Что за…! Я яростно карябаю заросшую щёку, пытаясь понять, что означает этот набор, казалось бы, случайных слов.
«Кондрат!» – я вспоминаю это имя. Оно уже было…было в том первом сне. Точно…это была надпись. В глазах загораются огромные подсвеченные синим неоном буквы.
«Кондрат Степанов! Ваш билет в новую жизнь!».
Я пытаюсь вспомнить, но синие буквы повисают в кромешной темноте, а потом разваливаются, как куски битого стекла. Нет…вспоминать что-то намеренно это не вариант. Единственное, что мне может помочь, это тот, прошлый сон. Те, подкреплённые болью, образы, прочнее засели в мозгу, хоть и были такими же обрывочными и сумбурными. Я вспоминаю спешащего на работу неудачника, его падение на грязный асфальт и старую, цвета тухлого баклажана, «Тойоту». Я помню даже его мысли. Он собирался на семинар. Эта вывеска. Скорее всего она висела над сценой, с которой вещал этот самый Кондрат. Я даже помню переполненный зал и носящегося по сцене мужичка с косичкой. Только это воспоминание походит на картинку с очень плохим разрешением. Это будто видео, сделанное с монитора другого устройства. Я вспомнил то, что было в другом сне.
«Космос…Космос, Космос…Космос» – я нервно стучу колпачком ручки по блокноту.
Гостиница «Космос» – одна из самых больших в нашем городе. В её конференц-зале чаще всего выступают такие вот «учителя» со своими постулатами.
Я энергично растираю ладони. Это уже что-то. Обрывки воспоминаний, подкреплённые логикой, позволили сделать, хоть и маленький, но шажок вперёд. Поняв, что из этого набора слов, больше ничего не выжать, перехожу к следующим записям.
Это такие же сбитые в кучки по непонятному принципу, корявые слова.
«Кофе…брюки…Анна»,
«Дракон…человек в шарфе…»,
Приписка, сделанная к этой фразе, примагничивает мой взгляд.
«Чёрный человек».
Точно такую же фразу я написал несколько минут назад, пытаясь оживить в памяти странного и по-видимому, очень важного субъекта. В том, что это один и тот же человек, сомнений нет.
В этот раз, надписи не оживляют в моей голове ни одной картинки. Скорее всего, моя хрупкая психика начинает сдавать позиции.. Вспоминать что-то намеренно, означает закопать это ещё глубже.
Последняя, записанная ночью, фраза, ещё больше спутывает всю эту словесную мешанину.
«Коррекция…без неё ничего не получится…Твоё решение…Ползать, или летать…ползать, или летать…ползать, или летать!».
Я не понимаю, что это? Вопрос, который я, зачем-то повторил три раза, или.... Больше это походит на утверждение, или какую-то установку. Мыслей больше нет. Их вытеснила тупая, тикающая в висках, боль. Мне срочно нужна помощь.
8
– Эммануи-ил! – ору я, в надежде, что доктор уже проснулся. Не дождавшись ответа, я поднимаюсь с кровати, подхожу к двери и нажимаю на ручку. Дверь отворяется почти бесшумно. Я выхожу из комнаты, прислушиваясь, замираю в узком коридоре, а потом, мягко ступая босыми ногами по ламинату, крадусь в гостиную. Здесь тоже пусто. Отодвинутые стулья, две чашки с недопитым кофе на столе, всё осталось нетронутым с нашего последнего разговора. Я подхожу к окну и приподнимаю жалюзи. На извивающейся, ведущей в гору дорожке, я вижу Эммануила. Одетый в жёлтый спортивный костюм, он семенит вверх. При виде занимающегося спортом полного человека, тревога уступает место милой сентиментальности. Но это буквально на секунду. После того, как ответ на вопрос: «где Эммануил?», найден, тут же появляются другие. Эти вопросы почти такие же, как и те, которые я задавал себе сразу после возвращения, только в этот раз они звучат как-то иначе, будто их задаёт совершенно другой человек.
«Где я?»
«Кто этот человек? Можно ли ему доверять?»
К этим вопросам добавляются другие:
«Почему мы в этой глуши?»
«Почему он взялся за моё лечение? Кто те люди, которые ему заплатили? Есть ли в доме оружие?».
Последний вопрос заставил меня оторваться от окна и внимательно осмотреть помещение. Стол, пара стульев, кухонный гарнитур, плита, в одной части помещения, два кожаных кресла, диван и небольшой камин, в другой. Всё это нехитрое убранство мне знакомо, но сейчас я смотрю на него, будто с другого ракурса, глазами другого человека. Этого человека интересует лишь одно – его безопасность. Я превращаюсь в ищейку. Головная боль уходит на второй план, слух и зрение обостряются. Мне даже кажется, что нос вытянулся, а уши стали в три раза больше. Я мечусь по гостиной, один за другим выдвигая ящики гарнитура, заглядываю в духовку и не обнаруживаю ничего опаснее подставки с кухонными ножами. Двигаю кресла, поднимаю диванные подушки, заглядываю даже в камин. Всё чисто. Ещё раз выглядываю в окно и, убедившись, что жёлтое пятно мелькает, где-то вдалеке, бросаюсь к комнате Эммануила.
Дверь открыта. Нос щекочет приятный древесный запах дорогих духов. Стол, раскрытый ноутбук, аккуратно заправленная кровать и уложенные стопкой на тумбочке вещи. Я заглядываю в ноутбук, в котором висит иконка с просьбой подтвердить имя пользователя. Ну и ладно, моя цель найти оружие, или факты, проливающие свет, на личность этого доктора. Выдвинув верхний ящик стола, я обнаруживаю объект, который тут же привлекает внимание. Это блокнот, брат-близнец того, которым Эммануил снабдил меня накануне. Я хватаю находку, веером перелистываю хрустящие страницы. Большая часть блокнота исписана почерком, в сравнении с которым, моя писанина, это шедевр каллиграфии. Завитые в спираль фразы похожи друг на друга, как вытянутые пружины. Такой почерк я видел на медицинских рецептах. Единственными различимыми символами, являются, проставленные вверху страниц, даты. Я пролистываю страницы до последней исписанной и смотрю на дату.
«25.12.2023.»
Эти цифры говорят мне о том, что, либо сейчас конец декабря, либо записи Эммануила оборвались этим числом. Отлистнув несколько страниц, я убеждаюсь, что это дневник, в который хозяин регулярно заносит свои наблюдения. Понимая, что времени нет, я решаю расшифровать каракули хотя бы на последней странице.
Внезапный порыв, заставляет меня хлопнуть ладонями по карманам пижамы.
«Телефон!»
Я вспомнил о нём только сейчас, когда подумал, что можно просто сфотографировать страницы блокнота. Вот, что ещё было не так, всё это время. У меня не было телефона. Более того, я не видел, чтобы Эммануил пользовался телефоном тоже. Он ни разу не то, чтобы не звонил, или набирал сообщение, но даже не держал его в руках. Как же я сразу не обнаружил этого вопиющего факта?
Я решаю, что разберусь с этим позже, а пока нужно разобраться, хотя бы с последней записью. В веренице петлиц и штрихов, с трудом нахожу знакомые буквы, пытаюсь объединить их в слова. Невероятным умственным усилием, трансформирую спирали в фразы.
«Восстановление идёт быстрыми темпами. Ещё пару дней и мы закончим. Главное докопаться до сути, раньше того, как он всё узнает.»
Строчка вспыхивает, загорается красным. Эта фраза многое проясняет. «Раньше того, как он всё узнает…». Это означает, что Эммануил знает всё. Как минимум, он знает что-то такое, о чём я даже не догадываюсь. Я больше не вижу смысла расшифровывать эти иероглифы. Зачем, если можно всё узнать у их автора. А если он не захочет говорить?
Нужно сделать так, чтобы захотел.
Ещё раз обшарив взглядом небольшое помещение и, убедившись, что и здесь нет оружия, быстро его покидаю. Минуя гостиную, прохожу в крошечную прихожую, и, отсканировав её внимательным взглядом, открываю дверь.
Солнечные лучи, преломляющиеся от заснеженных вершин, больно режут глаза. Отсутствие солнцезащитных очков и давящий на глаза свет, только усиливают головную боль. Подслеповато щурясь, я ухожу с крыльца и огибаю дом справа. В моей голове уже есть план дальнейших действий. Пусть он проще и тупее колуна, но сейчас это то единственное, что представляется мне верным.
Выглядывая из-за угла деревянного сруба, я вижу, что Эммануил только лишь начал своё возвращение. В отличие от подъема, спуск он преодолевает пешком. Маленький, но чрезвычайно подвижный, он чем-то напоминает мне оживший смайлик. Только этот смайлик не вызывает у меня ответной улыбки.
В ожидании, пока объект спустится, меня посещает ещё одно неприятное открытие. Оглядывая сложный, почти не имеющий горизонтальных поверхностей, горный ландшафт я понял, что за бесконечной болтовней, которой меня отвлекал на прогулках Эммануил, не заметил ещё одной важной вещи. Небольшой домик, стоит на крошечном плато. Окаймляющая сруб, ровная площадка , немногим больше его в периметре, так что с краёв остаётся около десяти метров. С одной стороны, эта площадка переходит в ведущую в гору тропинку, единственной по которой мы гуляем, и на которой сейчас находится Эммануил. Правый и левый края этой площадки висят над пропастью. С задней её части есть крутой спуск. Он видится мне настолько экстремальным, что неподготовленный человек вряд ли преодолеет его без скалолазной экипировки. Само собой, ни машин, ни любого другого транспорта, с помощью которого мы могли сюда попасть тоже нет. Я смотрю в расстилающуюся внизу огромную долину, и у меня захватывает дух. Как мы сюда попали, учитывая то, что Эммануил не самый спортивный человек и, по его словам, очень боится высоты?
Я ещё раз обегаю дом и убеждаюсь, что сделанный мной вывод верен. Если я не опытный скалолаз в прошлой жизни, а под пухлой оболочкой Эммануила не скрывается отменная форма, тогда нас могли доставить сюда только вертолётом.
Вертолёт; дорогой, спрятанный в горах особняк; доктор с сумасшедшим гонораром. Насколько же важны эти мои воспоминания, если какая-то важная птица готова нести такие расходы?
Почему меня засунули сюда, в недосягаемое место. Прячут или боятся, что сбегу?
Что это: убежище, или западня?!
Я чувствую, что начинаю задыхаться от накатившей панической атаки. Сверкающие на солнце стальными лезвиями, отроги; покрытая облачной дымкой, салатовая долина; слепящие белизной, снежные шапки горбатого перевала; всё это начинает вращаться перед глазами, подобно огромной карусели. Нужно взять себя в руки, а лучше…
Я уверенно направляюсь к тропинке, с которой, подобно колобку, скатывается Эммануил. Его толстовка взмокла от пота, а круглое лицо пышет довольным жаром.
– О-о-о! Проснулся! – кричит он срывающимся от одышки голосом. – Тоже променад решил устроить? Это хорошо!
Приближаясь ко мне, он притормаживает, сбавляет ход, тянет руку для приветствия. Я хватаю его пухлую ладонь и резко тяну на себя. От неожиданного рывка тело доктора делает оборот вокруг своей оси, он делает па, будто закружённая партнёром танцовщица и прижимается ко мне спиной. Я обхватываю его голову так, что локоть оказывается под мясистым подбородком, фиксирую захват свободной рукой. Шея Эммануила оказывается в капкане, который безжалостно смыкает стальные створки. Я подтаскиваю обмякшее тело к крутому срезу скалы, чуть наклоняю его вперёд.
– А-а-а! Что ты делаешь! – Испуганный визг отзывается многократным эхом.
– Хочу сыграть в одну игру. Только в ней подопытным кроликом будешь ты, а вопросы буду задавать я.
– Зачем? Ведь всё же идёт хорошо! – Визжит Эммануил, отчаянно упираясь пятками в край обрыва. – Ещё немного и ты бы сам всё вспомнил…
– Я не хочу ждать ещё немного. Я хочу знать всё прямо сейчас!
– Я не могу…– голос срывается…– кхе-кхе…не могу…потому что не знаю всего. Ты должен был вспомнить…
– Ты не сказал даже того что знаешь. Я хочу знать всё…– Замок сжимается, локтевая кость, будто прессом сдавливает мягкую плоть. – Всё, что ты знаешь…
– Я сказал тебе всё-ё-ё…– хрипит доктор.
– Нет не всё. Ты же сам говорил, что часть правды приберёг для терапевтических целей. Выкладывай! Говори, кто тебя нанял? Кто и с какой целью тебя нанял?!
– Ты-ы! Меня нанял ты-ы! – отчаянный крик Эммануила кажется мне пулей, которая визжит, рикошетя от гранитных отрогов.
Захват ослабевает, и жертва, мгновенно воспользовавшись моей растерянностью, вырывается из силков. Он не убегает, а просто садится на тропинку, обхватывая ладонью шею.
– Что ты сказал?
– Ты…кхе-кхе…ну надо же было всё испортить. Мы были у самой цели, а сейчас…кхе-кхе…
– Что ты несёшь? – я склоняюсь над поверженным доктором, но на этот раз в моём голосе и позе нет агрессии. Я растерян. – Х-хочешь сказать, что всё это…– я машу рукой в сторону домика…– всё это я организовал?
Эммануил внезапно распрямляется и поднимает голову. В его пылающих карих глазах нет страха или растерянности. В этом взгляде я вижу отчаянье человека, труд которого внезапно пошёл прахом.
– Если бы ты знал сколько сил, сколько времени и средств…твоих средств было потрачено на эту реабилитацию. Мы были у финиша и тут. – Он зачерпывает горсть мелких камней и отчаянно швыряет её себе за спину. – Да…я виноват…виноват, что проговорился. Но, чёрт побери, я боюсь высоты. Теперь всё…можешь меня уволить.
– Объясни! – я плюхаюсь задом на колючие камни. – Объясни, что всё это значит…
– Теперь можно и объяснить, всё равно всё кончено – обречённо бурчит Эммануил. – Ты, то есть, Вы, Артём Денисович Говорухин, одна из самых известных персон в городе Тумайске и в его ближайших окрестностях. Вас знают, как владельца крупного нефтеперерабатывающего завода, который является нашим градообразующим предприятием. Ещё вы совладелец заправочной сети «Виктория», имеете большую долю в городском вещевом рынке и возглавляете крупнейшую в городе строительную компанию. Несведущие в делах большого бизнеса, обыватели, знают вас как депутата, мецената и поборника прав. Огромными баннерами с изображением вашего лучезарного лика увешан весь город, так, что каждый первоклассник знает вас в лицо. В масштабах нашего городишки вы просто бог, и губернатор, по сравнению с вами, мелкое ничтожество.
– Ты про кого сейчас говорил? – я нежно поглаживаю его плечо, словно успокаивая шизоида, у которого случился очередной приступ.
– Про вас…
– Во-первых: мы на «ты», так что перестань выкать. Во-вторых, то, что ты несёшь больше походит на бред, чем на правду. Это что, очередной психиатрический приём? Внуши пациенту, что он миллионер, чтобы он…чтобы он что?!
– На «ты» – значит на «ты». – Эммануил обречённо перебирает камни. – Ты не миллионер, ты миллиардер…и это не приём.
– Не может быть! Не верю! – я машу рукой, вскакиваю на ноги и начинаю нервно мельтешить по тропинке. – Ка-ак…как такое может быть. Я миллиардер? Ха-ха-ха…Ка-ак?!
– А я откуда знаю- как? – так же обречённо вздыхает Эммануил, продолжая пялиться куда-то себе между ног. – Тебе лучше знать «Как». Многие задавались этим вопросом. Они тоже хотят знать «как».
«Как человек, которого три года назад ещё никто не знал, смог проникнуть во все властные структуры города?
Как он смог залезть в доли самых прибыльных предприятий?
Как ему удалось отжать контрольный пакет в нефтеперерабатывающем заводе? И у кого, у самих братьев Метлиных!
Кто этот человек, если он так в лёгкую разбирается с легендами девяностых?».
Многим…многим бы хотелось знать ответы на эти вопросы. Кто-то даже тешится тем, что придумывает на них ответы. Но правду знает только один человек, и этот человек – Ты!
– Почему мы здесь? – моя тень падает на скорчившуюся пухлую фигурку.
– Потому что ты потерял память.
– Почему я потерял память?
Эммануил медленно крутит опущенной головой.
– Я не знаю…это нам предстояло выяснить…в том числе и это…
– Хорошо…рассказывай!
– Что?
– Всё что знаешь! Как и при каких обстоятельствах началось это лечение, как я к тебе попал в качестве пациента.
– Ты всё равно мне не веришь…
– Рассказывай! – мой голос грозно возвышается. – Я сам буду решать, чему верить, а чему нет!
9
Я не знаю, как на меня вышли, и почему вышли именно на меня. Да, моё имя тоже на слуху, только слухи эти ходят среди людей очень узкого круга. Сначала мне пытались дозвониться через секретаршу, но поняв, что дело это бесполезное, так как мой график настолько плотен, что не вмещает в себя даже телефонного разговора, завалились ко мне лично. Это были твои ребята Панфилов и С-с…Сахаров кажется.
Они поймали меня в «Томрико», где я предпочитаю обедать. Сахаров без спроса уселся за мой стол (эти бандитские замашки), Панфилов стоял сбоку и чуть сзади, в слепой зоне. Всё это сразу же показалось мне дурным предзнаменованием. За годы практики я научился видеть людей насквозь (я имею ввиду простых людей). Так вот, по этим сразу же было видно, что они пришли от кого-то очень серьёзного и возможно даже опасного. Несмотря на моё вежливое предложение удалиться из-за моего стола, Сахаров представился и тут же перешёл к делу.
– Эммануил Миронович, нашему другу требуется помощь профессионала вашего уровня, – сказал он.
– Видите ли, молодой человек, в чём дело. Моя помощь много кому требуется…я бы даже так сказал: она требуется такому большому количеству людей, что её просто не хватает. Если ваш товарищ действительно хочет, чтобы я с ним поработал, ему придётся подождать пару месяцев, это при том условии, что вы запишете его на приём прямо сейчас…
Сахаров замотал своей лысой головой и вальяжно закинул ногу на ногу.
– Нет…вы не поняли. Помощь требуется прямо сейчас! Пусть лучше остальные ваши клиенты пододвинутся на пару месяцев…
– Да с какого…, я должен менять график! – я бросил вилку, которая отскочив от стола со звоном полетела на пол. Мне было необходимо привлечь внимание остальных посетителей ресторана. – Вообще, что за хамство! Вы без спроса садитесь ко мне за стол и диктуете свои условия. Я сейчас сделаю один звонок…– я продемонстрировал Сахарову телефон, будто в руке у меня была осколочная граната.
– С такого, что фамилия товарища Говорухин!
Моя рука с телефоном безвольно шмякнулась на стол.
– Ему нужна моя помощь? – прошептал я, больше удивляясь не выбору меня, как врача, а тому, что этому человеку могла понадобиться помощь такого рода.
– Да, он сам уполномочил нас обратиться к вам…
– Но откуда он меня знает?
Сахаров недовольно поморщился всем своим видом показывая, что эти бессмысленные вопросы только лишь отнимают драгоценное время.
– Не важно! Может кто посоветовал. Вы же у нас местная звезда – он скабрезно хмыкнул, наблюдая, как меняется моё настроение. – Ну так что, едем?
