Алим Тыналин "Штык ярости. Индийский поход. Том 2"

– Скорее! – закричал Кеша. – Сейчас континуум схлопнется! Ты попадешь обратно в прошлое. Готовься!

Я с сожалением бросил ему телефон и обернулся. За моей спиной в центре купола появилось круглое отверстие с рваными краями. За ним виднелись пески, чахлые кустики, политые щедрыми лучами жаркого солнца.

– Запомни! – продолжал кричать дрожащий Кеша. – Есть высокая вероятность, что портал схлопнется и ты навсегда застрянешь в пространственно-временном континууме! Я уже не смогу вытащить тебя оттуда!

– О, спасибо, ты чертовски умеешь вдохновлять людей! – крикнул я саркастично. – Что еще может случиться? Меня перережет пополам или размажет по твоим квантовым штукам?

Кеша пожал плечами и поправил очки. Купол вибрировал все больше и низкий протяжный звон заглушал его слова.

– Теоретически может случиться что угодно! – закричал он. – Твое тело может разлететься на атомы в одну секунду.

– Ладно! – крикнул я. – Давай сделаем уже то, что надо. Еще минута разговоров с тобой и я обделаюсь от страха.

Я подошел к вибрирующему и искажающему воздух отверстию, осторожно примерился, махнул Кеше на прощание и нырнул внутрь, как в бассейн, стараясь не коснуться рваных краев.

Глава 2. Падение не в ту бездну

Кататься на американских горках, конечно же, увлекательное занятие, никто не спорит. Но не второй раз за день, причем на голодный желудок и с потревоженными ранами. Как душевными, так и телесными.

В общем, нырок в хроно-прорубь по неприятным ощущениям мог соперничать с самыми головокружительными аттракционами мира, притом, что я участвовал в них один-одинешенек.

Сначала, как водится, меня окутала полная тьма. В голове воцарилась пустота. Это уже было не так страшно, я наслаждался покоем и отсутствием мыслей.

Затем вдруг резко произошел перепад. Я завертелся вокруг оси, как спиннер, который пару лет назад целыми пачками изымал у своих учеников. Наверное, если наблюдать за мной со стороны, я, как и спиннер, тоже превратился в бешено мерцающий круг от дикого вращения.

Поначалу это не особо мешало мне, если не считать легкого головокружения. Я, можно сказать, бултыхался в самой настоящей невесомости, вокруг темнота, поэтому вращение не наносило особого вреда.

Но когда окружающая меня ночь постепенно сменилась светлым днем, я почувствовал себя гораздо хуже. Вращение не прекращалось, голова кружилась все сильнее и вскоре мой желудок взбунтовался против избранного мною способа путешествия. К счастью, вскоре кульбиты замедлились, а потом и вовсе прекратились. Я отдышался и наконец, смог оглядеться.

Мой полет через века еще отнюдь не закончился. Новые ощущения, видимо, были связаны с тем, что я мчался не только сквозь время, но и пространство.

Я видел под собой наши дороги и они быстро превращались из асфальтовых в грунтовые, по мере того, как я удалялся от советской эпохи в царский период. Немногочисленные фуры и грузовики сменились повозками и каретами. Все изображения подо мной трепетали и колыхались, будто тени над болотом.

Особенно интересно было наблюдать это движение вспять в городах и деревнях. Я проносился над дрожащими, окутанными туманом городами, где бетонные многоэтажки мгновенно разрушались, а на их месте возникали бревенчатые, изредка, каменные дома.

В деревнях это строительство наоборот проходило не так интенсивно. Многие дома почти не изменялись, только меняли крышу и стены.

Призрачным вихрем я пронесся над степями Казахстана и увидел вдали громаду Аральского моря. Если в наше время оно катастрофически обмелело, то передо мной оно предстало во всей своей полноводной красе.

Пролетев вдоль Сырдарьи, я свернул в степь и увидел вдали на западе город. Я так и не понял, что это за поселение, потому что улетел далеко на юг. Мне показалось, что это Чимкент, но я мог ошибаться. Я старался свернуть снова к городу, манящему высокими минаретами и башнями, но не мог.

Дрожание окружающей действительности из бешеной тряски постепенно превратилось в легкое колебание. Затем все вокруг успокоилось и меня вдруг обдало невыносимым холодом, будто бы сунули в морозильник. Я хотел закричать, но не имел права голоса на этой пыточной вечеринке.

Все вокруг внезапно на мгновение замерло, даже птицы остановились в воздухе. Холод продолжал сковывать мое тело, а затем с отчетливым «Хлюп!» и с явным облегчением время выплюнуло меня из «кротовой норы».

Никакого Э-купола не было и в помине. Я просто вывалился из дыры в пространстве с высоты трех метров и с воплем свалился на горячий песок. Поскольку от хроновояжа мои мышцы онемели и я не мог пошевелиться, то больше всего в это мгновение я напоминал себе мешок с мукой, брошенный небрежным грузчиком на грязную землю.

Впрочем, это оказалась не совсем земля, а бархан обжигающего желтого песка. Я свалился на него боком и отбил все кости, уцелевшие после временного путешествия.

– Что за шуточки? – заорал я во весь голос, вскочив с горячего песка. – Где я очутился? Почему я не в городе? Кеша, ты сдурел, что ли?

Но ответом была тишина. Вернее, не тишина, а безразличие. Вокруг на многие километры простиралась пустыня, с занесенными песком холмами и жалкими, стелющимися к почве растениями, похожими на узников, прячущихся от расправы палача. В воздухе порхали проворные птицы, по земле проползла змея, и ничего, хоть отдаленно напоминающее о присутствии двуногих разумных существ.

Солнце палило немилосердно и я почувствовал, что вскоре буду умолять вернуть мне недавний дикий холод.

– Твою-то ногу через забор забирайло… – пробормотал я ошеломленно, осматривая окрестности.

Как меня угораздило забраться в эти дикие пустынные края? Где ближайшее жилье? И вообще, кто-нибудь скажет мне, в каком веке и году я очутился? Это точно нужная остановка, а не новые пранки от квантовых шутников? Надеюсь, меня не забросило в эпоху Ивана Грозного или времена Золотой орды?

– Вы издеваетесь, что ли? – продолжал я бормотать, тщетно пытаясь найти признаки человеческой деятельности.

Голову сильно напекло, от песка поднялся невыносимый жар, как от нагретой сковороды и я пошел на юго-восток. До приземления мне показалось, что где-то далеко там есть город, значит нужно идти туда.

Интересно, какое до него расстояние? Смогу ли я добраться до поселения через раскаленные пески?

Вокруг негде было укрыться, и я, как самый последний идиот, просто шел на восток. Я даже не удосужился накрыть чем-нибудь голову. Ну что же, пустыня не прощает глупости и вскоре у земля в очередной раз завертелась у меня перед глазами, а затем я вдруг обнаружил, что лежу лицом вниз, набрав полную носоглотку песка.

Вдобавок песок невыносимо жег щеку и я не мог долго прохлаждаться, лежа на боку и рассматривая местные пейзажи. Я вскочил с очередным воплем и тут же чуть не свалился снова.

Земля и небо дыбились передо мной ходуном. Я потер обожженную щеку, а затем хлопнул себя по лбу и ущипнул за уши, стараясь привести себя в порядок. В голове звенело, хотелось лечь и забыть обо всем. Вот досада, это же я схлопотал солнечный удар!

Тяжело дыша, как загнанный зверь, я стянул с себя камзол и обмотал голову, соорудив на голове нечто вроде бурнуса с козырьком. Затем нашел ложбинку в земле, где осталось чуток тени и спрятался в ней. Заднюю часть, как страус, выставил наружу, а голову спрятал между локтями.

Закрыв глаза, я пытался привести мысли в порядок. Это оказалось не так просто. Перед мысленным взором полыхали яркие желтые полосы и точки.

Полежав немного, я почувствовал себя лучше. К тому же спину и задницу нагрело солнце, казалось, там можно было без проблем жарить яйца.

Со стоном поднявшись, я снова огляделся. Шутки кончились, передо мной простиралось желтое море пустыни. Гибельно опасное для таких неуклюжих новичков, как я. У меня нет воды, еды и снаряжения. Как я собираюсь добраться до поселения с такими убогими ресурсами?

Впереди и чуть в стороне я заметил углубления между барханов. Ну как, углубления, просто борозды, будто гигантская птица провела здесь хищной лапой. Зато на дне этих оврагов росла зеленая трава и стояла тень.

Дойдя до укрытия, я рухнул в укромный уголок, с облегчением ощущая, что лучи солнца больше не обжигают кожу. Полежал, дыхание успокоилось.

Как теперь быть? Подождать до вечера, когда спадет жара? Наверное, только это и остается.

Я немного поерзал на песке, поудобнее устраиваясь в укрытии. С двух сторон меня окружали невысокие, в человеческий рост склоны барханов. Я лежал на спине и смотрел на небо.

Я поерзал еще и отодвинул камень, впившийся в бок. Тут же рядом послышался тихий шорох. Наверное, камушек откатился подальше. Я лежал и глядел на жаркое голубое небо без единого облачка, когда рядом снова зашуршало. Причем совсем рядом с рукой. А затем тыльной стороны моей ладони коснулось гладкое продолговатое тело.

Я вскочил, как ужаленный. Впрочем, до того, чтобы быть искусанным и ужаленным осталось немного, так как я был уверен, что это змея. Когда я встал в полный рост, в лицо снова ударили лучи солнца.

Я успел заметить, как от моего лежбища к ближайшему склону метнулась узкая тень. Нет, это оказалась безобидная ящерица, испуганная еще больше меня. Я перевел дух и снова нырнул в тень.

Только теперь сначала тщательно осмотрелся, нет ли поблизости других ползающих и бегающих гадов, способных нанести ущерб. Вроде никого и я улегся на песок, чуточку успокоенный.

Тут же сбоку снова послышался шорох и моей руки снова коснулось длинное животное с сухой и гладкой кожей. Я опять чуть не взвился в небо, но сдержал себя, решив поймать рептилию и приготовить из нее обед.

К тому времени я уже изрядно проголодался, ведь в последний раз я перекусывал еще в лагере, когда мы готовили ночной бросок к стенам Чимкента. Жадный друг Кеша даже не подумал угостить меня обедом и теперь я чувствовал, что от голода желудок прилип к позвоночнику.

Ящерица терлась о мою руку и не думала никуда уходить. Трапезничать рептилиями мне еще не приходилось, но я так проголодался, что мог сожрать даже лягушку.

Я приготовился схватить свой бегающий обед за туловище и животное замерло на месте. Видимо, почувствовала мои намерения. Торопясь, чтобы она не убежала, я извернулся и схватил ящерицу за тонкое тело.

И чуть не откинул копыта от ужаса, потому вместо ящерицы в моих руках извивалась змея, огромная и яростно шипящая. Я действовал на автомате и тут же перехватил ее за шею, не давая укусить.

Сделал я это чертовски вовремя, потому что змея разинула пасть и рванулась уже ко мне. Я принял сидячее положение и держал извивающуюся добычу перед собой, не в силах произнести ни слова от шока.

Затем я поднялся, нашел камень и схватил его одной рукой, продолжая в другой удерживать шею змеи. Рептилия обвилась вокруг моей руки и сдавила ее. Она была необычайно сильная и мускулистая. Я прижал ее голову к земле и ударил камнем.

Голова змеи хрустнула, она извивалась еще сильнее, но я держал ее крепко. Затем ударил снова. Змея обмякла, тугие кольца распались и перестали сжимать мою руку. Я завороженно смотрел на ее остренькие изогнутые зубы, торчащие из изуродованной пасти. На кончиках застыли капельки яда.

Только отпустив змею, я ощутил, как сильно ее сжимал. Пальцы онемели от боли. Я потряс рукой и шумно выдохнул. Потом сел на песок и с полчаса не мог пошевелиться. Только когда заметил, что возле трупа змеи копошатся муравьи, понял, что надо действовать.

Ножа при мне не было. Еще в Чимкенте, сразу после боя я оставил саблю и кинжал на Смирном, своем ужасно вредном скакуне. Патроны и порох тоже остались в переметной сумке на коне. Штуцер был заряжен, но в нем осталась только одна пуля. Теперь я снял штык с ружья и отрезал голову змеи. Отряхнул от песка и насекомых и огляделся.

Солнце садилось, вечерело. Огнива у меня не было, придется жевать сырую змею. Честно говоря, мне хотелось больше пить, чем есть, но выбирать не приходилось. Надо съесть змею, пока в ней остались кровь и кое-какие другие питательные соки, это утолит жажду.

Я поднес змею ко рту, понюхал и поморщился. Ладно, надо просто представить, что это селедка. Или, например, устрица. Их можно кушать в сыром виде. Подождав минуту и справляясь с неожиданно накатившей тошнотой, я сказал себе хриплым голосом:

– Ешь, придурок. Или сдохнуть хочешь?

Мой слабый голос так напугал меня, что я тут же сунул змею в рот и оторвал от нее кусок. Затем принялся жевать.

Хм, в целом чешуйчатый ужин оказался не так уж и плох. Я вспомнил, что в некоторых странах Азии змея считается деликатесом и еще больше приободрился. Быстро проглотил кусок и отрезал штыком еще один. Из разорванного туловища пресмыкающегося сочилась буро-красная жидкость, а этого я уже никак не мог допустить. Я сунул туловище змеи в рот и принялся жадно высасывать влагу, надеясь, что это не яд.

Когда я закончил трапезу, от змеи осталась половина. Я насытился и поглядел на муравьев у своих ног. Насекомые разочарованно бегали вокруг. Я поймал одного мураша и тоже закинул в рот. Где-то я читал или смотрел, что их можно употреблять в пищу. У меня нет воды и пищи, я в крайне опасной ситуации. Чего еще ждать?

Я наклонился и начал ловить муравьев и тут же бросать их в рот. Приходилось сжимать их языком и перекусывать. Некоторые кусали меня в язык и десна, но мне было все равно. Я то и дело напоминал себе, что это делается для собственного выживания.

Вскоре муравьи закончились и я осмотрелся, разыскивая их гнездо. Солнце опустилось за горизонт.

После ужина я почувствовал себя гораздо лучше. Жажда прошла, только во рту остался металлический вкус, будто я катал зубами свинцовую палочку. Я вытянул шею, выглядывая из-за склона холма, как суслик из норы. Жара спала, можно идти дальше.

Я оглянулся на облюбованный уголок и с сожалением выполз из щели. Не знаю, попадется ли мне еще такое удобное укрытие. Может быть, утром палящее солнце застанет меня на сплошном песчаном пространстве и я не найду, где спрятаться. Живое воображение тут же услужливо показало мои белеющие на солнцепеке кости, оставшиеся после неудачного путешествия.

От страха я чуть было не забился обратно в щель, но вдруг вспомнил Суворова. Что он бы сказал, увидев меня? Что он бы сделал на моем месте?

– Ни шагу назад, тварь поганая, – яростно сказал я себе, чувствуя, как на зубах скрипит песок. – Пошел вперед, живо. И быстро.

Я поднялся по склону холма, утопая ногами в песке, поправляя ружье за спиной. Затем пошел на восток. Я решил, что лучше сдохну по дороге, чем буду сидеть в этой укромной норке, как перепуганная крыса.

В пустыне быстро темнело. Я шагал по все еще горячему песку и напряженно всматривался вперед. На небе показались звезды. Я хотел пройти как можно большее расстояние до того, как окончательно стемнеет.

Когда настала ночь, я так и не нашел укрытие, вроде того, где прятался днем. Ноги болели. Я отыскал небольшую ямку в песке и рухнул в нее, свернувшись калачиком, как собака.

Заснул, едва закрыв глаза. Последней мыслью была тревога, что во время сна мне за шиворот может залезть скорпион или каракурт.

Проснулся я от дикого холода. Руки свело судорогой. Живот крутило, меня сотрясали позывы к рвоте. Я закашлялся и поднялся с мерзлого, как снег, песка. Что же так холодно-то, как на Северном полюсе? Я совсем забыл, что ночью в пустыне жуткие перепады температур и все леденеет, вот прям по-настоящему.

До утра я уже не мог заснуть. Хотел спать, ложился на остывшую землю, только-только дремал и просыпался от холода. Вставал, топал ногами и махал руками, а затем очень быстро уставал.

Лучи утреннего солнца я встретил в пути. Дико хотел спать, но не мог из-за холода и когда начало светлеть, я решил, что лучше идти вперед.

С восходом солнца быстро начало припекать. Вскоре я уже чертовски жалел, что холод пропал. В горле пересохло. Вокруг стояла сплошная пустыня с гладкими холмами барханов и я в отчаянии оглядывался по сторонам, разыскивая убежище на день. Песок от ветра лежал на земле ровными аккуратными складочками. Убежища не находилось и я понял, что нашел себе на задницу самое худшее приключение из всех, что можно было отыскать.

Солнце жарило все сильнее и я напрасно облизывал языком сухие губы. Вокруг по-прежнему высились барханы и только изредка попадались небольшие желтые растения, стелющиеся к пескам.

Через какое-то время, наверное, ближе к полудню, у меня потемнело перед глазами и я просто свалился на горячий песок лицом вниз. В последний миг я успел вытянуть руки и смягчить падение. Песок обжег грудь и живот даже через одежду, но сил встать у меня уже не было.

– Вперед, – прохрипел я и пополз дальше, не разбирая направления.

Руки покрылись волдырями от ожогов, но я этого не ощущал, вернее, чувствовал, но не обращал внимания. Я просто загребал песок, отталкивался ногами и полз дальше.

Наверное, палящее солнце совсем меня доконало, потому что переползая за гребень бархана, я остановился, удивленный открывшимся зрелищем. Наверное, у меня галлюцинации от солнечных ударов, подумал я и в глазах в очередной раз потемнело.

Глава 3. Солнце слепит глазки

Когда зрение вернулось ко мне, зрелище возникло и в самом деле умопомрачительное. Только это был не дворец, утопающий в прекрасном саду и построенный на берегу полноводной реки, как можно было ожидать от видений, вызванных обезвоживанием, а то, что я искал с самого вчерашнего появления здесь.

Передо мной за барханом показался отряд казаков на горячих конях. Я усмехнулся и опустил голову в песок. Подождал чуток и поднял взгляд.

Странно, казаки никуда не исчезли, наоборот, четверо спрыгнули с коней и побежали ко мне. Приблизились, увязая в песке и схватили меня за руки.

Кажется, я бессвязно благодарил их и пытался обнять ноги. Сил стоять на своих собственных уже не было. Казаки поволокли меня за руки к отряду и спустили с холма.

– Держись ужо как-то, – приговаривал один из спасителей, пожилой казак справа, от него несло табаком и луком.

Остальные молчали, а я наконец уверился, что это вовсе не галлюцинации. Радоваться сил тоже не было, я уронил голову на грудь и позволил тащить меня куда угодно.

– Да, бедолага, сильно ему досталось, – донесся до меня знакомый голос. – Эй, браток, говорить можешь?

Нет, это все-таки мираж, причем знатно уготовленный. Такого просто не может быть. Я поднял голову и увидел Юру Уварова, адъютанта Багратиона. Мы с ним неплохо сдружились во время последнего рейда в тыл врага. Мой товарищ, спасший мне, кстати, жизнь, сидел на коне рядом с есаулом и сочувственно глядел на меня.

В следующее мгновение он тоже узнал меня и резко переменился. Загорелое на южном солнце лицо исказилось, глаза вспыхнули яростным огнем.

– Э-э, друг, – сказал я, улыбаясь и протянул к Юре руки.

– Вот он, тот самый чревовещатель и иноземный злоумышленник, про которого я вам поведал! – воскликнул мой друг, указывая на меня в ответ. – Попался, голубчик!

Казаки отпустили меня, будто прокаженного и я грузно шлепнулся на землю, как мешок с мукой. Поскольку я чуток пришел в себя, то кое-как встал поднялся на ноги и стоял, покачиваясь на ветру.