– А с другой стороны?
Тимофей внезапно переменился и эмоционально высказал:
– Хочешь погубить народ – истреби его язык! С чего начать? С воспитания.
С иезуитов это и имело свое начало! Есть ли в наше время хоть один дом, кроме самых бедных, в котором бы детей наших не воспитывали французы? Это обыкновение так возросло и усилилось, что уже надо быть героем, чтобы победить предрассудок и не последовать общему течению! Попытайтесь сказать, что языку нашему, наукам, художествам, ремеслам и даже нравам принятое по несчастию всеми правило наносит вред?!
Тихомир, недопонимая, спросил:
– А что плохого в том, чтобы изучать французский язык?
Тимофей укоризненно покачал головой и на одном дыхании, возбужденно выпалил:
– Для чего истинное просвещение и разум велят обучаться иностранным языкам?
Для того, чтобы приобресть познания. Но тогда все языки нужны! На греческом писали Платон и Гомер, на латинском – Вергилий и Цицерон, на итальянском – Данте и Петрарка, на английском – Мильтон и Шекспир. Для чего ж без этих языков мы можем быть, а французский нам необходимо нужен? Ясно, что мы не о пользе языков думаем – иначе за что нам все другие и даже свой собственный язык так уничижать перед французским, что мы их едва разумеем, а по-французски ежели не так говорим, как природные французы, стыдимся на свет показаться? Стало быть, мы не по разуму и не для пользы обучаемся ему, что ж это иное, как не рабство?
* * *
Тимофей немного успокоился и отдышался:
– Скажут: да он потому необходимо нужен, что сделался общим и употребительным во всей Европе. Я о Европе сожалею, но еще более о России сожалею. Потому-то, может быть, Европа и пьет горькую чашу, что прежде, нежели оружием французским, уже была побеждена их языком. В переведенной с французского книге «Тайная история нового французского двора» описывается, как их министры, обедая у принца своего – Людвига, рассуждали о способах искоренить Англию. Один из них, Порталис, говорил: «Всеобщее употребление французского языка служит первым основанием всех связей, которые Франция имеет в Европе. Сделайте, чтоб в Англии также говорили по-французски, как в других краях. Старайтесь истребить в государстве язык народный, а потом уже и сам народ. Пусть молодые англичане тотчас посланы будут во Францию и обучены одному французскому языку, чтоб они не говорили иначе, как по-французски, дома и в обществе, в семействе и в гостях, чтоб все указы, донесения, решения и договоры были писаны на французском языке. И тогда Англия будет нашею рабою».
* * *
Тимофей замолчал и отвернулся к окну.
* * *
После долгой паузы Тихомир спросил:
– Так что же русский язык?
Тимофей, уже, казалось, совершенно успокоившись, посмотрел на него и ответил:
– Я всего себя самого посвятил изучению русского языка, или лучше сказать – славяно-русского языка! Теперь боюсь, что мне одному остатков жизни не хватит восстановить забытый корнеслов и оживить для всех на земле древо жизни.
Наш язык – древо, породившее отрасли иных наречий!
Исследование языков привело меня к одному первобытному языку и открыло: как ни велика их разность, она не оттого, чтоб каждый народ давал всякой вещи свое особое название. Одни и те же слова, первые, коренные, переходя из уст в уста, от поколения к поколению, изменялись, так что теперь сами на себя сделались не похожими, пуская от этих изменений своих тоже сильно измененные ветви. Слова показывают нам, что каждое имеет свой корень и мысль, по которой оно так названо.
Правильность и непрерывное течение мыслей, видимое в словах славяно-русских, так велики, что ежели бы человеческие умы открыли, объяснили для себя их изводы, то знание всех вообще языков озарилось бы непроницаемым доселе светом. Светом, освещающим в каждом слове первообразную, произведшую его мысль.
* * *
Тихомиру очень ясно вспомнились слова Знахарки: «…Вторые принесли с собой очень много бед, и самое страшное то, что они разделили единый язык на многие и переврали истинное значение слов…»
* * *
Тимофей тем временем продолжал:
– Ни один язык, особливо из новейших европейских, не может равняться по этому преимуществу с нашим. Иностранным словотолкователям, для отыскания первоначальной мысли в употребляемых ими словах, следует прибегать к нашему языку. В нем ключ к объяснению и разрешению многих сомнений, который они тщетно будут искать в своих языках. Мы сами можем увидеть во многих употребляемых нами словах, почитаемых за иностранные, что они только по окончанию чужеязычные, а по корню – наши собственные.
Не надлежит слово человеческое почитать произвольным изобретением каждого народа, но общим источником, текущим от начала рода чрез слух и память от первейших предков до последнейших потомков.
Как род человеческий от начала своего течет подобно реке, так и язык с ним вместе. Народы размножились, рассеялись и во многом изменились лицами, одеждою, нравами, обычаями. И языки тоже. Но люди не престали быть одним и тем же родом человеческим, равно как и язык, не престававший течь с людьми, не престал, при всех своих изменениях, быть образом одного и того же языка.
Тихомир нетерпеливо перебил его:
– А как же древние языки – греческий или латинский?
Тимофей покачал головой:
– Все древние языки, кроме славянского, сделались мертвыми или малоизвестными, и хотя новейшие ученые мужи и стараются приобретать в них познания, но число их мало, и сведения в чуждом языке не могут быть столь обширны. Новейшие же языки, заступившие на место древних, потеряв первобытные слова и употребляя только их ветви, не могут более быть верными путеводителями к своим началам.
* * *
Где-то невдалеке раздался колокольный звон.
Тимофей встал и перекрестился на икону.
Его примеру торопливо последовала Марфа.
3 серия
Эпизод 1. Заветы
Тихомир с удивлением увидел, как Тимофей перекрестился:
– А брат твой, Афанасий, в Бога не верует!
Тимофей отмахнулся:
– Знаю я: верит он в Высший разум!
История эта длиною в жизнь, в мою жизнь и в его, стало быть…
Мы с ним сызмальства были не разлей вода. Вместе постигали языки да науки. Особливый интерес имелся у нас к священным писаниям да лицевым летописным сводам. Думалось нам в ту пору: откуда род людской на земле народился да откуда язык человеческий проявился?
Старые писания довелось нам держать в руках – писанные еще до расколов церквей.
И на древнегреческом, и на древнеиудейском, и на латыни читали мы древние книги.
Тихомир непроизвольно провел рукой по карману, где лежал компактный томик Ветхого Завета Масоретского издания Русской православной церкви, который внимательно изучал по дороге:
– Священные Писания?
Тимофей подтвердил:
– Появление первого Священного Писания ведется от святого пророка Моисея.
Тихомир вполголоса переспросил:
– Пророка Бога или пророка Господа?
Тимофей, помолчав, сказал:
– Это стало самым первым что ни на есть противоречием между мной и братом – Бог или Господь, Элохим или Яхве…
* * *
Возникла пауза.
Марфа заерзала на лавке, и та скрипнула.
* * *
Тимофей встрепенулся и тяжело вздохнул:
– Дальше – большее последовало… раскол…
Тихомир вопросительно посмотрел на Тимофея, тот, отведя взгляд, продолжил:
– Мы спорили, кем было написано первое Священное Писание.
Тихомир удивился:
– Так все знают, что Моисей получил откровение и записал его.
Тимофей кивнул:
– Сказано, что Бог воззвал к Моисею, призвав вывести народ Израиля из Египта.
Тихомир прищурился:
– Бог или Господь?
– Чтобы не было между нами споров, будем говорить «Всевышний» – «Аз есмь сущий»! – Тимофей затряс головой. – В другой раз, уже после Исхода из Египта сынов Израиля, Моисей получил от Всевышнего каменные Скрижали Завета с десятью заповедями. Так был заключен завет между Всевышним и избранным народом.
Тихомир переспросил:
– Заключен завет?
Тимофей объяснил:
– Завет – это договор.
Тихомир понимающе кивнул.
Видно было, что Тимофею было тяжело ворошить былое, и он тихо, еще находясь в своих мыслях, произнес:
– Я считал, что вместе с заветом Моисею были открыты истины Священного Писания, после чего он изложил свое Пятикнижие, записав на свитках пергамента.
Тихомир подтолкнул Тимофея к ответу:
– А брат твой, Афанасий, думал, что это не так?
Тимофей тяжело вздохнул:
– Брат считал, что Пятикнижие было написано несколькими авторами и уже после жизни Моисея. Он справедливо замечал, что в Священном Писании указаны цари, жившие после Моисея, что в нем описывается земля Израиля, или так называемая Палестина, какой она была уже во времена самих иудеев, объясняется происхождение названий мест. Брат рассуждал, что Моисей не мог знать тех царей и никогда не бывал в той земле – так мог ли он об этом знать, а после – написать?
Тихомир выразительно посмотрел на Тимофея.
Тот ответил:
– Я на то время думал, что Моисей, как Пророк, мог все видеть наперед!
Тихомир спросил:
– И из-за этого между вами возникла ссора? Раскол длиною в целую жизнь?
Тимофея покоробил вопрос, но он ответил, глядя прямо в глаза собеседнику:
– Пятикнижие являет собой пять первых книг Ветхого Завета, писанных на древнем иудейском языке. Пятикнижие на древнеиудейском языке называется Тора, что означает «учение». Изучая Тору, многократно переписанную в разные времена, мы поняли, что произошла подмена «учения» и текст Пятикнижия далек от исходного. От этого и Новый Завет, который ссылается на писания Ветхого – неправедный!
Тихомир удивился:
– Как так могло получиться?
