Не плачь
Наталья Н. Вишнякова
Подросток N
«Я тебя знаю. Я видел твое лицо. Это же ты ведешь ту страницу?» Слова соседа стали для Влада полной неожиданностью. Он увлекается видеосъемкой, отлично готовит, но никаких страниц не ведет. Набрал хештег #не_плачь – и правда: кто-то, с его фоткой на аватаре, администрирует группу в соцсети – на тему, порядком доставшую за последнее время. А пару дней спустя он получил письмо с темой «Тебе надо знать». В письме – скан его детской фотографии, и на ней… два Влада. И подпись: «Костик и Владик».
В повести «Не плачь» нет одного рассказчика: в ней звучат голоса разных персонажей. Костя рассказывает о подготовке праздника для тех, кто грустит в больнице. Его бабушка просит у высших сил счастья для лучшего в мире внука. Одноклассница Юля совершает подвиги во имя первой любви. Петя делится отчаянием, в которое погрузился из-за внезапно настигшей его болезни. Влад тщетно пытается вспомнить свое раннее детство… Все они честно говорят на темы, которые их волнуют, проговаривая, в числе прочего, и то, что хотели бы скрыть друг от друга.
Наталья Вишнякова (родилась в 1973 году) – талантливый журналист и педагог, автор нескольких книг, киносценариев и пьес для детского кукольного театра. Ее повесть «Не плачь» станет для читателей еще одной возможностью увидеть современных тинейджеров в их поиске, сомнениях и открытиях.
Герои серии «Подросток N» близки читателям от 13 лет. Персонажи этих книг когда с интересом, когда с радостью, а когда и с ужасом осознают: мир намного сложнее, чем казалось в детстве. А в сложности этой – новые возможности.
Наталья Вишнякова
Не плачь
© Вишнякова Н. Н., текст, 2020
© Оформление. ООО «Издательский дом „КомпасГид“», 2020
Памяти Гали Божедомовой
Костя
#не_плачь
1
Да, у меня есть мечта. Я и не отпираюсь. Конечно, не хочется сообщать о ней всем и каждому, как это делал мой брат-близнец Владик, когда ему было года четыре или даже пять. Он, как только кто-нибудь ему «привет» говорил, сразу слабел духом и раскалывался: «А вы знаете, о чем я мечтаю?» И, не успевали ему ответить, что не знают, сразу продолжал: «Я мечтаю о розовом синем попугае». Тут все принимались смеяться, спрашивать, так о розовом или о синем, а может, о розово-синем, и разве такие попугаи бывают, а Владику становилось обидно, и он сразу убегал в другую комнату вместе со своей мечтой.
Я его очень хорошо понимаю. Разве это дело, когда ты им – о самом, можно сказать, сокровенном, а они – смеяться? Не смеялся только дядя Игорь. Поэтому если я и расскажу кому-нибудь о своей мечте, так только ему, хотя он и редко к нам заходит в последнее время.
Делиться нужно с теми, кому доверяешь. Мечтами, я имею в виду. Хотя вчера я умудрился неудачно поделиться с Юлькой розовым капкейком.
Мы с бабушкой очень любим печь что-нибудь в духовке. Пирожки с капустой, пиццу «Маргариту» и булки «Московские» мы уже освоили. Но недавно нам попался на глаза один журнал, а в нем эти злополучные капкейки. Это такие кексики с шапочкой, их можно украсить как хочешь, и поэтому праздник – не только ими лакомиться, но и придумывать, какими они будут. Нам идея с капкейками ужасно понравилась. И мы решили во что бы то ни стало их испечь.
Они получились, как бабушка сказала, отменные. Мне на завтрак остался один кексик, самый красивый, розовый. Но утром я, конечно, проспал и уже не успевал поесть медленно, с толком. А такие вещи, как капкейк с розовой шапочкой, не прочувствовав по-настоящему, есть не интересно, поэтому бабушка положила его мне в портфель.
А тут Юлька. Я смотрел на нее и думал, что в рюкзаке у меня вкуснейший перекус и можно угостить Юльку, но как его делить, если он крошится и мнется? А целый капкейк мне было жалко отдавать, потому что он на самом деле был очень вкусный и я всё утро о нем мечтал. Но и съесть одному теперь, когда мне пришла в голову мысль угостить Юльку, я уже не мог.
И вот я думал, думал, думал, прямо зрел изнутри – и созрел. Решительно достал из пенала линейку, резким движением поставил ее ребром на голову капкейку и одним нажатием перерезал его пополам. Вот и всё.
А она, эта Юлька, посмотрела на меня своими непонятного цвета глазами и говорит:
– Спасибо, не надо.
Я говорю: да чего ты, это же очень вкусно, я сам пек. А она:
– Мне не хочется сладкого.
Покосилась на этого… Субботина, он рядом стоял, хотя и спиной. И отвернулась, как будто я ей цветной капусты предложил пожевать и вареным луком закусить.
Тогда я съел всё сам, сначала одну половину, потом другую. Капкейк был самый обыкновенный, ничего такого волшебного в нем не обнаружилось, и я подумал, что запросто мог бы вообще его не есть. И печь я эти капкейки больше не буду. Какой смысл?
2
Моя мечта – она такая, ни на что не похожая. Когда придет время и я буду рассказывать о ней дяде Игорю, я его сначала предупрежу, чтобы он не очень удивлялся, а то еще в обморок упадет от неожиданности. Мне папа рассказывал, что, когда они с дядей Игорем давным-давно, еще в советские времена, учились в школе, дядя Игорь однажды потерял сознание и шмякнулся прямо на пол в коридоре.
Случилось это так. Заканчивалась длиннющая третья четверть, до каникул оставалась неделя. И папа с дядей Игорем, чтобы как-то дожить до каникул, составили список, сколько неприятных вещей осталось сделать за неделю – ну там два раза спуститься в спортивный зал на физкультуру, пять раз позавтракать в школьном буфете, десять раз переодеть сменку и так далее. Всё-всё посчитали.
А листок, на котором это было записано, папа с дядей Игорем прятали в специальное место под лестницей. Никто не должен был знать о тайнике. Каждый день после уроков заговорщики прокрадывались под лестницу: дядя Игорь вычеркивал прожитое за день, а папа посматривал, чтобы никто их не увидел. Вроде ничего преступного они не делали, но всё равно неприятно, когда кто-то лезет в твою тайну. Можно поделиться всем – яблоком, запасной ручкой, домашним заданием, – но тайной – будьте любезны! Тайна должна всегда ходить за тобой, как тень, и ни к кому не перебегать.
И вот в пятницу, прямо перед каникулами, папа с дядей Игорем спустились к своему тайнику в последний раз, чтобы достать тетрадный листок в клеточку и торжественно вычеркнуть оставшиеся пункты. Дядя Игорь достал листок, развернул, но это оказался вовсе не список скучных дел, а кое-что совершенно иное.
«Игорь, я тебя люблю», – было написано мимо всех клеток. Дядя Игорь как это увидел, так вдруг и упал – в прямом смысле, повалился как мешок, разлегся на лестнице с открытым ртом и закрытыми глазами. Папа тогда страшно перепугался, стал звать на помощь, тормошить бесчувственное тело друга.
Но и разозлился сильно.
Потому что почерк в записке был мамин.
3
Только не надо думать, что я мечтатель без силы воли и серьезного взгляда на жизнь. Во всех книжках такие типы выглядят одинаково тошнотворно: кудри, большие прозрачные глаза, задумчивый взгляд. А у меня уши торчат и стрижка под лохматого ежика. Но мечта – самая настоящая.
Юлька как-то спросила: «Ты за меня мог бы убить?» Я говорю: «А зачем?» Она обиделась. Кивнула так, как будто что-то обо мне поняла, и это окончательно. А вчера мне вдруг пришло в голову: а мог бы я убить за свою мечту? Кого-нибудь, кто ходит и дышит, смеется и бесится на переменках, играет в футбол и с тарзанки в воду прыгает? Такого же, как я? И, как и тогда, с Юлькой, не смог ответить. Потому что всегда встает другой вопрос: зачем? Но зато почти сто процентов, что за эту мечту я сам смог бы геройски пасть – как в тонких книжках про мальчиков, совершавших подвиги. Наверное, смог бы.
Так вот, мама, папа и дядя Игорь учились в одном классе. Папа с дядей Игорем дружили, а мама им всячески вредила, разрушая крепкую мужскую дружбу.
Но дружба папы и дяди Игоря прошла все испытания огнем, водой и маминой вредностью. Тем более что в старших классах мама неожиданно расколдовалась и превратилась в красавицу с хорошим характером.
Она у меня такая – ее всё время нужно расколдовывать.
Однажды, когда у родителей уже были мы с братом, мама не пришла домой. Позвонила папе и сказала, что встретила кого-то там и уезжает с этим кем-то в другой город, «подальше от этого всего» и что она «больше так не может». Папа ужасно расстроился и даже превратился в не-папу: не шутил, не брился, не гулял с нами в парке, как раньше, зато всё свободное время сидел на кухне и смотрел в одну точку – в телевизор.
Хорошо, что мы до маминого ухода успели отпраздновать наш с Владиком день рождения, а то бы он своим кислым видом испортил нам радостный день, которого мы, между прочим, ждали целый год.
Через месяц папа все-таки побрился, взял Владика на руки, зачем-то забрал кактус с подоконника и тоже ушел неизвестно куда. И остались мы с бабушкой вдвоем. Сейчас уже прошло достаточно времени, чтобы я привык жить вдвоем, а не впятером. Но мне всё равно кажется, что утром, когда я еще не весь проснулся, рядом со мной стоят и мама, и папа, и Владик. Поэтому я никогда не приближаюсь к людям вплотную – ведь это место занято, понимаете?
Папа иногда приезжает, примерно раз в месяц. У них с Владиком уже всё хорошо, они живут в большом новом доме, Владик ходит в школу и на футбол, и еще в фотокружок и всё такое. Из папиных рассказов я не понимаю, помнит он обо мне или давно забыл, что у него есть старший брат. По папиным рассказам, Владик всегда передает мне привет, но кто знает, может, папа говорит это из вежливости, чтобы я не обижался.
Папа иногда приезжает, да. Мама – никогда. Я такой и запомнил ее, какой она была в то утро, когда ушла на работу и не вернулась – в белом плаще и яркой косынке на шее. Она пахла весенними духами и улыбалась. Я никак не пойму: она же знала, что больше не придет никогда? Или она встретила кого-то там позже, по дороге на работу? Или вечером, когда спешила с работы домой? Вот она зашла в гастроном, купила килограмм сосисок и батон, огурцов для салата и пачку чая. Немного постояла в очереди к кассе, расплатилась, стала выходить из гастронома с покупками, и тут – бац! – навстречу ей кто-то там ошеломляюще красивый и с цветами. Он ей сразу и сказал – «позвони домой, что больше не придешь и уезжаешь в другой город».
Она позвонила, а потом они наши сосиски съели.
Наверняка так всё и произошло. Я даже уверен в этом – ведь не было дня, чтобы я не представлял себе эту историю во всех подробностях. Иногда я вижу, как кто-то там распыляет вокруг мамы волшебные духи, не весенние, как она любит, а какие-нибудь жаркие, летние, и она забывает, что на свете есть мы с Владиком.
А иногда мне всё представляется совсем без волшебства, и тогда вокруг мамы и кого-то там идет противный, серый, склизкий дождь.
Да я, в общем, совсем привык. Бабушка у меня молодая, веселая и быстрая. Но не настолько молодая, как мама, и совсем не такая веселая, как папа. Совершенно по-другому.
И еще я до мурашек соскучился по Владику. Он же мой близнец, в конце концов! Хотя и младший.
4
Моя мечта похожа на бабушку. Не на мою, конечно, потому что моя бабушка никогда не надевает то, что полагается пенсионерке с двумя внуками, – платок там или халат в цветочек. Моя бабушка занимается йогой и рисует городские пейзажи. И ее никто никогда не называл просто по отчеству, как нашу консьержку – Петровна.
Зато мою мечту, если бы она ненадолго превратилась в человека (пока я сплю, например), можно было бы звать по-простому – Ивановна. Потому что она – матрешка, которую бабушка хранит в серванте. Когда бабушка уходит в магазин или к соседке, я достаю Ивановну и разговариваю с ней. Всё равно она никому никогда не скажет, о чем мы шептались, – все слова проникают внутрь, проходят сквозь семь матрешек и прячутся в сердце самой маленькой.
Там и моя мечта хранится.
По-хорошему, в моем возрасте уже пора мечтать о будущей профессии. Но тут загвоздка в том, что мне нельзя ошибиться. Ведь в будущем я стану преуспевающим, богатым и знаменитым, может быть, даже красивым, и Владик, мама и папа, узнав об этом, снова соберутся в семью, простят друг друга, и мы опять обязательно заживем впятером, а не вдвоем, как сейчас, хотя мне с бабушкой хорошо, даже иногда великолепно.
Как человек выбирает профессию? Берет список из нескольких тысяч работ, читает. Потом вычеркивает те, которые уж совсем никуда. Мне, например, вряд ли когда-нибудь светит стать спортсменом, так что уже легче. После вычеркивания остается тысяча. Тоже много. Из этой тысячи нужно вычеркнуть не очень престижные и малооплачиваемые. Мне, как мужчине, это важно – мне же потом семью кормить все-таки. Остается гораздо меньше – допустим, восемьсот. И среди них нужно отыскать те, которые тебе нравятся больше других в списке. Не президент там Газпрома или актер театра и кино, а те работы, которые получатся у тебя лучше всего.
У меня лучше всего получается готовить еду. Не знаю, может, у меня талант. Даже Юлька заметила. «Вот окончу школу, – говорит, – и буду в твоем ресторане обедать. Будешь меня кормить, Веревкин?» И смеется. Как всегда, смеется и щурит свои глаза непонятного цвета.
Бабушка тоже недалеко ушла. Всё время как бы изумляется: «Неужели, Константин, ты действительно собираешься стать поваром? У нас в роду не было никого, кто хотел бы с утра до вечера стоять у плиты». И по всему видно, что повар для нее – профессия скучная и малопочетная. Она бы ее вычеркнула в первую очередь.
Но при этом в корзине, которую мне подарили на день рождения «от семьи», я нашел большую книгу рецептов Джейми Оливера.
С тех пор, как наша семья уменьшилась до двух человек, день рождения у меня начинается одинаково: я просыпаюсь, а у кровати стоит большая корзина с подарками. На каждом подарке подписано «от папы», «от мамы», «от Владика» – но, конечно, я давно догадался, что на самом деле все эти подарки от бабушки. На Джейми Оливере было по-честному написано – «от бабули». Видимо, она понимала, насколько Джейми Оливер круче бинокля и микроскопа вместе, и не смогла подписаться не своим именем.
Джейми Оливер – мой кумир. У него всё здорово получается, а главное, быстро. Когда я впервые увидел его передачу по телевизору, мне показалось, что я с третьего этажа мгновенно переселился на сто третий.
Может быть, если бы вместо дяди Игоря к нам неожиданно пришел Джейми Оливер, я бы и ему рассказал всё как есть. Он бы точно понял.
5
Когда я о своей мечте думаю, всегда о Владике вспоминаю. Как ни посмотри, а все-таки мы очень похожи. Во всяком случае, были похожи лет до четырех, а как сейчас, не знаю.
Он ведь тоже до трех лет совсем не ходил, и все думали, что он будет как я, но мне кажется, он притворялся из солидарности – мы же близнецы. Просто не хотел, и всё. А потом устал, наверное, ждать, когда его старший брат пойдет, и перестал притворяться. Я всего этого совсем не помню, но почему-то уверен, что так и было.
Бабушка говорит, что до трех лет он сидел под табуреткой в кухне. Каждое утро заползал под нее и там жил: играл, смотрел мультики, ел, разговаривал оттуда со мной и со взрослыми. А когда ему исполнилось три – вот прямо чуть ли не в наш день рождения, – вылез и пошел. Все, конечно, страшно обрадовались. И стали надеяться, что со мной тоже случится чудо. Хотя все доктора сразу сказали, когда я только родился, – надежды нет. Скажите спасибо, что мозги в порядке.
Я даже не обижаюсь, в конце концов, у меня есть брат-близнец, и он сейчас где-то бегает за нас двоих. Но однажды мне попалась книжка, в которой герой выбежал из квартиры на лестничную клетку, вскочил на перила и лихо съехал по ним вниз. Вот это меня почему-то зацепило. Сотни героев в сотнях книжек с утра до ночи гоняют мяч, бегают кросс, лазают по деревьям, делают ногами уйму невероятных и часто совершенно бессмысленных с точки зрения использования этих самых ног вещей, но эти перила в меня прямо врезались. Я потом даже неделю ничего не читал – вдруг и там тоже кто-то едет по перилам вниз.
Если бы я мог пообщаться с Владиком, я бы обязательно уговорил его научиться съезжать по перилам. Мне и вправду кажется, что это ужасно важно. Юлька бы тогда поняла, какой я на самом деле. И уже больше не делала бы вид, что меня нет.
Бабушка, когда я завел беседу на эту тему, и слушать не стала. Хотя обычно она до ужаса терпелива ко всякой болтовне – сказываются занятия йогой. Она много слушает и мало говорит. Зато всегда в точку. А когда я сказал про перила, она вдруг перебила меня и начала, глядя мне прямо в глаза, убеждать:
