Ив Даргель "Автор идеи цвета"

– У-у-у, – продолжал гудеть автопомощник.

От него исходили горячие волны, напугавшие Э-Лину.

– Эй, ты чего? Перестань, я пошутила! Ну что ты, малыш, остынь, не надо так стараться, ты же сломаешься! Я знаю, что это вопрос, ответ на который не найден, успокойся, пожалуйста.

– Отмени некорректный запрос! – взмолился инструкт, продолжая нагреваться. Макушка покраснела и медленно пульсировала. Еще немного, и изменения станут необратимыми. Он действительно не может ответить – обработка такого рода информации заблокирована системой Корпорации по требованию автора.

– Отменяю, отменяю! – крикнула Э-Лина.

– У-у-ф-ф…

– Так, умник, выкатывайся отсюда, не мешай мне работать!

От нахлынувшего облегчения Э-Лина разозлилась. Не хватало еще с утра пораньше сломать персонального автопомощника начальницы.

Выпроводив инструкта с напутствием остудить горячую голову, Э-Ли вернулась к своим каталогам, но дело не клеилось. Мысли разбредались, и она отдалась их течению, смирившись, что поработать не получится.

В самом начале карьеры, погружаясь в тему исследования цвета, Э-Лина наткнулась на старые, сделанные размашистым почерком записи о том, как там, в Архиве, где, по слухам, возможности общества диктовались неведомыми правилами, оттенок тела мог быть связан не то с получением неких невнятных привилегий, не то, напротив, с их лишением. Э-Лина не была уверена, что это не выдумки, ведь немногочисленные ушедшие не возвращались, и получить подтверждение не у кого. Она не верила в озабоченность различиями параметров организма, и считала, что это всего лишь страшилки – слишком уж абсурдно!

Э-Ли коллекционировала разнообразные нелепые мифы, связанные с изменениями внешности. На первом цикле обучения профессор Юнита поведала залинейную версию осуществления ухода за ногтевыми пластинами: якобы их покрывали неким веществом, изменяющим цвет снаружи. Более того, некоторые, почему-то, преимущественно, женщины, даже устанавливали на кончики пальцев специальные удлиняющие накладки. На вопрос, с какой целью все делалось и насколько ограничивало функционал кисти, многоопытная наставница не знала, что и ответить. Э-Ли недоумевала, как можно делать такое с руками, и радовалась, что в каждой индивидуальной кабинке есть специальные перчатки, аккуратно выполняющие гигиенические и эстетические процедуры. Непродолжительные и приятные манипуляции – и вот уже любуешься розовыми и блестящими пальчиками без намека на излишки рогового нароста.

Слухи про приклеивание дополнительных волос на веки или изменение цвета глаз путем наложения тонких полимерных накладок прямо на роговицу, а уж тем более про добровольное искажение черт лица Э-Ли всерьез не воспринимала – как-то невообразимо такое. Кто в здравом уме станет отказываться от уникальных особенностей? Это неэтично и даже, наверное, незаконно! Каждый ценен неповторимостью, ею дорожат, не разменивая на готовый шаблон. Совершенно ясно, что полезно преображать только исходные параметры, поддающиеся переменам изнутри.

Идея цвета обеспечивает осуществимость благоприятных модификаций: увлекательную игру с пигментом. Естественный и приятный процесс, деликатно запускаемый без каких-либо последствий для организма. Процедуры все еще медленные и требуют постоянного контроля, но проект развивается, и в будущем у желающих появится еще больше выбора. Как чудесно будет уснуть, к примеру, голубоглазым брюнетом с оливковой кожей, а проснуться кареглазым блондином с лазурным телом. Расширением спектра цветовых решений и динамикой изменений и занимаются эксперты проекта. Сейчас это роскошное развлечение не для всех – статусная забава для молодежи, готовой потрудиться ради перспективы получить перемены и утешение для выбравших естественное линейное старение.

Цель Э-Лины была амбициозной: сделать индустрию цветовой модификации общедоступной. Нужно только как-то обойти непонятное табу, установленное давным-давно самим автором Идеи цвета – профессором Катром. Э-Ли сомневалась в том, что знаменитый исследователь был приятным человеком. Младший эксперт изучала сохранившиеся карточки, и ее пугали описанные методы. То, как автор начинал свои опыты, вызывало одновременно интерес и отвращение. Она бы так не смогла. Но великий – не значит хороший, это Э-Лина тоже понимала.

Ей было досадно от авторского вето и хотелось дать цвет остановившим возраст – для них особенно значимо ощущение перемен! С ума ведь можно сойти от безнадежной неизменности.

Э-Лина ценила имеющиеся вероятности и мечтала стать причастной к их расширению, в том числе и ради себя. Втайне от всех она и сама прошла процедуру фиксации возраста, импульсивно воспользовавшись приоткрытым профессором Юнитой во время проведения процедуры входом в специальную комнату. Не удержалась от искушения: любопытство заставило Э-Ли проникнуть туда и все испытать на себе. Само действо не оправдало ожиданий: просто мгновенный всполох желтого света и ничего больше. Зато теперь она навсегда останется такой же юной и прелестной, как в тот день. Э-Лину не смущало, что она скрыла первый выбор от Мартина – ее право. Догадываясь о мечтах Мартина добавить ей цвета, видя его наивные попытки скрыть это желание, она даже сочувствовала мужу. Безусловно, он будет разочарован, если узнает, что это уже невыполнимо. Когда-нибудь он заметит, что жена не меняется, тогда, конечно, придется признаться. Э-Ли больше опасалась гнева наставницы, но гнала от себя пугающие мысли, надеясь, что Юните еще долго будет недосуг присматриваться к помощнице.

«Времени еще предостаточно», – успокаивала Э-Лина иногда досаждавшее чувство вины. Когда она разберется с нелепым препятствием к получению цвета для остановивших возраст, Юнита простит этот небольшой обман. Э-Лина и не подозревала, что задача имеет только одно решение. Никто не знал ответа на этот вопрос, кроме самого автора Идеи цвета, давно покинувшего Сообщество.

– Эл, дорогая, тебя ждет Джей-Апельсинка, о чем ты опять мечтаешь, детка? – ставшие полупрозрачными стены не скрывали негодующее мелькание синеватой макушки вернувшегося и потребовавшего внимания лабораторного инструкта. Судя по бодрому нагловатому тону, за его целостность можно было больше не волноваться.

– Апельсинка! – фыркнула Э-Ли. – Что себе позволяет этот избалованный нахал? – и прокричала в сторону двери:

– Скажи Джею, что я сейчас!

Джей считался самым перспективным младшим стажером проекта модификации. Он был замечательным учеником и напарником. Вместе с Э-Линой они занимались цветовым разнообразием. Парень смело позволял испытывать на себе новые палитры, всецело доверяясь младшему эксперту. Сегодня Э-Лина как раз планировала добавить мальчику пигмента роскошного оранжевого оттенка. Наконец-то удалось добиться желаемого результата после многочисленных проб.

Пробежавшись по гулкому коридору и не встретив по пути ни одного отражения, Э-Лина проскользнула в открывшуюся от звука ее шагов дверь. Выдохнув, с наслаждением упала на стул, покрытый изумительной имитацией светлого дубового шпона – забавное слово, запомнившееся из диалога с системой обслуживания корпоративных помещений, принимавшей заказ на дополнительное оборудование нового кабинета.

– Привет, Эл! – звонкий голос с пробивающейся хрипотцой окликнул ее из дальнего изгиба комнаты.

Э-Лина вздрогнула. Ее взгляд уперся прямо в яркий зеленый глаз, выглядывающий из-за плотно-матовой панели в глубине комнаты. «Когда я включила режим приватности?», – рассеянно начала было вспоминать Э-Ли, и сразу же отвлеклась.

– Полностью покажись, будь любезен. Привет, Джейли, – строго начала она, но, увидев симпатичного несуразного светло-оранжевого парнишку, ясными глазами глядящего на нее, не выдержала, широко улыбнулась и защебетала. – Как себя чувствуешь? Выглядишь отлично. Скоро станешь сочным апельсином!

Оранжевый Джей посмотрел посерьезневшими глазами сначала на нее, затем на приглушенную пеленой густого тумана стену, и признался:

– Эл, это я включил. Не ругайся, пожалуйста. Я решил зафиксировать возраст. У меня уже накопился соответствующий требованиям кредит доверия, и я записался в лист ожидания процедуры.

– В смысле, ты включил? С каких пор младшие стажеры имеют доступ к моим настройкам быта?! – возмутилась Э-Ли, но, осознав вторую часть услышанного, опешила.

Джейли, видимо, не зная, куда спрятаться от предсказуемой, но все же расстроившей его реакции напарницы, стоял посреди комнаты, и, едва сдерживая желание поковырять в носу, почесывал ухо. Э-Лина хорошо знала этот его признак крайнего замешательства.

– Джей, ты не можешь! – волнуясь, тараторила она. – Во-первых, ты еще несообразно молод для остановки возраста. Формального запрета нет, но так не принято. Ты понимаешь, что, скорее всего, навсегда застрянешь в своей юности? Да ты будешь молиться о возвратном эффекте, когда твои ровесники повзрослеют. Во-вторых, идет цветовая модификация, ты меняешься, и мы не в силах прогнозировать последствия незавершенного процесса! Хочешь получить попу в оранжевый горошек? – попыталась она перевести разговор в шутку, уже смиряясь, что ничего не выйдет.

– Эксперт Э-Лина, – льстиво повысил ее в звании Джей, – требую немедленно прекратить вмешательство в мой организм. Я выхожу из проекта. Официально.

Э-Ли негодующе вскочила со стула и подошла к окну. Шел снег, падая крупными хлопьями, кружась и образуя широкие круги перед тем, как слиться с полотном дороги. В иной ситуации Э-Лину заинтересовала бы чудесная смена сезона: еще недавно за окном подрагивало жаркое марево. Но сейчас она лишь мимоходом полюбовалась редким погодным явлением и, сделав глубокий вдох, тихо спросила:

– Но… Почему? Что с тобой, стажер Джейли? – Э-Ли не осталась в долгу и опустила приставку «младший» в должности Джея-Апельсинки.

– Я пока не могу объяснить, Эл. Мне нужен нейтрализатор, я готов отказаться от изменений. Мое право прекратить опыт, ты не должна препятствовать.

Э-Лина прислушалась – почудился звук легких шагов, от которого почему-то замирает сердце. Ее удивляло это ощущение, ведь Юнита никогда не подвергала сомнению компетентность своих сотрудников. Непоколебимое спокойствие наставницы вселяло уверенность в правильности действий, но внимательный профессорский взгляд не выдерживал никто. В коридоре было тихо, и Э-Ли поняла, что сердце так прерывисто бьется по другой причине. Младший эксперт нехотя взяла из появившейся от ее касания ниши в стене крошечный прозрачный контейнер:

– Проходи в лабораторию, Джейли, пожалуйста, – подчеркнуто нейтрально пригласила она юного коллегу.

– Пожалуйста, – вежливым эхом отозвался Джей и галантно сделал вид, что приоткрыл перед ней автоматическую дверь.

– Не паясничай, младший стажер, – проворчала Э-Ли и направилась к выходу.

Джей проводил взглядом неестественно выпрямленную спину напарницы. Э-Лина не видела, как от его прежней широкой апельсиновой улыбки уцелела только легкая тень, но и она быстро пропала.

В лаборатории сегодня не появилось ни окон, ни подоконников – ничего, кроме небольшого гладкого возвышения ровно в центре круглого зала. Мягкие волны стен глушили звуки. «Напрасно», – расстроилась Э-Ли. Говорить было не о чем. Все решено. В ее руке тихо зашипела ампула с нейтрализатором цвета.

Глава 3. Юнита

Профессор Юнита редко смотрелась даже в личное зеркало, потускневшее от времени, а глянца отражающих панелей и вовсе избегала. Так вышло, что она «остановилась» уже вполне взрослой женщиной и поначалу даже изредка ловила себя на мимолетной зависти к тем, кому это удалось в более юном возрасте. К молодежи она не испытывала ничего подобного, ведь у них впереди нелегкий первый выбор. К счастью или сожалению, Юнита была избавлена от сомнений. Ее первый выбор состоялся не так, как у всех: она стала по-настоящему первой, и было это так давно, что правильнее считать – всегда.

Дурной тон – бесцельно считать собственное время, а для дела периоды исчисляют короткими и длинными циклами, разделяя их на части. Длинных циклов с тех пор утекло уже столько, что было предпочтительнее игнорировать это знание. Юните нравилось свое стройное и сильное тело на пике активности, она без ложной скромности знала, что не только умна, но и мудра. То решение, несомненно, было верным. Но все же… Оказалось, довольно-таки непросто быть непокорной времени. Видеть застывшее в своем совершенстве отражение, словно однажды запечатленный фрагмент. Она все чаще задумывалась о последнем выборе. В такие моменты отчаянно хотелось взглянуть на себя настоящую, встретиться лицом к лицу с неслучившимся, и тогда возвратный эффект представлялся недостижимым благом.

Профессор поправила тщательно спроектированную прическу: в уложенной замысловатыми узлами короткой косе поблескивали неприметные серебряные дорожки. Незначительные приметы того времени, когда перемены еще происходили. Юнита потрясла головой, отгоняя навязчивые мысли и внося чуточку беспорядка в изысканную конструкцию гладких волос, и вернулась к утомительному незаконченному делу.

Необходимо разобрать картотеку и систематизировать файлы, которые можно было бы передать доктору Мартину для Галереи сведений. Определить, какими данными целесообразно поделиться с Сообществом, было весьма затруднительно. Если бы решение принимал ее ушедший наставник – профессор Катр, то он радикально упростил бы задачу, зашвырнув все подальше с комментарием: «Обойдутся». Но она не обладала ни скрытностью, ни решительностью своего бывшего начальника. Может быть, имеет смысл свалить эту скучную работу на своего персонального автопомощника? Юнита вздохнула: «Ну уж нет, этот механический головастик сделает наперекосяк, а потом еще и обвинит всех в отсутствии логики».

Юнита давно собиралась отправить эту строптивую железяку на доработку: у инструкта вошло в привычку куда-то пропадать на десятки коротких циклов, и как она его не распекала после возвращения, он только подмигивал и напряженно гудел. Но было жаль подвергать риску утраты уникальные сведения, содержавшиеся в автопомощнике, поэтому приходилось терпеть выходки этого наглеца. Да и стажеры Э-Ли и Джей испытывали к нему необъяснимую привязанность, несмотря на бесцеремонную, даже для высокофункциональной машины, манеру общения.

Как раз сегодня утром инструкт заявился после очередной длительной отлучки каким-то поникшим, но взбодрился после полученного нагоняя и теперь как ни в чем не бывало, разъезжает по корпусу, раздавая стажерам свои ценные указания.

Перебирая таблички, профессор остановилась, наткнувшись на свою подпись в одном из документов. В файлах Сообщества Юнита значилась как профессор Ю-Нита, Соавтор Идеи Цвета.

Катру почему-то очень нравилась короткая черточка, разделяющая ее официальное имя, и он часто, обращаясь к Юните, с особой тщательностью выделял голосом это разграничение. Он говорил, что так меняется цвет имени: переходы оттенков становятся ярче и глубже. Автор Идеи цвета усердно пытался объяснить: «Ну послушай, Ю! Юнита – Ю-Нита… Неужели ты не видишь различия?» Она не видела, а он раздосадовано отворачивался, сокрушаясь, что даже собственный ассистент не понимает очевидных вещей… Дальше Юнита обычно не слушала, уверенная, что у нее имеется множество других достоинств, признавая которые, дотошный учитель простит эпизодическую нечуткость.

С некоторым облегчением отложив принятие сложного решения о степени секретности материалов, Юнита поспешила на экстренный вызов своего личного ассистента. «Вот неугомонная девчонка, что еще она затеяла?» – подходя к персональному лифту, профессор вспомнила о предыдущем срочном вызове, который, несомненно, добавил бы ей седых волос, если бы это было возможно.

Юнита открыла дверь лаборатории и почувствовала, как пол уплывает из-под ног: они стали легкими и гибкими, а плечи будто придавила каменная плита. На центральном возвышении, освещенное широким синеватым лучом, лежало… Лежал некто, абсолютно лишенный цвета, как в просмотренном ею однажды черно-белом учебном фильме про… – «Черт возьми, о чем я, какой фильм, что ЭТО?»

Она попыталась сфокусировать взгляд на бесцветном лице и узнала Джейли. Джея-Апельсинку, как прозвали его за пристрастие к пигментам оранжевого цвета. Младшего стажера Джея, бойкого и обаятельного мальчишку. Предположительно сына главы Сообщества. Ахроматическое тело юноши сотрясали конвульсии. А тело Юниты одновременно оцепенело от ужаса и подрагивало в такт трясущемуся парню.

– Джей, балбес, прекрати ржать! – истерически прошипела Э-Ли.

– Что. Здесь. Происходит… – металл в голосе Юниты подрагивал, как рассыпающиеся по гладкому мрамору ртутные шарики.

– Здравствуй, профессор Юнита, как дела, профессор, – лепетала, тщетно пытаясь улыбнуться, ассистент Э-Лина, озабоченно поглядывая на обмякшего, уже бессознательного сообщника. А в том, что эти двое сообщники и нарушили все мыслимые и немыслимые протоколы, сомнений не возникало даже у инструкта, смущенно отсвечивающего позеленевшей макушкой.

Юнита усилием воли вернула контроль над ставшими непослушными конечностями, и вдвоем с Э-Линой они уложили на гладкую поверхность, считывающую показатели жизненных функций, подрагивающее тело парня, медленно возвращающееся в обычное состояние, но теперь меняющее цвет, как бешено крутящийся калейдоскоп. Юнита, не став слушать объяснений Э-Ли, отчеканила:

– Он справится.

– Профессор Ю…

Юнита молча вышла, подчеркнуто тихо затворив за собой створку двери, не дожидаясь автоматического закрытия.

Войдя в наполненное прохладным воздухом и светом овальное помещение в башне, она столь же аккуратно прикрыла дверь, сделала глубокий вдох, потом еще один. Этого было недостаточно, и профессор тихонько выругалась. Почувствовав облегчение, открыла окно, извлекла из сейфа коробку и включила режим, защищающий от нежелательных посетителей. Юнита понятия не имела, откуда в сейфе берутся цилиндрики, скрученные из темных хрустящих листьев, обернутых тонкой бумагой, но была признательна Катру за то, что он передал оборудование вместе с настройками нехитрого профессорского быта.

На коробочке был выгравирован знак опасности: две перекрещенные молнии. Юнита не верила в гипотетический вред этих ароматных дымящихся палочек, но система корпорации явно считала иначе, судя по строгому лимиту на них, увеличить который не удавалось в свое время даже самому профессору. Юнита вспоминала о своих запасах лишь изредка, и сейчас был как раз такой случай.

Усевшись в кресло и пошарив в ящике стола, она извлекла прозрачную крошечную бутылочку с кнопкой на горлышке. Нажав на нее, Юнита полюбовалась голубоватым огоньком и усмехнулась, вдыхая густой дым. Однажды автоуборщик осмелился произвести здесь очистку от недопустимых режимом безопасности элементов – с тех пор жестянка с электронной начинкой заикалась и мигала, пробираясь мимо неприкосновенного и опасного места.

Юнита еще раз пробормотала ругательство, но уже без прежнего запала. «Если бы глупый мальчишка сегодня погиб в нашей лаборатории… Интересно, его папаша нарушил бы принцип невмешательства?» – от пережитого ужаса, гнева и зарождающегося особенного ощущения она нервно хохотнула. То, что произошло в лаборатории не укладывалось ни в какие рамки, но, к своему удивлению, Юнита и сама не хотела в это вмешиваться.

«Ну какова девчонка, а? Моя школа! Рановато мне еще планировать последний выбор», – промелькнули неожиданные мысли и плавно перетекли в прежнее русло. Юнита точно знала, что никто, включая ее саму, не имеет представления, откуда взялся этот зеленоглазый юноша Джейли. Однажды он просто появился в кабинете Э-Ли, да так и задержался в качестве ее напарника. В Сообществе не принято задавать вопросы без острой нужды, а ее не было: мальчик всем нравился. И главное – его тело удивительно податливо откликалось на любые творческие придумки младшего эксперта Э-Лины. Идеальная модель – отзывчивый и неунывающий помощник.

В лабораториях видели, как ревностно оберегала паренька от любых вмешательств со стороны ее ассистент. Э-Ли считала Джея-Апельсинку драгоценной добычей. Никто и не возражал против их тандема, стабильного и продуктивного. Почему поползли домыслы, что мальчик – сын Шефа, уже и не вспомнить, но Джейли и сам со временем обрел в этом уверенность.

Вздохнув, Юнита устало склонилась к высокому подлокотнику. Кресло, больше похожее на какой-то нелепый трон, также досталось ей от профессора. Вряд ли у кого-то еще хватило бы фантазии не только сформулировать системе быта образ такого несуразного и одновременно уютного предмета мебели, но и получить его в личное пользование.

Здесь, в башне, никто не посмеет докучать Юните своим присутствием. Привилегии были заслуженными и неоспоримыми. Она была тестовым образцом. Эталон. Первая. Катр честно предупредил тогда: – «Ю, мы с тобой или получим непредсказуемую опасную чушь, или совершим прорыв». Катр был автором изобретений, разделивших все на «до и после». «Существующие за линией Архива, несомненно, сочли бы его сумасшедшим, мы же считаем его великим» – признавала она.

Профессор Юнита вглядывалась в причудливо клубящийся туман бледно-сиреневого дыма, видя очертания призрачного силуэта. Дым рассеялся вместе с наваждением, и Юнита, вздохнув, начала уговаривать себя собраться с силами. Нужно все же выбрать так опрометчиво обещанные сокровища из картотеки профессора и пойти в Галерею сведений, чтобы избавиться от этого надоевшего дела. Профессор Юнита нечасто позволяла себе посещать Галерею. Слишком велико было искушение установить там приватный режим и отвлечься от утомительных обязанностей, завладев своим сокровищем.

Щедрость Катра не ограничилась содержимым его сейфов. Благодаря ему Юнита, в отличие от малоинформированных коллег, не испытывала иллюзий о залинейном мире. В ее распоряжении осталась полная картотека Галереи, включая тайный фонд Архива, бывший достоянием профессора, что позволило составить мнение о происходящем там, откуда никто не возвращался. Пытался ли Катр великодушным жестом искупить вину от внезапного ухода или хотел заручиться светлой памятью о себе, уже не имело значения. Юните льстило, что учитель отдал именно ей высший уровень допуска к своим кодам, и она никому не проговорилась: каталог Архива был любимой и тайной игрушкой Катра.

Изученные материалы дали Юните обобщенное представление о тягостном быте за линией Архива в уродливых бетонно-пластиковых трущобах. Неудивительно, что несчастные обитатели подобных мест неминуемо угасали, не успев толком насладиться положенным природой веком, и уходили из жизни дряхлыми стариками, утешая себя множеством нелепых и нелогичных идей. А вот что поражало, так это необъяснимое необузданное веселье обитателей того мира.

Юните было неприятно на это смотреть, так что она предпочитала разглядывать других залинейных живых существ и удивляться тому, насколько многие из них эмоционально расположены к людям. Юнита видела только крошечных мышек у Катра в лаборатории, но не предполагала, что с ними можно как-то взаимодействовать, в Архиве общались с самыми разнообразными зверьками.

Решительно поднявшись, Юнита схватила стопку первых попавшихся карточек, которые так долго ревностно оберегала от посягательств коллег, и проворчала:

– Тебе ведь уже все равно, не правда ли, автор?

В Галерее никого не было. Чутье Юниты позволяло обеспечивать себе необходимое одиночество. Положив принесенные дары на видное место, Юнита повернулась к экрану. «Недолго и только пейзажи» – пообещала она себе и включила первый попавшийся фильм Архива. Когда рассеялся широкий луч и задрожала яркая картинка, Юнита вскрикнула. Появилась новая функция: кадры вдруг стали цветными.

Придя в себя от шока, Юнита выборочно проверила файлы из фонда Сообщества, и все они были обычными, черно-белыми. Поразительная перемена коснулась исключительно данных Архива. Не найдя внятного объяснения чуду, Юнита решила считать это подарком и наслаждалась просмотром пустынных зеленых ландшафтов и аквамариновых просторов неограниченной воды. В ее избавленном от излишеств мире не было такого изобилия форм. Юнита не удержалась и включила еще и городские пейзажи. Хотелось взглянуть, пока есть цвет. Неизвестно, останется ли такая опция или пропадет столь же внезапно, как и появилась.

Увиденное потрясло настолько, что потусторонние архивные смыслы перестали казаться такими уж безнадежными. Вдруг стало ясно, что не стоит судить строго: ведь там далеко не всем удавалось вести полноценную, долгую и активную жизнь при линейном течении взросления. Старость обитателей этого размалеванного зачастую несочетаемыми цветами пространства приходила в сопровождении немощи и скуки. Их глаза тускнели от слепящей насыщенности красок, тела быстро изнашивались от постоянной необходимости избегать столкновений с острыми углами предметов и бесцельного хождения по прямым жестким дорогам.

Не существовало там и метода, предоставляющего долгие годы жизни в выбранном возрасте. «Только вот проклятый возвратный эффект может так жестоко обмануть наши надежды…» – признавала Юнита неприятный факт. Как бывший ассистент профессора, благодаря которому есть этот, хоть и непростой, выбор, она чувствовала и свою ответственность за его последствия.

Выключив экран и полюбовавшись на его глянцевую глубокую черноту, она поймала взглядом длинную тонкую тень и сделала шаг ей навстречу. Юнита видела свое отражение недавно, но сейчас, снова встретившись с собой, никак не удавалось отогнать навязчивую мысль привычным усилием воли. Скоро предстоит трехзначный юбилей, и, одно дело, встретить не особо радостное событие молодой женщиной, а совсем другое – вмиг получить тело столетней старухи и пытаться в нем существовать. Высчитав, какой возраст ее ожидал бы, исчисляйся он архивными годами, уже невозможно было отказаться от малоприятного знания. Половину этого срока она посвятила памяти своего наставника и развитию его Идеи.

Наверное, уже и в самом деле пора стремиться к последнему выбору – попытке уйти навсегда в капсуле покоя. Это решение было бы самым простым. Считалось, что так поступил ее учитель и практически создатель. «Катр, как ты мог уйти, не попрощавшись», – в который раз мысленно обвинила покойного профессора Юнита. Она не смирилась и не привыкла к отсутствию его вечной готовности переворачивать мир. Рядом с Катром ей все виделось не лишенным смысла. До сих пор безумно не хватало заразительного хохота профессора и его беспредельной мрачности, незыблемой правоты и нелепой опрометчивости, которую Юнита жестоко высмеивала, к его нескрываемому удовольствию.

Чем больше проходило времени после потери наставника, тем равнодушнее и безучастнее становилась его бывшая помощница – по большому счету, Юниту устраивал любой вариант развития событий.

Глава 4. Мартин

Мартин повертел болтающийся ободок из белого металла и понял, что не сможет его снять: сустав усохшего пальца увеличился чуть ли не вдвое. Кольцо неподвижно молчало.

Мартин знал, что для Э-Ли почти не существует прошлого, она живет будущим, а настоящее ей необходимо для планирования и предвкушения событий. Она собирает реальность, как сложный пазл, радуется, когда он складывается, и не огорчается, если картинка отличается от первоначального замысла. Когда все уже сложилось, Э-Ли увлекается созданием новой мозаики. Она не считает неудач, не гордится давними успехами, а иногда и вовсе устраняет из памяти лишние сюжеты. Мартин со смехом говорил в таких случаях: «заархивировала». Жена может напрочь забыть о том, что не касается ее проекта: о полученном впечатлении, совершенном действии и даже о данном обещании. Его обожаемая Эл не помнит и тяжелых событий, неприятных разговоров, трудных решений.

Мартина удивляла, раздражала и одновременно восхищала такая ее особенность, ведь для него будущее – туман. Он-то как раз живет именно прошлым. А в настоящем Мартин систематизирует и анализирует прожитое, тщательно хранит в памяти значимые для него имена и лица, собирает воспоминания и дорожит ими. Его жизнь – копилка из впечатлений, ошибок и побед. Он тот еще скряга и ни за что не согласился бы потерять хоть частичку былого.

Очень хотелось бы верить в надежность опоры на факты, однако еще в юности он обнаружил, что воспоминаниям не всегда можно доверять. Впервые убедившись в этом, Мартин находил новые доказательства зыбкости реальности, и ему не нравились подобные эпизоды.

Однажды он отчетливо вспомнил приятное утро, ярко и достоверно увидел, как завтракает с родителями, сидя за накануне заказанным отцом круглым столом. Стол, на расширяющейся книзу, как гигантская капля, ножке, был таким громоздким, что ему не нашлось места в комнате, поэтому его перетащили поближе к свету – в широкий эркер. Мартин до слез смеялся, наблюдая, как отец дурачился, пытаясь, не вставая с места, добыть из ниши в стене то кофейник, то чашку, и издавал торжествующий возглас, когда удавалось продемонстрировать ловкость. Но в следующей ретроспекции открывалось, что отца тогда никак не могло быть с ними – в помещение с эркером Мартин с мамой поселились вдвоем, когда Мартин-старший отправился в первое далекое путешествие. А к тому моменту, когда отец вернулся, Мартин уже жил в отдельном крошечном корпоративном номере.

Еще однажды он на какой-то период напрочь забыл мать. Не просто закрутился в карусели повседневности и не вспоминал о ней, а по-настоящему забыл, и довольно надолго. Не происходило ничего из ряда вон выходящего, никаких сложностей он не испытывал. Мартин учился у профессора Катра, и тот не перегружал стажеров знаниями, а, напротив, виртуозно создавал их дефицит, стимулируя учеников к сомостоятельному поиску гипотез. Даже когда Мартин ощутил нехватку в его насыщенной жизни чего-то важного, то не сразу вспомнил, что давно не общался с Ма. Он и ее саму вспомнил не сразу.

Ма не держала на Мартина обиду, и, конечно, он не стал объявлять ей причину длительного отсутствия, оправдавшись занятостью. Но он-то знал, в чем дело. То, что может твориться с оказавшейся ненадежной памятью, пугало.

С тех пор Мартин стал рисовать места и лица, записывать планы, регистрировать последовательность событий. И его посетила мысль, что было бы неплохо иметь более надежный, чем рисунки и записи способ фиксации доказательств реальности событий. Он не знал, по какой причине это невозможно, была ли подобная опция когда-нибудь, и, если была, то почему ее не существует теперь. Неудивительно, что его горячее желание найти метод сохранения памяти дало такие значительные плоды.

Идея памяти, по мнению Мартина, давно уже буквально витала в воздухе, ожидая, когда кто-то подхватит эти флюиды и обретет достаточную увлеченность для ее реализации. Мартин искренне не понимал, почему до него никто так сильно не желал вернуть ускользающие воспоминания и факты. Конечно, в Галерее содержатся все материалы, когда-либо публично демонстрировавшиеся в Сообществе. Но как быть с частными завершенными событиями? Неужели никого в безмятежном мире не тревожила их неизбежная утрата? Мартин продолжал делать записи на полимерных табличках и воспроизводить карты пройденных дорог, но этого было недостаточно.

Представив Сообществу Идею памяти, он мечтал лишь об одном: не растерять прошедшее, сберечь моменты жизни. Идея имела успех: Мартин получил право на внедрение изменений в структуру Галереи сведений и начал педантично систематизировать беспорядочно хранившиеся там файлы. Помимо этого, он создал фонд хранения личной информации, куда мог попасть каждый, запросив временный пропуск, и вернуть частичку своей истории, чтобы снова насладиться счастливыми мгновениями.

Члены Сообщества быстро оценили изобретение и стали хранить в разделе фонда знаний некоторые записи и эмпирические данные. Достигшие особо высокого положения имели право на изучение авторских файлов. Авторы охотно делились знаниями: щедрость и открытость в Сообществе одобряется и всячески поощряется.

Единственным, с кем не удалось договориться, был Катр, раз и навсегда пометивший большинство авторских материалов клеймом «недоступно». Почестей великому профессору хватало, а раскрывать свои методы этот сноб считал излишним. Мартин был раздосадован, но не удивлялся, зная принципы друга. Только однажды, вскоре после его исчезновения, Мартин совершил пробную вылазку к Юните, принявшей полномочия Катра, и вежливо осведомился, не желает ли она сделать вклад в развитие науки от имени покойного автора. Одной гневной вспышки изумрудных искорок в ее черных глазах было достаточно, чтобы ретироваться и никогда больше не поднимать эту тему. Однако, к огромному изумлению Мартина, недавно Юнита сменила гнев на милость, и сама предложила пополнить картотеку наследием профессора.

«Как все-таки досадно, что я сейчас настолько не в форме, причем в буквальном смысле…» – Мартин все никак не мог вернуться в свое обычное стабильно приподнятое настроение. В надежде, что воспоминания отвлекут и как-то поспособствуют примирению с действительностью, он вернулся мыслями в то счастливое и наполненное вдохновением время.

***

Авторство тогда по-прежнему оставалось непреложным постулатом. Идеи представлялись их создателем Сообществу и, получив одобрение, реализовывались, после чего основные тезисы размещались в фонде знаний Галереи.