Уже через пять минут я сидел в машине, несущей меня в резиденцию человека, личность которого была тайной за семью печатями.
Загородный особняк, пятиметровый забор, по периметру которого камеры и колючая проволока. Там не хватало только вышек с пулемётчиками, хотя, система безопасности наверняка предусматривала что-то покруче этого пережитка. Мы проехали КПП, пересекли огромную территорию поместья, с подёрнутыми снегом вечнозелёными лужайками, спящим фонтаном со скульптурами резвящихся голых младенцев, и подъехали к огромному крыльцу, которое своим масштабом и колоннадой может конкурировать с парадным входом Эрмитажа. Дальше были трёхметровые дубовые двери с натёртыми до блеска позолоченными ручками; приветливо склонивший голову, белобородый швейцар в настоящей, зелёной до пят, ливрее; два квадратных охранника в строгих костюмах с металлоискателями, которыми они дотошно прочесали мою безобидную тушку; огромный вестибюль, со сверкающими мраморными полами; стены в золотом орнаменте, никелированная кабина швейцарского лифта. Всё это напоминало мне убранство роскошного азиатского отеля. Ощущения от шикарных видов портила перспектива того, что меня притащили сюда отнюдь не для отдыха. В сопровождении Панфилова и Сахарова, которые шли спереди и сзади, создавая видимость конвоя, я преодолел бесконечный, устланный красной дорожкой, коридор и оказался в огромной приёмной.
– Мы приехали! – сказал Сахаров безупречно красивой, похожей на куклу, секретарше.
– Он вас ждёт! – ответила она, показывая на высокую дубовую дверь.
Я проследовал за Сахаровым, который, два раза стукнув в дверь кулаком, уверенно её открыл. За дверью оказался просторный кабинет с бирюзовыми стенами и овальным , походящим на огромное озеро, столом. По глади этого озера, вместо лебедей, тут и там плавали белые листочки и стеклянные бутылки с минеральной водой.
Он сидел в дальнем конце стола и даже не удосужился подняться, когда мы зашли и направились к нему. С каждым шагом я чувствовал, как всё сильнее в меня впиваются иголочки его глаз. Он сидел, положив руки на стол, и смотрел на меня исподлобья. Складывалось ощущение, что это не он меня позвал, а я сам слёзно выпрашивал у него аудиенции; что это не он во мне нуждается, а я в нём. Одетая на его поджарый мускулистый торс футболка, диссонировала со строгой обстановкой кабинета.
– Здравствуйте! – зачем-то сказал я первым.
– Привет доктор! – сказал он и, не вставая, протянул мне руку.
Я встретил рукопожатие, которое было довольно жёстким и холодным. Ощущение было такое, будто я здороваюсь с человеком в замшевой перчатке. В глаза бросился неестественно синий цвет косточек на сгибе ладоней.
«Ему бы действительно лучше носить перчатки, чтобы хоть как-то скрывать былые подвиги. Как-никак, народный избранник» – подумалось мне.
– Присаживайся! – Его голос был усталым и сухим. – Выпьешь?
– Я отрицательно крутанул головой. Собственно, я даже и садиться не собирался. Меня возмущал этот панибратский тон, но, несмотря на то, что я уже давно научился контролировать своё поведение в стрессовых ситуациях, в этот раз ничего не мог с собой поделать. Я стоял и заворожено пялился на него, будто кролик на удава.
– Ну тогда к делу! – он бросил взгляд на циферблат позолоченных часов и скрестил пальцы. – У меня большие проблемы, и я хочу, чтобы ты их решил…
– Вы думаете, что я способен решать ваши проблемы? – робко улыбнулся я.
– Да, потому что эти проблемы касаются моего здоровья.
– Видите ли в чём дело…
– У нас очень мало времени, поэтому давай к делу! – перебил он меня на полуслове. – Решаешь проблемы, получаешь двадцать миллионов. Десять плачу прямо сейчас, остаток, по окончании работы.
Я уже готовил в уме отговорки, выстраивая их по ранжиру от самой несуразной, до очень веской, но названная сумма, мгновенно изменила ход моих размышлений. Теперь во мне боролись азарт и страх. Сумма была внушительной, но сам характер и объект работы, внушали мне опасения.
– Я боюсь, что вы могли принять меня за какого-то другого доктора. Я всего лишь психолог и психиатр, и могу решать проблемы, которые находятся в голове.
– А ты не бойся никогда и ничего! А насчёт проблемы – она действительно находится в моей башке. – при этой фразе он болезненно поморщился и потёр лоб.
– Проблемы какого рода вас беспокоят?
– Ты садиться будешь? – Стул внезапно выдвинулся, будто приведённый в действие невидимым механизмом. Через мгновение я понял, что механизмом этим была его нога, которой он лягнул ножку стула. – Разговор предстоит долгий, а я не люблю, когда надо мной нависают. Как это у вас называется «Позиция льва»? – Он еле заметно улыбался, наблюдая, как я медленно опускаюсь на мягкое сидение. – Какого рода проблемы? Мне кажется, я теряю память! – Уголок его губы нервно задрожал. Волчьи глаза пригвоздили меня к стулу.
– Когда это началось и каким образом проявляется? – спросил я, стараясь глядеть не в глаза, а на его кривую переносицу.
– Чёрт его знает! – он почесал за ухом. – Месяц или больше.
– Что вы забываете: даты, имена, события, намеченные дела?
– Нет…нет…– он выставил передо мной открытую ладонь. – В рамках того, что касается моей текущей жизни я помню всё отлично. Я помню сколько денег на каждом моём расчётном счету и даже номера счетов помню. Я помню имена и даже прозвища всех моих друзей и недругов, а их, поверь, достаточно. Мне не нужно блокнота, чтобы вспомнить, что я должен сделать. Я так же помню, кто и что мне когда-либо обещал и могу дословно воспроизвести эти обещания, когда человек начинает вилять задницей. Я с лёгкостью фиксирую в памяти, услышанные важные факты, или полезные имена. Так однажды в разговоре с Красновым я услышал твоё имя. Тогда оно прозвучало случайно, вскользь, но что-то меня заставило забить его в мой блокнот. – Он постучал себя пальцем в висок. – Эммануил Миронович Лемм. Психолог от бога. Психолог, который не нуждается в рекламе. – произнёс он изменившимся высоким голосом, по-видимому копируя речь того самого Краснова. – Я не помню о чём, в целом, был разговор. Наверное, об очередном общем знакомом, которого ты вытащил из запоя, или снял с иглы. Это неважно. Важно то, что тогда я запомнил твоё имя. Какое-то шестое чувство подсказывало, что ты мне скоро можешь пригодиться. И вот момент настал. Но это небольшое отступление. Итак, я помню всё: падающие на счёт транши, до десятой цифры после запятой; долги и имена должников; а также, даты истечения сроков по обязательствам. Я помню дни рождения всех моих друзей и даже любовниц. Проблема гораздо масштабнее. – Он сделал паузу и в очередной раз подцепил мои глаза крючками своего колючего и цепкого, как репей взгляда. – Я забываю дни!
– Дни?! – я прищурился, поправляя очки на переносице.
– Дни! Целые дни выпадают из памяти, будто их ластиком стирают. Сначала, когда это случилось в первый раз, я списал всё на последствия перенесённой на ногах инфекции. Говорят, что ковид здорово бьёт по памяти, этим я и успокаивал себя. Но потом это случилось ещё и ещё. Такое ощущение, что кто-то берёт и удаляет из компьютера папки с файлами. Ты ничего и не поймёшь, пока не начнёшь искать именно тот файл.
– Как это происходило? Вы что, просыпались и не могли вспомнить то, что было вчера?
– Нет! Всё гораздо сложнее. – по возвышающемуся тону, было видно, что он начинает нервничать. – Дело в том, что пропадает не вчерашний день. Это может быть любой день из недавнего прошлого. Я обнаруживал пропажу, когда нужно было вспомнить именно этот день, то, что в нём было. Ты с кем-то договариваешься, с кем-то знакомишься, кого-то посылаешь на хрен, подписываешь важные документы, ходишь в спортзал, обедаешь в новом ресторане, трахаешь бабу. Все эти действия и поступки были совершены и влекут за собой определённые последствия. Беда в том, что ты не помнишь ни одного часа из того дня. О нём (этом дне) заставляют вспомнить именно последствия тех поступков.
«Я обещал тебе это за ужином? Мы с тобой ужинали? Где? Когда? Восьмого? А что ещё было восьмого? Вот так я и обнаруживаю, что восьмое пропало. Сначала я не придавал этому значения, но позднее, этих, выпадающих из памяти дней стало всё больше и больше. Они начали пачковаться, объединяться в пары и тройки. Я начинаю выглядеть очень глупо понимаешь? – Колючки в глазах спрятались. В них остался только жалобный блеск. Внезапно он схватил меня за рукав пиджака и притянул к себе. Теперь я чувствовал его дыхание, а жжение серых глаз, коробило кожу на лице.
– Все начинают думать, что я слетел с катушек. – Шепот, похожий на шипение змеи, обдал лицо жаром. – Но я-то знаю, что это не так. Это какая-то аномалия, и мне нужно, чтобы ты срочно с ней разобрался…
Он отпустил хватку, и моё тело пружиной, вернулось на своё место.
– У вас были травмы головы? – просипел я внезапно севшим голосом, но по его снисходительному прищуру понял, что сморозил глупость. Всё же можно было прочитать по лицу. Были ли травмы? Ну конечно же были!
– Ну вот и ты туда же. Скажи мне, Эммануил, могут ли травмы давать такой эффект?
– Вы знаете, человеческий мозг- это тёмный лес. Науке до сих пор не удаётся справиться со всеми его загадками, и каждый год на этом поприще возникают потрясающие открытия. В первую очередь мне нужны результаты томограммы вашего мозга. Они есть?
– Нет, доктор. Я как-то не заморачивался на счёт этого.
– Если хотите быстрее вылечить, или хотя бы диагностировать свой недуг, нужно заморочиться…
– Значит ты берёшься? – Он прицелился в меня пальцем.
– А у меня есть выбор? – Я прищурился и долго, насколько это возможно, пытался удерживать взгляд на страшном волчьем взоре.
10
Конечно же, выбор у меня был. Сейчас не девяностые, чтобы не смочь найти управы на оборзевшего князька, будь он даже самой одиозной личностью в городе. Я тоже человек не маленький и не безисвестный. Стоило сделать один звонок общему знакомому, и он отстал бы от меня раз и навсегда. У меня был выбор, но я сделал его в пользу Говорухина. Причин было несколько. Во-первых, его случай показался мне очень интересным. Я действительно не встречался с таким видом амнезии. Во-вторых – гонорар, который был достаточно внушительным и в-третьих – азарт. Меня подстёгивало это смешение опасности и интереса. Это вырывало меня из рутинной повседневности. Словом, я решил обновиться и испытать новые эмоции. Если бы я знал, во что вписываюсь!
Мы договорились встретиться в следующий раз, когда у него на руках будут результаты томограммы. Мне позвонили этим же вечером.
«Артём Денисович сделал то, что вы просили. Он ждёт вас завтра с утра. Я за вами заеду.» Услышав в трубке холодный голос Сахарова, я понял, что моя спокойная жизнь закончилась ещё вчера.
Обследовав результаты томограммы, я обнаружил небольшие изменения в области гиппокампа. Даже мой обывательский взгляд (я ведь не нейрохирург) отметил, что доли неестественно увеличены. Это значило, что внешнее воздействие всё-таки было. Моя задача кратно усложнялась, так как была вероятность, что простой психотерапией может не обойтись.
Во время беседы, я заметил, что Говорухин выглядит гораздо хуже, чем днём раньше. Огромные тёмные круги под глазами, неестественно бледное лицо и ватная, немного заторможенная речь, указывали на то, что болезнь прогрессирует.
– Артём Денисович, вы хорошо помните вчерашний день? – спросил я.
– С точностью до секунды, – ответил он, даже не задумываясь.
– А можете воспроизвести…
– Это что, допрос? – резко перебил он меня. – Достаточно того, что я сказал. Тебя то ведь я помню.
– Ну хорошо…– я сложил руки в домик, (жест которым обычно успокаиваю пациентов). – А если обратиться к дальним воспоминаниям. Вы хорошо помните своё детство, юность?
Этот вопрос произвёл совершенно неожиданный эффект. Он будто остолбенел. Лицо поменяло цвет с белого на синюшно серый, губы посинели, а глаза. Они стали замороженными, стеклянными, как у мертвеца. В этот момент можно было ожидать чего угодно: перевернутого стола, удара в нос, разбивающейся о голову стеклянной пепельницы. Я инстинктивно сжался, готовясь к худшему, но ничего не происходило. Он продолжал сидеть, глядя пустыми глазами сквозь меня. В повисшей тишине, был слышен только звон секундных стрелок его и моих часов. Они пожирали секунды, проглатывали минуты, а мы сидели друг напротив друга, замерев, как восковые скульптуры. Я молчал, опасаясь порвать тончайшую леску, которая, как мне казалось, удерживала его от взрыва. Не знаю, сколько длилась эта немая сцена, но, когда он вдруг заговорил, я вздрогнул от неожиданности.
– Доктор, я кажется обозначил проблему. Она касается дней сегодняшних. Какого чёрта ты начинаешь колупаться в прошлом. – Его мёртвое лицо не отражало никаких эмоций, а голос ломался будто тонкий лёд.
– Я понял…больше никаких вопросов на эту тему не будет! – Я поднял свои сложенные в домик ладони на уровень лица, будто ставя блок от грозящего удара.
Наш дальнейший разговор, складывался всё тяжелей, постепенно заходя в тупик. Я чувствовал себя путником, забредшим в болотистую местность, который с каждым шагом всё глубже увязает в трясине. Опасаясь очередного срыва, я пытался подбирать вопросы, которые его не ранят, но и на эти вопросы, он отвечал смазанно. Было ощущение, что он либо не спал прошлую ночь, либо сидит на наркотиках. Мне казалось, что он даже в весе потерял килограмм десять со вчерашнего дня.
В какой-то момент, когда я пытался сформулировать очередной вопрос, он вдруг нажал на кнопку селектора.
– Миша, иди сюда!
Уже через секунду в кабинет влетел Сахаров.
– Он мне надоел! – Небрежно махнув рукой в мою сторону, он отвернул голову к окну.
Сахаров махнул мне рукой, давая знак, что нужно уходить. Я был только рад такому исходу, поэтому бодро встал и, не прощаясь, направился к выходу.
Я отказался от предложенного Сахаровым обеда, и попросил его доставить меня домой. По дороге он извинялся и просил не принимать нервных выпадов босса на свой счёт, на что я предпочёл обиженно молчать. В конце концов, я не какой-то мальчик, чтобы меня откровенно посылали на три буквы.
– Я тебе позвоню! – сказал он на прощание, когда я покидал машину.
В ответ я просто хлопнул дверью.
«Позвонит он. Вопрос, возьму ли я трубку!» – Бурчал я про себя, направляясь к подъезду.
Тем не менее, вернувшись в кабинет, я первым делом, сел за компьютер и стал менять рабочий график. После того, как все приёмы были сдвинуты на две недели, я стал обзванивать существующих и потенциальных клиентов, чтобы сообщить дурную для них весть. Каждый такой звонок сулил тяжесть оправданий, извинений, и выслушивание возмущений на том конце. Но я, скрипя зубами, проделывал эту тяжёлую работу, чувствуя, что это необходимо сделать прямо сейчас.
Предчувствия меня не подвели. Звонок Сахарова раздался в полночь, когда я в полудрёме, таращил глаза в телевизор.
– Эммануил, ему стало хуже! Срочно собирайся, я еду к тебе!
Этот повелительный тон и содержание сообщения, которое больше походило на отдаваемый по телеграфу приказ, подняли во мне волну негодования.
– А ты на время смотрел? – рявкнул я в трубку. – Мой рабочий день начинается с девяти утра. Соблаговолите придерживаться этого графика!
– Эммануил! Эммануил, ты выбрал не то время, чтобы закатывать истерики. Ещё раз говорю, пациенту гораздо хуже, и нам нужна именно твоя помощь.
– Ну вызови скорую! – пробормотал я уже более спокойным тоном.
– У меня прямое указание, пользоваться только твоими услугами. Поэтому, лучше не пререкайся, а слушай меня. Соберись так же, как собираешься в двухнедельную поездку, или командировку. Вещи возьми повседневные и не забудь захватить что-то тёплое. Составь список лекарств и инструментов, которые будут необходимы. Если что-то есть при тебе, возьми с собой. Жене и близким скажи, что уезжаешь в срочную командировку.
– Я не могу вот так…
– Буду через час! – оборвал меня Сахаров и бросил трубку.
Я и не заметил, что уже к концу разговора оказался у раскрытого шкафа, жадно высматривая то, что могу взять с собой. Складывая вещи в спортивную сумку, я ловил себя на мысли, что меня затягивает в какую-то страшную воронку, и я ничего не могу с этим поделать.
Я не держу в доме лишних и старых вещей, поэтому уже через пять минут весь мой скарб, оказался в сумке. С женой тоже всё просто. Последняя ушла от меня полгода назад. Женщине очень сложно ужиться с психиатром, который каждый день ставит тебе новый диагноз. Детей у меня много, но живут они не со мной, и их меньше всего волнует место нахождения папашки. Лишь бы деньги исправно перечислял. Словом, когда Сахаров позвонил, я уже полчаса сидел на диване, закинув ноги на большую спортивную сумку и допивал коньяк прямо из горла пузатой бутылки.
– Паспорт с собой? – спросил он, когда я, источая свежий перегар, бухнулся на заднее сидение его Крузака.
– Паспорт?! А зачем тебе нужен мой паспорт?
– Вы улетаете…реабилитация будет проходить не здесь…
– Что-о? – Я почувствовал, как обдающая внутренности жаром, волна спиртного, придаёт мне сил. – Улетаем? Ты считаешь нормальным, поднимать с постели взрослого человека, который, между прочим, уважаемый доктор, и сообщать ему, вот так вот в лоб, что он должен куда-то лететь? А ты ничего не попутал? Сейчас не то время и я вам не раб! И вообще, мы с Говорухиным не подписывали никаких бумаг и в верности я ему не клялся, так что…– я стал дёргать ручку заблокированной двери. – Прощай!
– Чего ты хочешь? – неожиданно спокойным тоном произнёс Сахаров, глядя на меня в зеркало заднего вида.
– Я хочу домой!
– А если серьёзно, без этих выкрутасов?
– А если серьёзно…я хочу знать всё. Если я подписываюсь на эту работу, я должен знать все нюансы, которых, по непонятным причинам, мне не хочет выкладывать наш дорогой пациент. Ты что, не понимаешь? Как я могу лечить человека, если не знаю всей предыстории?
– Хорошо, я расскажу тебе всё! Всё что знаю, тем более, время уже пришло.
– Валяй! Я послушаю, а потом уже сделаю выводы…
– Нет…давай сделаем это по пути в аэропорт. Прошу тебя, сходи за паспортом…у нас нет времени. Да-а нужен заграничный.
– Мы летим за границу?!
– Да!
– Куда? Что я из тебя всё клещами должен тянуть?
– А вот этого я пока не могу сказать. Причину ты услышишь в моём рассказе.
Я достал из внутреннего кармана паспорт и небрежно сунул его в руку Сахарова.
Он улыбнулся, укоризненно качая крупной лысой головой.
– Ну ты хитрец. А говорил, что не подготовился!
Машина тронулась с места, свистя колёсами.
– А как же визы? – спросил я, чувствуя, как голову вдавливает в спинку кресла от резкого набора скорости.
– Всё решим! Сахаров, держа руль одной рукой, другой, фотографировал разложенный на сидении паспорт.
– Ну тогда рассказывай!
– Что конкретно? Может лучше я буду отвечать на интересующие тебя вопросы?
– Хорошо! Тогда начнём. Когда и при каких обстоятельствах, ты познакомился с Говорухиным?
