уже не держала его за руку, а теребила какую-то тряпичную куклу. При тусклом свете свечи она показалась Виктору древней старухой. А вместо дочери лежал на настиле маленький ягненок без передней ноги и с перерезанным горлом.

Виктор встал – это стоило ему немалых усилий – и зачем-то направился к лестнице, ведущей наверх. Голова казалась пустой кадушкой. Каждый шаг давался с трудом, словно он шел по грудь в воде. За спиной не раздавалось ни звука.

Он выбрался наружу, вдохнул свежий воздух – и у него закружилась голова. Виктор прислонился к дверце погреба, как вдруг заметил какое-то движение у ворот. Там стояла расплывчатая фигура в белом одеянии, с какой-то палкой в руке. Шум в голове становился сильнее. Казавшийся пустым рукав вдруг поманил Виктора. Сопротивляться этому позыву Краснов даже не пытался. Ноги были тяжелыми, но он все-таки сумел сделать шаг. И замер, потому что палка превратилась в косу. Боясь верить собственным глазам, Виктор все же решил, что это – Смерть, и пришла она сюда, конечно же, не ради развлечения. Не в силах пошевелиться, он почувствовал, как вверх по ногам поднимается холод, вытесняя из тела душу. Когда смертельный холод подкрался к самому сердцу, Виктор смог выдавить из себя только два слова: «За что?». Белый призрак, пришедший за его жизнью, стал быстро приближаться. Придвинувшись почти вплотную, призрак остановился. Заглянув в черную бездну, таящуюся под белым капюшоном, Виктор увидел мертвую девочку, над которой рыдала женщина. Вокруг них извивались змеи и висели засушенные лягушки. Затем появилась женская рука, держащая пучок волос, кипящее на огне снадобье, а после – толстая книга с демоническими рисунками. Все это сменилось бегущей толпой, потрясающей топорами и вилами, и напоследок он увидел, как по дороге вверх катится колесо…

Меняющиеся картины казались очень реальными, они словно переворачивали все внутри. И тут Виктор почувствовал, что не может дышать. Что-то скользкое и холодное с хрипом лезло из его горла, выталкивая слизь. Подумав о смерти, Виктор с громким выдохом сумел-таки освободиться от неведомого, покидающего его тело, и пошатнулся от вновь возникшего головокружения. С мокрым шлепком из него выпало что-то на землю.

Белое облако стало удаляться, и, подлетев к старой черешне, растущей у сарая, совсем растаяло. Снова появилась мысль о галлюцинациях. Затем – опять о смерти. Но всплывший в голове голос покойного отца вытащил его из бессилия. И Виктор вновь встряхнул головой. Что-то похожее на белую бабочку запорхало перед глазами Краснова и, обдав его легким ветерком, исчезло.

До его слуха донесся голос Виктории. Повернув голову, он увидел, что она стоит рядом с ним на пороге погреба, держит его за руку и что-то говорит.

В небе раскатился отдаленный гром, вернув Виктора к реальности, где не было ни скользких тварей, ни белых облаков, похожих на смерть, ни голоса отца, вытягивающего его из пучины наваждений. Но в этой реальности оставалось другое: ужас, абсурд, иррациональность и ощущение безвыходности. А также – невероятно быстро состарившаяся сестра и ее не менее невероятный рассказ.

– Витенька, что с тобой? – со страхом спросила Виктория.

За ее спиной показалась Светлана. И теперь, заглянув в знакомые с детства глаза, Краснов уже не сомневался в том, что она не выдумала всю эту историю.

– Что-то привиделось… – безжизненным голосом, словно в гипнотическом сне, произнес он. – Я устал… Хочу спать… Пошли… Нам нужно поспать…

Опираясь на руку жены, он вновь спустился в погреб. За ними, прикрыв дверь, последовала и Светлана.

Во дворе, у покосившейся старой табуретки и безногого дивана с веревкой, сидело пучеглазое, размером с кулак, существо. Когда дверь за Светланой закрылась, оно, блеснув мокрыми бородавчатыми боками, прыгнуло, на полметра приблизившись к погребу. В выпуклых глазах плавало лунное отражение, создавая иллюзию двух светлячков. Потом светлячки исчезли в луже…

Глава 6. «Я должен кого-то убить?»

Украшенный цветами Круг в центре поляны был пропитан энергией. Это Виктория ощутила сразу, как только оказалась рядом с ним. На ослепительно белом Алтаре (также украшенном цветами) лежали их с Виктором серебряные кольца и жезл в форме фаллоса. Белое платье Виктории не было пышным, но от того не становилось менее красивым. На голове лежал сплетенный из цветов венок. Предвкушение обряда наполняло ее душу необычайной легкостью. Ей казалось, что она так же, как птица, смогла бы взлететь над поляной, чтобы закружиться с ветром в воздушном вальсе.

Как же он красив, ее Виктор, как он божественно красив! Белые рубашка, брюки и туфли, такой же, как у нее, венок на голове. Виктория была сейчас самой счастливой на Земле! Она догадывалась, вернее, совершенно точно знала, что все эти наряженные радостные девицы, пришедшие разделить с ними таинство Великой Помолвки, сами были бы не прочь оказаться на ее месте. Да, конечно же: он был завидным женихом – но только она по воле Богов станет его единственной Верной, только она, и больше никто! И сейчас, в этот самый счастливый день в ее жизни, одна только мысль об этом заставляла душу петь, а тело – трепетать в предчувствии чего-то Великого, способного навсегда изменить ее жизнь.

– Среди нас сейчас такие, кто стать Верными желает, – торжественно пропел Глашатай в черной накидке, а вслед за ним заявила и Жрица:

– Так пусть же они выйдут и назовут себя!

Солнце засияло сильнее прежнего, и под невидимые фанфары птицы пропели первое имя: «Виктор». Потом – «Виктория». После имен новобрачных кто-то, прячущийся в листве клена, заиграл на флейте.

Подойдя к Алтарю, Виктория и Виктор стали напротив Жреца и Жрицы и начали давать на вопросы давно готовые ответы.

– Каково твое желание?

– Быть рядом с Виктором всю свою жизнь, оставаясь ему желанной и единственной – перед лицом Богов и следуя их заветам.

– Быть рядом с Викторией всю свою жизнь, оставаясь ей желанным и единственным – перед лицом Богов и следуя их заветам.

– Каково твое назначение?

– Плодить детей рядом с Виктором и растить их, как подобает дочери Леса.

– Плодить детей рядом с Викторией и растить их, как подобает сыну Леса.

Зажав в руках фаллический жезл, Виктор с Викторией посвящали себя друг другу на всю жизнь, клянясь в своей верности. Они пришли сюда стать Верными, и это мгновение уже приближалось.

– О, Боги Леса! Здесь, перед Вами, стоят двое из Ваших детей. Так будьте же свидетелями их желаний!

Жрица чертила острием кинжала в воздухе магические знаки, и Виктор повторял вслед за ней:

– По своей воле придя сюда, я, Виктор, желаю: связать свою жизнь с Викторией, стать с ней одним целым, не предавать, и любить ее, пока бьется мое сердце. Защищать ее и наших будущих детей от всех невзгод и опасностей, ставя превыше своей жизни жизнь ее и жизнь наших детей. Благополучие Виктории – мое благополучие, ее счастье – мое счастье. Перед лицом Богов Леса клянусь: в своих словах я искренен, и от них никогда не отступлюсь. И пусть этот священный кинжал пронзит мое сердце, если это не так! О, Мои Боги! Дайте мне силы следовать своему желанию, и не оступиться на своем пути.

Повторяя за Жрецом, тоже рисующим в воздухе загадочные знаки, теми же словами поклялась в верности Виктору и Виктория.

Взяв кольца с выгравированными именами, Жрица окурила их благовониями и передала Виктору и Виктории. Главные участники обряда приняли кольца левыми руками, а правыми продолжали держать жезл.

– Помните же, дети Леса, – сказал Жрец. – На арене вашей жизни ураган вас встретить может, рвущий в клочья жизнь людскую. Но не бойтесь, будьте вместе! Как деревья, держа бурю, прижимаются друг к другу. Как трава от ветра гнется, у земли ища укрытье. Так и вы не расставайтесь, даже если будет трудно. Будьте вместе же! И буря не страшна вам будет вовсе. Будьте рядом! И злой ветер не собьет с пути прямого. Знайте: вместе вы едины в этом мире и сильны. Знайте: силы будет мало, если разойдетесь вы.

– Помните же, дети Леса, – продолжала Жрица. – С этого момента ваши судьбы переплетаются, и назад дороги уже нет. Вы станете жить не только в оболочке, носящей вашу душу. Теперь вы сможете жить и друг в друге – там для вас тоже будет место…

Слова Жрицы стелились по поляне, и их подхватывали птички и бабочки, червячки и букашки.

– Бывает иногда трудно давать любовь, трудно что-то вообще давать. Но пока это не является слабостью. Поступайте в таких случаях так, как со своим отражением, плавающим в лесном озере.

Маленькая мышка выскочила перед Викторией и поучительно добавила:

– Если вдруг вы разглядели в нем грусть или злость, зависть или другое сомнительное состояние души, – значит, кому-то может не хватать вашей любви и вашего веселья, ваших нежных слов и вашей мудрости. И тогда ответьте этому отражению улыбкой.

Пролетавший мимо Виктора шмель тихо прожужжал:

– Помните жжже: вы приютили в себе вашу Любовь, и не стоит ее огорчать. Улыбнитесь – чистой и светлой улыбкой! И когда вы ее узззреете в своем отражжжении, значит, лед ваших сомнений ужжже растаял…

– Да будет так! – хором прозвучало на поляне, и мелодия, притихшая на время, вновь полилась неведомо откуда.

Виляя кошачьим хвостом, Жрица взяла из рук молодоженов фаллический жезл и положила его на Алтарь. Надевая кольцо Виктории на палец, Виктор улыбнулся.

– Мы с тобой выживем, поверь мне, – прошептал он тихо, не отпуская ее руку.

«Странно, почему он так говорит?» – подумалось ей.

Держа в ладони кольцо для мужа, Виктория взяла его за руку. Вот и безымянный палец. Она посмотрела Виктору в глаза.

«Боже, как он постарел! – ужаснулась Виктория, надев кольцо ему на палец. – Какая странная темнота…»

– Ты где? – позвала она и проснулась.

На нее взволнованно смотрел Виктор.

– Светланка… – прошептал он.

* * *

Казалось, кто-то тянет ее за ногу, и Светланка открыла глаза. Родители спали. Рядом с ними сидела бабушка Света, к которой они вчера так долго добирались. Голова ее лежала на коленях, обхваченных руками.

Девочка, привстав, подтянула одеяло, которое почти полностью сползло с настила. Закрутившись на ноге, оно-то и тянуло ее вниз.

«Как здесь душно», – подумала она и решила выйти во двор – подышать свежим воздухом.

Осторожно опустив ноги на пол, она обула тапочки, и, стараясь не шуметь, поднялась по ступеням и вышла из погреба в предрассветные сумерки, которые не в силах был разогнать бледный свет луны.

В голове вдруг зазвучали переливы колокольчиков. Эта дивная музыка завораживала, и Светланке показалось, что тело ее стало легким, как воздушный шарик. Сердце билось все громче и быстрее. В тот момент, когда она уже должна была приподняться над землей, послышался чей-то тихий смех. Девочка вгляделась – и увидела маленького сказочного эльфа, сидящего на заборе. Он снова засмеялся, взмахнул блестящими крылышками – и вокруг него появилось искристое облако. А потом поднялся в воздух и принялся летать над невесть откуда появившимися необыкновенными цветами, и его смех постепенно перешел в пчелиное жужжание. Вот он подлетел к большой кастрюле, наполненной дождевой водой, и стал над ней кружиться. Жужжание сделалось таким сильным, словно гудел целый рой разозленных пчел – и эльф вдруг упал в кастрюлю, подняв брызги.

Светланка, вскрикнув, бросилась на помощь этому сказочному созданию. Подбежав к кастрюле, которая была ей почти по пояс, она стала всматриваться в воду. Но никакого эльфа там не было. Вдруг рядом с ее отражением, плавающем в кастрюле, появилось еще одно – бородатого огромного старика. Даже в предрассветных сумерках Светланка поняла, что самым страшным в этом отражении были глаза. Она не могла оторвать от них взгляда, и ей подумалось, что это самый настоящий людоед, питающийся маленькими девочками. Она хотела закричать, позвать на помощь, но громадная рука бесцеремонно закрыла ее маленький рот…

Все закружилось перед глазами Виктории.

Виктор, весь в черном, и с маской козла на лице, проблеял:

– Мы с тобой вы-и-иживем, пове-е-ерь мне.

– Почему он так говорит? А как же Светланка?! – спросила ее Жрица.