Надев шинель и шапку, обув отцовские калоши спустился с крыльца на землю. В ограде мирно спали овцы, за стенами курятника запел петух. Василий несколько раз глубоко вздохнул сырого морозного воздуха, пахнущего весной, которая уже наступала зиме на хвост. Опершись руками на верхнюю жердину изгороди, он неотрывно смотрел на темнеющий лес за речкой, на облака, освещаемые лучами восходящего солнца.
– Кому это тут не спится? – послышался хриплый голос отца.
Василий вздрогнул, встряхнув головой, как бы освобождая ее от прошлых воспоминаний:
– Много раз, там в Германии, перед глазами всплывала эта картина! Прошло столько лет, а ничего не изменилось – та же речка, лес, облака.
– А чему тут меняться-то, – проворчал Юда, – если бы не империалистическая и не гражданская, мы бы как в раю жили. Он внимательно посмотрел в глаза сыну, – а ты вижу паря приустал-то от чужбины. Долгонько не был дома, вишь как возмужал да и вона проседь появилась. Видно хватил горюшка с лихвой?
– Да уж, не сладкая жизнь на войне была, – усмехнулся Василий. – А в плену – так и вспоминать не охота. Только немного радости и было, когда у пана Кшиштофа батрачили.
– А что это за пан?
– Как – нибудь потом расскажу, – отмахнулся Василий и глядя в даль на темно-зеленые горы продолжил, – я вот, что думаю тятя, чтобы после всех унижений и передряг, всего прожитого, душу в порядок привести и успокоиться – надобно в церкву сходить.
– Правильно гуторишь сынку, – поддержал его Юда, – ничто акромя церкви не может дать успокоение душе. Сходи в Николаевку, помолись, свечи зажги.
Деревня начала оживать: где-то в конце улицы ударил кнут пастуха, затявкали собаки, заговорили соседские женщины, управляясь с хозяйством.
Василий вышел за ворота, мимо проходил высокий мужик.
– Васька, ты? – громко крикнул он.
– Я! – отозвался Василий, узнав своего друга детства Гришку Лосева.
Был он невысокого роста, худощавый, с кучерявой головой и козлиной бородкой.
Василий, не сводил доброго взгляда с друга.
– Ну дай хоть поглядеть на тебя, – с улыбкой проговорил Гришка.
– Я тоже давно горел желанием тебя увидеть, – да только не могу еще очухаться после плена.
Мимо промчался всадник.
– Кто это?
– Виталька Грязнов, дурью мается, – усмехнулся Гришка. – нет чтобы в поле себя показать, так он по деревне гарцует. Молодой еще.
А между тем всадник развернулся и подъехал к ним.
–Здорово были, – обратился к Василию молодой, плечистый парень. – Давно мы с тобой не виделись, годков пять, однако.
– Здорово, коль не шутишь, – ответил ему Василий. – Точно пять, когда я на войну уходил, ты еще под стол пешком ходил.
– Ха – ха, – усмехнулся Грязнов. – Небось соскучился по дому?
– Да уж конечно, как не скучать. Столько лет мечтал, что когда-нибудь снова увижу свою деревню и вот сбылось.
–Ладно, некогда мне тут с вами лясы точить, – отрезал Грязнов и ударил каблуками коня в бока.
–Какой-то чумной он, – глядя ему в след, недовольно проговорил Григорий. – Ну да ладно, собирайся, в субботу вечером в Алексеевку на вечерку пойдем, там девки веселые собираются, не дадут тебе заскучать!
– Так там и парни добрые есть, не ровен час и шею намылят.
– Да вроде бы как-то они к нам по-доброму относятся. Я там уже с Клавой подружился.
На том друзья и разошлись.
– За водой надо на колодец сходить, – подумал Василий, взяв ведра и коромысло, вышел со двора.
По дороге, он встретил своего соседа Митьку Корбана. На войну уходил, он совсем пацаном был, а теперь уже жених: низкорослый, кряжистый, с округлым лицом.
– Что отвоевался? – прищурил свои соловьи глазки Митька.
– Как видишь, – усмехнулся Василий. – А ты что- то с утра навеселе.
– А что мне горевать, вить я жизни радуюсь, – с иронией ответил Митька.– Если что заходи, потолкуем о том, о сем.
– Спасибо что пригласил, но мне сейчас не до этого. – и повесив ведра на коромысло, двинулся в сторону дома.
Вечером в гости пришел, веселый, слегка подпитый Степка Богомолов. Василий даже не успел опомниться, как он сгреб его в объятия.
– Молодец! Орел! – улыбаясь приговаривал он. – У нас теперича власть рабочих и крестьян, вместе будем новую жизнь налаживать.
– Силен брат, – одобрительно покачал головой Василий. – Конечно вместе, куда я от родной деревни пойду.
Степан прищурил глаза и с хитрицой посмотрел на собеседника:
– Я же Васька, едрена вошь, обвенчался.
– С кем?
– С Зинкой Барсуковой.
– Так я ее вроде любил? – засмеялся Василий.
– Ну, ты любил, а я женился. Сколько тебя можно было ждать.
– А Ефимка брат ее как поживает?
– Разбогател чертяга, ёшь твою. Теперь к нему на сивой кобыле не подъедешь. Все с Ванькой Копыловым якшаются, выгоду во всем поиметь хотят. Даже на Ольгинку ходили, на ручьях золото мыли. Ты когда по улице шел, видал, какие избы себе отгрохали? Не избы – а хоромы, окна большие, не чета нам.
– Разбогатели говоришь?– задумался Василий, – кому что Бог дал. Я тоже хочу разбогатеть. Дом хочу новый построить, хозяйством обзавестись, да чтоб лошадей с десяток было, земли распахать – десятин пять.
– Правильно кумекаешь, – поддержал его Степан, – видать сильно ты в плену по крестьянской работе соскучился.
– Об чем ты гуторишь, я перед тем как домой вернуться, у пана в хозяйстве горбатился, а в лагере, пока не сбежал, за место лошади плуг таскал. Так что скучать особо некогда было.
Ранним воскресным утром Василий отправился в Николаевку, чтобы успеть к началу утренней литургии. Он хорошо помнил это село. До войны он не часто, но бывал с родителями на службе в церкви Святителя и Чудотворца Николая. И теперь, идя по селу, с удовлетворением отмечал про себя, что несказанно рад снова оказаться под сводами родного храма. Пришел рано, еще оставалось немного времени.
По многочисленным рассказам Ивана, он знал, что тот живет, где-то тут, недалеко. Навстречу по улице мужик гнал корову.
Василий поздоровался и спросил:
– А скажи-ка мне сердешный, где тут Иван Елагин проживает?
– Это тот который с войны недавно вернулся?
– Он самый.
– Так вон он на лавочке сидит, – мужик показал пальцем вдаль.
– Благодарствую! – довольно ответил Василий и направился дальше по улице.
– Здорово живешь! – радостно поприветствовал Василий, своего друга, присаживаясь рядом на лавочку.
– Вася ты! – в удивлении раскрыл рот Иван. – Какими судьбами?
– Я Ваня в церкву пришел, а тут смотрю, ты, сидишь. Вот и решил к тебе заглянуть.
– А я вот с самой зари сижу, фсё надышаться родным воздухом не могу.
– В церковь со мной пойдешь?
– Седня не собирался.
– И до этого не ходил?
– Нет, – понуро опустил голову Иван.
– Эть ты какой? А должок кто отдавать будет?
– Какой должок?
– Что паря забыл, как в болоте клялся: до дому доберусь, в церкви свечку поставлю и неделю молится, буду Николаю Угоднику.
Засмущался Иван, раскраснелся и спохватившись запричитал, – Ой, ёй,ёй, Вася, совсем забыл. Пошли в церкву все свои грехи вымаливать буду.
– То-то, – одобрительно похлопал друга по плечу Василий.
Стоя на службе, он обратил внимание на высокого мужчину. Рядом с ним чуть пониже ростом и худее стояла женщина.
«По всей видимости, всей семьей пришли», – подумал он.
Возле них стояла девушка совсем молодая, невысокого роста, с русой косой и долговязый юноша. Василий остановил себя на мысли, что его стал пробивать легкий озноб. Он не мог оторвать взгляд от этой девушки. И с неприкрытым интересом смотрел на нее. Та не обращая ни на кого внимания, внимательно слушала батюшку и крестилась.
Но, видимо почувствовав на себе пронизывающий взгляд, обернулась, их взгляды встретились. Василий, тот час же опустил глаза в пол, а девушка повернулась опять к алтарю и больше не оборачивалась.
Лишь под вечер вернулся Василий в деревню.
– Как сынку в церкву сходил? – радостно встретил его отец.
– Оттаял душой и осветлился, – также радостно ответил Василий. – Хочешь верь тятя, хочешь не верь, а как заново народился.
– Ну и добре, пошли вечерять будем.
2
Всю осень и зиму семейство занималось хозяйственными делами: строили новый амбар, готовили дрова, шили сбрую для лошадей. А как пришла весна, после Светлого праздника Пасхи, повадился Василий с дружком Гришкой на вечерки в соседнюю деревню ходить. Там в Алексеевке, на берегу речки вечерами собиралась молодежь. Пели песни под гармошку, плясали. И вдруг он увидел ее, ту девушку, что была в церкви. Ее звали Ирина. Каждый раз после гулянья, стал Василий провожать ее до дому, а та и не была против. Сначала рассказывал ей о войне и о том, как жилось в плену, но видя, что эти разговоры не по душе девушке, сменил тему и стал вести разговоры о добрых лесных духах, что помогают крестьянам в поле.
– Леший, – говорил он, – это защитник леса, он всегда по доброму относится к людям. Охраняет скотину, которая пасется в лесу.
– Чаго ты болтаешь, я слыхала, что они злые, – возразила та.
– Ежели леший причиняет вред, то люди сами виноваты в этом. Тогда он является в образе медведя или волка. Гуторят, что давеча их охотники много в нашей тайге видели.
– Да ну тебя к лешему. Болтаешь абы чаго, – рассердилась девушка.
– Нельзя так гуторить, иначе он заберет меня к себе, – засмеялся Василий.
– А я не отдам, – глядя на него в упор, серьезно сказала Ирина.
У Василия по телу пробежала приятная дрожь.
– Давай зайдем ко мне, – засмеялась она, обнажив свои белые зубки.
– Зачем? – соображая, что ответить, замялся Василий, – чой то не ловко.
– Тятя велел, посмотреть на тебя хочет.
– Ну коли так, пошли, – робко согласился он.
В доме их ждали. Павел Ермолаевич, приготовившись к разговору, уже сидел за столом.
– Гостечки, дорогие, проходите в переднюю, – радостно улыбаясь, пригласила Ирина Романовна.
У нее на сковороде скворчали драники, в запарнике томился чай. Отойдя в сторонку, посмотрела на дочкиного ухажера. Тот был в белой вышитой косоворотке, в черном костюме. Брюки были заправлены в новые сапоги. Не торопясь, у порога, сняли обувь, присели за стол.
Павел тоже внимательно рассматривал Василия. Завел разговор о родителях, о хозяйстве, об урожае, а сам все чаще окидывал взглядом молодую пару и для себя сделал вывод, что они подходят друг другу. Может оттого, что их лица светились от счастья, и в глазах горела взаимная любовь.
– Ладно, чаго это мы все вокруг да около ходим, дело не говорим, –добродушно проговорил отец, – какие планы у вас?
– Я жениться хочу на Ирине, – смело выпалил новоявленный жених.
