Юлия Гауф "Беременна (не) от тебя"

Прекрасно, просто прекрасно.

– Привет, блондинка, – напротив меня внаглую садится парень, игнорируя свободный столик по соседству. – Скучаешь?

Бросаю на нахала красноречивый взгляд, но он и не думает смущаться, извиняться, и оставлять меня в покое. Рассматривает, и я отвечаю тем же: лет двадцать пять на вид, темноволосый, короткостриженый и высокий. Бровь рассечена белым шрамом, а скула – свежим ударом.

Парень подавляет своим ростом и силой.

Никогда таких не любила.

– Не скучаю. И я замужем, так что найди другой объект для подката, – салютую пикаперу чашкой кофе, намекая, чтобы он убирался прочь.

– Ты и есть мой объект, – нахальство фразы молодой мужчина компенсирует обаятельной улыбкой. – Да расслабься, блонди, не собираюсь я набиваться в зятья твоей мамочке. Тебе скучно, мне скучно, вот и…

– Поскучаем вместе, – договариваю я за собеседника, который скидывает черную кожанку, и бросает на соседний стул.

Против воли, чисто женским взглядом, оцениваю поджарый торс, на котором красиво и контрастно смотрится белая футболка.

А еще более красивы синяки, разукрашивающие руки качка. Ужас, кто же мог так отделать этого громилу?

– Знакомиться будем? – приподнимает он бровь.

– Маша, – ехидно улыбаюсь, и отпиваю чуть остывший, но не потерявший своей прелести кофе.

– А я тогда Петя.

Из него Петя, как из меня Мария-Антуанетта: черноволосый, черноглазый, чуть смуглый. Нос с характерной горбинкой точь-в-точь как у моего мужа.

Явно с юга приехал.

Чем-то они похожи с Тимуром: острыми, четкими чертами лиц, тяжелыми скулами, и такими же тяжелыми взглядами. Оба по-своему красивы, но что до меня: я блондинов-викингов предпочитаю.

– Налюбовалась? Может, мне встать, и покрутиться? – приподнимает он бровь.

– В следующий раз, – залпом допиваю кофе, и поднимаюсь, намереваясь уйти.

Но нахал хватает меня за руку, и силой тянет на себя.

– Более уродливого обручального кольца я еще не видел, – морщится парень, рассматривая мой безымянный палец и подарок моего мужа.

– Чтоб ты понимал! Тоже мне, великий критик!

Кольцо, и правда, варварское: массивное, тяжеленное и увитое гроздьями драгоценных камней.

Фамильная ценность.

– Садись, блонди, я не кусаюсь. Мне и правда скучно, – отпускать мою руку парень не намеревается, несмотря на свою просьбу сесть обратно, и я сердито вырываю ладонь из его захвата.

Хочу развернуться, уйти.

Но зачем-то сажусь обратно за столик.

Он мне не нравится, слишком мужа напоминает. Но и домой не хочется.

Скрещиваю руки на груди в защитном жесте, и парень тихо смеется надо мной, разгадав мое смущение: ну вот что ему нужно от меня?

– Тебе никогда не хотелось рассказать о своей жизни чистую правду, без прикрас, блонди? – чуть склоняется качок над столом. – Поделиться с незнакомцем тем, что не можешь доверить близким?

– Нет, лучше уж я с друзьями поделюсь личным.

И это моя ложь номер один.

– Врешь, – «Петя» подзывает официанта к нашему столику, и делает заказ – те самые коктейли, которые так настойчиво рекламирует промоутер у входа. – Давай поиграем?

– Во что?

– В правду, блонди. Давай поиграем в правду.

***

РАТМИР

Иду за ней – за этой девчонкой, за которой отец увивался, наплевав на маму, и злость берет.

Вот на эту тихоню он променял мать – яркую, красивую, и без памяти любящую его?!

До сих пор ведь любит, несмотря на все унижения, через которые ради него прошла. На маме он не женился, несмотря на столько совместно прожитых лет и общего ребенка, а с этой девкой побежал в ЗАГС, едва ей восемнадцать исполнилось.

Из клиники она направляется прямиком в бар. Ай да тихоня!

В тихом омуте…

– Давай поиграем в правду, – предлагаю ей, надеясь, что согласится.

Или что откажется.

Сам еще не решил, зачем мне весь этот разговор.

– Ну давай, – с вызовом соглашается блондинка.

Придвигаю поближе к ней коктейли, принесенные официантом: сладкие, именно такие и любят девушки. После них язык прекрасно развязывается.

– Как тебя зовут по-настоящему?

– Маша, – не моргнув глазом отвечает лгунья.

Будто я не знаю, как ее зовут!

– А если серьезно?

– Вика. Виктория, – напевно представляется она, и я в который раз вздрагиваю от ее голоса.

Пробирает.

– А тебя?

– Рустам, – отвечаю, и не собираясь быть честным.

Не с ней.

Может, отец говорил обо мне своей молодой женушке – о нелюбимом и нежеланном сыне? Хотя вряд ли он обо мне еще помнит – вычеркнул из жизни с превеликой радостью.

– Имя Рустам тебе больше подходит, чем Петя, – по-доброму усмехается блондинка, и я придвигаю ей еще коктейль, подав знак официанту, что нужно принести еще.

И побольше.

– Итак, теперь мой вопрос: ты и правда замужем?

Взглядом указываю на кольцо из старого золота, которым грезила мама. А я и не понимал, зачем ей эта уродская штука на палец.

Не понимал, пока не вырос. Как и смешков за ее спиной, осуждающих шепотков за связь вне брака.

И за нагулянного ребенка.

– Да, я замужем уже почти два года, – Вика тоже смотрит на свое кольцо, и грустно улыбается – не мне, а самой себе. Или пустоте. – Теперь мой вопрос: что тебе нужно?

Отомстить отцу за мать, и за себя.

Понять, что в тебе такого особенного.

Выяснить, как обычная, не слишком умная и хитрая девчонка, смогла увести отца от мамы.

И наказать за это.

– Мне скучно, Вика. Мне просто скучно, и захотелось поговорить.

– Со мной?

– Остальные сидят в компании, – киваю на столики за ее спиной, занятые парочками или группами друзей. – А ты одна.

– Да, я одна.

И снова легкая, со вкусом полыни, грусть в ее голосе.

– Расскажи про своего мужа, – прошу, наблюдая, как она допивает очередной коктейль – ягодный, чуть окрашивающий бледные губы малиновым цветом.

– Это не вопрос.

– Считай, что это вопрос.

– Мой муж – замечательный человек, – Вика хмурится, подозревая подвох в моем вопросе, и спешит встать на защиту отца. – Чуть старше меня. И я его люблю.

Лжет. Все три фразы – ложь.

– Чуть старше – это на сколько?

– Тимуру сорок семь лет. И что?

– И ничего.

Поженились они, когда отцу было сорок пять, а Вике – восемнадцать. А в дом к ее семье он зачастил и того раньше.

– Теперь твой вопрос, – напоминаю девчонке, и морщусь от сладости напитка.

Ну и гадость. Будто сироп пью.

– У меня нет вопросов. Мне надоел этот разговор, – она снова тянется к папке с бумагами, но рука подрагивает.

И бумаги рассыпаются по столу.

Справки, выписки, анализы.

– Что это? – хватаю один из листов, и глаз успевает вырвать отдельные слова: «хгч», «мазок», «посев».

Ах, да. Блондинка же была в клинике.

Болеет чем-то?

– Это? – Вика так и не уходит. Застывает, с каким-то глухим отчаяньем глядя на рассыпавшиеся по столу бумаги, а затем сгребает из, и неаккуратно засовывает в папку. С отвращением, даже со злостью. – Это медицинский казус, вот что. Я здорова, но никак не забеременею.

О, так отец со своей юной женой хотят сделать мне брата или сестру?!

Занятно.

– И куда тебе спешить?

– Ты не понимаешь, – Вика поднимает на меня свои глаза цвета неба, в которых и отчаянье, и горечь, и злость смешались в гремучий яд. – Я должна родить ребенка, и как можно скорее. Иначе муж меня бросит. Ему нужен наследник, которого я не могу дать.

Наконец, разговорилась. Пришлось попотеть для этого.

Хотя я никогда не был особым мастаком в ведении бесед, и дипломатия не удавалась.

– А ты не хочешь его терять, – понимающе киваю, злясь на глупую, продажную девчонку. – Твой муж богат, да? Поэтому?

– Да, он богат, – рассеянно отвечает она. – И это богатство нужно передать прямому наследнику. Я здорова, Тимур здоров, но я все никак не могу забеременеть… устала, как же я устала! Может, анализы врут, и я бесплодна?

Значит, все же, из-за денег. Крохотная капля сомнения в своей правоте утекает вместе с последней каплей малинового коктейля. И ради денег эта мелкая лгунья разрушила жизнь моей матери.

Все ради денег!