К их столу зразу же подошёл официант и положил меню перед Игорем.
– Я подойду к вам минуты через три, чтобы принять заказ? – произнёс он вопросительным тоном, обращаясь ко всем. Вера кивнула в знак одобрения.
– Как дела на работе? – Спросила она у Игоря.
– Неплохо. В данный момент занимаюсь скучнейшим делом в истории криминалистики. Рассказывать не буду, даже не просите. А у вас как?
– А у нас столько работы, что никак в отпуск не съездим, – язвительно ответила она, глядя на Никиту.
– Ну, с одной стороны, хорошо, когда есть работа, – сказал Игорь. – С другой стороны, отдыхать тоже надо.
– Большое спасибо, что сообщил, а то мы не знали, – отреагировал Никита, перенимая тон у жены.
– Ну, ладно тебе, не кипятись. Мы ведь с твоей женой волнуемся за тебя.
– Не надо за меня волноваться. У меня всё хорошо.
Игорь с Верой многозначительно переглянулись. Какое-то время они молча листали меню.
К ним подошёл официант, чтобы принять заказ. Троица по очереди назвала ему блюда. Официант всё запомнил и уже собирался уходить, когда Игорь остановил его.
– Прошу прощения, у меня вопрос. А живого осьминога у вас, случайно, нет?
– Живого? – Официант удивлённо вскинул брови. – Нет. В меню осьминог есть, но…
– …Но мёртвый. Я видел.
– К сожалению, да, – сказал официант, поджимая губы.
– Что ж, очень жаль.
– Вы бы хотели, чтобы я проконсультировал вас по блюдам в меню? – Учтиво поинтересовался официант.
– Нет, у меня всё. Спасибо.
Официант ушёл.
– Живой осьминог? – Удивлённо произнесла Вера, с трудом сдерживая голос. – Ну ты даёшь, детектив!
– А что? – Сказал Игорь, – Между прочим, я не просто так спросил.
Никита и Вера заинтересованно посмотрели на него.
– Помните, – продолжил Игорь, – я в прошлом году рассказывал вам про Ивана Причалова?
Никита и Верой непонимающе переглянулись и вновь посмотрели на Игоря.
– Вы что, не помните? Я ведь вам в прошлом году рассказывал. Неужели уже забыли?
– Честно говоря, пока не понимаю, о чём ты, Игорёк, – пожала плечами Вера.
– И я не понимаю, – сказал Никита, отвечая на вопросительный взгляд Игоря.
– Ну я ведь вам тогда рассказывал у вас дома, что работаю над очень интересным делом. Таким загадочным. Помните? Там про осьминога ещё было. Ну?!
– А-а-а… – Потянула Вера. – Что-то начинаю припоминать. Какая-то мутная история, да?
– Мутная-премутная, – закивал Игорь с довольным лицом.
Никита кивнул, давая понять, что тоже начал вспоминать и произнёс:
– Честно говоря, ты особо-то ничего не рассказывал. Мол, в интересах следствия не имеешь права, и всё такое. Сказал только, что такого интересного дела у тебя ещё никогда не было. Радовался, что тебе очень с ним повезло, и так далее. Вот и всё. Мы толком ничего не знаем.
– Правда? Я месяца три назад завершил работу над ним. Изучил его вдоль и поперёк, хоть диссертацию пиши. Я знаю наизусть все допросы, вопросы и ответы.
Он выдержал паузу, заговорщицки прищурился и произнёс:
– А хотите – расскажу?
Никита и Вера неуверенно переглянулись.
– Может быть, как-нибудь в другой раз? – Виноватым тоном произнесла Вера.
– В чём дело? – Игорь удивлённо вскинул брови. – Вы же любите, когда я рассказываю истории с работы.
– Любить-то любим, – ответил Никита. – Но мы ведь сейчас в ресторане. Хочется нормально посидеть, поесть, отдохнуть… Ну правда, детектив…
– У меня ведь день рождения, в конце концов, – добавила Вера.
– Да бросьте вы! – Махнул рукой Игорь. – Мы всё равно будем разговаривать, что-нибудь обсуждать. Тем более, что в этой истории как раз задействован этот самый ресторан. Жаль только, что мы сидим за другим столом, не за тем, за которым сидел Причалов. Он сидел там, за одним из тех столов.
Игорь указал в дальний угол зала. Никита и Вера вновь обменялись взглядами.
– Ладно, – сдаваясь, сказала Вера. – Я, в принципе, не против.
– Да, в общем-то, я тоже. – Согласился Никита. – Хорошо, давай послушаем, раз уж ты говоришь, что история интересная.
– Интересная, – кивнул Игорь. – Вам точно понравится.
– Обещаешь, что не будет скучно? – В последний раз спросила Вера.
– Обещаю, – с довольной ухмылкой сказал Игорь.
Он откинулся на спинку стула, глубоко вздохнул, посмотрел по очереди на каждого из друзей и произнёс:
– Что ж, располагайтесь поудобнее. Приступаю…
Тревожное чувство
Москва.Середина июня 2018 года.
В раннее воскресное утро середины июня пятидесятипятилетний Иван Андреевич Причалов проснулся в своей постели. Какое-то время он лежал и не мог справиться с необъяснимым чувством, которое тревожило его несколько дней. Сначала оно было слабым, но сейчас усилилось настолько, что вырвало Ивана Андреевича из глубокого сна. Лёжа в постели, он размышлял о прожитой жизни, и вдруг понял, что ему больше незачем жить. Вернее, на самом деле, он понял это уже давно. Просто не решался окончательно признаться себе в этом. Сегодняшнее утро станет для него последним. Естественно, сначала эта мысль показалась ему ужасной. Он даже попытался выкинуть её из головы, но с каждой минутой, она, словно заноза, всё глубже вонзалась в мозг и мешала думать о другом. В итоге, он настолько убедил себя в разумности своей идеи и в необходимости её осуществления, что его уже никто бы не смог переубедить. Через какое-то время Причалов начал размышлять о том, как ему уйти из жизни. Какой же путь ему выбрать, чтобы было не слишком быстро, не слишком медленно, и самое главное – не больно. Он с детства боялся боли, ненавидел зубных врачей, пугался собак, молний, толпы людей и многого другого, что так или иначе могло причинить любую боль, пусть и непреднамеренно. Всю жизнь он тщательно пережёвывал пищу, боясь подавиться. Он всегда старался стричься у одного и того же парикмахера, так как доверял лишь ему. Он опасался, что обратись он к другому, тот мог бы случайно поранить его, например, отрезав мочку уха. От одной этой мысли он готов был лишиться чувств.
Может быть, ему купить пистолет и просто застрелиться? Просто застрелиться. «Не так уж это и просто… наверное», – пронеслось у него в голове. Несомненно, это весьма сложно нажать на курок, чтобы вышибить собственные мозги. И как ему только в голову могло такое прийти?! Нет уж, пистолет точно не подойдёт. Тогда что же? Подняться на какой-нибудь этаж повыше и прыгнуть вниз? От этой мысли у него помутнело в глазах, и он с мучительной гримасой зажмурился. Господи, какой ужас! За короткое время он отверг один способ самоубийства за другим: сильнодействующие таблетки, перерезанные вены, удушье выхлопами и многое другое. Но что делать?! Иван должен был сегодня умереть. Вроде, он точно этого хотел. Наконец, он решил, что самым подходящим для него будет повешение. Это казалось ему наименее болезненным. Петля медленно будет сдавливать шею, затем взор затуманится и вскоре Иван потеряет сознание. Стало быть – никакой боли. По крайней мере, так он себе это представлял.
Он сделает это у окна, чтобы какой-нибудь внимательный прохожий смог заметить нечто странное в окне второго этажа и не дать провисеть трупу слишком долго. Отличная идея!
Да, решено, подумал он. Сегодня – последний день, и его надо прожить как можно лучше. Ему следует сделать что-нибудь необычное, что-то, чего бы он никогда не сделал, зная, что, как всегда, проснётся на следующее утро. Он стал думать о том, чем лучше всего заняться. Как всё сложно, подумал он: сначала ему долго пришлось выбирать способ самоубийства, а сейчас надо думать, как провести последние часы существования. Кто-нибудь другой на его месте непременно провёл бы весь день в компании парочки красивых девушек. Тут и думать не надо. Но его эта мысль совершенно не привлекала.
Мысли, одна за другой, проносились в голове, ни на секунду не заостряя его внимание. И вдруг, всё решилось само собой: его желудок громко заурчал. Иван проснулся давно и уже очень проголодался. Так что, именно голод подсказал ему блестящую мысль: почему бы в свой последний день не съесть чего-нибудь особенного, экзотического, дорогого? А заодно вкусно и красиво отметить уход из жизни. Звучит странно, но ему эта мысль понравилась. Он всю жизнь экономил на всём, особенно на еде, предпочитая откладывать деньги на неопределённое будущее. Но и отложенная небольшая сумма, покрывшись пылью, так и лежала нетронутой на банковском счёте.
– Я всё сделаю правильно, – прошептал Причалов, словно обращаясь к кому-то. – На этот раз ты не будешь сердиться.
*
Воскресным утром в середине июня пятидесятилетний Николай Громов проснулся в постели от сильного чувства тревоги. Как-то непривычно защемило в груди, он тяжело вздохнул и нахмурился. Прежде ничего подобного во время пробуждения он не испытывал.
«Неужели инфаркт?» – Испугался он собственной мысли. Он много раз слышал о том, что мужчины его возраста, а то и моложе, часто умирали от сердечного приступа. А с его образом жизни заработать инфаркт нетрудно. Спустя мгновение он подумал о том, что инфаркт должен был бы причинить ему невыносимую боль, но вот боли он как раз и не чувствовал. Это была не боль, нет, а что-то, что мешало дышать, будто в груди поселилось нечто огромное, что рвалось наружу из горла.
Он прикрыл веки.
Из полумрака прямо ему в глаза молчаливо, но осуждающе смотрела молодая цыганка и разочарованно, еле заметно мотала головой. Её глаза, полные боли, блестели слезами, готовыми сорваться и скатиться по бледным щекам.
Громов распахнул глаза.
– Будь ты проклята, ведьма! – Прохрипел он.
Во рту пересохло, и ему захотелось выпить воды. Может, удастся смыть то, что так неприятно беспокоило?!
Словно боясь разбудить кого-то рядом, он осторожно откинул одеяло и присел. Лучше не становилось, поэтому Николай посидел на кровати ещё какое-то время, не решаясь встать. Он подумал, что может упасть по дороге на кухню, а то и вовсе потеряет сознание и будет долго лежать на полу. Он потёр горло, очень осторожно вздохнул, собрался с силами и встал. Немного постояв, и убедившись, что его не шатает, он медленно пошёл на кухню. Там он маленькими глотками выпил стакан воды. Он почувствовал, как вода холодной струйкой побежала к желудку, но чувство противной тревоги почему-то не отступило. Он вновь наполнил стакан и на сей раз быстро осушил его. С последними глотками тревога начала исчезать, словно утопать в выпитой воде, и когда, наконец, он поставил стакан на стол, то смог победоносно вдохнуть полной грудью. Его лицо просияло, будто он только что узнал об исцелении от страшного недуга.
Николай оглядел небольшую, чисто убранную кухню и направился в ванную. Некоторое время он стоял там, не отрывая взгляда от отражения собственного лица в зеркале, откуда на него взирало щетинистое, в меру морщинистое худое лицо с широкой челюстью, длинным носом и с тонкими, опущенными по краям, губами. Веки устало нависли над карими глазами, а густые седые брови сошлись на переносице.
– Мда… – пробормотал он. – Проклятая ведьма.…
После душа он вновь вышел на кухню, вытирая голову полотенцем, и включил электрический чайник.
*
В середине июня шестилетняя Веста Брайнина проснулась слишком рано в своей комнате от странного чувства в горле и неприятно сдавливающего ощущения в груди, которое прежде не испытывала. Ей стало сложно дышать, будто что-то невидимое и тяжёлое придавило её. Она прижала ладошки к груди. Затем осторожно прикоснулась к худенькой шее, чтобы проверить, не опухло ли горло. Дело в том, что за пару дней до этого её мама смотрела фильм на кухне, и там, в фильме, у какой-то тёти разбухло горло, из-за чего та не могла дышать, долго мучилась, а затем упала и задёргалась на полу. Но вот, что странно – Веста могла дышать. Ей было больно. Нет, скорее, не больно, а как-то непривычно, не как всегда. Она не могла объяснить себе, что именно так встревожило её. Ей очень захотелось позвать маму. Она открыла рот, но вместо привычного голоса услышала странный звук, напоминающий голос одного злодея из мультфильма, названия которого она не запомнила. Это напугало её ещё больше. Она вскочила с кровати, сунула босые ножки в мягкие тапочки-кролики и ринулась к двери. Но как только она схватилась за ручку, тотчас почувствовала улучшение. Не смотря на это, она всё равно решила побежать к маме и поделиться с ней теми странными ощущениями, которые ей пришлось пережить. Веста осторожно и прерывисто вздохнула как можно глубже, с каждой секундой ожидая возвращения непонятного и такого пугающего чувства.
Уже у комнаты мамы, её будто осенило. Лицо просияло от поразившей её догадки. Почему-то в совсем ещё детском сознании появилась крайне странная мысль: Веста вдруг решила, что странное чувство возникло только из-за того, что она просто растёт. Она становится взрослой, и из-за этого её организм и тело меняются, причиняя неудобства! Конечно! Как же она сразу не поняла! Интересно, а у Полины такое уже было? Если да, и та не рассказала об этом, то тогда… А если нет? Полина была её подружкой из детского сада, и сейчас отдыхала с родителями на каких-то далёких островах. Веста начала волноваться за подругу. Ведь в случае чего, Полина может так и не понять, что с ней происходит. Теперь Весту мучило другое чувство, и оно ей было знакомо превосходно. Его она не боялась ни капельки. От безысходности и переживаний всё её тело напряглось, как струна.
В этих раздумьях она стояла перед входом в комнату мамы, не решаясь войти. Она уже поняла, что с ней происходило. И что нового могла рассказать ей мама? То, что Веста могла ошибаться насчёт странного чувства, не могло быть и речи. Но как же сильно ей хотелось рассказать о своём открытии! Как жаль, что Полина так далеко. Наверное, всё же, придётся рассказать маме. Папе не надо. Пусть он хоть ещё немножко будет называть её «маленькой принцессой». Если он узнает, что она уже начала взрослеть, то перестанет называть её так.
Она нажала на дверную ручку так осторожно, как только могла. Если мама всё ещё спит, а Веста её разбудит, маме это не понравится. В этом случае Весте придётся просить прощения у Боженьки за то, что она не дала досмотреть маме сон, который тот послал ей. Раньше девочке часто приходилось просить прощение у Бога. Но потом она просто перестала будить маму. Пускай спит, если ей это так нравится.
Когда дверь в комнату приоткрылась, и Веста одним глазком заглянула в образовавшуюся щель, то увидела, что мама не спит, а сидит в постели и читает толстенную книгу. Эта книга Весте была хорошо известна. В ней не было картинок и странички в ней были тоненькими. Обложка была из кожи чёрного цвета с золотым тиснением в виде креста. Мама говорила, что эта книга – самая лучшая в мире, но Весте этого было не понять. И что в ней такого особенного?!
– Ты подарок Господа, – любила говорить её мама, – Всё, что ты видишь, создано Богом. Всё, что ты чувствуешь, ты чувствуешь благодаря Богу.
Однажды Веста обратила внимание на то, что папа никогда не говорил ей ничего подобного. Она даже несколько раз слышала, как папа злился на Бога, и каждый раз Веста боялась, что из-за этого с папой могло случиться что-нибудь плохое, ведь мама всегда говорила, что на Бога злиться нельзя. За это он наказывает людей.
Веста знала о Боге лишь со слов матери, так как по настоянию отца та не водила её в церковь. Мама рассказывала ей, что это очень доброе, умное и справедливое существо, которое живёт на небе и всё про всех знает, потому что за всеми наблюдает. Так что, повторяла мать, если кто-то плохо себя ведёт, не слушает родителей и не молится, тот попадёт в очень плохое и страшное место. В этом месте хозяйничает главный враг Бога, а значит и враг всех людей. Он всех искушает (значения этого слова Веста не знала, но верила, что оно как нельзя лучше подходит тому, о чём говорила мама), чтобы потом, когда душа покинет тело, Дьявол – так звали главного злодея – смог забрать душу себе, в то ужасное место и вечно колоть вилами и жарить на медленном огне. Без всяких сомнений, Весте было невероятно интересно слушать подобные рассказы. Она так живо представляла себе Дьявола, точь-в-точь таким, каким описывала его мама: горбатым, рогатым, и с копытами вместо ног. Однажды Веста даже нарисовала его и показала маме. Когда та увидела рисунок с корявой надписью, выведенной неуверенной детской рукой – «Диавал», то рассвирепела и разорвала его. После этого она заставила заплаканную дочь встать на колени перед иконой, на которой был изображён один из любимых святых мамы, и просить у него прощения!
– Ты разгневала Господа! – Причитала мать, – Как ты посмела это сделать! Ты моя дочь, моя плоть и кровь, как ты могла!
Мама в очередной раз начала произносить прекрасно известные Весте слова и заставляла девочку повторять их. Веста вытирала слёзы и делала всё, что велела мать. Она чувствовала, что маме нет никакого дела до её слёз. От этого хотелось плакать ещё больше.
После того случая Веста решила больше никогда, ни за что на свете, не рисовать врага Бога (произносить слово «Дьявол» было строжайше запрещено мамой под страхом очень-очень сурового наказания).
*
Мысль об особенном ужине так воодушевила Ивана Причалова, что он тут же вскочил с постели и направился в маленькую ванную принять душ и всё тщательно обдумать. Размышления увлекли его настолько, что он простоял под тёплой водой около получаса. Опомнившись, он шагнул вперёд, чтобы выключить воду, и поскользнулся на мыле, которое уронил ранее, даже не заметив. Иван чудом устоял на ногах и усмехнулся тому, что мог погибнуть столь нелепо.
Всё ещё размышляя над ужином, он вышел из ванны. Вдург он вспомнил, что давно хотел сходить в один ресторан, который никак не мог себе позволить. Впервые он заметил то заведение пару лет назад, когда возвращался с работы. Он не знал, как давно ресторан был там. Возможно, Иван просто не замечал его прежде – с его-то рассеянностью это не удивительно. Однажды, проходя мимо ресторана, он решился якобы случайно заглянуть внутрь. В стёклах отражался город, и это мешало ему разглядеть, что происходило внутри. Ему не удалось ничего разобрать толком, поэтому он просто прошёл мимо, раздосадованный и удручённый. Он остановился и поглядел назад – на витрины, за которыми, по его мнению, царила недоступная ему роскошь. Он огляделся по сторонам, убедился, что всему миру нет до него никакого дела и неуверенно вернулся к ресторану. На сей раз Иван остановился, и его робкий взгляд осторожно проник сквозь стекло. Сердце бешено колотилось. Он чувствовал себя воришкой, который посягнул на чужое, и боялся быть застигнутым врасплох. С затаённым дыханием его взгляд жадно скользил по интерьеру, останавливаясь на деталях. Внутри ресторан походил на описание залов во дворцах, о которых Иван читал в книгах, когда был ещё подростком. Тогда он мечтал поскорее вырасти, разбогатеть и жить в таком же дворце. Вдруг он сфокусировался на собственном отражении и увидел человека с болезненно-несчастным лицом и покатыми плечами, на которых повисло старое пальто. Его взгляд разочарованно сполз к асфальту – такому же серому и неинтересному, как и жизнь Ивана. Плотно сжав губы, он, сутулясь, побрёл к метро.
Сейчас он стоял посреди комнатки в своей маленькой квартире и вспоминал тот случай. За прожитые годы он настолько привык к своей неприметности, что даже не жалел себя. Но сегодня всё изменилось. Сегодня последний день его жизни, и он может позволить себе, что угодно. Он решил отправиться в ресторан вечером, часов в шесть, напоследок пройтись по улицам и нагулять аппетит. Эта мысль так взволновала его, что он быстро открыл гардероб и начал перебирать одежду. Ему не захотелось надеть ничего из того, на что он смотрел, ведь он столько раз носил всё это. Надоело! Хочется чего-нибудь нового, красивого, дорогого.
– Нет, это всё не годится. Мама, что мне делать?!
Растерянный и расстроенный, он взял мобильный телефон и проверил счёт в банке. На сегодня ему хватит с избытком.
Через час он уже шёл по улице в магазин одежды, который находился в торговом центре недалеко от его дома. Однажды он заходил в тот магазин, но высокие цены быстро заставили его покинуть это место. И когда Иван обиженно оглянулся на магазин, он поймал на себе презрительный взгляд одного из продавцов-консультантов, который больно ударил по самолюбию. С тех пор прошло полгода, и сегодня, вновь войдя в магазин, он сразу же узнал молодого продавца, чей ядовитый взгляд ещё долго снился Ивану. Причалов намеренно подошёл именно к нему, отказав более доброжелательной продавщице.
– Извините меня, пожалуйста! Вы бы не могли мне помочь? – Едва слышно промямлил Причалов за спиной у продавца.
