В это время подул резкий ветерок. Новенькая рекламная газета, которую ему на днях вручили в переходе, сорвалась с места и подлетела к плите. Огонь в конфорке сначала боязливо съежился, а потом вспыхнул с новой силой. Разгораясь, он с удовольствием подъел сначала газетные края, а потом тряпку, валяющуюся на столе. Тряпка была сальной, как многие вещи в доме (Михаил Романович не относился к чистоплюям), потому быстро разгорелась. Старое, потертое временем полотенце, висевшее на гвозде, тоже охотно вступило в игру с огнем.
Михаил Романович закашлялся и оттого проснулся. Ему показалось, что он в аду: все вокруг пылало. Огненная феерия была столь красочной, что он не сразу сообразил, где находится и что вообще происходит. Но удушливый жар и едкий запах гари быстро отрезвили алкоголика.
– Етить твою! – Михаил Романович подскочил на диване. – Горю! – уткнувшись носом в рукав телогрейки, он выскочил на улицу и осмотрел свою скудную одежонку: ни трусы, ни телогрейка не пострадали.
Не зная, что делать, он метался из стороны в сторону по небольшому запущенному участку. Соседи, видя бедственное положение вещей, вызвали помощь. Вскоре подъехала пожарная машина.
– Что случилось? – спросил старший пожарный у пострадавшего.
– Я позавтракать хотел, – честно признался погорелец. Пожарные иронично переглянулись – на дворе стояла глубокая ночь. Потерпевший продолжил свой рассказ: – Растопил, стало быть, печку, поставил картошку вариться, потом, кажись, уснул. Начальник, я все проверил, для пожара причин не было.
– Разберемся. – Старший пожарный записал информацию в блокнот.
– Все имущество к праотцам отправил. – Михаил Романович, пытаясь согреться, прыгал то на одной, то на другой ноге.
– Вот тебе и завтрак, папаша. – Молодой пожарный протянул ему взятые из-под лавки на крыльце старые подлатанные штаны соседа. – Накинь, а то добро застудишь, – он покачал головой и отошел к машине.
Михаил Романович надел штаны и уселся на старый пень.
– А-а-а-а, – махнул он рукой, – где моя не пропадала. В сарайке жилище не хуже прежнего организую, – заверил он самого себя и вытащил из кармана сигаретку. – Начальник, – крикнул он только отошедшему пожарному, – огоньку не подкинешь?
Первого октября две тысячи восьмого года Олег Дмитриевич Светлов, идя по дороге домой, познакомился с весьма странным человеком. Сколько потом он эту встречу не вспоминал, никак не мог объяснить происшедшее. Были моменты, когда ему казалось, что он говорил вовсе не с человеком, а с кем-то, наделенным потусторонней силой. Сам Олег в сверхъестественное не верил. Он верил фактам. Но та встреча изменила его мнение.
– Молодой человек, – окликнул его кто-то, – подскажите, где кончается лес, которому нет конца?
Словно из-под земли перед Олегом возник необычный человек. Вроде не стар, вроде не молод, вроде не низок, а вроде не высок, вроде худ, а вроде обычный, вроде лицо с морщинками, а вроде гладкое, вроде волос седой, а вроде просто светлый. В общем, точно описать его Олег не смог. Даже наряд незнакомца четко не вспомнил. То ли костюм на нем был серый, то ли в клетку. Или вовсе одет он был по-простому: в брюки, рубашку и джемпер. Говорил незнакомец быстро, скороговоркой. Голос у него был мягкий, приятный, с легкой хрипотцой.
– Что? – Олег не сразу вник в смысл сказанного, оттого растерялся.
– Я спросил, как думаете, какой срок Вам отведен? – Мужчина поравнялся с ним.
– Откуда я знаю, это один Бог ведает. – Олег решил, что поддерживать беседу с этим странным типом не стоит.
– А Вы кто? – осведомился мужчина.
– Человек.
– Говорят, в каждом человеке живет Бог. Как полагаете?
«Этот тип, видать, псих», – Олег посмотрел в сторону расположенной неподалеку психиатрической больницы.
– Я не полагаю, а опираюсь на факты, – четко пояснил он свою позицию.
– Святой человек, если бы Вы знали, что сегодня умрете, что бы сделали? – продолжал наседать незнакомец.
– Встретился бы с теми, кто мне дорог, – на автомате ответил Олег. Он начинал злиться: не по душе ему был этот странный разговор. Вроде ни о чем особенном не говорили, а вроде душу наизнанку вывернул.
– Вы знаете, что каждое число имеет магическое значение? Помните у Пушкина: «тройка, семерка, туз». Как думаете, Мир дуален, тривиален или многогранен?
– Вы все в одну кучу валите! – возмутился Олег. – Я уже ничего не понимаю! Дуальность – это двойственность, а тривиальность – банальность. Разве можно в данном случае употреблять эти слова вместе?
– Неужели вы полагаете, что все можете познать? Как же Дзело?
– Причем тут зеро? – в голове у Олега проступил образ рулетки.
– Ни одна душа на Земле не может знать все. Вот, например, сколько чашек сахару вы кладете в чай?
– Три, – на автомате ответил Олег, сам не понимая, почему продолжает разговаривать с этим типом.
– Приятного чаепития пожелал бы вам Льюис Кэрролл. Сахар в больших количествах, между прочим, вреден. Кстати, если считать от рождества Христова, сегодня день – тройка, а Ваше число по рождению – семь. По крайней мере, так говорится в учениях древних славян.
– Причем тут славяне? Я полагал, вы рассуждаете о числах и нумерологии.
– Но так у каждого народа, ну или, если хотите, Мира, числовое значение свое.
– Есть же то, что их объединяет?
– Устои, – речь незнакомца стала гораздо медленнее и глубже.
– Хоть в чем-то мы сходимся, – с облегчением сказал Олег. – У всего есть основа, смысл, логика. Так?
– Основа и логика – разные вещи, молодой человек. Не путайте сами себя и не подменяйте понятия.
– Ваша речь рассудительна и в то же время алогична.
– Для вас или для меня? – уточнил незнакомец.
– Естественно, для меня.
– Благодарю, – на секунду незнакомец смолк, потом спросил вновь. – С сосны упало семь шишек, сколько шишек осталось на дереве?
– Не знаю. – Олег, немного привыкший к каверзным вопросам, уловил смысл загадки.
– Вот и я говорю, все знать – невозможно, а потому перейдем к главному, к сути. Итак, для Вас осталось одно число.
– Вы говорите про туза? – вспомнив произведение Пушкина, уточнил Олег.
– Если говорить о тузе в рукаве, то да. – Речь незнакомца опять ускорилась. – Итак, ваш туз – девятка.
– Что означает это число у славян? – Олегу казалось, он обязательно должен спросить об этом.
– На этот вопрос, полагаю, вам лучше ответить самому.
– Где же я отыщу эту информацию? Нумерологией не увлекаюсь.
– Когда разомкнёте круг, и Дзело до поры испарится, познаете определенную суть вещей.
– Вы говорите загадками.
– Для непосвященного – да. Так какой срок вам отведен? – повторил незнакомец один из первых вопросов.
– Если, как вы говорите, во мне живет Бог, столько, сколько захочу. Все годы, что ни есть, мои.
– Вам не откажешь в здравомыслии, но многие, услышав это высказывание, сочли бы вас высокомерным.
– Чем дальше в лес, тем больше дров. – Олег устало потер лицо. Этот странный разговор вконец утомил его.
– Хоть в чем-то мы сходимся, – загадочно улыбнулся незнакомец, – Помните, Святой человек, лес, которому нет конца, никогда не кончится, – после этих слов голос незнакомца стих.
Когда Олег огляделся по сторонам, поблизости никого не оказалось. Улица, по которой он шел, по-прежнему была безлюдной. Минут пять молодой человек стоял не двигаясь. Он не мог понять, то ли он заснул на ходу, то ли его загипнотизировал ловкий умелец, то ли он просто-напросто встретил психа, сбежавшего из больницы.
Юрий Юрьевич Комов людей не любил, они раздражали его одним своим видом: одни слишком тонкие, другие слишком толстые, одни умные, другие – тупые, одни надоедливые, с другими и двух слов не свяжешь. Он уже убил пять человек и еще бы десяток-другой к праотцам отправил, да, как оказалось, вершить правосудие – нелегкое дело.
Для Юрия Юрьевича долгое время оставалась загадкой, почему его до сих пор не поймали. Он ломал над этим вопросом голову, но потом понял: то промысел Божий. Соседка по воскресеньям в церковь бегает и все кудахчет: «То промысел Божий, се промысел Божий». Вот он, Юрий, и уверовал, что его жизнь – тоже промысел Божий. Как иначе? Очищает он землю от всяких гадов, что чернят ее делами дурными. Он свое дело хорошо знает. Если же спросят, докажи, что поступки твои – промысел свыше, он объяснит, раз никто убитых им иродов не хватился, значит, поделом им, значит, никому они не нужны.
О покойнике либо хорошо, либо ничего. Ну, если он скотина последняя, что о нем хорошего скажешь. Тьфу! Думать противно. Некоторые идут на похороны и всё скулят: «Жаль человека, жаль». А что его жалеть? Жил, да помер. Дело великое. Пил, скотина, так, что лыка не вязал, а бабьё все за свое «жаль человека, жаль». За что его жаль? За то, что он тебя по полу за волосы тягал? За это, пожалуй, пожалеть можно: жена, не жена, тяжесть еще та. Женитьба, что хомут на шею. Одно хорошо, временами в бабах смысл есть. Попользовался, да что тряпку – в угол: знай свое место. А начнет выступать, двинешь разок, сразу тихой становится. Каждому в этом мире место определено.
Юрий развернул газетку, налил себе пива и достал пару отменных рыбин. Счищая чешую и потягивая холодное пиво, он не торопясь рассуждал.
Что мне их милицейское дело, следователи, прокуратура… Туфта одна. Ну, придушил я Петьку, и что? Тело нашли, судмедэкспертизу провели, а толку? Задушили парня – весь их вывод. Я и то больше об этом деле рассказать могу. Кричал он, как девица припадочная, красным сделался, как рак, извивался, как гад ползучий. Вспомню глаза его красные – дрожь берет. Противно. Пьяница, алкоголик запойный. Кто его ищет?
Жену его сначала пожалел. Думал, наконец, вздохнет баба от побоев. Так года не прошло, к ней на хату мужики чередой потянулись. Сорок семь бабе, а она как девица намалевалась и знай свое – подол дерет до пояса. Ну, пошел я к ней чайку попить, сыпанул, пока не видит, в стакан мышиной отравы, и дело с концом. А молва людская знай свое: «Отравилась с горя баба молодая!»
А старуха Прохорова? Сзади по башке хрястнул – и все. Ни удовольствия, ни зрелища. Петька хоть работки подкинул, а эта старая карга сразу копыта отбросила. И тут милиция со своим протоколом: «Хулиганы местные бедную старушку загубили». Где ж она бедная? Под кроватью в старом сундуке сотню держала, а сама на хлебе да воде жила, дура жадная.
Юрий со злостью откинул в сторону рыбью голову, потом заново наполнил стакан и продолжил. Настька Ухова, тоже хороша. Все думал, живет на деревне девка нормальная. И что? Она втайне от мужика своего к любовнику по понедельникам бегала. Ее, худышку, и утопить труда не составило: держал за плечи под водой, пока не испустила последний вздох. Пузыри полопались, и нет ее, девицы-паскуды. Ох, и куда мир катится? В милиции сказали: утопла по неосторожности, плавать, мол, не умела. Что правда, то правда. Хоть в чем-то я с этими блюстителями порядка согласен.
Про последнего и вспоминать не охота. Буду краток, как в отчете: сгорел в собственном дому по пьяни. Впрочем, так оно и было. Уточнять, кто пожар учинил, не стану. Не мое это дело. Положено милиции разбираться, вот пусть разбирается. Юрий Юрьевич неторопливо поднялся из-за стола, отряхнул одежду от рыбьей чешуи и вышел на улицу.
– Надежда, – окрикнул он жену, которая во дворе развешивала белье, – иди-ка в доме прибери. Насорил я там немного.
Николай Андреевич Тылов всю жизнь самозабвенно играл на трубе. Первого марта две тысячи тринадцатого года, готовясь к всемирному женскому дню, он пребывал в превосходном настроении. В новом костюме, который ему купила жена Анюта, он выглядел моложе своих лет.
– Если ты чересчур помолодеешь, у тебя не будет отбоя от поклонниц. – Жена, с которой он жил вот уже тридцать лет, заботливо оправила ворот рубашки.
– Что за глупости ты говоришь. – Он вспомнил фильм «Разные судьбы» и улыбнулся. – Я слишком хорошо знаю, что такой старый дурак, как я, никому кроме тебя не нужен. К тому же, я никогда не любил картину «Неравный брак». Есть в ней что-то отталкивающее, противное природе. Сильно не надейся, я от тебя никуда не денусь.
Анна Семеновна непроизвольно улыбнулась – муж всегда умел подбодрить ее. Она заботливо повязала галстук и помогла надеть пиджак.
– Ну вот, ты почти готов, – из тумбочки она вытащила запонки и протянула мужу. – Все ты со своими приметами. Их давно никто не носит.
– Во-первых, я – не никто, во-вторых, то самое давно – моя жизнь. Я прожил ее так, как хотел. Учитывая мой жизненный опыт, полагаю, я могу позволить себе небольшие, как выражается наша внучка, завихрения.
– Ох, ты, мои завихрения. – Анна Семеновна провела рукой по волнистым волосам мужа. – Иди мокрой расческой причешись. Хоть волос у тебя теперь редкий, а все равно в разные стороны топорщится.
– Я человек уникальный во всех отношениях. – Николай Андреевич поспешил в ванную.
– И скромный. – Анна Семеновна прошла за мужем. – Хоть раз на тебя по телевизору посмотрю.
– Я бы и сам не прочь на себя со стороны посмотреть, – признался тот, опрыскиваясь одеколоном. – Говорят, многие актеры свои картины не смотрят: не нравится им вид со стороны. Теперь узнаю, так ли это.
– Иди уже, а то опоздаешь. – Анна Семеновна приготовила пальто.
– Пожелай мне удачи. – Николай Андреевич повязал шарф и надел шляпу.
– Удачи, родной, – просто сказала Анна Семеновна и мягко улыбнулась.
Четвертого мая две тысячи шестнадцатого года в девять пятнадцать вечера рейсовый автобус Самара-Тольятти выехал по положенному маршруту. В салоне находилось семь совершенно непохожих друг на друга человек. Почему они оказались в одном автобусе, никто не знал. Не доезжая до Тольятти нескольких километров, на крутом повороте в Комсомольском районе, автобус притормозил: в этом опасном месте водитель всегда был аккуратен. В это время из-за поворота выехал КАМАЗ. Смоченный недавним дождем асфальт походил на черную реку. Заметив неторопливо выехавший из-за поворота автобус, водитель КАМАЗА сообразил, что его заносит. Он собрался и напрягся до предела, но было слишком поздно…
Мощный удар волной разнесся по окрестности. Автобус опрокинулся и с грозным лязгом пополз к обочине. От удара все стекла выбило. Металл, который в спокойном состоянии казался надежным и прочным, сжался, как послушные меха гармошки. Поврежденная электроника дала сбой, и вскоре свет в салоне погас. Сознание оглушенных людей померкло.
– Что у нас? – Фельдшер скорой помощи приготовился внести данные в документ.
– Двое погибших, четверо пострадавших и один мужчина, водитель, без видимых повреждений, но явно в шоковом состоянии.
Фельдшер оторвал взгляд от бумаг. Помощник пояснил:
– Уверяет всех, что сегодня девятое число, бормочет что-то про туз в рукаве и чаепитие из трех чашек сахару. Говорит, в автобусе столько Миров, сколько живых душ, а видов столько, сколько окон. В общем, несет полный бред.
– Может, он псих и у него весеннее обострение? – Фельдшер вернулся к записям.
– Не похож он на психа. Хоть несет околесицу, на вопросы отвечает логично и ведет себя адекватно.
– Бог с ним. Дай ему валерьянки и пусть отходит. У нас без него работы навалом.
Иришка очнулась в приемном покое на носилках. У нее болело все тело. Казалось, на нем живого места не было.
– Женщина, вы меня слышите? – надоедливо звучал голос неподалеку. – Вы Маркова Ирина Сергеевна?
Иришка утвердительно кивнула и трясущейся рукой схватилась за надоедливо гудящую голову: «Где я? Что происходит? Зачем эта девица все время меня о чем-то спрашивает?»
– Мы сейчас вас осмотрим и сделаем рентген. У вас сломаны рука, нога и два ребра. Надо уточнить, не пропустили ли мы чего, – так как пациентка не реагировала и по-прежнему смотрела в одну точку, медсестра наклонилась к ее уху. – Ирина Сергеевна, вы меня слышите?
– Не кричите, у меня голова раскалывается. – Иришка пыталась поправить волосы, которые мешали ей видеть помещение, но все было тщетно. Конечность не слушалась хозяйку.
Медсестра умело подхватила каталку и повезла пациентку в кабинет рентгенолога. Когда Иришка увидела высокий стол, ее пробила нервная дрожь: что-то в этой картине ей показалось знакомым. На стол перебираться самой ей не пришлось. Два мощных медбрата с помощью простыни быстро переместили ее на нужное место. Вошла женщина-рентгенолог.
