– Тушайку, – выбрал Уалл, усаживаясь за стол.
– Гузок, – кивнул Енька. Что они все смотрят?
– И комнату до утра, – добавил горец, снимая плащ и отстегивая нагрудник.
Трактирщица упорхнула, Енька тоже стянул свой плащ, аккуратно свернул на лавке и неторопливо обвел глазами зал…
– Даже салад не снимешь? – усмехнулся напарник.
Зло зыркнул, не удостоив ответом. Пара постояльцев вроде тоже воины, в кожаных поддоспешниках без лат, рядом аккуратно сгружены перевязи с мечами, боевыми баселардами-квилонами…
– Наемники, – сказал Уалл, не оборачиваясь.
Проснулся интерес. Свободные работники меча. Редко встретишь в княжьих землях: северяне не верят чужим бойцам. Но ребята умелые. В бытность уличным голопузом старался держаться подальше: пинка отхватишь, а не урок фехтования.
Через пару минут нарисовался давешний парнишка, смахнул невидимые крошки и бухнул солидный кувшин с пеной – в Айхоне эль к блюдам подавали бесплатно. Наемники вернулись к своему ужину.
Еще минут через пятнадцать показали комнату – ничего необычного. Окно, широкая постель, изрезанный ножами стол, большущий сундук для вещей. На подоконнике – какая-то зелень в горшке… Звучно лязгнули о пол железные наплечники, потом наручи с крагами, следом приземлились пояс с оружием и салад – Енька рухнул на постель и с наслаждением закрыл глаза. Задница ныла. Плечи стонали. В руках будто булыжники. Лоб красно-натертый, и волосы мокрые от пота. Тело стало каким-то чутким…
– Баре… – неодобрительно проворчал Уалл и принялся поднимать его снаряжение. – Месячные?
– Мало, – оповестил о состоянии желудка Енька.
– И денег тоже, – напомнил ассаец.
Жили за счет горца – у самого Еньки не было ни медяка. Бурдюк. Никогда не упустит шанс освежить память его теперешним полом.
– Ты бы не брюзжал, – мрачно посоветовал товарищу, – а взял бы и сбегал за цыпленком.
– Бубен не треснет? – ехидно поинтересовались в ответ.
Денег было немного. Хватило бы на дорогу. Никто не думал о завтрашнем дне, когда дрались…
– Истина в молчании! – поучительно напомнил Енька, и кивнул в сторону двери.
Зашуршало. Потом скрипнуло, звякнуло и вдруг потопало к выходу…
– Эй? – не понял и поднял голову. – Куда?
Уалл удивленно обернулся у двери, Енька резво сел на постели:
– Ты чего, Уалл?
– Ты же… – ушел в прострацию сын гор, – приказал…
– Ты чего, Уалл? – испугался Енька. – Совсем? Шутка!
– Поймешь вас… – проворчал воин, возвращаясь.
А Енька сидел, смотрел и ничего не понимал. Аваатра, мать богов… Уалл же не шутил. Он действительно готов выполнить любой его приказ? Все это брюзжание… пыль?
– Уалл?
Ассаец что-то искал в поклаже, перебирая дорожные мешки. Наконец нашел нужный и взвесил на руке.
– Ты куда?
– Кажется, внизу видел утюг, – задумчиво просветил сын гор и оглянулся на Еньку. – Никуда не выходи.
– Что видел?
– Такая железная штука с ручкой, нагреваешь на огне… Распрямляет одежду лучше любых пральников.
– Зачем?
– Язык тебе выгладить, – открыл дверь и назидательно поднял палец, – колючий слишком!
Ассайца что-нибудь сможет изменить?
Енька не выходил. Послушно-добросовестно. Минут десять. Полежал на постели, разглядывая потемневший потолок. Походил из угла в угол, поглядел в окно, понюхал цветок. Потом зло нахлобучил салад, перекинул через шею перевязь и выбрался следом – на четыре стены вдоволь нагляделся в Ясиндоле.
У лестницы отдыхали оба наемника, подпирая стены друг против друга, – с любопытством обернулись. Проснулось раздражение – у меня рога? Изобразил булыжник, невозмутимо протопал по коридору и боком протиснулся между верзилами…
– Куда? – крепкая рука вдруг придержала за талию. – Далеко, красна девица?
Рванулся, пальцами нащупывая эфес – другая лапа прижала ладонь, не позволяя высунуть из ножен:
– Зачем? – томно-приглушенное дыхание обдало затылок. – Порежешься!
Кровь ударила в голову. Развернулся, целя локтем в наглую морду, – наглец уклонился, а за плечи загребли еще две клешни:
– Чего такая озверелая?
Мозг вскипел. Двинул ногой в пах, но вдруг поскользнулся и грохнулся на спину – боров плюхнулся сверху. Кровь стучала в мозгах, грохотали рядом чьи-то сапоги, а он елозил на полу, пытаясь выбраться из-под тяжелой туши. В воздухе свистнуло, еще раз, и вдруг зазвенели клинки – бизон сверху сразу исчез. Енька вскочил…
В узком коридоре Уалл крутился сразу против двоих – меч мелькал как игрушечный. Выхватил клинок – лезвие свистнуло, глубоко вспоров кожаный котт ближайшего, – верзила резво обернулся… И неожиданно опустил меч:
– Не-е… – покрутил головой, ухмыльнувшись. – С девушками не дерусь!
Салад валялся на полу, волосы разлетелись по плечам, в глазах ярость – Енька зло дышал, лезвие дрожало у самого лица наемника…
– Лучше сюда, – ткнул в грудь наглец, широко улыбаясь, – быстро и без боли!
– Дерись! – зло прошипел Енька.
– А голос… – почти застонал хам, зажмурившись от удовольствия.
Клинки прекратили звенеть, бой остановился.
– Уважаемый герр и прекрасная гуаре, – воспользовался паузой второй, – кажется, произошло недоразумение, – легкий поклон в сторону Уалла, более глубокий – Еньке. – Леди, мы приносим извинения за свое недостойное поведение! Надеюсь, вы не будете держать обиду на двух бродяг, истосковавшихся по женскому обществу?
Лезвие дрожало у горла хабала, тело колотило от бешенства. Но разум все-таки взял свое, и он с трудом опустил оружие.
Уалл захлопнул дверь и воззрился на Еньку:
– Чем ты думал?!
– Как они догадались? – экс-мальчишка еще дышал, восстанавливая нервы.
– Урок первый, – объявил ассаец, устало плюхнулся на постель и поучительно уставился на ученика. – Воины никогда не протискиваются, понятно? Ни боком, ни юзом, ни на карачках! Воины прут напролом, расталкивая плечами! Первая ошибка.
Енька хмуро молчал, исподлобья глядя на педагога.
– Вторая, – продолжал напарник менторским тоном. – Женщины тоже никогда не протискиваются! Женщины вежливо просят позволения пройти.
– Причем здесь женщины? – вспылил еще не остывший Енька.
– А при том! – гаркнул Уалл. – Ведешь себя, как натворившая невесть что девица! Думаешь, кого-то обманул? Да от тебя за версту несет бабой, которая скрывается.
– Я не баба! – гаркнул в ответ бывший мальчишка.
– Да? – горец ухмыльнулся, смерив с головы до ног. – И как оно, снизу? Не забеременела?
Клинок с лязгом выскочил из ножен и замер в сантиметре от горла…
– Урок третий, – невозмутимо продолжил ассаец. – Не обнажай оружие, если не готов убить.
Енька закрыл глаза и сделал глубокий вдох, пытаясь успокоить нервы. Потом еще, и еще. Нервно загнал лезвие в ножны, повернулся спиной и оперся о подоконник. Руки тряслись…
Как жить? Как думать, ходить, говорить? Колотило не от драки – к дракам давно привык. Колотило, потому как неожиданно ощутил себя настоящей девчонкой, к которой пристают мужчины. Полнейший набор ощущений…
– Дерьмо… – с чувством вынес вердикт. – Какие же мужики… дебилы…
Пауза длилась целую секунду. Потом сзади грохнуло так, что подпрыгнул горшок на окне. Енька вдруг осознал, что только что произнес, – и к ржанию сына гор присоединилось заходящееся контральто.
Выехали рано утром, как только солнце выглянуло из-за макушек сосен. Наемники тоже не спали, возясь возле своих лошадей:
– Доброй дороги, – поприветствовали, будто ничего не случилось. – Пусть все у вас наладится, прекрасная гуаре.
– Удачи, – ответил на вежливость Уалл, кивнув на расплывчатую гряду Идир-Яш. – Думаете, князь не в курсе об одинокой придорожной таверне?
Оба хмыкнули и повели из конюшни лошадей.
– Считаешь, ждут караван? – спросил Енька, когда таверна скрылась из виду.
– Что еще тут делать двум матерым псам, в захолустье у гор? – резонно пожал плечами напарник.
Дорога петляла между деревьями, стук копыт глухо разносился по лесу. В кронах весело перекликались птицы. 'Дружина ждет в Утрице, – лениво пробежала мысль, – а караван будет здесь. Однако…'
– Что, проснулась княжья солидарность? – усмехнулся Уалл.
– Иди ты… – огрызнулся Енька. Зараза будто всегда знал, о чем он думает.
Контрабанда испокон веков цвела в Семимирье. Королевство старое и сильное, здесь мастерили-производили качественно. И платили за редкости дорого. А пошлины, как у бандитов…
О собственной княжистости думать на хотелось. Страшно. Мысли путались. Да еще девушкой – вообще мозги вразброс. Что дальше? Как?
Девчонки всегда были из другого мира. Он их не понимал. Вроде так же ходят, говорят, смеются, но… Богам неизвестно, что у них в голове. Девчонки. Предмет вожделений и желаний. И он теперь тоже из них? Серьезно? Вспомнилась Весянка – милая, добрая, заботливая, с ленточкой в русой косе… Кошмар. Лучше смерть.
Окинул себя – под плащом пропорций не видно. Но раздражает непривычно прыгающая под поддоспешником грудь, ноющая поясница, и руки…
– Уалл?
Горец чуть притормозил, выравнивая рядом коня.
– Думаешь, у меня может получиться?
– Что? – ухмыльнулся напарник. – Родить ребенка? Попробуй!
Когда-нибудь его убьют. Точно.
Обычный мужской юмор уже не воспринимался как обычный.
– Рыцарство, – попытался пояснить. – Понимаешь, я же тогда почувствовал… как что-то вошло и растворилось… И до сих пор, – похлопал по ножнам, – не ощущаю веса этого меча.
Ассаец скептически поджал губы, потом вдруг перегнулся с лошади и приподнял Енькину руку. Некоторое время разглядывал, затем разжал пальцы – ладонь шлепнулась обратно на луку седла.
– Прости, – покачал головой. – Ты, конечно, можешь драться и все такое… – сочувственно вздохнул, – но настоящему волку нужно плечо. И крепкая рука.
– Но ведь оно не ушло… – не хотелось соглашаться Еньке.
– Нет, – не стал спорить друг, – инициация не исчезает. А вот измениться…
– Во что? – удивился бывший мальчишка.
– Я что, маг? – пожал плечами напарник и пришпорил лошадь.
Утрицу проехали к полудню. Небольшая деревенька – несколько десятков низеньких изб с соломенными крышами, почти вросших в землю. Вдалеке на взгорке блеснула куполом колокольня, в центре мелькнули лавка и деревенская харчевня. Несколько крестьян в меховых безрукавках гнали стадо коров…
Вздохнули с облегчением, когда оставили избы за спиной: с княжеской стражей обоим встречаться не улыбалось, хоть Уалл и справил подорожные бумаги у коменданта. Северяне любили заноситься своей независимостью.
Через десяток миль убедились, что вздыхали рано. В густом лесу путь перегородил разъездной дозор – десяток воинов на дороге, крайний шагнул навстречу и предупреждающе поднял руку. Притормозили лошадей, Енька оглянулся – сзади путь к отступлению перекрыли еще несколько верховых. Как по учебнику…
