– Тесть правил корпорацией жестко и при жизни своего отца, который был номинальным учредителем и владельцем, и после его смерти, когда он переоформил корпорацию на себя. Ира такая же, как ее отец, строгая до жесткости и нравом крутая, но – справедливая и очень честная. Отец был для нее всем, она просто благоговеет перед ним. Она, такая жесткая и решительная бизнесвумен, совсем несентиментальная, всегда называет его «папа».
– Это да, мы заметили.
Ватацис помолчал, подумал и потом продолжил:
– Братьям своим Федор Максимович воли не давал – держал их под контролем, а они и не рыпались. Он им такие зарплаты и премии выплачивал, что им и не к чему стремиться было: они ни в чем не нуждались. Братья у него все разные, Алексей и Иван деятельные, остальные трое – ленивые. Ну, говорю как есть. Я видел, что недовольство у них – подспудное, тихое – зреет, но они никаких разговоров не заводили.
– Сильно боялись старшего брата? – уточнил Виктор.
– Нет, не сильно – просто побаивались. Но нет, никаких репрессий он в отношении братьев не стал бы применять – он просто так с ними поговорил бы, что им вмиг расхотелось бы на что-то претендовать. Они все знали, что бизнес создал Федор Максимович, просто оформлен он был на их отца. Федор из всех братьев выше всего пробился, и когда он бизнес создал – он всю семью поднял, и все братья благодаря ему обогатились, ничего не делая для этого. Там еще один брат был, Константин, он сам ничего не добился, но помогал Федору создавать бизнес. Но он умер молодым.
– А какие были отношения Ирины Федоровны с дядями?
– Да никакие. Только на семейных торжествах в особняке ее отца встречались. В корпорации реально работали только Алексей и Иван, но Федор Максимович построил все так, что взаимодействие между директорами шло через него лично, он до последних своих дней сам всем управлял, ему плохо стало в его кабинете – «скорая» его из офиса забирала. Поэтому все деловые контакты между Ирой и ее дядями шли через Федора Максимовича. А семьями мы не дружили.
– Понятно. А общение как складывалось?
Ватацис помолчал:
– Ну, не очень хорошо складывалось. Ира считала, что дядя Леша и дядя Ваня плохо работают, и предлагала Федору Максимовичу их уволить, оставив просто членами совета директоров, или даже вообще выкинуть их из компании.
– Они знали об этом?
– Знали. Ира предъявила им претензии прямо во время совещания, я не смог ее остановить. Когда она в запале, меня она не слышит. Но Федор Максимович прикрикнул на нее, и она замолчала. Он потом отдельно послушал ее и сказал, что проведет ревизию деятельности Ивана. Но вскоре он умер.
– А чем ведали дядя Ваня и дядя Леша?
– Иван Максимович получил поручение вести приморский проект, где нужно было обойти главного конкурента «Никеи» – компанию «Э-Пир». Схлестнулись там интересы. А Алексей Максимович ведал Юридическим департаментом.
– Как лично вы думаете, что сейчас изменилось – почему дяди Ирины Федоровны именно сейчас воспряли, да еще и все вместе?
Ватацис поднял брови, показывая свое удивление:
– Не знаю точно. Почему сейчас – понятно. Очевидно, что Федора Максимовича они боялись, и при его жизни не рыпались. А Иру они не боятся и не любят, считают ее выскочкой. Меня больше удивляет то, что они объединились – они вообще-то между собой не особо дружны. А тут рррраз – и выступили с иском все вместе. Что-то их объединило.
Иван Васильевич задумался, и потом добавил:
– Нравом тесть был крут, конечно, это Ира от него унаследовала, она вообще во всех смыслах папина дочка. Она настояла, чтобы наш сын носил имя и фамилию деда по матери – он Федор Ласкарин, а не Ватацис, мне пришлось согласиться.
В рассказе мужа Ирины Федоровны прозвучало глубоко и тщательно скрываемое огорчение. Виктор смог его почувствовать лишь благодаря своей профессиональной проницательности.
Ватацис продолжал:
– Она и кулаком по столу быстро научилась стучать, как ее отец делал, и говорить резко – у нее даже интонация такая же, как у него. Но его самого младшие братья привыкли слушаться, а его дочь они слушаться точно не хотят, это было понятно по их отношению.
Он помолчал, и добавил:
– Я говорил об этом Ире, но меня она не слышит.
На следующий день Владимир среди прочих дел сказал брату:
– Слушай, мне корреспондент звонил, хочет с нами обоими интервью провести. Что думаешь?
– А о чем нам рассказывать? – усомнился Виктор. – О делах нельзя говорить – адвокатская тайна. Наши рассуждения изложить – да кому они интересны.
– Скучный ты, – сказал старший брат, изображая зевоту. – О нас надо рассказывать, мы – два брата-адвоката.
– А, – понял Виктор, – поэтому он и звонил тебе, чтобы что-то скандальное послушать?
– Ну да! – оживился Владимир, не замечая усмешку брата. – Давай расскажем, как мы с тобой раньше ссорились и ругались при каждой встрече, а потом помирились.
– Слушай, – явно засомневался Виктор, – ну это такое личное, думаю, не стоит это публично рассказывать.
– Но надо же рассказать, как это произошло! Все знали, что мы с тобой на ножах, это же все обсуждалось каждый раз.
– Ну да, – с грустью вспомнив, согласился Виктор.
– Ну так и нужно все прояснить! А то адвокатское сообщество заинтриговано.
Последнюю фразу Владимир произнес с нарочито загадочным видом. Но Виктор посмотрел на него с таким укором, что Владимир махнул рукой и ушел из кабинета.
Но потом он вернулся:
– Так, два брата-адвоката, когда у нас встреча с братом нашим названным, Василием?
– Послезавтра, – ответил Виктор. – Ты все-таки хочешь пойти на нее? Я же провожу переговоры с ним как представитель Поныриной.
– Да ладно тебе! Братан же наш!
– Братан – это в русском языке двоюродный брат, – назидательно пояснил Виктор. – Вот твой Владислав и мой Вячеслав – братаны.
– Ой, Вить, какой же ты все-таки скучный! – начал сердиться Владимир. – Пошли вместе на встречу.
– Хорошо, – вынужден был согласиться Виктор. – Но, Володь, обещаешь, что не будешь давить на него?
– Да обещаю, обещаю!
И, помолчав, добавил со смехом:
– Чего на него давить-то? Он ведь и сам меня боится.
– Так – Володя!…
– Не волнуйся! Все хорошо будет, – заверил старший брат.
Вечером перед уходом из офиса Виктор заглянул к Владимиру, чтобы напомнить:
– Завтра встреча с Шишмановым, давай вместе проведем ее.
– А что там? Что-то гражданское или арбитражное? Он же крупный бизнесмен?
– Да, бизнесмен. Но он расстался с женой, они разводятся, и теперь у них споры и о месте жительства и воспитании детей и о разделе имущества.
– Семейное? – не скрывая отвращения, откровенно скривился Владимир. – Слушай, давай ты проведи встречу. Ну не люблю я семейные дела.
– Ну давай эту встречу вместе проведем, а потом дело буду вести я, как и дело Ласкариной, – предложил Виктор.
– Ну ладно, – нехотя, с явным нежеланием, но согласился старший брат.
Михаил Петрович Шишманов приехал вовремя, молча кивнул в ответ на приветствие секретаря и прошел в переговорную, в которую она его проводила. От предложенных ею чая или кофе он отказался, молча помотав головою.
Во всем его виде ощущалась мощная основательность.
Братья Синегоровы, предупрежденные секретарем, прошли в переговорную, поздоровались с Михаилом Петровичем, представились, обменялись с ним рукопожатиями и расположились за переговорным столом напротив него.
Оба брата почувствовали, какое крепкое и даже жесткое рукопожатие у этого обращателя.
Он был заметно выше среднего роста, крепкий, сильный, про таких говорят «крепко сбитый». Возможно, в юности он по-настоящему занимался спортом, причем каким-то настоящим мужским спортом – тяжелой атлетикой или единоборством. Сейчас ему явно было уже не до спорта, но наработанная крепкая мощь осталась, хотя и немного сглаженная возрастом.
Глаза – глаза у него были тяжелые, даже не взгляд, а сами глаза тоже были тяжелыми. Пересекаться с ним взглядом было трудно, явно мало кто выдерживал его взгляд, при том, что его нельзя было назвать злым или злобным. Но во всем его облике чувствовалась твердая сила, привыкшая побеждать.
Синегоровы могли выдерживать его тяжелый взгляд лишь благодаря тому, что перехват и удержание на равных взгляда собеседника они давно освоили как профессиональный адвокатский навык.
Владимир вообще явно почувствовал в Шишманове родственную душу.
Наступило молчание. Братья уже поняли, что Шишманов – вот точно не оратор и что ему трудно говорить даже тогда, когда это нужно ему. К тому же им показалось, что он несколько смущен.
Виктор начал беседу:
– Михаил Петрович, мы готовы помочь вам в решении тех правовых проблем, которые сейчас у вас есть. Какая наша помощь нужна?
Сказал – и по взгляду вопрошаемого собеседника понял, что тот считает его чересчур многословным.
Шишманов еще помолчал, потом стал говорить ровно и размеренно, явно обычным своим стилем, не замедляя его, но внушительно:
– Мы с женой разошлись несколько месяцев назад. Сейчас она подала заявление на развод. И она забрала с собой детей. У нас два сына. Одному восемь лет. Другому три года. И еще будет раздел имущества.
– Иск о разделе имущества она уже подала?
– Нет. Но ее адвокат написала мне, что скоро подаст этот иск.
Виктор делал записи.
– А кто ее адвокат?
– Какая-то Паолова.
Синегоровы про себя отметили, что Шишманова обратилась к одному из сильнейших адвокатов Москвы по семейным делам.
Виктор продолжил спрашивать:
– А с детьми что?
– Это самое главное. Сыновья должны остаться со мной.
– А ваша жена настаивает, чтобы дети остались с нею?
– Да.
– Ну, мы должны предупредить, что суд скорее всего оставит детей с мамой.
– Сыновья должны остались со мной.
– Вы настаиваете именно на проживании сыновей с вами? Не на определении порядка общения вас с ними?
– Нет. Сыновья должны жить со мной.
Голос Шишманова наполнялся металлом, как на сталелитейном прокате бежит красный раскаленный металл и тут же застывает. Виктор понял, что надо повести беседу с другой стороны.
– А почему ваша жена возражает против проживания детей с вами?
– Потому что она не согласна с тем, как я их воспитываю.
– А как вы их воспитываете? – заинтересовался Виктор.
– Правильно воспитываю. По-мужски.
– А можете сказать конкретнее? Нам нужно знать, чтобы понять, как отстаивать вашу позицию.
Шишманова удивило слово «позиция», поэтому Виктор, видя это, уточнил:
– Ваши интересы.
– В строгости воспитываю. Все делать с моего разрешения. За нарушения – наказание.
– Наказания – телесные? – в голосе Виктора тоже стало меньше доброжелательности и больше сухого металла.
– Да. Ремнем по заднице. Когда подрастут, буду за нарушения по-настоящему бить, в душу. Чтоб не нарушали.
Владимир явно не видел ничего запретного в таком воспитании (хотя своего Владислава он и не бил – впрочем, иногда хотелось всыпать ему, ну да ладно). А вот Виктора это сообщение Шишманова о его воспитательных мерах сильно напрягло, потому что Шишманову такие методы воспитания явно казались нормальными – ибо он добавил:
– Меня так мой отец воспитывал, и я вырос нормальным мужиком. И своих сыновей нормальными мужиками выращу.
