Интерес Кости в работе с Гориным был также прост и циничен – досидеть в аспирантуре до двадцати семи лет, чтобы избежать армии. Поэтому Горин, все прекрасно понимая, позволял Косте работать на сторону. Хотя со стороны других подчиненных требовал, порой, бескомпромиссной вовлеченности.
Обеденный перерыв
Выкроив время на обед, Митч позвал Диму в суши-бар недалеко от здания Института. Костя остался в лаборатории, сославшись на занятость по сторонним проектам.
Было бы глупо считать, что настоящий японец полюбил типичный московский сетевой суши-бар, все сводилось к банальной экономии средств на недорогих бизнес-ланчах, а также возможности прогуляться несколько минут в хорошую погоду. Тем более в пятницу, когда в кафе меньше всего посетителей.
– А ведь Костя прав, – заметил Дима по пути к ресторану, – Горин только и мечтает, чтобы перетащить нас троих в Манчестер. Ты сам-то рад такой перспективе?
– Знаешь, Дима, раньше я сказал «да», не думая. Но сейчас все больше связывает меня с Россией, ехать в Англию я не хочу. А ты?
– Да и мне не сильно хочется туда, все свои ответы в астрофизике я уже нашел.
Митч предвидел, что в скором времени пути его, Димы и Горина разойдутся. И чем ближе был этот момент, тем труднее было смотреть в глаза тем, кто стал частью его жизни и во многом заменил семью. Он грустно и тяжело выдохнул и посмотрел своим пронзительным взглядом на коллегу:
– Пришло время сказать Сенсею. Дать время подготовиться. Подумать о новой команде.
– Только за месяц он не сможет найти новую команду, а без нее путь в СКЕЙ ему точно закрыт, – посетовал Дима.
– Уже нельзя откладывать эту проблему, Дима, мы и так слишком долго затянули с ней, – заключил Митч, – а как сделать, чтобы сложилось правильно для всех, тут без божией помощи не обойтись, – с этими словами коллеги подошли к двери ресторана. Дима ждал очередной хайку-мудрости от Митча, изрядный запас которых всегда имелся в рукаве японца, но ее не последовало. Дима тоже не знал, как ответить, поэтому решил не продолжать.
Быстро сделав заказ из досконально выученного меню и привычно теребя палочки для суши в руках, Митч вернулся к прерванному им утреннему разговору:
– Почему вселенная молчит? Что ты расскажешь студентам?
– Я думаю начать с того, что уже говорил на защите курсовой: про количество найденных потенциальных экзопланет, циклы развития техногенных цивилизаций, проекты SETI и Breakthrough Listen. Минут за двадцать уложусь.
– А дальше?
– А дальше объясню, почему все это ерунда и не принесет никаких результатов.
– Ты же понимаешь, что они ни чёрта не поймут с того момента, как ты перейдешь к своей теории, – некоторые эмоционально усиливающие фразы Митч уже успел интегрировать в свой лексикон, правда, не всегда корректно произнося их. Например, выражение «ни черта» он неизменно произносил через букву «ё», что придавало этой фразе особый колорит и шарм.
– Сейчас – не поймут. Но зерно сомнений и знания я заложу в их молодые головы, – парировал Дима, – придет время – они дадут свои плоды.
– А зачем обязательно им знать? Уверен, первая часть твоего доклада будет им… как это говорится… по глаза.
– За глаза, – улыбнулся Дима и сделал небольшую паузу, чтобы японец смог перезаписать в свой совершенный головной компьютер правильную фразу, – я же ученый, и должен делиться с миром своими открытиям!
– Открытия должны быть представлены в правильное время и в правильном месте. Что будет, если сакура зацветет в ноябре? – от этой ужасающей для каждого японца мысли лицо Митча на мгновение исказилось.
– Не важно, когда она зацветет, важно, чтобы дала плоды. А вишневое варенье можно в любое время съесть.
Митч с глубокой печалью посмотрел на Диму. Есть вещи, которые, по его убеждению, должны происходить так, как мы привыкли, и никак иначе. Это та самая основа мироздания, тот базовый уровень бытия, которое позволяет человечеству сохранять веру в себя и шаткую надежду на будущее, давая твердую почву для рывка вверх тем, кто готов. Митч прочел в глазах Димы гордость. Тот, однозначно, был доволен своим умением парировать мудрые и возвышенные замечания коллеги.
– Мне кажется, Дима-сан, ты пытаешься насильно дать людям то, в чем сам еще до конца не разобрался. Знание уже вокруг нас. Но готовность принять новое лежит исключительно внутри человека и ждет нужного момента. Ответ должен последовать, когда задан вопрос… Вспомни себя в двадцать лет. Как бы ты воспринял тогда те истины, что открыты тебе сегодня? – на этом вопросе Митча Дима хотел возразить, но серьезное выражение лица японца однозначно транслировало необходимость дослушать его до конца, – русскому человеку не обязательно знать, иногда ему достаточно просто верить.
– А как же ты? – парировал Дима, – когда я рассказывал тебе о своих открытиях, ты совершенно легко и буднично воспринимал мои слова.
– Я японец, выросший в буддистской семье, – во весь рот разулыбнулся Митч, – для меня это никакое не открытие, а часть повседневной жизни.
– Тогда зачем ты пошел в Православие, если в Буддизме, как на блюдце, уже лежит все то, к чему я, набив множество шишек, шел десять лет? – расстроившись и потупив взгляд, спросил Дима.
– В Буддизме не нужно любить Бога и благодарить его за всё. А мне – нужно.
Все в очередной раз свелось к разнице в менталитетах между русским японцем и японским русским. Понимая это, Дима замолчал, уставившись в одиноко стоящий соевый соус ровно посередине между ним и Митчем. «Каждый раз одно и то же», – про себя отметил глубоко раздосадованный Дима, добавив вслух: «японцы, русские, но ведь соевый соус мы все любим!».
– Соевый соус придумали в Китае, – переходя с улыбки на смех, парировал Митч, – а у китайцев талант продавать по всему миру то, что сделано в Китае.
Принесли еду, и пока заметно проголодавшиеся коллеги нарочито ритуально готовились к поеданию знакомого до каждого ингредиента бизнес-ланча, общее настроение за столом изменилось, перестав быть созвучным с предыдущей темой разговора. Молча и без особого удовольствия доев мисо-суп, Митч неожиданно сделал Диме предложение:
– Завтра праздник Православный, Вознесение Господне. Будет служба у нас в храме. Хочу, чтобы ты тоже был. Ты никогда не видел, как я служу.
– Никак не могу свыкнуться, что человек с лицом японца рассказывает мне про Православие, – Дима до сих пор так и не смог до конца принять, что у молодого японца-астрофизика есть иная, потаенная для многих сторона, которая скрывает большую и важную часть его внутреннего мира.
– Мне радостно увидеть тебя на службе. Будет праздничный обед потом, я тебя приглашаю, – говоря о Православии, Митч менялся в лице, складки на лбу выравнивались, голос становился тише, ниже и певучей, неизменный японский акцент терялся в новых интонациях и произношениях. При этом сам Митч, выглядевший юно даже по меркам свое нации, моментально взрослел лет на десять, если не больше. Возвращаясь к другим темам, Митч снова превращался в того вечно молодого японца с застывшим во времени лицом, которого Дима знал многие годы. Ища причины таких мгновенных и причудливых метаморфоз, Дима со временем понял, что именно то одухотворенное и светлое лицо было естественным для Митча, который был вынужден носить маски все остальное время.
– Хотя, чего я удивляюсь, я сам точно также выгляжу странным и диковинным экспонатом, когда приезжаю к Ламе в непальский монастырь, – улыбнулся Дима, приняв приглашение коллеги.
– Здорово, очень буду рад тебя видеть! – искренне обрадовался Митч и, вспомнив кое-что важное, добавил, – Настоятелю подарили сыр из молока овец. Настоящий, из Кавказа, как ты любишь! Приедешь – обещаю угостить!
Остаток обеда прошел в неторопливом обсуждении рабочих вопросов и подготовки к конференции. Митч снова надел на себя маску, а Дима все время отвлекался на воспоминания о поездках на Кавказ, где и познакомился с любимым сыром.
– Знаешь, хитрый якудза, как меня завлечь! – улыбнулся Дима, вспоминая историю знакомства с этим волшебным продуктом.
История о том, как соль и суп открыли путь к сыру и сердцу
В конце первого курса аспирантуры Дима впервые попал в действующую обсерваторию: три недели полноценной научной практики на Специальной астрофизической обсерватории РАН в горах Архыза. Митч был вынужден остаться в Москве из-за жестких квот на посещение действующих научных объектов, поэтому Дима был всецело сосредоточен на себе.
Кавказ до глубины души поразил молодого ученого. Удивительной красоты закаты и рассветы, приветливый, дружелюбный и, одновременно, суровый климат, чистейшие воздух и вода, искренние улыбки местных жителей с их обветренными морщинистыми лицами. Пронзающий горный ветер, который словно искусный мастер акупунктуры жалит леденящим холодом каждую клеточку тела, всегда точно поражая цель. Звезды, такие близкие и яркие, на них можно смотреть, не отрываясь, часами.
Диме даже казалось, что стоящее под боком огромное зеркало, способное в миллионы раз приблизить звезды к нам, было бездушной и ненужной безделушкой, потому что здесь, в горах Кавказа звезды говорят с нами совершенно на другом языке, без всякой математики и физики.
Дима, который, как ему казалось, не мог всецело напитаться этой красотой, каждый вечер выходил на улицу, садился на лавочку и любовался заказами, каждый раз новыми и неповторимыми. Вечерами Кавказ становился каким-то особенно гостеприимным. Ветер стихал, облака разбегались по своим горным укрытиям, давая местным жителям и гостям время для разговоров и заслуженного отдыха. Со временем Диме стало казаться, что это время – лучшее для размышлений, тихих бесед и обмена накопившимися за день новостями. Горы и леса, реки и долины, дикие птицы и домашний скот – все делилось друг с другом самым сокровенным, пережитыми эмоциями, воспоминаниями и планами на будущее, обязательно светлыми и добрыми. Все это глубоко пропитывало сердца, вплетаясь в ткань мироздания. Ближе к полуночи неизменно поднимался пронзающий горный ветер, своим мощным и целительным потоком сдувая с гор, долин и ледников Кавказа все лишнее, случайно привнесенное из вне, всю боль и страх, любовь и надежду, не успевшие укорениться в сердцах.
В один из таких тихих волшебных вечеров Дима разглядел в долине, чуть ниже обсерватории, несколько палаток, хаотично разбросанных вдоль небольшого горного ручья, словно разноцветные камушки, рассыпанные ребенком по полу. Рядом разместилась группа туристов, мирно ютящихся у согревающего тела и души костра. Один из них, каким-то непонятным образом разглядев на вершине горы неподвижного Диму, помахал ему рукой. Удивившись, Дима смог изобразить лишь что-то неуклюжее в ответ, отдаленно напоминающее приветствие. Фигура туриста поднялась и медленно направилась вверх по горной тропе в сторону наслаждающегося вечером Димы. Спустя довольно продолжительное время – кажущаяся близость в горах обманчива, турист приблизился к Диме, черты его лица и фигуры стали отчетливо видны в закатном солнце.
– Приветствую вас! – ничуть не запыхавшись, произнес незнакомец.
– И я вас, – ответил Дима, отметив необычайную выносливости собеседника.
– Вы уж простите, что отвлекаю. Вижу, наслаждаетесь вечером, – извинился турист, уловив настроение собеседника, – у вас можно попросить соли? Мы свою, видимо, на прошлой стоянке забыли.
– Соль? Конечно, сейчас принесу! – Дима сбегал в ближайший корпус и принес пачку соли, которой в этот год завезли даже больше, чем нужно.
– Спасибо огромное, а то без соли еда совсем пресная, даже в таких сочных местах, – театрально сложив руки перед собой в индийском приветствии, поклонился незнакомец, – Кстати, вы голодны? У нас отличный суп на ужин, можем вас угостить.
Несмотря на удивительные красоты вокруг и возможность поработать на профессиональном объекте, компания более опытных и занудных сотрудников обсерватории уже стала надоедать Диме, поэтому он, не раздумывая, согласился на предложение разбавить свое привычное общение новыми знакомыми.
Спустя минут десять неторопливого спуска Дима со своим спутником вышли к лагерю туристов. Спуск по каменистой тропе был не самым легким, поэтому попытки начать беседу неизменно ускользали из-под ног на шатких и скользких камнях. Тем не менее кое-что Дима узнал.
Спутник оказался заядлым походником и, одновременно, поваром в ресторане Ростова-на-Дону. Звали его Артур, он был жилистым и худощавым, но крепким на вид мужчиной лет сорока. Ростом немного выше Димы, с длинной седоватой бородой и жесткими как стальная проволока пепельными волосами с проблесками серебра, собранными в хвост. Его глаза излучали детский, почти щенячий восторг, ярко контрастирующий с поставленным и низким голосом, близким к басу.
Артур был гидом для небольшой группы туристов – йогов, которые совмещали все преимущества летних горных походов с занятиями йогой по утрам и вечерам среди удивительных красот и девственной чистоты Кавказа. Лица людей у костра были довольные и, одновременно, усталые. Глаза с жадностью смотрели на казан с супом, покачивающийся на перекладине в стороне от огня над красноватыми, мирно тлеющими углями. Взгляды всей группы были устремлены на Артура, когда они с Димой вошли в поле света, создаваемое догорающим костром.
– Наш спаситель, Дмитрий! Человек, спустившийся к нам со звезд! – Артур по-дружески приобнял Диму одной рукой, одновременно поднимая и тряся над головой пачкой соли в другой руке.
– Да ладно вам, велика заслуга, – засмущался Дима под радостные возгласы публики, при этом отметив остроту ума Артура.
Артур молниеносно подскочил к огню, играючи быстро добавил нужное количество соли в казан и с довольной улыбкой кота церемониально пригласил всех к ужину, хотя все и так сидели вокруг у костра, пуская слюни и теребя в руках пустые миски.
Запах от еды стоят настолько удивительный, что и Дима, не раздумывая, принял от Артура тарелку. Угостившись сначала небольшой порцией супа, Дима был вынужден стыдливо попросить добавки под добрый смех присутствующих – вкус его оказался еще более удивительным, насыщенным и острым, чем аромат.
Когда суп подошел к концу, Артур достал из пакета пластиковую, немного затертую миску и раскрыл ее. В ней лежал большой кусок белого овечьего сыра.
– Угощайся, Дима, это десерт. Овечий сыр местного производства!
Дима отломил кусок и положил себе в рот…
Вкус сыра настолько сильно пришелся Диме по душе, что тот непроизвольно издал звук наслаждения, закатил глаза и откинулся на корягу, мирно лежащую за ним. Он даже не заметил, что группа, пристально наблюдающая за ним, одобрительно захихикала.
Насладившись ужином и проведя немного времени в размеренных и шутливых разговорах с туристами, Дима не сразу заметил, как начало смеркаться. Он даже немного расстроился, что пришла пора возвращаться в компанию скучных и занудных коллег-ученых, разговоры с которыми сводились только к обсуждению научных результатов и коррупции в среде дельцов, управляющих наукой страны.
Проводя Диму до прямой тропы к обсерватории, Артур рассказал, где находится ближайший лагерь пастухов – кош – и как можно там разжиться сыром. Заодно он оставил Диме свои контакты, пригласив в ближайшем августе в новый поход по этим дивным местам.
Дима с радостью согласился. А овечий сыр с Кавказских гор с тех пор стал излюбленным деликатесом Димы, чего нельзя сказать про остальных сотрудников обсерватории, которые уже на третий день демонстративно отказались скидываться на новую порцию лакомства.
На утро Дима, раздираемый любопытством и гастрономическим голодом, проснулся раньше обычного и хотел, было, навестить новых знакомых, но к своему разочарованию обнаружил, что группа, несмотря на раннее время, уже покинула место ночевки и отправилась в неизвестном направлении.
Субботнее утро в новом кругу
Проснувшись субботним утром непривычно рано, Дима, помня про обещание, данное Митчу, быстро сходил в душ и выполнил утреннюю гимнастику с серьезным названием «Око Возрождения[3 - «Око Возрождения» или «пять тибетских жемчужин» – разновидность буддистской йоги, ежедневные физические упражнения.]», которой обучился в одном из монастырей Непала. Во время зарядки он вдруг вспомнил странный сон, приснившийся ночью. В нем, знакомый Диме буддистский лама по имени Норбу, уже частенько ему снившийся, сидел в пещере на сеновале и держал в руках младенца, закутанного в белую простыню. Сон отсылал к рождественским мотивам с Девой Марией и младенцем Христом, что Дима по обычаю списал на свое мультикультурное развитие, порой смешивающее даже самые разные и далекие сюжеты. Но были и отличия: малыш был скорее азиатом, нежели иудеем, а в руках его держал Лама, который был скорее отцом, нежели матерью. Лама по традиции появления в Диминых снах ничего не произнес, однако его серьезный взгляд однозначно дал понять, что Дима имеет к рождению этого ребенка прямое отношение.
Немного перекусив на завтрак, ни на секунду не забывая про обещанный ему сыр, Дима выдвинулся в сторону одного из многочисленных спальных районов Москвы, где недавно был построен огромный каменный храм, в котором и служил Митч. Ехать пришлось долго, сам Дима жил много ближе к центру города, но все же он успел добраться к началу службы.
Никогда не признавая в себе полноценного христианина, Дима практически ничего не знал о внутренней кухне этой религии, хотя прожил в ее кружении всю жизнь. Все, начиная от службы и одеяния священнослужителей, заканчивая внутренним убранством храмов, казалось для Димы непонятным и странным. По его наблюдениям типичная религиозность людей везде была одинакова, что в России, что в Тибете, что где бы то ни было еще. Люди сводили поклонение Божественному к слепому повторению давно заученных обрядов, не задумываясь ни о смыслах совершаемого, ни о последствиях. Коллективное заменило личностное, ритуал заменил таинство, будничность заменила торжественность. Присутствовать в кругу таких общин Диме было скучно и даже отчасти брезгливо. Он предпочитал духовное уединение коллективным торжествам, поэтому его поездка ранним субботним утром было даже чем-то жертвенным, данью уважения своему духовному другу вопреки собственным привычкам и устоям.
Несмотря на явное внешнее отличие Митча от сослуживцев, разглядеть его было не так просто среди большого количества прихожан и духовенства в практически одинаковых облачениях, среди которого как на подбор выстроились на амвоне молодые худощавые люди, помогающие заметно выделяющемуся из них габаритами главному священнослужителю везти службу.
Ближе к середине службы Дима все-таки смог найти японца и пересечься с ним взглядом. Митч, не скрывая радости, широко улыбнулся в ответ и незаметно для остальных поклонился в традиционной японской манере.
«Хоть ты и православный, а все равно японец!» – в шутку отметил Дима.
Ближе к концу службы Дима уже стал заметно уставать от нахождения на одном месте, постоянно озираясь вокруг в поисках свободной скамейки. Его желудок однозначно давал понять, что подвиги голодания сегодня не числятся в расписании. Но тут Дима заметил, как Митч подошел к группе девушек-певчих, что-то им сказал, указывая в сторону друга. Одна из них, улыбнувшись и кивнув в ответ, быстро и воздушно просочилась сквозь прихожан и подошла к Диме:
–Вы Дима? Здравствуйте! Михаил просил вас предупредить, что служба скоро закончится. Я провожу вас в трапезную.
– Кто? Михаил?
– Ах да, простите, Митч, – девушка звонко хихикнула, – у нас здесь принято звать его по духовному имени, Михаилом, в честь Михаила Архангела, – девушка перекрестилась, взглянув на одну из ближайших икон.
– Вижу, не один я занимаюсь тем, что придумываю Митчу имена, – улыбнулся Дима.
– У нас так принято в Православии, давать духовные имена своим чадам, – девушка взяла Диму за руку и повела к боковому выходу, – трапезная в отдельном здании, пройдемте. Остальные скоро подойдут, батюшка уже вышел на амвон с проповедью, служба заканчивается.
Хват девушки был на удивление крепким и уверенным, что сильно контрастировало с ее хрупкой и утонченной внешностью. Выходя во двор, Дима успел краем глаза покоситься на икону: фигура Архангела Михаила, судя по надписи под ней, хоть и принадлежала существу воинственному, но внешностью сильно напоминала служителей, была худощавой и узкоплечей. Дима тут же вспомнил изображение гневных божеств в буддизме и индуизме, явно придерживающихся противоположных взглядов на то, как должен выглядеть духовный защитник.
Выйдя из храма на залитое солнцем подворье, Дима впервые разглядел спутницу детально. Девушка была молода и красива: светлые и немного вьющиеся волосы скрывал платок, а хрупкую и уточненную фигуру – широкая свободная рубашка, заправленная в длинную юбку. Девушка словно парила над землей, едва касаясь тротуарной плитки.
– Давно знаете Митча? – поинтересовался Дима, чтобы убрать неуютное молчание между ними.
– Я? Не так давно, как вы, – девушка подняла взгляд на Диму, – я переехала в этот район Москвы полгода назад, с марта стала петь в хоре. Тогда и познакомилась с Миха… с Митчем, – девушка немного стыдливо улыбнулась.
– Эту сторону его жизни я знаю очень плохо, – раздосадовано ответил Дима, – к своему стыду.
– Митч скрытный, это в его характере, – кивнула спутница. Дима, подняв брови и одобрительно покачав головой, согласился.
Пройдя буквально пару десятков метров через внутренний двор храма, минуя молодые и неокрепшие посадки кустов и деревьев, многочисленные лавочки и цветники, девушка завела Диму в небольшой двухэтажный кирпичный дом, выполненный в одном с храмом стиле. Внутри дома было прохладно, и уже пахло едой.
– Впереди раздевалка, слева от нее туалет, дальше по коридору большое помещение трапезной. Вас там будет ждать матушка Светлана, – улыбнулась девушка и поспешила вернуться в храм.
Пройдя по указанному маршруту, Дима зашел в просторное и светлое помещение трапезной. В центре стоял массивный деревянный стол на двадцать персон, не меньше. Стол был накрыт идеально чистой белой скатертью, на нем стояли недорогие, но элегантные тарелки с аккуратно нарезанными овощами и прочими аппетитными закусками. В графинах был разлит морс. В углу, явно уставшая, сидела женщина лет пятидесяти, с испариной на лбу, в легком шелковом платке и желтом слегка выцветшем фартуке.
– Здравствуйте! Вы Дмитрий?
– Да, здравствуйте! А вы – Светлана? Матушка Светлана? – с непривычки неуклюже поприветствовал ее Дима.
– Михаил предупредил, что вы будете. Просил, пока все еще на службе, угостить вас, – с этими словами матушка, словно позабыв про собственную усталость, молниеносно поднялась со стула, подбежала к Диме, схватила его за руку и повела к определенному, заранее ей отмеченному месту за столом. Усадив Диму за стол, она материализовала в руке тарелку с еще куском свежего еще теплого белого хлеба, спелым помидором и огромным куском овечьего сыра, – угощайтесь!
Изумившись ее легкости и проворности, Дима посмотрел в добрые и чистые глаза женщины, улыбнувшись в ответ:
– Спасибо большое! Вы тоже присаживайтесь, перекусите. Устали же!
– Да нет, что вы, еще дел по горло. Сегодня у нас сам Владыка в гостях, нужно к его приезду управиться, – с этими словами женщина быстрым шагом вышла из трапезной в направлении кухни.
Оставшись один, Дима без ложного стеснения накинулся на приготовленное ему угощение, благоразумно решив принять такой щедрый и неожиданный подарок судьбы. Сыр был великолепным и таял во рту, он имел одно общее с медом свойство:
