В свою вменяемость я верю. Хотя рациональная частица разума крутит пальцем у виска, настойчиво внушая, что я – фантазер и такого не бывает. Я, может, и поддался бы… Будь странность единичной. Но то, что творится вокруг, нормальным уже не назвать. И в рамках этой парадигмы – я готов допустить существование ВСЕГО. Быть может, даже и ЕГО САМОГО. Великого Ктулху… А может, и вовсе… Неназываемого…
Отчаянно трясу головой, возвращаясь к реальности. Выбрасываю сломанный ключ, поудобней перехватываю биту.
К черту все!
К черту дымящийся опустевший город, к черту безумную школоту и отдельным посылом – к черту зубастых старушек!
Потопал-ка я лучше к Илье! Вон его предки – сорок лет в пустыне выживали. Ну не мог этот парень слиться за неделю невнятной катастрофы! Не верю! Кто угодно – но точно не Илья!
И, кстати, даже не заглядывая в родительскую спальню соседей, я теперь точно знаю, что значит цифра «четыре» на стене у соседской квартиры. Четыре трупа… И хрен там угадал неизвестный художник, намалевавший у моей двери кривую тройку! Мои все живы! Пока я верю – они обязательно живы!
Лифты ожидаемо не работают, поэтому спускаюсь по лестнице. Мрачновато тут… Грязные окна дают мизер света. С улицы доносится матерная разноголосица ломающихся подростковых голосов. Не знаю, стоит ли этому радоваться – но кто-то еще жив! Неумелые матюки густо разбавлены истеричными криками. Судя по всему, там кого-то бьют. Причем крепко, до животного страха за свою жизнь.
Очень хочется взглянуть на происходящее. Но заляпанные побелкой стекла для взгляда непроницаемы. А выламывать раму и высовывать наружу любопытную голову… Нет, башня у меня одна. И в нее сегодня уже и так стреляли…
Несколькими этажами ниже обреченно воет запертая собака. Хаски, что ли, с двадцатого? Или она лайка? Не, точно хаски! У нее еще на лбу характерный белый хрен между глаз. Что поделать, такой вот выдающийся у породы окрас…
Помнится, у псины еще и хозяйка такая же – фактурная, симпатичная. Старше меня на год, фигуристая и высокомерная, как Клеопатра. Но красивая, зараза. Надо будет заглянуть, спасти… э-э… собачку…
Двадцать второй этаж встречает погромом. На стенах – все те же пугающие цифры – три, семь, один и один. Тройка, семерка, туз. Очко…
Две квартирные двери выбиты, шлейфом от них – брошенное шмотье и редкая кровавая капель. Ничего серьезного – на уровне разбитого носа или порезанной руки. Мародеры-любители, ухо им в рот…
Третья дверь бестолково измочалена, но устояла. Жилище Сан Саныча – складского старшины. Насколько я знаю, телефончик слесаря по металлу батя брал именно у него. Неудивительно, что столь непрезентабельная на вид дерматиновая дверка устояла под бестолковым натиском непрофессионалов.
Относительно цела лишь последняя, четвертая дверь.
Удовлетворенно хмыкаю – я даже не сомневался, что Илья выкрутится. Уверен, что в случае массового попадания на необитаемый остров его номерок в общей «лотерее на принудительное поедание» неизменно будет оказываться последним. И не спрашивайте: «Как?!». Просто смиритесь.
Подхожу, оцениваю вмятины в жестяном полотне, качаю головой. Детский сад и сбоку бантик. Конструкция исключительно от честных и предельно аккуратных людей. Не стучать, не опираться. Испортите.
И все же стучусь. Тихим, но узнаваемым среди своих ритмом. Прислушиваюсь. Выпуклую линзу глазка перекрывает предательская тень. Конспиратор, мать его… Заслонку на глазок для кого придумали?
Делаю паспортное лицо, затем не выдерживаю:
– Илья, да рожай ты уже скорее! Не видишь, что ли – свои?!
Неуверенно лязгают металлом замки, звякает сдвигаемая цепочка. До меня доносится задумчивое бурчание:
– Свой своему поневоле брат…
Дверь распахивается, и настороженный Илья отступает в глубь квартиры. То ли приглашая, то ли заманивая.
Парень младше меня на два года, ему едва стукнуло четырнадцать. Хотя по комплекции он не тянет и на эти скромные годы. Мелкий уж больно, вечный правофланговый в классе.
Смотрит задумчиво, по-птичьи склонив голову и поправляя одним пальцем тонкую дужку круглых гаррипоттеровских очков. Растрепанный, чумазый. Ссадина на скуле, под правым глазом крупный фингал, но в остальном – вроде цел.
Оружия нет – ни в руках, ни на поясе. Хм, беспечно…
Прямо за порогом – заляпанная узнаваемой синей краской банка. Так вот кто у нас «дэд-артом» занимается? Последний ценитель математики на районе?
Колеблюсь неуловимую долю секунды. Жизнь – штука непредсказуемая, но я по-прежнему уверен – Илье можно доверять!
Шагаю вперед, демонстративно качая головой:
– Никогда не понимал людей, ставящих в жестяную китайскую дверь замки четвертого класса защиты… Занятно… Слушай, ты в нее хотя бы пальцем тыкал? Ведь это даже не сталь! Она реально консервным ножом вскрывается! Показать?
Парень едва заметно улыбнулся:
– Не надо. Верю и каюсь. Лоханулся мой батя, факт! Послушай… Саня… А это реально ты? Живой?
Я картинно приподнял бровь и задал контрольный вопрос:
– Есть сомнения? За бортом что – зомби?апокалипсис? И, кстати, вопрос на полном серьезе, без дураков! Я ведь проснулся всего час назад. Что за хрень тут происходит, а?
Вот теперь глаза Ильи полыхнули настоящей радостью. Настороженность из подбитого взгляда исчезла, на лицо вернулась привычная улыбка. Распахнув руки, он бросился ко мне.
– Саня! В рот мне ноги! Реально живой! Ах ты ж чертов везунчик!
Я осторожно похлопал его по спине, затем взял за плечи и отодвинул на пионерское расстояние. Нет, мы, конечно, друзья-товарищи, но не до такой же степени?! Прячу смущение за иронией. Есть у меня такая черта, ага…
– Только не говори, что ты мой потерявшийся брат-близнец.
Илья счастливо оскалился.
– Круче! Я твой потерявшийся мозг! А ты – моя воля, совесть и личная харизма! Черт, Саня! Как же здорово-то! Вот теперь – заживем, вот теперь – всех нагнем!
Скептически хмыкаю.
– А кулаками у нас Алик будет?
Илья звонко хлопает себя по лбу:
– Точно! А я все думал – кем прикрыть это направление? Степанян – идеален! По крайней мере – до первого гормонального взрыва…
На лбу парня медленно проявляется красный отпечаток ладони, но он по-прежнему весел, бодр и суетлив.
Демонстративно осматриваю его с ног до головы: слива под глазом, тощие ручки-ножки, обгрызенные ногти. На затасканной футболке с трудом угадывается принт подмигивающего Эйнштейна. Лицо ученого заляпано многочисленными коричневыми пятнами. Похоже, не так давно Илюхе качественно подбили нос.
Эх, Аника-воин…
Скептически уточняю:
– Ну а вместе мы тогда кто? Солянка сборная?
Илья глянул на меня серьезно, выдержал театральную паузу, затем многозначительно поднял палец:
– Вместе мы – банда!
Заржав собственной шутке, он схватил меня за руку и потащил в комнату. Слова лились из него безостановочным потоком. Пару раз Илюха оглядывался, словно желая убедиться, что я ему не приснился.
А я слушал, при этом пытаясь понять – вот как можно так весело смеяться с абсолютно серьезными глазами? Холодными стальными глазами. Брр…
– Саня, расклад такой – за окном полная жопа! Забудь все книжки про «постап» и «БП» – какими бы жестокими они ни казались! На фоне текущей реальности – они не более чем розовые утопические сопли! Не хочу давить тебя жестью, еще насмотришься. Просто – поверь. И таки да, можешь улыбаться и радоваться дню сегодняшнему – ведь завтра будет еще хуже.
Я вспомнил увиденное на балконе, скрипнул зубами и хмуро кивнул. Верю.
Сбросив с дивана объемные пачки научных журналов, Илья сделал приглашающий жест рукой. Усевшись сам, поджал под себя ноги в удивительно чистых, хоть и разноцветных носках, продолжил:
– Комету помнишь? «Залетный гость из глубокого космоса», «разминулись лишь чудом» ну и прочую истерику в интернетах? Военные под шумок даже отстрелялись по ней чем-то ядерным. Причем на удивление синхронно, единым залпом со всех континентов… Не знал? Ну да не суть, все равно не помогло… Короче, Земля прошла через кометный шлейф. Таки да – это было офигенски красиво, по-научному необъяснимо и вроде как – абсолютно безопасно. Большие головы облегченно выдохнули, а наутро – не проснулись…
Я застыл. В груди словно разбилась банка с жидким азотом. Лед и пламя… Мама, отец, сестра! Хрипло выдохнул:
– Все?
Илья посмотрел на меня сочувственно, затем закусил губу и отвел заблестевшие глаза в сторону – на фотографию, заботливо проклеенную по углу новенькой черной лентой. На фото невысокий офицер-пограничник обнимал хрупкую женщину с младенцем на руках. Рядом с мамой стоял Илья – неожиданно серьезный и немного насупленный.
– Все… Все те, кто младше пяти и старше шестнадцати. И чем ближе к верхней границе – тем меньше шансов проснуться. Я спал два дня. Ты – тринадцать. Причем последний проснувшийся до тебя – сделал это дня три назад…
Сердце пропустило удар, но я вычленил из информации главное. И взорвался:
– Мне семнадцать во сне исполнилось, идиот! И раз бывают исключения, то и нашим родителям могло повезти! Ты на хрена их в мертвецы записал?! Ты трупы видел, нет?! Они же в гарнизоне, на точке в это время были – красная тревога, повышенная боеготовность по всему округу! Там убежище – тринадцать метров под землю! И бетонная плита – два с полтиной плюс арматура! Оперативно-координационное управление, группа мобильных действий, понимать надо! Илюха, ты чего?! Ну нельзя жить без надежды, просто – верь!
Под моим напором Илья ошеломленно замер, затем заторможенно кивнул. Медленно и нерешительно – он встал и подошел к фото. Взяв его в руки, долго всматривался в родные лица. Наконец, шепнув: «ну а вдруг?..», он зло сорвал черную ленту, вытащил фотографию из рамки, сложил ее вчетверо и бережно спрятал в карман.
– Ты… наверное… прав… Всегда должна быть надежда! Мало ли что я видел? Может, и вовсе – приснилось мне… гадкое… Я ведь хреново нынче сплю. Только таблетками и спасаюсь… Спасибо, Саша… Ведь реально они могли в «Ваулте» отсидеться или шприц какой-то из спецаптечки применить!? Там же c полсотни наименований, причем половина – засекреченные, номерные! Главное – верить…
Интерлюдия: Илья
Родителей и брата он хоронил сам. Под самое утро – когда ушли вместе с темнотой страхи, когда утихли ночные гульбища и яростные подростковые разборки.
Еще подвывал где-то позабытый магнитофон, лениво постреливали в районе супермаркета да в доме напротив устало стонала под очередным насильником неизвестная девчонка.
«Уже третьи сутки…» – отметил про себя Илья. Отметил устало и абсолютно безразлично. А следом пришла еще более страшная мысль: когда они ее уже окончательно заездят? Ведь невозможно же!
Илья не удивлялся собственной бесчувственности. Он был занят.
Его руки зашивали цветастую наволочку, в которой лежало бережно укутанное тельце младшего брата.
Ну а разум… Разум кипел от сознательно заданной сверхнагрузки. Илья решал в уме сложное логарифмическое неравенство. И его абсолютно не беспокоило то, что он уже давно запутался в формулах и явно шел по ошибочному пути.
Он просто не мог и не хотел осознавать себя «здесь и сейчас». Сработал предохранитель инстинкта самосохранения. Безумие и так бродило где-то совсем близко. Дышало холодом в спину, шаркало сзади, заглядывало через плечо…
Вот и приходится от него прятаться. Внутри самого себя. По-другому гасить восприятие Илья не умел. Хотя… Ведь можно таблетками прикрыться? Тупо приглушить все эмоциональные чувства?
Пересохшие губы разжались и медленным речитативом затянули песню-мантру:
Камни врезаются в окна, как молнии Индры,
Я нахожу это дело довольно забавным.
Ты понимаешь, что мне было нужно развлечься;
Мне надо чем-то лечить душевные травмы.
У-у-у… Транквилизатор…
Илья отложил в сторону недошитый саван и бездумно уставился на исколотые, обильно кровоточащие пальцы. И когда только успел? Он совсем не чувствовал боли…
Значит, нужно встать, дойти до аптечки и отыскать там йод. И… кое-что еще… Витька Цой не мог ошибаться…
* * *
Илья нервно тараторит и безостановочно мечется по комнате. За его спиной рушатся стопки книг, которыми заставлено все свободное пространство. Пирамиды из журналов, сталагмиты из справочников, колонны из брошюр. Фантасмагория…
Вместе с россыпью пальчиковых батареек с подоконника валится туристический фонарик. Звук его падения мгновенно приводит Илью в чувство. Бросившись к фонарику, парень с тревогой ощупывает прорезиненный корпус. Нажав пару раз на кнопку, убеждается в наличии узкого, «потайного» луча. Облегченно выдыхает, бережно возвращает на место хрупкое устройство.
Я и сам успокаиваюсь далеко не сразу. Делаю пару вдохов-выдохов, приводя мысли и эмоции в порядок.
– Слушай, Илья… А ты вообще, взрослых… ну в смысле… мертвых… Блин! Короче, тела погибших – видел?
Илья косится на меня с пониманием:
– Все еще не веришь?
Раздраженно отмахиваюсь:
– Да верю я, верю! У соседей моих, «семейки Ка» – ну ты их знаешь! – бабушка на кухне лежит. Странно так лежит… Лично наблюдал – чуть не поседел…
– Я тебя удивлю, но только в нашем подъезде таких тел не меньше трех сотен. По два-три на квартиру. Но наш народ… он такой – быстро ко всему привыкает. И ты перестанешь вздрагивать. Некоторые вон даже куражиться начинают, глумятся. Насмотришься еще фэнтезийных инсталляций. Волосы начинают шевелиться. Уроды, блин…
Мысленно вздрагиваю – бррр… Не дом, а филиал безумного морга.
– А вот всякого странного ты не замечал? С… с трупами связанного?
Илья посмотрел на меня внимательно, затем медленно кивнул.
– Ты тоже обратил внимание? Они ведь не разлагаются! И не пахнут! Тают, словно свечи – подкожный жир куда-то уходит. Чуть усыхают… Мумифицируются, что ли?
– И все?
Илья не выдержал:
– Тебе мало?! В радиусе двадцати метров от нас – не меньше полусотни якобы мумифицированных трупаков! Да, спасибо Комете и тому, что она приволокла с собой, – тела не разлагаются. Иначе город уже бы давно превратился в гниющий могильник. И хлебали бы мы полной ложкой весь классический букет: чуму, холеру, тиф… Но вот почему они такие? Ты их щупал? Они ТЕПЛЫЕ, Саня!!! И, кстати, кто их хоронить будет?!
Последние слова он почти выкрикнул, при этом покосился на свои покрытые ссадинами руки и зачем-то торопливо спрятал их за спину.
Задумчиво пожимаю плечами. Судя по тому, что я видел, – там не хоронить нужно, а кремировать под молитвы и песнопения. Но пугать Илью еще больше – я не хочу. Парень и так на грани срыва. Если уже – не за гранью…
