Константин Иванович Кизявка "Кладовщик"

Остаток дня меня сопровождало хорошее настроение и рассказы воннегутовской «Табакерки».

«Супердом»

Для четверга я уходил с работы необыкновенно рано: в полдвенадцатого.

– Ты в депо? – спросил Андрей Андреевич.

– Нет, – честно признался я, – тут предложили работу в супермаркете, поеду посмотрю.

– Всё-таки решил уйти?

– Не знаю, просто позвонили, говорят, приходи, зарплата хорошая, гляну, что там и как.

– Понятно, жаль. Ну если там не понравится, не спеши уходить. Я тебе говорю, это ненадолго. Еще неделя и все забудут. Забери заявление и никто ничего не скажет.

– Хорошо. Потом расскажу, что как.

За окнами автобуса мелькали батайские домики. В голове мелькали и путались мысли. Что там говорил Артём о мире, который дОлжно видеть вопреки миру видимому? Несложно догадаться, что дружище наткнулся в «Ютубе» на очередной «продукт» полуграмотного блогера, задевшего краем уха платоновскую пещеру. Не так. Задевшего ухом копоть на стене платоновской пещеры и пытающегося, глядя в мутное зеркало, по этой черноте истолковать всю постсократовскую философию. Интересно, в пещере были кладовщики? Им разрешали отрываться от теней и выходить на свет? Тогда эти парни, боддхисаттвы ли, масоны ли, не суть важно, по любому в курсе того, что нам, простым смертным, при всём желании знать не дано, и у меня появился реальный шанс стать одним из них. Смешно. Что это за видения-привидения, что это за материализация призраков ума? Мир таков, каков есть – объективная реальность, данная нам в ощущениях, так всегда говорил мой препод по философии. Запад есть Запад, Восток есть Восток, кладовщик есть кладовщик. Перетерпеть год, переформатировать трудовую книжку и упасть в упоительную пропасть книг.

Я вышел на остановке «Кирпичный завод». На другой стороне улицы возвышался торговый ларёк из девяностых: та же конструкция из металлических рёбер, покрытых гофрированным металлом, правда, в сотню раз больше. Если бы и я был раз в сто выше ростом, был бы ларёк, а так – дворец с высокой, светящейся по ночам, красной вывеской «СУПЕРДОМ». Так вот ты какой, мой новый, дай бог не последний, приют, моё утешение и источник всяческой, хотелось бы, радости на будущий год.

– Меня должна встретить Галина, – заговорщически шепнул я маленькой светловолосой женщине в очках, сидящей за ресепшеном.

Женщина понимающе кивнула.

– Вы, наверное, Алексей Финогенов? – спросила она и, увидев удивление в моих глазах, подняла трубку местного телефона.

– Галя, тут кладовщик пришёл. Встретишь? Хорошо.

Появившаяся обладательница красивого голоса была не так молода, как казалось при заочном разговоре. Конечно, младше меня, но ненамного. Что-то от сорока до пятидесяти. Короткие, выкрашенные в бело-пшеничную россыпь, волосы, стройная фигурка и очаровательные серые глаза.

– Алексей Иванович? – весело спросила она.

– Он, – шаловливо ответил я, согнувшись в полупоклоне.

– Прекрасно, очень рада, что добрались до нас. Пойдёмте покажу, как тут всё.

Мы прошли мимо полок с ножами, тёрками и плетёными корзинами, миновали кастрюли и сковороды и оказались у чёрных штор, эдакого миниатюрного занавеса, скрывающего пусть не сцену, но проход в святая святых настоящего кладовщика, то бишь склад. Во всяком случае, Галина сказала именно так:

– Тут у нас склад.

Она развела две половинки завесы и первой шагнула вперёд, я последовал за ней. Открывшееся пространство оказалось гораздо меньше ожидаемого. Влево и вправо расходился очень длинный коридор шириной не больше десяти метров, плотно заставленный вдоль стен высокими, в восемь ярусов полками со всевозможной всячиной: от полотенец и подушек до вентиляторов и сложенных кресел. Прямо перед нами за столом что-то печатал на компьютере человек, одетый в синюю рабочую спецовку, судя по седине в волосах и пышной бороде, возраста примерно моего или чуть постарше.

– Знакомьтесь, – показала на него Галина, – наш кладовщик Коля. Он введёт вас в курс дела. А потом уволится.

Кладовщик повернулся, обнаружив тонкие, несвойственные виданным мной до того кладовщикам, черты лица и насмешливый чеховский взгляд, хотя с этой бородой, скорее, толстовский. Впрочем, первые же его слова разрушили возникшую было иллюзию интеллигентности:

– Шо? До нас? – спросил он грубовато-добродушно низким, слегка дребезжащим голосом.

– Так точно, – почему-то ответил я.

– Военный, што ле?

– Никак нет.

– Ясно. Тода шо, когда того-этого, туды-растуды, дела передавать будем?

– Я сейчас в техникуме дорабатываю. Увольняюсь. Примерно через полторы недели уйду. И сразу к вам.

– Эх, леший, хотелось бы поскорише, ну да шо. Потерплю чуток. Ты педагог, значитца?

– Вроде как.

– Чевой-то так неуверенно?

– Педагог не слишком получился, может, кладовщик получится, – печально выдал я.

– Не фахт, – сдвинул брови бородач. – Педагог оно дело нервное, но ваще несложное, знай себе бухти всякую чушь, стал быть, всё одно нихто не слухает. А с кладовщиком непросто. Тут кто попало не приживётся. Но ты не дрейфь, паря, кладовой кладового не подставит. Я тебя за две недели выучу, ну как, стал быть, уволишься. Это, значитца, когда будет у нас первое свиданьице?

Я подсчитал в уме.

– Получается, в понедельник 27 марта.

– Ага. Угу. Понял – принял. Ну гут, хорошо по-немецки, значитца. Галь, тоды, ну если молодой не сдрейфит, начинай оформлять меня с двадцать седьмого. Две недели отдам любимому коллективу и того – на заслуженный отдых. Лады?

– Лады, – улыбнулась Галя и нежно посмотрела на меня. – Будем вас ждать, Алексей Иванович!

– Спасибо, – кивнул я ей.

Женщина за ресепшеном, когда я уходил, помахала пальчиками и сказала:

– Очень вам рада! Очень-очень!

Одурманенный столь знойным, пусть даже и показным, радушием, я шагал домой и не узнавал Батайск – вроде бы «тот же лес, тот же воздух и та же вода», но какое всё милое и приятное! Пахучие клейкие почки на деревьях, понимающие глаза прохожих, ясное синее небо, ласковое нежаркое весеннее солнышко… Работа в книжном стала ближе. Я сделал первый шаг. Где-то Артём прав, меняется мир, хотя уместнее поставить другой вопрос – надолго ли и не грядут ли на смену уходящему бессмыслию внешне новые, но по сути всё те же зыбкие тени платоновской пещеры?

Прощание с педагогикой

Последнюю подпись в обходном листе ставила библиотекарь Алевтина, женщина, даже по моим меркам, в возрасте.

– Уходите? – спросила она, как будто мой ответ мог как-то отменить написанное на бумажке.

– Ухожу.

– А ведь у нас, Алексей Иванович, есть две ваши книги.

– Где у нас?

– В библиотечном фонде.

– Неожиданно.

– Что ж тут неожиданного, в Батайске не так много писателей. Некоторые вас помнят.

Прозвучало немного похоже на угрозу, мол, помнят, найдут. Я улыбнулся.

– Разве это книжки, так, недоразумение.

– Ну не скажите, «Сладкий дым забытых костров» мне очень понравился. Знаете, я даже что-то набоковское в этом увидела.

– Спасибо.

– Куда теперь? – библиотекарь поставила печать.

– Не знаю, скорее всего, в торговлю.

– Мир катится в бездну. Писатели, педагоги… все в торговлю. Что нас ждёт? Не понимаю.

Мои ястребы из 21-й группы были злы и обижены. Я собрал их в нашем кабинете и сказал, что ухожу уже сегодня.

– А давайте мы набьём директору морду, – неожиданно предложил Толик Лушенко, – он сразу передумает вас увольнять.

Остальные одобрительно загудели.

– Не стоит, – усмехнулся я, – это ничего не изменит. Лучше заглядывайте в гости иногда.

И обнял каждого на прощание, что по меркам российской педагогики наверняка тянуло на махровое панибратство, впрочем, мне в тот момент было всё равно.

В приёмную, когда я сдавал обходной, из своего кабинета выглянул директор:

– Алексей Иванович, зайди на секундочку!

Я зашёл.

– Ты забери заявление, – сказал он задушевно, – ну погорячился я, с кем не бывает, ты пойми правильно, не туда тебя занесло.

Я вспомнил разговор с Андреем Андреевичем и ответил не менее задушевно:

– Понял я, Савелий Аркадьевич. Друзья объяснили. Я ж не со зла. По неопытности.

– Вот видишь, ты понимаешь, так что уже давай как-то забудем плохое, ты заявление забери у секретаря и к работе приступай.

– Не получится, я уже в торговлю устроился. Ждут меня там. Не могу обмануть протянувших руку помощи в трудную минуту, понимаете?

– Понимаю, но ты подумай хорошенько, тут уже всё везде знаешь, а там неизвестно, какие такие заморочки.

– Нет, Савелий Аркадьевич, поздно уже.

– Ну смотри, дело, конечно, твоё.

Мы обнялись, как старые добрые друзья, я забрал документы и трудовую у грустной Лерочки и стал совершенно свободным от техникума и его проблем.

Такое событие однозначно подразумевало некие проводы, и я, конечно, накрыл поляну во втором корпусе, а мои замечательные коллеги проводили меня как положено.

Кладовщик

– Вверяю Алексея Ивановича в ваши руки, – улыбнулась Галина кладовщику. – Первый день. Смотрите, не отбейте охоту работать в нашем коллективе.

– Я шо, враг себе? – Николай внимательно посмотрел на меня. – Ежли я отобью ему печен… охоту, стало быть, то я ж буду горбатиться на вас ещё полгода, пока вы нового кладовщика, того, найдёте. Оно мне надо? Увольте, покорно прошу. Это я не в смысле увольте, а увольте, значитца, охоту отбивать. Кладовой кладовому охоту не отобьёт, как говорится спокон веку!

– Ну, вы тут учитесь, – отмахнулась Галина, – а я побежала на ресепшен.

Мы с Николаем смотрели на шторку, за которой скрылась Галина, пока ткань не перестала колыхаться. После этого кладовщик вздохнул, крякнул и заявил:

– Видишь, коробка?

Я видел картонную коробку размером с ящик под овощи, только в три раза выше, и кивнул.

– Вон на столе бумажка лежит, надо собрать отправку на Краснодар. Дай бумажку сюды.

Я стоял у стола, заваленного документами, тарелками, ножами, сковородками и прочей утварью, и схватил листок, лежавший выше остального. По раздавшейся улыбке Николая понял, что угадал.

– Вот, – показал Николай, отобрав у меня список, – чайные пары «Снегурочка». Двадцать штук, стал быть. Пошли покажу, где эта хренотень, значитца, хранится. Только ты того, сбегай на вход, там видел тележки, на колёсиках такие?

– Ага.

– Деребань одну сюда, я тя подожду.

В торговом зале возле шатров, раскинутых над наборами обеденных столов и стульев, стояли и о чём-то трепались две девушки-продавщицы. Они заметили меня, замолчали и внимательно наблюдали, как я подошел к куче тележек, вытащил одну и покатил в сторону склада. Краем глаза, уже миновав их, я отметил, что интересный разговор продолжился.

– Тебя тока за смертью посылать! – заявил Коля, ожидавший меня у штор. – Тут тебе не техникум, тут суетиться надо, ядрён батон. Ладно, чево я жужжу, ты ж первый раз, пойдём, я те покажу, как, что и почему, кто виноват и что, значитца, делать.

Толкая тележку, я проследовал за наставником к полкам с чашками, тарелками и салатницами. Тут трудилась худая рыжеволосая девушка лет тридцати.

– Новенький? – спросила она у Коли, внимательно изучая меня насмешливыми карими глазами.

– Ага, – сказал он, – объясняю, шо как. Где тут у тебя эта, как её, снежная королева?