Долгосрочное планирование. Космоопера
Марина Аницкая
Космоопера по мотивам Данте Алигьери – о том, каково бы пришлось обычному нормальному человеку, если бы мир был устроен так, как он описан в прозе и поэзии Данте, а ему (или ей) хотелось бы жить в этом мире долго и счастливо. Невзирая на противостояние космических сверхдержав, сложности симбиоза с «нематериальными интеллектами», драму в личной жизни, мистические видения и необходимость выполнять обязанности перед кланом. Например, вступить в брак по расчету для повышения homo-индекса.
Долгосрочное планирование
Космоопера
Марина Аницкая
Иллюстратор WOMBO (Dream.ai)
© Марина Аницкая, 2024
© WOMBO (Dream.ai), иллюстрации, 2024
ISBN 978-5-0064-2511-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
INTRO
что говорит
Великая Госпожа
на пороге райского сада
одному из многих и многих, тех,
кто взывал к Ней?
«не кланяйся —
не поклон выражает истинное уважение»
касается лба —
поцелуй звезды
вздергивает голову вверх,
взгляд ввысь
тонкий луч проходит насквозь,
пришивая к небу
рассыпается искрами белый смех —
радость сестры
гордость матери
любопытство ребенка —
все, все бутоны
раскрываются в этом саду
под взглядом Владычицы Роз
и ты тоже
Она
касается взглядом,
задерживает дыхание —
кто, кто, кто ты будешь
кем, кем, кем ты станешь
на моей ладони
в сияющем саду
Вечности
1
– Меня зовут Джемма Донати. Нам надо поговорить.
Имя моего мужа вы знаете. Имя его великой мистической любви – тем более.
Смешно даже предположить, что вы – вы! сделав то, что вы сделали! – не знаете того, что знает вся галактика.
Но, на всякий случай – я начну с самого начала.
Его семья была знатнее; наша семья была богаче. Нас обручили в 12 лет, как это издавна было принято – семьи обменялись генкартами, опекуны поставили подписи на контракте. Меня представили угрюмому мальчику в официальном наряде. Ничто в его генетической карте не предвещало того, кем он может стать; кем он станет. Мне запомнился угрюмый взгляд из-под челки и нашивка на рукаве – черная, в отличие от моей белой. Он был из «нери». Всем детям на день обручения шьют капитанскую форму – призывающую символизировать, что они уже взрослые, что они теперь наравне со всеми несут ответственность перед людьми и ларами Станции.
Мы торжественно обменялись символами сочетания – скан сетчатки, отпечаток пальца. Судья торжественно отрезал у каждого прядь волос – призванную удостоверить, что вступающие в договор натуральные, природорожденные Homo, а не синтетические конструкты. Судья простер руки и призвал ларов Станции быть свидетелями заключаемого договора. Я протянула палец, тонкая алтарная игла клюнула меня в руку. За спиной Судьи вспыхнула красивая голограмма, иллюстрирующая уровень нашей генетической совместимости. Судья провозгласил, что духи Станции согласны благословить наш союз. Мать за моей спиной шумно выдохнула – конечно, лары почти никогда не отказывали потомкам Основателей, но все-таки такой бывало. И, что гораздо важнее – это означало, что лары примут и детей от этого брака. Генетическая линия Основателей не прервется, и лары, принявшие этот союз от имени Станции, будут обязаны им подчиняться. Конечно, это не означало, что потомкам от брака потом не придется самим учиться договариваться с семейными пенатами и духами предков – но это означало, что у них хотя бы точно будет возможность попробовать.
Лары Станции игнорируют чужаков. Именно поэтому к управлению Станцией допускаются только потомки ее Основателей, именно поэтому браки с чужаками дают резкое понижение социального индекса, именно поэтому на нас лежит обязанность вступить в брак с генетически подходящим партнером, именно поэтому обручение происходит как можно раньше – чтобы не упустить выгодную партию. Не оказаться в ситуации гражданской смерти, не имея возможности управлять собственным домом – человек, которого не признает домашняя нейросеть, оказывается в положении домашнего животного или младенца.
Сосуществовать с ларами нелегко. Но только они помогают Станции сохранять независимость и от Высокого Престола Романы, и от Империума. Те были бы рады подмять нас под себя – но лары Станции бесполезны без людей Станции, и от нейросетей Станции нет толку без людей, которые их обслуживают. Это издревле исключало прямой военный конфликт – но выливалось в бесконечные интриги, в непрерывные попытки сверхдержав склонить Старые Семьи на свою сторону, в непрерывные попытки Старых Семей выторговать себе что-то путем ненадежных обещаний. И «бьянчи», сторонники Романы, и «нери», поклонники Императора, были бы рады избавиться от противников, получить единоличную власть над Станцией, наконец-то, установить единственно верный миропорядок – но пока никому не удавалось это сделать. Распря тянулась из поколения в поколение – тлея по углам, прорываясь пожарами и беспорядками, но не угасая. Кто-то продолжал надеяться, что однажды сможет прийти к власти. Кто-то – как мой отец – искал способа не потерять положения, кто бы к ней ни пришел.
Именно так я, Джемма Донати из семьи «бьянчи» оказалась обручена с Дезидерио дель Анджелини из клана «нери».
Высокий Престол всегда чтил биологизм и «естественность». Дель Анджелини, как многие «нери», держались ее во имя религиозности. Мой отец, как большинство «бьянчи», не верил ни во что, кроме банковских котировок, но считал, что только льготы для «естественнорожденных» позволят удержать баланс под все нарастающим давлением Империума.
У независимости Станции была своя цена – старший сын должен был быть обучен на боевого пилота, готового в любой момент встать в ряды ополчения. Кто-то – как мой старший брат – мечтал об этом с детства. Кто-то – особенно те, у кого было не очень много денег, чтобы установить самые лучшие импланты, и не очень много сыновей, чтобы генетическая линия была в безопасности, даже в случае гибели первенца – искали способы обойти обычай, не нарушая закона.
Семья Анджелини отправила сына обучаться на Векку. Прелесть Векки была в том, что она пользовалась неприкосновенностью – любой, кто умудрился там высадиться и получить статус студиозуса, не мог быть ни выдан, ни призван на иную службу. Взамен, конечно, надо было учиться (и/или участвовать в сомнительных экспериментах, которыми Векка славилась ничуть не менее, чем своими учеными, теологами и нотариусами). Но для того, кто оказался бы достаточно удачлив (или достаточно вынослив), появлялся шанс вернуться обратно с хорошим образованием, экспериментальными имплантами, полученными за гораздо меньшую цену – и не быть отвергнутым ларами по возвращению.
Векка среди ученых была тем же, чем Станция среди торговцев – некоронованной, независимой, невыносимой, омываемой бесконечными политическими штормами, захлебывающейся, но никогда не тонущей.
Маленький угрюмый мальчик канул в нее, как камушек в воду. Я сунула медальон с прядью волос в дальний ящик, и забыла о нем на годы.
– Простите, все наши счета заблокированы… – миловидная женщина рядом со мной смущенно потупилась. – Но дон Корсо сказал нам…
– Да, да, конечно, – я скосила глаза на подсказку, незаметно выброшенную коммом, – миз Ким. – Когда пересечете границу и окажетесь под юрисдикцией Престола, укажете, что на Станции вы останавливались в семье Донати. Этого будет достаточно. Социальный рейтинг есть социальный рейтинг.
Женщина вздохнула:
– И там рейтинг…
– Насколько я знаю, это только для не-граждан Романы и тех, кто находится за ее пределами, – успокоила я ее. – Нам нужна репутация, чтобы иметь возможность поддерживать контакты с Романой. Говорят, внутри пред Высоким Престолом все равны.
– Ох, если бы…
– Вашу руку, пожалуйста.
Она протянула мне ладонь. Я взяла ее в свою:
– Сим провозглашаю миз Кве Чан Ким и миста Пак Чве Ким гостями под этой крышей и прошу ларов и пенатов этого дома оказать им благорасположение.
Миз Ким затаила дыхание. Дверь со щелчком отъехала в сторону. Миз Ким обернулась ко мне. В глазах у нее блеснули слезы благодарности.
– Спасибо! Спасибо!
Я качнула головой:
– Ну что вы. Никакого риска не было.
Миз Ким закивала.
