Ирина Коваленко "С любовью и печалью"

Спасла каша союзников. Она казалась даже сладкой с непривычки. Нина остановила Витька, накинувшегося на еду:

– Рашен бой, – передразнивала она повара союзников, – останься живой после их каши, не переешь, дурень, понемножечку.

Переводчик составлял списки пленных, оставшихся в живых. Удивился, когда узнал, что Нине девять лет, она выглядела по-прежнему на пять, а весила почти как годовалый ребенок.

Их погрузили в машины, чтобы доставить к русским. На ночь размещали в палатках, была очередь для переправляющихся через Эльбу. Понтонный мост, сооруженный для переправы, с двух сторон поддерживался находящимися в воде солдатами. Течение было достаточно сильным, и на глазах детей впереди идущий грузовик скатился с понтона в мутную холодную воду Эльбы. Ослабленные узники не могли справиться с потоками воды, никто не бросился, чтобы им помочь, и последней пыткой в жизни для этих несчастных стала такая долгожданная Эльба.

Машина с какаридовцами наконец-то переправилась, слава Богу, удачно. Родные, бесценные лица советских солдат.

– Мама, мамочка, наши, – плакала Нина.

– Тетя Люба, наши.

Но мама Нины безучастно смотрела на своих, что-то надломилось в ней, она была совершенно беспомощной. Еле влезла в теплушку состава, предназначенного для их отправки домой. Целый поезд узников, видимо, забыли поставить на довольствие. Снова голод. У мамы вздулся живот, она лежала с открытыми глазами, уставившись в крышку вагона и молчала.

– Мама, мамка, – скулила Нина.

Слёз не было. Девочка не пила и не ела очередные сутки, ручонки её просвечивались насквозь. Она гладила распухший живот матери, покачиваясь из стороны в сторону:

– А-а-а, а-а-а…

В какой-то момент мама нашла ее глазами:

– В Барановку, Нина, добирайся в Барановку. Может, папка наш живой, в Барановку.

Как у подстреленной птицы, повисла её голова, ушёл из жизни последний родной человек Нины, остался только Витек.

Но его Нина уже не увидела, она потеряла сознание и пришла в себя только спустя несколько дней в полутемном помещении какого-то лазарета. Ей делали уколы, горела керосиновая лампа, и Нина даже потом так и не узнала, где её выходили, в каком городе, каком госпитале.

Детский спецприемник под Томском был переполнен, но там кормили. Нина быстро поправилась, набрала вес и вскоре стала спрашивать у воспитателей, когда её отправят домой.

– Получим информацию из твоей деревни – отправим.

Вскоре пришла весточка, что жив отец Нины, ждет её в Барановке. Путь домой самый короткий. Поздней осенью в демисезонном пальтишке и вязаной шапочке Нина сходила с поезда на перрон в городе Орле. Отца узнала сразу:

– Папа, папочка!

– Нинуля, доченька моя!

Он был изранен на этой страшной войне, в руках палочка, обезображенное лицо, седой, но это её отец, и он был жив.

Она рассказывала ему долго, не могла остановиться, про маму, бабушку, Какариду.

Голос её был монотонным, часто срывался, переходил на шёпот. Отец плакал, закрывая лицо руками.

Их дом в Барановке сгорел, но односельчане, кто уцелел, помогали друг другу, строили землянки. В одной из них разместились Нина с отцом. Витек в Барановку не вернулся. Из его родных в живых не было никого. Нина часто подходила к остаткам изгороди вокруг сгоревшего дома и разговаривала с Витьком.

– Как ты там? Где ты? Я не забыла тебя.

Один из уцелевших домов без хозяев определили под школу. Жизнь продолжалась. Получил затерявшуюся медаль «За отвагу» отец. Здоровье его ухудшилось, он слабел, с трудом ходил, и в год, когда Нина закончила восемь классов, неожиданно умер. На похоронах соседка посмотрела на Нину и злобно прошипела:

– Не надейся, кормить тебя, гадкий утенок, не буду. Отец твой – герой, а ты – подстилка немецкая, лагерница. Чего глаза пялишь? Ишь какая!

Котомку Нина собрала быстро. Утром видели, как она шла пешком к станции. Потом о ней в Барановке никто больше не слышал…

Нина вышла из поезда в Туле, почему, сама не знала. Пришла на кондитерскую фабрику, восстанавливающуюся после войны, её взяли рабочей, дали уголок в общежитии. Работать Нина умела, жалеть себя – нет. Когда получила паспорт, назвалась девичьей фамилией матери, ведь Барановка сгорела, может, и документы все сгорели?

Про Какариду она никому не говорила, это стало её главной тайной. Она никогда не была подстилкой фашистов, кому нужен был покрытый коростой заморыш. В душе она на всю жизнь осталась просто несчастным ребенком, искалеченным войной.

Глава 3

Нина Семеновна открыла глаза. Вокруг все было ослепительно белым: одежда людей, стены, постель, на которой она лежала.

– Я умерла… – подумала она.

Но тело ответило такой жгучей, мучительной болью, что сомнения в принадлежности этому свету отпали. Рядом капельницы.

– Где же я?

Видимо, она спросила это вслух, потому что рядом находившаяся женщина в белом наклонилась над нею и спросила:

– Вы меня слышите? Если да, сомкните веки. Анна Игоревна, смотрите, наша погорелица пришла в сознание!

Нина Семеновна с удивлением разглядывала все вокруг, она ничего не могла вспомнить, почему она здесь?

– Это больница?

Голоса почти не было, но женщина все поняла.

– Да, да, это больница, реанимация. Я – медсестра, это – доктор. Вас с пожара привезли, что-нибудь помните? Вы тут какую-то «корриду» вспоминали, когда бредили.

– Какарида, – подумала Нина Семеновна, – это я, как в кино, видела всё свое детство, снова побывала в Какариде. Но ничего не помню, никакого пожара, помню Тулу, фабрику после войны, как жила там, работала, как вышла замуж.

Она приглянулась пареньку из отдела кадров, Алёше, вышла за него замуж, родила дочку, назвали Танюшей, как бабу Таню. Алексей её пожалел, ему она рассказала про концлагерь, про своих родных. Больших чувств между ними не было, была покорность судьбе. Работая кадровиком, Алёша и помог ей с паспортом, получив подтверждение, что все архивы в Барановке сгорели.

Многое Нина доверила мужу, но не всё, не смогла рассказать подробности про Марту, про то, чем приходилось кормиться, про горы трупов, которые ей пришлось видеть.

Алёша такой домашний, был с мамой в эвакуации в Сибири. Мама вернулась после войны в родной Ставрополь, а Алёша приехал к тете в Тулу. Тетя – начальница, помогла с работой, своих детей у неё нет, все для Алешеньки.

Маленький, он ломал ногу, неправильно срослась, хромал с детства, зато теперь освобожден от армии.

Танечка росла очень смышленой, веселой девочкой, и тут Алеша, быстро набравшийся мужского достоинства, был приглашен в горком партии на должность инструктора в орготдел.

– Нина, – сказал он после успешного собеседования, – не хочу тебя обидеть, но ты тоже должна подумать о своем росте. Конечно, хорошо, что ты закончила вечернюю школу, что ты теперь мастер, но это не все. Давай, поступай в политех на заочное. Тетя Зина в Танюшке души не чает, поможет. Я расту, и жена должна соответствовать.

Нина послушно сдала документы в институт и, к своему удивлению, с двумя тройками и четверкой поступила. Отношения с Алешей становились все прохладнее. То, что изначально выстраивалось на его интересе, участии и её благодарности, продолжения не получило. Новая работа закружила Алексея Романовича по полной. Нынешний статус давал возможность партийным подругам не обращать внимание на его физический дефект. Он загулял, вошел во вкус, менял партнерш, явно чувствовал себя героем-любовником.

Нина делала вид, что не обращает внимания. После пережитого ею сейчас у нее было так много: дочь, дом, работа. Да и муж слишком дорожил репутацией, мечтал о карьерном росте, а это железными цепями было связано со стабильным семейным положением, вот и стал просто родственником непонятного значения: ни сват, ни брат, ни муж…

Умерла от инфаркта тетя Зина. Алексей перебрался в её комнату, прекратив мучить Нину своим присутствием рядом. Вечерами приходил очень поздно, часто выпивши, шумно раздевался и, если она попадалась ему на глаза, одинаково плоско шутил, скрывая свою неловкость:

– Ну что, Нинон, как ваши кондитерские дела? Дерзайте, дерзайте, будем вас проверять.

Нина закончила вуз, росла по службе. Ее очень любили на работе: знающая, всё исправит, во всем поможет. Ну, не очень веселая, что ж поделаешь, такой у человека характер. Никто и никогда не узнал от неё о Какариде, она была у Нины внутри, в её сердце, мозге, в каждой её клетке, израненной душе.

Однажды её пригласили к директору фабрики, они виделись по работе часто, но это приглашение было необычным, Нина сразу это поняла. В его кабинете за столом сидели секретарь парткома, замы, юрист.

– Нина Семеновна, – начал директор, – вы работаете много лет, растете на наших глазах, у вас все получается, многие идут к вам за советом. Мы приняли вас в партию. Я сам неоднократно с вашей помощью разрешал сложные технические ситуации. Через месяц на заслуженный отдых уходит главный инженер. У вас стабильная семья. Муж – уважаемый партийный руководитель, подрастает дочь. Нина Семеновна, соглашайтесь на эту должность. Видите, мы все здесь, это наша совместная просьба, коллективное, так сказать, решение. Рекомендую не отказываться от моего предложения.

Лицо Нины стало пунцовым, она растерянно переводила взгляд с одного человека на другого.

– Иван Артёмович, я очень ценю всё, что вы сказали, но это неожиданно, мне нужно подумать.

– Конечно-конечно, думайте до конца недели, посоветуйтесь дома.

А советоваться было не с кем, муж в очередной командировке, только с дочкой.

– Соглашайся, мам! У тебя всё получится, всё равно ты живешь на работе. Почти каждый день тебе звонят. Что случилось, ты всё знаешь, как лучше сделать. Ты у меня молодчина! Ни у кого такой мамы нет, как у меня. И я ж у тебя надежная, как ты.

– Спасибо тебе, доченька, спасибо, родная! Конечно, ты моя самая надёжная, мое счастье! Спасибо Богу, что ты у меня есть!

– Мам, расскажи про бабу Таню, как вы жаворонков пекли.

– Хорошо, я когда-нибудь тебе всё расскажу.

– Почему когда-нибудь, мамочка, я же уже взрослая.

– Нельзя еще пока, детка, страшно!

Когда Алексей Романович вернулся из командировки и подъехал на такси к родному подъезду с ночного поезда, он увидел, как жену забирает служебная «волга».

– Привет, Нинон! Что это тебе за почести и чего так рано?

– Я теперь на другой должности, Алёша, согласилась на главного инженера.

Алексей Романович присвистнул:

– Ну-ну, вперед, дерзайте. А я вот пойду сам себя кормить с дороги.

– Как съездил, Алёша, что ж ни разу не позвонил?

– Да занят был с утра до ночи. – Глаза виновато искали место, куда б им спрятаться. – Чего беспокоиться? Плохие новости приходят первыми. Тихо – значит, все хорошо. Как Танюха?

– Нормально, слава Богу. Вчера в театре с нею были.

– Молодцы. Ладно, я пошел, устал.

Он действительно устал. В командировке завязался новый бурный роман с заведующей отделом пропаганды соседней области. О, баба – огонь! Надо будет через недельки две её навестить.

Река жизни продолжала свое течение то в мирном повседневье, то замедляясь до омута, то водопадом круша все на пути. Разные судьбы – разные реки. Их совмещение тоже совершалось по каким-то недоступным суетному осмыслению высшим законам…

Танечка поступила в мединститут в Москве, поселилась в общежитии, а после четвертого курса быстренько вышла замуж за однокурсника с московской пропиской, жилплощадью и очень хорошими родителями. Так судьба наградила Нину – счастьем дочери. Повезло Танюшке, но она тоже ответила семье мужа высшей женской благодарностью: через год после свадьбы подарила внука Витеньку. Так назвать малыша предложила Нина Семеновна.

– Мамуль, как внука твоего назовем, как бы ты хотела, родненькая? Ты же моя самая любимая на свете! Как назовешь, так и будет, счастливым будет, я уверена.

– Что ты, доченька, это право ваше с мужем. Но если захотите, назовите Виктором. Пусть будет настоящим мужчиной, победителем, пусть справляется с любыми проблемами мужественно. Я знала в жизни такого человека, даже маленьким мальчиком он терпел нетерпимое, был очень мужественным, Витьком его звали.

– Хорошо, мамочка, будет Виктором. Мне очень нравится это имя, поговорю с мужем. Как ты, как дела дома? Мам, ты счастлива?

– Конечно, доченька, – ты мое счастье…

Глава 4

– Я психолог. Здравствуйте, Нина Семеновна. Давайте немножко с вами пообщаемся. Меня слышите? Понимаете?

Веки сомкнулись дважды

– Что-нибудь помните сама?

– Да, – чуть слышно прозвучало в ответ.

– Что помните из последних событий своей жизни, попробуйте, вспоминайте.

– Я вчера дочке звонила в Москву.

– Да вы просто умница, так хорошо говорите! Но это было не вчера. Вы здесь уже три недели. Наконец-то пошли на поправку. Давайте еще поговорим. Где вы живете?

– В Ставрополе.

– Давно?

– Восемь лет.

– Живете с кем-то или одна?

– Одна. Летом внук приезжает.

– Были замужем?

– Была.