Орфей "Багровый – цвет мостовых"

Вода прояснила взор и мысли Гаэля; он опустился на предложенный стул и тут же стремительно поднялся, глядя прямо в глаза верного слуги.

– Как же я вам благодарен, – молвил юноша и заключил в объятия старого друга. – Как же я вас люблю!

Растроганный старик что-то забормотал и смутился. Оправившись от порыва чувств, Гаэль переменил встревоженность на серьезность.

– Я знаю обо всем. О тех трудных годах, о том, что вы были единственным помощником моего отца. Прошу… – он запнулся, пытаясь найти слова. – Расскажите мне больше. Мне необходимо это знать.

В тишине прозвучали мерные удары секундной стрелки; еще пару таких биений слуга и молодой господин смотрели друг на друга.

– Вспоминать не легко, – отводя взгляд, сказал Моретти.

– Мой добрый друг!.. – взмолился гость.

Переменившись в настроении, слуга поплелся к небольшой тумбе и молча извлек из нее желтоватый конверт с нетронутой сургучной печатью.

– Вы нарушали обещания? – спросил он перед тем, как вручить письмо.

Гаэль недоуменно качнул головой, вперив глаза в неизвестную вещь.

– А я делаю это сейчас, – протянув конверт молодому господину, изрек Моретти. – Можете ли вы не говорить синьору Равелло, что это письмо у вас? Я был бы вам благодарен.

С удивлением и трепетом рассматривая отданный клочок памяти, Гаэль едва услышал просьбу старого друга, однако кивнул.

– Про что здесь написано? – понизив голос, спросил он.

– Это письмо вам, – прозвучал ответ.

– Мне? От кого?

– От синьора Равелло.

В полном изумлении юноша нахмурился и некоторое время молчал. Затем, перешагнув через потрясение, он спрятал конверт во внутренний карман пиджака.

– Спасибо огромное, дорогой Моретти! – поблагодарил незваный гость.

Старый слуга, не поднимая головы, кротко кивнул; сжатый и подавленный, – таким его запомнил Гаэль, уходя.

Отъезд

Утром Тома разбудили голоса, звучавшие под окном. Один из них принадлежал Гаэлю, только то, что он говорил, мальчик разобрать не мог. Потянувшись, он бросил мутный взгляд на саквояжи и вспомнил про отъезд. Гаэль вчера вечером предупредил маленького брата, и теперь малыш ждал этого не меньше.

Тома протяжно зевнул.

Покинув теплую постель, он выглянул в окно. Его старший брат, облаченный в дорожную одежду, разговаривал с синьором Равелло. Неожиданно прервав беседу, Гаэль поспешил к дому и скоро показался в дверном проеме, за спиной Тома.

– О, ты уже проснулся! – сказал он, входя. – Я не хотел тебя будить, ты спал так крепко.

Мальчишка обернулся и нетерпеливо воскликнул:

– Но я уже готов ехать!

– Прекрасно, однако стоит поесть перед дорогой, – остудил его пыл Гаэль.

Он распахнул дверцы платяного шкафа и снял с вешалки одежду своего спутника. Придирчиво глядя на поношенную рубашку и стертые на коленях брюки, студент заявил, что в Париже он обязательно подберет для Тома новый костюм.

Юноша удалился, и малыш, спешно переодевшись, вслед за ним спустился на первый этаж.

Позавтракав тостами с медом и молоком, путники сердечно распрощались с синьором Равелло и Моретти и покинули милый двор. Ближе к центру города они нашли карету и на ней направились в Париж.

В полдень карета завернула на улицу Гренель.

Тома не мог усидеть на месте, постоянно вертя головой в разные стороны, всматриваясь в лица прохожих, в окна зданий и витрины магазинов. С его губ неустанно срывались краткие восторженные восклицания. Иногда обращая внимание на Гаэля, мальчик подмечал его угрюмость, ему не свойственную, и тоже погружался в трясину серьезности; но неизведанные звуки и новые голоса, слышимые всюду, завладевали им и восполняли озорство.

Путники сошли на улице Бельшас.

Затекшие за время поездки, ноги Тома слегка подрагивали. Он списывал все на волнение, и это было правдой; мальчик крепко сжимал клочок рукава старшего брата. К слову, Гаэль тоже переживал, что малыш замешкается и потеряется, но руки его были заняты саквояжами.

– Мы уже пришли, – сообщил юноша, останавливаясь у трехэтажного здания.

Квартира Гаэля располагалась на втором этаже. Прихожая, единственная просторная комната, совмещала в себе функции гостиной и зала. Огромное преимущество вносило расположение жилища; солнце било в окно, потопляя все пространство приятным светом. Под этим же окном распластался дешевый коврик, потрепанные углы которого уходили под клетчатые кресла. Слева от входной двери находились крючки предназначенные для одежды, обычно одиноко пустые.

– Это место красивое, – выразил искренние мысли Тома, обойдя всю комнату и выглянув в окно.

Гаэль разгрузил один саквояж и подошел к футляру с альтом.

– Хорошо, что ты так считаешь, – хмыкнул он, а затем серьезно прибавил: – Конечно, тут уютно. Я снимал эту квартиру раньше, до отъезда в Лондон, и до сих пор она мне нравится.

Небрежно отыграв короткую польку, юноша положил инструмент на подоконник и обернулся к маленькому брату.

– Как я обещал, мы пойдем за новой одеждой! – бодро сказал Гаэль; перемена в его настроении зеркально отразилась на лице Тома.

Вдвоем они покинули квартиру и, держась за руки, пошли вниз по Бельшас, к Гренель, а затем к улице Бак.

День близился к вечеру, когда на улице Университета, в сторону Латинского квартала, весело переговариваясь, шагали фигуры ребенка и взрослого. Конечно, ими были Тома, наряженный в новые брюки и белую сорочку, отливающую голубизной, и Гаэль в легком темно-синем костюме с воротником и белоснежным шейным платком. Не обращая внимания на прохожих, они неторопливо шли, занятные только своей беседой.

На углу улицы Пуатвен они затронули в своем разговоре тему истории, заговорили о крестовых походах и странах востока. Совершенно не вникая в слова, как подобает всем вежливым незнакомцам, люди огибали их и шли восвояси; однако, когда речь зашла о Византии, из массовки выделилась фигура и остановилась, преградив дорогу путникам. Заметив сие препятствие ранее, они планировали его обойти, но фигура, по-видимому, не желала такого поворота событий и настойчиво заслоняла путь. Не отдавая должного внимания персоне, двое не прекращали оживленную беседу. Все же суждено было им приблизиться к незнакомцу; тогда Гаэль, не глядя, буркнул:

– Позвольте пройти.

– Не позволю, – нагло ответил незнакомый господин, и Гаэль вздернул голову, чтоб посмотреть в глаза этому нахалу.

И обомлел, отступив на шаг. Тома с опаской прижался к старшему, тоже всматриваясь в человека. Нежданный радостный смех Гаэля поверг ребенка в удивление.

– Жозеф! Бог ты мой! – воскликнул юноша в восторге простирая руки к незнакомцу.

– Благодарю, что узнал, – слегка обижено, но все же с улыбкой проговорил тот. – И как давно ты в Париже? Почему мы встретились сейчас, в конце июля, а не в начале июня?.. Черт, столько вопросов!

– И на все я отвечу! – пообещал Гаэль. – А пока пойдем с нами в «Зонт», как раньше!

– Только что оттуда, – признался Жозеф, однако отказывать не думал.

Втроем они продолжили путь. Тома, совершенно ничего не понимая и не требуя объяснений, внимательно слушал переполненные эмоциями голоса двух своих провожатых и неустанно, но тайком, вглядывался в объявившегося друга Гаэля.

Жозеф – высокий и широкоплечий, двадцати двух лет, с розовыми, точно на морозе, щеками, по-детски открытым и по-разбойничьи хитрым взглядом. Одет он был просто, не по моде, но не без вкуса. Тома поражался его раскатистому баритону и первое время испытывал огромное недоверие, что, к чести сего молодого человека, не имело никаких оснований.

– Как долго ты здесь? – расспрашивал Жозеф, порой бросая недоуменные взгляды на ребенка.

– Только сегодня приехали. В обед.

– Так почему ты не навестил меня? Живем на соседних улицах, практически соседи!

– У меня были необходимые дела, – пояснил Гаэль. – Я бы навестил тебя позже.

– Врешь, – заявил собеседник. – Тебя надо ловить, как рыбу.

– Оставим это, – фыркнул со смеху юноша, качая головой. – Ты, вероятно, задаешься вопросом, кто же это милейшее создание.

– Невероятная чуткость, месье!

– Это Тома, – представил Гаэль. – Мой названый маленький брат. Мой дорогой Тома, вы имеете честь видеть пред собой великого философа современности, Жозефа Бранша.

Жозеф послал ребенку веселый взгляд и добавил:

– Не верь этому шалопаю, если он будет худо говорить обо мне. Все, что звучит плохо – бред, клевета и бесстыдная ложь!

Приняв слова серьезно, малыш непонимающе захлопал глазами.

Тем временем они дошли до поворота; на углу улицы Пуатвен располагалось здание, первый этаж которого служил кафе. К слову, в одной из квартир на втором этаже жил сам хозяин сего заведения. Оно не пестрило яркими красками. И снаружи, и внутри, как позволяла видеть скромная витрина из шести квадратиков стекол, все было либо из дерева, либо имело бурый оттенок. Единственный остро выделяющийся предмет – красная локтевая маркиза, отбрасывающая тень на мастерски выструганную доску над дверью и витриной. На этой доске значилась со старанием выжженная надпись «Кафе “Рваный зонт”», постояльцы обзывают его «Зонт», ведь так быстрее.

Пожаловав в кафе, трое молодых людей нашли его положительно пустым. Лишь хозяин и пара скучающих официантов за одним из круглых столиков. Они поднялись со своих мест при виде вошедших и безмолвно уставились на мастера.

– Гаэль! – искренне обрадовался тот, выходя из-за стойки. – Как давно мы не виделись…

– Привет, Мар! – с такой же теплотой улыбнулся гость и пожал ему руку. – И впрямь, четыре года прошло!

– А вот его я видел десять минут назад, – смешливо сказал Мар, указывая на Жозефа.

– Я тоже скучал, – вставил он.

– Заметно, знаешь ли! – лукаво шепнул Гаэль хозяину кафе. – Ты его раскормил.

– Да и по тебе не скажешь, что ты в Англии ремни от голода варил, – беззлобно пробурчал Жозеф, садясь за столик.

– Аккуратнее, – продолжал Мар, обращаясь к Гаэлю и в душе не до конца веря, что это именно он перед ним. – Не задень его за живое.

Вымотанный долгой прогулкой, Тома опустился в кресло рядом с Жозефом, не сводя глаз со старшего брата.

– Не представляешь, как я рад тебе, Гаэль! – выплеснул свое счастье Мар. – Присаживайся. Как в старые времена! Что ты будешь?

Следуя совету, юноша сел за столик с друзьями.

– Но только ты будешь есть с нами! – попросил он, чем вызвал умильную улыбку на круглом лице мастера.

– Для начала я буду вашим верным слугой, а после превращусь в старого друга, – согласился Мар. – Чего изволите? Считаю, что тридцатилетнее вино вправе показаться на вашем столе, оно ждало своего часа, как я – своего друга.

– Нет, – сконфуженно качнул головой Гаэль, когда с губ Жозефа уже готово было сорваться «да». – Прости, с нами ребенок. Познакомься, это мой брат, Тома.

Мальчик пожал протянутую руку, пробормотав «здравствуйте».

Гаэль заказал себе и маленькому брату сытный ужин, Жозеф долго не мог определиться между кофе и лимонадом, но, все же, выбрал лимонад.

Глядя в след удаляющемуся хозяину, Тома с содроганием вспоминал об ужасном трактирщике в Англии. Однако Мар ничем не был похож на него; даже внешне они оставались противоположностями, – низенький и совершенно чуть-чуть полноватый Мар с копной белокурых волос и удивительно мягкими руками, нет, от него веяло исключительно добром и ароматными соусами.

Хозяин вернулся довольно быстро. За ним следовали официанты и несли подносы с едой и напитками.

Подождав, пока Тома и Гаэль покончат с ужином, Мар поведал историю о том, как год назад кто-то разбил ему витрину и украл все свежеиспеченные гужеры. Тем не менее человеколюбивый хозяин не стал обращаться в полицию.

– Что же двигало человеком, если он пошел на такое? Ужасный голод, ведь была украдена только еда… Всего-то десяток гужеров, – заключил мастер.

– Сложные года, – согласился Гаэль, отстраняя тарелку.

– И они миновали не все.

Ненадолго тишина взяла верх. Ее решил перерубить Тома; он, подобно старшему, отставил пустую тарелку.

– Спасибо большое, – робко обратился он к хозяину кафе. – Было очень вкусно.

– Всегда пожалуйста, малыш! – польщенно ответил Мар и дал знак официантам убрать лишнюю посуду. – Ты желаешь еще чего-нибудь? Я принес чай, наверно, он уже остыл. И эклеры. Ты любишь эклеры?

Мальчик пожал плечами.

– Думаю, да, – протянул он, глядя на аппетитные пирожные.

– Я слышу сомнение! – наигранно возмутился мастер и всучил одно из них в руки Тома. – Этот с ванилью.

Удовлетворено улыбнувшись, Мар обратился к Гаэлю:

– Сколько дней ты в Париже?

– Приехал только сегодня. Поэтому именно сегодня я у тебя.

– Неправда, – вмешался Жозеф, поглощающий эклер за эклером наперегонки с Тома. – Это я его поймал. Он бы пешком в Сен-Дэни ушел, если бы не я.

Рассмеявшись, Гаэль опроверг такое заявление, а затем проговорил: