Особенно эта тишина ощущалась, когда я закончила рассказывать про подругу, которую мучают вещие кошмары. А психиатр – замолчал. Причём не задумчиво, анализируя. А в сомнении. В таком раздражённом скепсисе, когда человек решает, насколько невежливо послать мошенника.
И пока он молчал, я поняла, что переборщила с деталями.
Он помолчал с полминутки, а потом выдал, с ноткой раздражённой незаинтересованности:
– Знаете, Елена Викторовна… при всём понимании, что речь о вашей – с сарказмом: – близкой подруге, и Вы лично имеете некоторое представление о психологии, я сам себя уважаю, как профессионала и как доктора. Поэтому могу себе позволить исключительно общие рассуждения на уровне адаптированного изложения общепубликуемых профессиональных статей. Без каких-либо рекомендаций по вашему частному случаю.
Было стыдно. Но я изо всех сил изобразила энтузиазм. Ну, типа играть, так до конца.
– Ааорн Аврамович! Это именно то, что я хотела бы получить!
Он удивлённо приподнял бровь, а потом включил что-то вроде телекомика-стендапера, который очень качественно притворяется психиатром:
– А! Ну, извольте: Как вы, надеюсь, понимаете, психиатрия лечит то, что беспокоит. Скажем, сотрудник кредитного отдела, основная работа которого… так сказать, угадывать в восьмидесяти процентах случаев – это не пациент. И даже святой провидец, постящий у себя в блоге предсказания о грядущем конце света – это не сколько пациент, сколько клиент отдела, ответственного за массовые беспорядки. Поэтому вопрос всегда в том, что именно человека беспокоит, о чём он в искажённой форме кричит в мир. И куда как в меньшей степени – что именно беспокоит окружение человека. Скажем, если другой сотрудник кредитного отдела угадывать не умеет, то это, как говориться, его проблема. А не провидца-телепата. Ну, или высококлассного интуитивного психолога-аналитика, который вычисляет венчурность кредитополучателя. Логично?
Кивнула. Молча, чтобы не сбить его с настроя.
– Ночной кошмар – это симптом. Более или менее искажённый сигнал о том, что что-то требует внимания. Механизм формирования и особенно – искажения сигнала… ну, можно потратить сотни часов исследований, чтобы в них разобраться. Можно закопаться в вопрос вероятности провидческих снов. Выкопать достоверные случаи таковых, отбросить частоту встречаемости и носиться с криками «а! а! провидческий сон!» Или наоборот, взять за основу статистику, учебник советской психиатрии и считать всё паранормальное заболеванием, которое надо глушить препаратами. Но – зачем? Что именно беспокоит… вашу подругу? То, что в её круге общения никому не сняться провидческие сны и она чувствует себя «не нормальной»? И проблема в том, что не может решиться расширить круг общения, включив в него тех, кто… допускает существование провидческих снов? Или же проблема в том, что её беспокоит… по какой-то причине, что она не умеет стрелять, а этому беспокойству нет рационального объяснения? Ну… не знаю, представьте ситуацию: некий торжественный ужин с важными персонами под объективами. И леди, сидящей за столом, попадает пылинка и ей хочется чихнуть. Но её – клинит. Она уходит в переживания.
Тут он – профи, блин,! – поверх маски психиатра-стендапера натянул истеричку:
– «Это же неприлично! Сопли полетят! Они подумают, что я осмелилась придти сюда с вирусом и их заражать! Хозяева подумают, что я им заявляю, что у них пыльно и не убрано! Ужас-ужас! Я… я не могу чихнуть! О-о-о-о! Чихнуть – это ужасно!»
Замолк, вгляделся в меня, ожидая обратной связи.
Я – улыбалась. От удовольствия от шоу. Ну и от облегчения от некоторой доли разгрузки. Сказала эдак понимающе:
– Аарон Аврамович, мой репетитор по языку и литературе была человеком советской закалки…
– Ну, тогда Вы понимаете, что графиня чихает, и опрокинутым лицом бежит балконом в пруд.
Улыбнулась шире. Помедлила, типа обдумывая, спросила:
– А что… в нашем случае – чихнуть?
– В вашем… с подругой случае, я полагаю, чихнуть – это начать учиться стрелять и посмотреть на динамику состояния. Поскольку… да, это моё личное не профессиональное мнение, практически, не моё, а цитата Конфуция про меч: оружие надо иметь, чтобы быть не так, где надо его иметь.
Вот тут реально призадумалась. Мозги загрузило по полной. И мыслью, и китайским, и личностью Аарона Аврамовича.
Китайский – иероглифы. Более-менее точный перевод могут сделать гении и психиатры. И будет он вот такой кривой. Потому что сначала – «оружие нужно иметь, чтобы быть». А потом – уточнение «быть не так», и затем алогичное «не так, где». А какой-нибудь креативненький перевод типа «ношу ствол – 1) живу 2) спокойно» вообще переворачивает смысл, потому что теряет «иметь оружие», и даже добавляет экивок «вынужден жить спокойно».
В общем, я секунд пять напряжённо думала в стол. И прокручивала речь Аарона Аврамовича в контексте того, что он, видимо, тоже «АйКью достоверно не определяется». В том числе – фильтровала его речи через паранойю, что он меня умнее, и потому мог просчитать и навтыкать закладок и манипуляций.
Ну, так-то вроде ничего не нашлось. Так что погоняла приличные пару десятков секунд, вернулась в жизнь, встала, спросила:
– Спасибо, Аарон Аврамович. Сколько вам должна?
Он, бодро-весело:
– О, знаете! Мне очень хочется сказать, что должны честное слово зайти через полгодика и рассказать, что было дальше. И гонорар – на ваше усмотрение! – занести тогда. Но я боюсь, что это малореально, так что – демонстративно смотрит на часы – попросите Сарочку на приёмной взять за час консультаций.
Ведь красиво же послал зайти через полгода занести премию за консультацию! Ну, или на повторный приём. Еврейская мафия, да…
– Поняла Вас, Аарон Аврамович. До свиданья.
Вышла. Отошла. Нашла дворик. Села у подъёзда у урны с бычками. Это – маркер, что сюда выходят покурить местные, и я сойду за гостью.
Закурила. Машинально отметила, что руки потряхивает. От стыда. Когда шла внутрь, думала, что рассказать про подругу – будет хорошей идеей. Ну и выставилась… как ряженная в Снегурочку – в старшие классы. На 23 февраля.
Ну и ещё паранойя. Ещё раз фильтровала его речи – и не находила ничего. Типа он просто сказал «не парься, иди учись стрелять».
Высказала вслух.
– Так. Ладно. I need a second opinion.
Да, не подумайте, что после психиатра начала говорить с собой. Точней, со своими глюками. Это ещё от репетитора по коммуникации.
«Бесполезные грёзы отличаются от сколь угодно дерзкого, но всё-таки планирования тем, что финализируются принятием решения о действии или выдерживании».
Ну и тренировки это решение записывать.
Попробуйте поразмышлять вслух, что съесть на обед. Записать решение и исполнить его несмотря ни на что любой ценой. Не представьте, как вы это делаете. А – сделайте. И повторите пару десятков раз с другими теоретически удовольствиями.
Малолетки до тридцати, пишущие «я – принцесса», вызывают сдержанное омерзение. А я-то всего-то немного леди, которую натаскали не вызывать омерзения у принцесс.
Как уже говорила, у меня были очень хорошие дорогие репетиторы. Ни разу не местные.
В общем, докурила, озвучила решение и пошла за вторым мнением. К тёте Лене. Которая «подполковник медицинской службы», «лучший военный психиатр области» – Яндекс…
И да… ещё про леди.
Поскольку тёть Лена, после звонка «я от (фамилия Старосты)», назначила неформальную встречу у себя на квартире, я поехала домой снять бизнес-костюм с бизнес-мейкапом и переодеться в домашне-гостевое платье. Ибо – нефиг в гости с «я впахиваю как лошадь и кое-как вырвала время забежать после работы вся такая в мыле и уставшая, извините, что туплю и дай пожрать».
Сомнения вызвало, что обуть. Сначала привычно накинула кроссовки. Но потом поменяла на берцы на молнии – и по грязи, если вдруг, и армейка, и не прыгать по прихожей, если у хозяев нет ложки. Не говоря уже о завязывании шнурков в разных позах перед хозяевами, которые страстно хотят выгнать гостью, чтобы наконец, пописать.
Но это всё оказалось не нужно. Наверное.
Не знаю, как на работе, но дома теть Лена оказалась пожилой рыжей зеленоглазой тощей хиппи. В джинсе и свитере. Очень… как бы это… общительной. Не болтливой, а очень ненавязчиво очень внимательной и искренне любящей собеседника. Своей в доску сразу.
У меня, конечно, постреливало, что наверное, это она профессионально. Но если даже и так, то она искренне любила свою работу.
В общем, мы сидели на старой кухне… как ныне говорят, с крафтовой органической мебелью из монолитного дерева. И пили кофе с шоколадкой и сигаретами.
Поначалу, когда я тормозила рассказывать, было опасение, не достанет ли теть Лена косячок пыхнуть для расслабона. Но не, она меня просто разболтала ниочём. И я не особо напрягаясь, ну и в третий раз же уже, пересказала про сны и вокруг. Про сны – всё, включая прабабушку.
Тёть Лена задумчиво закурила и очень искренне задушевно сказала:
– Дашуль, знаешь, поковыряв любого ветерана, я всегда нахожу одно: страх обратки. Любой, кто стрелял, зная, что хочет убить, всегда боится обратки. Не пережить обратку. Не успеть среагировать. Не упредить. Не просчитать. И всё такое. Бабам – особенно тяжело. Мужики себе легче объясняют, зачем и почему правильно – стрелять насмерть. А бабам – сложней. Потому что мы не приспособлены для войны. Но… Давай-ка попробуем управляемо пофантазировать.
Вот тут стало нервно. Хотя с другой стороны, что надо было ожидать от профи? Что он расскажет, а не покажет ответ?
Потянулась к сигаретам, спросила осторожно:
– Закурю? Не помешает?
Тёть Лена, весело:
– Валяй. Не помешает.
Закурила, посмотрела на тёть Лену сквозь дым.
Она вздохнула, перестроилась на рабочий тон, сказала чётко:
– Ладно. Это – не гипноз. Я буду просить тебя сделать, мысленно, разные вещи. Если не хочешь или не получается – не делай. Только говори мне об этом. Ладно?
Хмыкнула. Наверное, больше всего от смущения от «говори мне об этом». Кивнула.
А тёть Лена продолжила договорной ввод в сессию:
– Тебе как удобней представлять себя где-либо? С открытыми, с закрытыми?
Подумала пару секундочек, созналась:
– Ну, с открытыми… с закрытыми я сплю… ну и меньше контролирую процесс.
– Ага. Тогда… представь, что ты идешь по улице на окраине города. Ночь, осень, дождик, пусто, темновато. Представила?
– Ага.
– Расскажи, что за местность. Старая постройка, новая?
– Э-э-э… старые дома, двухэтажки. Большие дворы, сараи. Кусты, деревья.
– Ладно. И, вот ты идёшь, и слышишь сбоку за кустами – вскрик, а потом удары ногами. Обходишь кусты, и видишь двух здоровых бандюков, которые месят молодую девчонку. Видишь их?
– Ну, вижу.
– У тебя есть пистолет. И ты его достаешь.
У меня. Пистолет. На привычном месте в кобуре на поясе.
И счас я буду мазать, а потом…
Лицо – скривило от борьбы ужаса с раздражением. Затянулась, посмотрела на теть Лену вопросительно – «может, прервёмся?» Она мягко попросила:
– Вернись, пожалуйста, туда. Ненадолго.
Ну, попробуем. Вздохнула тяжело, кивнула. Вернулась мысленно в картинку. И мысленно переоделась в бабушкин спортивный костюм. И взяла бабушкин ТТ. Почему-то мне казалось, что у бабушки где-нибудь есть ТТ.
Буркнула:
– Ну.
Тёть Лена мягко, медленно:
– Так вот. Ты достала пистолет. Теперь представь, что ты можешь без усилий положить пулю куда угодно. В ногу, в руку, в миллиметре от головы. Ты их обеих полностью, чётко видишь, все их движения и как бы они не дёргались, ты уложишь пулю туда, куда захочешь. Представила?
Вот это было напряжно. Образ рассыпался. Потому что поверх него настырно вибрировала картинка из сна, где я не могу попасть вообще хоть куда.
Так что кивнуть-то я кивнула. Но это было скорей о том, что я услышала и поняла теоретически.
Тётя Лена помедлила, потом спросила:
– Ты будешь их убивать?
Опять же, было сложно представить, что бы я сделала в образе. Наверное, теоретически, я бы не стала стрелять. Но я начала сваливаться в сон, где стреляла изо всех сил…
Я выпрыгнула из памяти в реал, затянулась. Ну, это самое «пых-пых, мысленные картинки – кыш-кыш. КЫШ, СУКА!»
Сказала жёстко:
– Я поняла.
Тёть Лена вздохнула, сказала ласково:
– Торопыга. Ты это… мыслеобраз-то докрути до конца. Ну, там, прострели им ноги, и вызови скорую и полицию и уйди. Или плечи, чтобы сбежали и пули унесли.
Затянулась. Обратила взгляд внутрь. Типа докрутила образ, хотя на самом деле не полезла в картинки, а думала, не съесть ли шоколадку.
Посмотрела на теть Лену, кивнула. Тёть Лена затянулась, и начала рассматривать меня с каким-то умилением.
Я сдержано возмутилась:
– Ну что?!
Она вздохнула, сказала с ласковым смешком:
– Да так, ежика увидела. Фырчит и в комок свернулся.
Я – помедлила. Потом приняла маску, фыркнула.
Поулыбались.
