–– Дарья! – обратил на себя внимание Курганов своим громким голосом. – Вернись в реальность и ответь – что произошло?
Уставившись на него растерянным взглядом, я поспешно попыталась вспомнить то, что сказала ранее и что на это ответил он, но проза в голове воспрепятствовала возникновению каких-либо воспоминаний.
–– Что? – решила я попросить подсказку извне, тем самым привлекая его внимание своей несобранностью.
–– Ничего, – ответил Руслан и опустил крышку ноутбука. – Пойдем-ка со мной, – поднимаясь с кресла, позвал он.
–– Куда? – испуганно посмотрела я на его протянутую ко мне руку.
–– В бар. Выпьем по бокалу вина.
Этот взгляд… Знакомый взгляд вожделения мигом отбил желание: и пить, и лишаться памяти, и составлять компанию нетрезвым бесам, и злить мужа.
–– Ага, – покачала я отрицательно головой, с опасением поглядывая на все еще протянутую ко мне руку, – знаю я твое «по бокалу».
–– Тебе необходимо расслабиться, да и мне тоже.
Я сдалась. Положительно кивнув и коснувшись его горячей большой ладони, я поднялась с места…
Накаченное алкоголем тело рухнуло на кожаное кресло джипа. Откинувшись на высокую спинку, я взглянула мельком на устроившегося рядом Курганова. Голова кружилась так сильно, что при малейшем ее повороте перед глазами все плыло, будто от поднимающегося к небу жара костра. Он осмотрел мое лицо все тем же взглядом: полным желания, которое я, естественно, не сумела рассмотреть в его глазах через алкогольную призму, и повернул ключ в замке зажигания. Внедорожник неуклюже содрогнулся угловатым побелевшим от снега кузовом и захрипел, иногда подкашливая. Сегодня как-то аккуратно переступив поребрик, он устремился вперед, рассекая широкой мордой снежный туман. Мелкие ледяные мошки в панике разлетались в стороны, уступая дорогу на ходу обнажающемуся «Коммандеру», который ловко избавлялся от снежного покрывала, прилипшего к кузову, при этом по-старчески бурча от недовольства. Фары выхватывали черные ямы на белом ковре дороги, заполненные водой, сообщая о препятствии, но внедорожник, игнорируя месседж, прыгал в омут с головой – колесо, разбивая ледяную корку, проваливалось в выбоину и, согласно закону Архимеда, практически избавляло ее от жидкости. Грязная вода с брызгами вылетала из-под подкрылка, оставляя темные следы на белой дороге. Глядя в боковое окно, я старалась больше не смотреть на Руслана, ощущая неудобство и какое-то странное смущение. Его касающийся профиля взгляд заставлял сердце вздрагивать, а затем резко замирать (а откровенно говоря, эти его зрительные касания попросту возбуждали).
Доехали мы быстро. Когда авто поравнялось со сквером, Руслан включил поворотник и, перестроившись в правый крайний ряд, вкатился в карман. Я сидела неподвижно, глядя в лобовое стекло на периодически пролетающие мимо автомобили на совершенно недопустимой правилами скорости. Курганов тоже наблюдал за тем, как они несутся в сторону центра, сметая на своем пути ссыпающийся с туч снег. Поворотник все еще приятно щелкал, словно метроном, отмеряющий промежутки времени. Воспоминания о поцелуе возбуждали, а тело начинало напрягать каждую мышцу по очереди. Чтобы отвлечься от губительных воспоминаний, я принялась считать щелчки поворотника: 1, 2, 3, 4, 5… Резкий поворот моей головы – и жадный страстный поцелуй Руслана, мгновенно впившегося в губы, вынудили меня содрогнуться в его крепких руках. Стон выдал желание, больше не желая держать его в тайне. Гул в голове и осточертевшие щелчки лишали возможности оценить здраво ситуацию и опомниться.
Ладони Руслана скользили по спине, все крепче прижимаясь к тонкой ткани костюма. Я ощущала их жар, а в голове возникала картина: эти же горячие ладони скользят по моей нежной обнаженной коже, погружая в наслаждение. Ранее полученный удачный опыт побега заставил меня отстраниться. Резко распахнув дверь, я выскочила из салона и устремилась вглубь сквера. Ноги машинально передвигали тело, приближая его к дому. В висках пульсировал алкоголь, струясь по венам бурными потоками, напоминая талые воды горных рек. Жадные ненасытные вдохи кружили голову «в вальсе», а сердце билось быстрее и резче, при этом получая удовольствие от соприкосновения с острыми предметами.
Влетев в квартиру и захлопнув дверь, я прижалась к ней влажной спиной. Попытки проанализировать то, что произошло несколькими минутами ранее, были предприняты напрасно и зря. Произошедшее не поддавалось анализу. Воспоминания о том, что чувствовала я, находясь в руках Курганова, по моему решению должны были быть немедленно уничтожены и забыты навсегда. Пристально всматриваясь в непроглядную темноту прихожей, я ощущала, как дыхание замедляется, а сердце отдаляется от колких штыков на безопасное расстояние. Еще минуты три-четыре бестолкового стояния на месте – и я окончательно пришла в себя. Обзорная прогулка по квартире позволила убедиться в том, что она не таит для меня угрозы в виде мужа. Похоже, он так и не возвращался домой во время моего отсутствия. Бережно храня надежду на то, что Макар и эту ночь проведет где-нибудь вне уютного семейного гнездышка, я побаловала себя крепким горячим кофе, горьким шоколадом и тихим комфортным одиночеством, а после вынужденно согласилась на просмотр хорошо известного кошмарного сна.
Беспардонно ворвавшееся в мою жизнь утро доставило неудобство. Тошнота и головокружение не отступали, как бы я не боролось с ними. Ни лошадиная доза аспирина, ни холодный душ, ни кофе по рецепту Екатерины Великой – так и не помогли. Я в спешке пыталась создать образ свежести на лице и сделать его более схожим с ликом здорового человека, нервно поглядывая на часы. Натянув вязаное платье на влажную кожу, постоянно покрывающуюся испариной от тошноты, я, стараясь не обращать внимания на симптомы, невольно напрашивающиеся на вопрос: «Ну и зачем столько пить?», решила сменить обстановку и поехать на работу (чтобы кабинет не пустовал и мое кресло ненароком не занял кто-нибудь трудолюбивый).
Но неподвижное сидение в кресле облегчения тоже не приносило, как и смена обстановки, на которою я уповала. Мысли праздно шатались в голове, – бродили туда-сюда, от виска к виску и обратно, – раздражая своей навязчивостью и бестактным напоминанием о Курганове. Я периодически открывала глаза и вздыхала, в надежде на то, что неугодные мысли покинут больную голову, даруя облегчение. Стук в дверь вызвал презрительный фырк и то, что этот стук был очень тихим, его никак не оправдывало. Снова поднимая веками тяжелые ресницы, я скривилась то ли от пульсирующей боли, то ли от недовольства (там уже сам черт не разберет, что явилось причиной мимических кривляний). И пока я боролась со сбитой фокусировкой, настраивая зрительный контакт с входной дверью, на пороге успела появиться Ольга. Она осмотрела искаженное болью бледное лицо и, продвинувшись вглубь, наступая, произнесла тихо (зная меня много лет, Оля понимала, какие мучения я испытываю, когда на лице – маска утреннего недовольства):
–– Доброе утро.
Вновь скривившись, я лишь нехотя кивнула в ответ. Она подошла ближе к столу, а я заметила в ее руке почтовый крафтовый пакет.
–– Дарья Александровна, курьер доставил вам посылку, – все так же тихо говорила Ольга, демонстрируя мне этот маленький невзрачный пакетик, вызывающий нехорошее предчувствие.
–– От кого?
–– Не знаю, – повела она плечами, – тут указано только ваше имя.
Подойдя к столу, Оля опустила пакет на самый край и ожидающе посмотрела на меня. Я ожидающе посмотрела на нее. Так и не дождавшись друг от друга того, чего ожидали, я сказала, искоса глянув на пухлый конвертик.
–– Хорошо… Оставь его… Пусть там и лежит, – опять покосилась я на пакет, лежащий на углу столешницы, не имея никакого желания даже прикасаться к нему (мне он не нравился, ничуть). – Сделай-ка мне лучше кофе покрепче и принеси что-нибудь от головной боли… Пожалуйста, – прибавила я, вспомнив о магических свойствах некоторых слов. Ольга положительно кивнула и поплелась к выходу. – Ах да! – воскликнула я, заставив девушку замереть на месте и даже обернуться, – если вдруг отец спросит обо мне, скажи: нет меня. Поняла? – она вновь кивнула и вышла за дверь.
Какую бы сильную неприязнь я не испытывала к доставленной посылке, любопытство оказалось намного сильнее и опытнее неприязни, с легкостью управляя живущим во мне маленьким несмышленышем. Навалившись на стол всем торсом, я с трудом дотянулась до пакета, а затем с таким же трудом – до ножниц. Срезав самый его край, я извлекла черную малюсенькую флешку и покрутила ее в пальцах, рассматривая. Изначально возникло желание пораскинуть мозгами, пофантазировать и выдвинуть несколько версий и предположений: кто и для чего прислал мне ее, но больная голова оказалась категорически против того, чтобы я что-либо раскидывала ее зараженными страшной хворью мозгами. К тому же любопытство оказалось не только сильнее неприязни, но и сильнее меня. Пришлось уступить.
Откинутая крышка ноутбука. Мигание светодиодов. Суровый взгляд Президента и требование ввести пароль. Втиснувшаяся в текстовое поле шестибуквенная фамилия главы одной из губернии – и наконец голубоглазый хулиган смотрел на меня с монитора, улыбаясь. По привычке прочитав цитату из любимой поэмы, изображенную слева от поэта, я сунула флешку в разъем и стала клацать мышкой. На экране появился небольшой плеер и, продемонстрировав название и номер своей версии, стал проигрывать видеозапись. Мои глаза округлились от созерцаемого, а я перестала дышать, глядя на знакомый двор. Спустя несколько секунд я увидела: и свою хищную алую нечисть, юркнувшую в карман напротив дома номер двадцать пять на улице Вишневой, и странного мужика с лохматой овчаркой, и себя, озирающуюся по сторонам. Ужас застыл в моих глазах, который можно было рассмотреть на фоне темного видео с камеры наружного наблюдения. Зубы больно прикусили кожу нижней губы, а дрожащие руки вцепились в подлокотники кресла. «Черт», – неожиданно вспомнила я маленькое рогатое существо со свиным рыльцем в пушку, которое потешалось надо мной, ухохатываясь и хватаясь за лохматое пузо. Эта рогатая мелочь семенила ногами, противно цокая копытцами в моей больной голове. Разжав пальцы, я отпустила подлокотники и с силой сдавила ладонями виски, дабы это веселое повизгивание не доставляло столько дискомфорта. Мое купе недолго скучало в одиночестве. Всего несколько минут – и я, загрузившись в салон, покинула территорию дома Дмитрия.
В страхе я схватилась за флешку и, выдернув ее из разъема, судорожно сунула назад в конверт. Скользнув взглядом по предметам интерьера, я подскочила с кресла и, оказавшись у высокого книжного шкафа, распахнула стеклянные дверки. Времени искать какое-то особое место для схрона не было, поэтому я закинула конверт за книжный ряд, где-то между книгами Федора Михайловича: «Идиот» и «Преступление и наказание». Словно заметая следы противоправного деяния, я закрыла шкаф и плюхнулась в кресло. И как только это произошло, входная дверь распахнулась. Стараясь не совершать лишних судорожных движений, способных выдать сильное душевное волнение, я замерла. В кабинет вошла Ольга с красной кружкой и блистером таблеток в руках. Она взглянула на меня с подозрением, а я вновь мысленно чертыхнулась, опасаясь разоблачения. Оля разместила кружку на столе между ноутбуком (одной из главных улик) и моим мобильным (благо, он пока был вне подозрений), и, опустив блистер неподалеку, добавила во взгляд чуть больше подозрения, напоследок просканировав мое онемевшее от напряжения лицо. Не говоря ни слова, она самоустранилась практически беззвучно.
–– Сволочь, – шепнула я, метнув в сторону книжного шкафа недовольный взгляд с легким налетом испуга. – Кто же ты?
Я прекрасно понимала, что за мной кто-то следит (сомнений не было), понимала, что флешка не единственный носитель информации (копии есть однозначно), понимала, что очень скоро тайный адресант примется за шантаж. Но что он попросит взамен на оригинал видеозаписи? Я же гол как сокол. Все, что меня окружает, принадлежит либо отцу, либо мужу, кроме автомобиля: «Додж-Челленджер-Демон» моя заветная мечта, щедрый свадебный подарок Макара (наверняка приобретенный на взяточные деньги; от этого же паршивца всего можно ожидать). А все имущество, что у меня когда-то было, я спустила на взятки таким же паршивцам, как и мой «любимый» муженек, дабы они подняли свои ленивые задницы и отправились на поиски моего брата, но то ли задницы оказались неподъемными, то ли кто-то заплатил больше, дабы они их не поднимали, но в итоге отправление так и не состоялось. В общем я осталась без ничего, еще и Данилу искала с волонтерами и неравнодушными бескорыстными людьми. А доблестная полиция явилась, как говорится, на все готовое.
Две таблетки ибупрофена, запитые противным остывшим кофе (тут дело даже не в его низкой температуре, а в самом вкусе), обязаны были облегчить страдания и освободить голову от поразившего ее недуга. Скривившись от брезгливости, я сдвинула кружку на самый край стола (внезапно возникло прямо-таки непреодолимое желание столкнуть ее на пол, настолько поразил меня своим невкусным вкусом напиток, но я вдруг вспомнила, что давно выросла и капризничать было мне не к лицу). Затем обернувшись, еще раз осмотрела книжный шкаф придирчивым взглядом, оценивая степень его подозрительности. Оценку дать не решилась, так как не обнаружила ничего подозрительного. А, может быть, просто времени не хватило к чему-то придраться, ведь тишину нарушил визг мобильного. «Вот и шантажист объявился», – подумала я, переворачивая телефон кверху брюхом. Тревога оказалась ложной и можно было вздохнуть с облегчением, но я не стала поступать так опрометчиво еще и загодя, так как звонил отец (а он похлеще любого шантажиста: шантажирует так профессионально, что ты и очухаться не успеваешь, как уже все условия приняты, дано согласие и ты готов приступить к выполнению его требований). Тянуть с ответом смысла не было, ведь отец, чего доброго, мог меня в чем-то заподозрить (подозрительность – наследственная черта).
–– Привет! – послышался знакомый голос в динамике, как только я прижала его к уху. – Дочка, а ты где? – спросил он, не ожидая от меня ничего хорошего: ни ответа, ни привета.
–– В кабинете, – произнесла я, зная, что далее непременно последует приказ: «Зайди ко мне!»
И последовал:
–– Зайди ко мне!
–– Хорошо.
Вздохнуть я себе позволила только после отключения телефона, ведь слушать бубнеж отца не очень-то и хотелось, особенно после полученного утреннего сюрприза. Вспомнив о флешке, я покосилась на шкаф. «Шкаф, как шкаф, ничего особенного», – заверила я себя и, достав из верхнего ящика папку со статьей о «Каймане», вышла из кабинета. Проходя мимо лифта, я столкнулась с Ольгой, как раз выходящей из него, и опять поймала на себе ее подозревающий взгляд. Никакой реакции не дала. Сдержалась. Даже приветливо улыбнулась – зря: она не улыбнулась в ответ. Взгляд ее стал крайне подозрительным. Я пошла дальше. Длинный коридор окончился тупиком, в котором и располагался кабинет главного редактора. В приемной секретарь отсутствовал, так как он праздно шатался по коридорам офиса, катался в лифте и награждал меня пол утра подозревающим взглядом. Постучав для приличия (а была я очень приличной) и распахнув настежь дверь (приличия на сегодня было вполне достаточно), я вошла в кабинет, наткнувшись еще и на подозревающий взгляд отца. Он нахмурился, передвинул брови ближе к переносице и, опустив подбородок, посмотрел на меня исподлобья.
–– Присядь, – сказал он, сосредоточенно наблюдая за мной.
Прикрыв дверь, я выполнила указание отца и снова подняла на него глаза.
–– Всё в порядке? – продолжая хмуриться, холодным голосом спросил он – я кивнула. – Тебя вчера этот твой искал, – пробубнил себе под нос недовольно отец и скривился вдобавок. – Если он еще раз явится в издательство – я вызову полицию.
–– Он и есть полиция, – тоже пробубнила я и тоже недовольно.
–– Коль уж вышла замуж, будь добра, сиди дома и угождай мужу, чтобы он не бегал тут, у меня по офису, по ночам.
–– Что мне делать дома? – нарочито громко фыркнула я, раздражаясь.
–– Что все жены нормальные делают, то и ты делай, – растерялся отец, почесав машинально висок. – Например, готовить наконец научись, – внес он предложение, а я фыркнула еще громче, чем прежде.
–– Готовить? Да у меня же дома все ножи бутафорские; и вилки… наверное.
–– Ну, не знаю, – еще больше растерялся папа, – заведи служебного пса…
–– Еще одного? – опешила я, не позволив ему договорить.
Он улыбнулся. Я улыбнулась в ответ. Замолчали. Обоюдное нежелание продолжать разговор на неприятную для нас тему создавало ненужную паузу. Вспомнив о папке, лежащей мирно на коленях, я протянула ее отцу.
–– Что это? – проявляя интерес, он принял ее без колебаний и опустил перед собою на стол.
–– Пилотная статья о клубе «Кайман».
–– Можешь сдать ее в печать, – так и не заглянув в папку, отец с брезгливостью сдвинул ее в сторону.
–– Ты даже не прочтешь?
–– Мне нет никакого дела ни до статьи, ни до этой шарашкиной конторы. Мое мнение тебе известно. И впредь не приноси в мой кабинет ничего подобного, – он начинал все сильнее нервничать, вызывая во мне чувство вины. – Захотелось тебе найти друзей в преступном мире – ищи, захотелось извести мужа – изводи, только меня в это не впутывай, пожалуйста.
«Если бы ты знал с какой целью я все это делаю…» – сказала я мысленно, опуская взгляд на свои руки с полупрозрачной светлой кожей, на которых синие вены походили на реки.
–– Ладно, – немного успокоившись, начал отец, – я тебя позвал не клуб обсуждать и уж тем более не твоего мужа, а грядущие выборы.
–– А я-то тут при чем? – подняла я испуганный взгляд на него и добавила, прикрывая стыдливо испуг дохлым юмором: – Я не баллотируюсь и ни на что не претендую.
–– Мы напечатаем всего одну статью о нашемкандидате, – начал воодушевленно говорить папа, так и не оценив мою шутку по достоинству, – но такую, что у избирательных участков очереди будут стоять, как в советские годы – в мавзолей! И стоять они будут с одной целью – отдать голос за Малкина…
–– За кого? – я чуть было с кресла не свалилась, услышав достаточно известную мне фамилию, но так как все-таки не свалилась, просто открыла рот от сильнейшего изумления.
–– На все про все у нас ровно неделя, – продолжал говорить отец, намеренно не замечая моего изумления, а я только и делала, что хлопала ресницами, не в силах произнести ни слова. – Максимальный тираж разлетится по всему региону! О нас узнают теперь все! К тому же статья будет продублирована в трех последующих номерах с таким же умопомрачительным тиражом, что позволит газете гулять по населенным пунктам дольше обычного! – в предвкушении славы и успеха вещал он и даже с кресла подскочил, не зная куда себя деть от неземного счастья. – Ты представляешь, сколько новых читателей мы сможем привлечь, если статья выстрелит? А рекламщики?.. Мы должны написать шедевр…
–– Извини, – перебила я великого мечтателя, – под местоимением «мы» ты сейчас кого-то конкретного имел в виду? – осторожные, кроткие слова срывались с моих уст.
–– Ты? напишешь этот шедевр! – воскликнул отец – я вздрогнула от слишком эмоционального его восклицания.
–– Что?.. Кто?.. Я?.. Да с чего это вдруг? – запинаясь и заикаясь от потрясения, все же смогла задать я более-менее внятный вопрос в конце.
–– Конечно ты! Во-первых, я никому так не доверяю, во-вторых, только ты способна создать шедевр; с твоей-то фантазией! А в-третьих, ты публицист и в политике как рыба в воде.
–– Вполне возможно, но какое отношение господин Малкин имеет к политике?
–– Я не понял, – замешкался папа, усаживаясь на место, – ты не рада?
–– Не поверишь, до потери сознания, – скривилась я, демонстрируя истинные эмоции. – Ты, конечно, извини, я тебя люблю, уважаю и все такое прочее, но писать об этом человеке не стану.
–– Почему?
–– Скажите-ка, Александр Владимирович, а что вы слышали о Малкине Петре Викторовиче? И слышали ли вообще о нем что-либо?
–– Прекрати кривляться! – не сдержавшись, рявкнул на меня отец. – Все, что было там, – ткнул он пальцем в сторону, почему-то противоположную Саратову и даже Москве, куда-то в Тулу, – не наше дело! Выполняй свою работу или ищи другого работодателя, – со злостью сказал он, снова опустив брови ниже, чтобы походить на злюку больше, – может быть даже повезет, и ты найдешь такого же идиота, как я, который будет прикрывать твою искательницу приключений, выслушивать отзывы о твоем чрезмерном хамстве и получать угрозы из-за гадких фельетонов, которые ты умудрилась пропихнуть в печать без моего ведома! Ах да! и опровержения будет вместо тебя писать, чтобы твои чертовые принципы не пострадали! – как-то резко окончил он пламенную речь громким выдохом. – Так вот, в-четвертых, – спокойным, флегматичным голосом продолжил папа, – пока ты являешься журналистом газеты «В курсе», будешь выполнять задачи, поставленные перед тобой ее главным редактором, то бишь мной. Статью о Малкине ты напишешь в установленный срок, встречу назна…
–– Сколько? – перебила я, не собираясь выслушивать его указания (выполнять, между прочим, тоже).
–– Что «сколько»?
–– Сколько он пообещал тебе? Или уже заплатил? – его взгляд выражал шок и ничего более (ан нет, еще растерянность была в наличии, но чуть-чуть совсем; активно делал вид, что не понимает о чём это я). – Заплатил-то хоть русскими или серебром янков, как всегда?
Молчал. Несомненно, воспринимая мои слова, как унижение и кривду, а не как разоблачение и правду.
–– Хорошо, – продолжила я, добавляя кивок к своему снисходительному «хорошо», – пятьдесят процентов мои.
Отец хмыкну и покачал разочарованно головой, глядя на меня в упор.
–– Хорошо, – повторил он за мной, копируя кивок.
Я довольно улыбнулась.
–– Только я нашими беру, целковыми, – поднялась я с кресла, щурясь от своей яркой победы (и не догадываясь о том, что моя победа – волк в овечьей шкуре). – У меня, папочка, не только принципы имеются, а и патриотизм, не знающий границ.
–– Забери ее с моего стола, – кивнул он на принесенную мною папку, не желая как-либо реагировать на мои унизительные намеки.
Подхватив ее со стола, я направилась к двери, но не дойдя даже до середины, обернулась.
–– Хочу, чтобы ты знал – готовить материал к публикации я буду исключительно ради денег. И еще – моя меркантильная сущность за версту чует себе подобных. И вдогонку – преступный мир не в клубе, он там, чуть выше.
Не желая находиться в стенах офиса, где всё вдруг стало напоминать мне о бремени, вызывающем лишь негатив, я отправилась в клуб. С таким воинственным настроем в пору было заняться поисками гадины, которая перевернула жизнь нашей семьи с ног на голову и снизила численность ее членов.
Заняв место на парковке (которое я прибрала к рукам, считая его своим по праву), я заметила большой черный прямоугольник на фоне белого снежного налета справа от входа. «Отлично, – вдруг проснулась во мне радость, воодушевленная облегчением, – Курганова нет в клубе». Довольная улыбка приподняла уголки губ, но, вспомнив о бремени, она улетучилась, оставив мои губы в покое.
Физиономия охранника сегодня тоже была недовольной, как и моя. Он искоса взглянул на пропуск и от чего-то закатил глаза. Преодолев препятствие в виде турникета, я тоже закатила глаза, раздраженная недовольством и негостеприимством старого хмурого сторожевого кобеля. Толкнув широкую дверь от себя, я вошла в громадное помещение, где располагались тренировочные арены, ринги и в самом конце – тренажеры и спортинвентарь. По привычке бросив куртку на отбывающий наказание в углу диван, я повернулась к клетке, у которой стоял незнакомый мне мужчина (никогда ранее я не видела его в клубе, и кто он такой знать не знала). Он, что-то объясняя молодому бойцу, активно жестикулировал руками, а тот кивал в ответ, пристально глядя ему в глаза. Все это мне совсем не нравилось и вызывало настороженность, от чего возникало напряжение, а оно являлось причиной нервозности, а дальше по списку… (там уже запускалась цепная реакция, которую остановить было очень тяжело).
Я с осторожностью и опасением приблизилась к незнакомцу и, рассматривая его крепкую спортивную фигуру (естественно, делая это незаметно), замерла на месте в ожидании окончания нравоучительного монолога.
–– Все ясно? – спросил он кудрявого мулата в красных шортах, а тот снова кивнул и направился в центр арены. – Поехали! – повысив голос, дал команду мужчина и, заметив меня, расплылся в улыбке.
–– Добрый день, – испытывая неприязнь к его расплывающемуся на лице счастью и не разделяя его, я все же проявила ненавистную мне вежливость. – А где Ян?
–– Добрый день, – окончательно поплыл он, до неприличия внимательно рассматривая мое напряженное лицо. – Да кто ж его знает, – пожал он широкими плечами, на которых объемные пучки дельт нависали, словно генеральские эполеты с густой бахромой, – ушел, наверное.
–– Куда ушел?
–– Куда-куда? В запой, – хмыкнул довольно мужчина. Теперь уже я пожала плечами, не зная, как реагировать на его откровение. – Вы можете составить мне компанию, – предложил он, игриво подмигнув.
Я даже опешила от эдакой наглости. Мое раздражение пробудилось и, потянувшись, выпустило когти, напоминая лохматого манула. Хотя пробудилось оно не от подмигивания и наглости незнакомца, а от того, что этот негодяй намеревался дать оценку моей внешности, неспешно осматривая фигуру.
–– Я здесь не для того, чтобы составлять кому-либо компанию, – с легко уловимым шипением сообщила я окончательно отупевшему от стероидов качку.
–– Извините, я вовсе не то имел в виду, что вы подумали, – принес он неискренние извинения, уповая на мою женскую глупость. – Я Денис, можно просто – Ден, а вас Дарьей зовут, так? – чтобы снова не шипеть, я безмолвно кивнула. – Ветров взял отгул, а меня досрочно вызвали из отпуска, поэтому сегодня мы будем вместе, – вновь подмигнул качок, заставив меня сойти с накатанной лыжни, что не могло не разозлить. Руки мои сжались судорожно в кулаки, от чего ногти уперлись в ладони, делая не очень приятно.
–– Вместе? – кашлянув, переспросила я, думая, что ослышалась.
–– Ну да, вы ведь пишете статьи о наших бойцах и вам непременно понадобятся комментарии опытного тренера, а я самый опытный здесь, – широко улыбнулся Денис шикарной белозубой улыбкой, до неприличия высоко задрав подбородок.
Я, отвернувшись, сделала вид, что не замечаю этого высокомерия, хвастовства и его в придачу.
Стоя у металлической сетки, я молчаливо наблюдала за молодыми мужчинами. Денис периодически корректировал их действия, давая подсказки, а в перерывах поглядывал на меня. Этот его взгляд с откровенной похотью раздражал все сильнее. Я ощущала, как тело наполняется гневом, не позволяя спокойно вдыхать воздух. Очередной взгляд Дена заставил повернуть к нему лицо.
–– И с чего это вдруг пресса заинтересовалась нашим скромным заведением? – спросил он, сунув правую руку в карман спортивных брюк, глядя на меня взглядом, идентичным тем, что утром я уже имела счастье наблюдать на лицах Ольги и отца. – Или ты здесь по иной причине?
Вдох остался для меня вне досягаемости. Я замерла, всматриваясь в глаза этого наглого, невоспитанного ловеласа. Во-первых, врезался в слух резкий его переход на «ты» без моего позволения, во-вторых, мне показалось, что Денис в чем-то меня подозревает, а в-третьих, я почему-то подумала, что подозревает он не только меня, но и Курганова. В чём? Ну, например, в порочащей нас связи. Его поведение незаконно пересекло границу дозволенного мною. Стиснув с силой зубы, я с ненавистью метнула в него гневный взгляд. Глубокий долгожданный вдох раздул легкие и заставил меня заметно вздрогнуть. Мой внутренний манул точил когти о шатающуюся психику, расшатывая ее еще сильнее. И я знала, когда расшатанная до предела психика не выдержит, с цепи сорвется необузданная, неприрученная ярость, вынуждая меня немедленно принять меры по борьбе с раздражителем.
–– Да пошел ты!
Сорвавшись с места, как спринтер, я метнулась к дивану, желая исчезнуть из поля зрения этого омерзительного типа и, прихватив куртку, кинулась прочь, за считанные секунды оказавшись у выхода. Распахнувшаяся предо мною дверь явила мне Курганова. Он даже замер на месте, пораженный неожиданной встречей, впрочем, как и я. Но я-то быстро избавилась от поражения и вспомнила, что очень тороплюсь, а вот Курганов никак не мог очухаться, стоя столбом в проходе. Мне ничего не оставалось, как издать громкий упреждающий фырк, в надежде на то, что он поймет вежливый намек и уберет свою шкафоподобную фигуру с моего единственного пути отступления. Но не тут-то было (похоже, деревянный мужской мозг намеков совсем не понимал), Руслан, стоял на месте, рассматривая мое злое лицо (прямо-таки нарываясь сегодня на неприятности). Еще один фырк, только на этот раз угрожающий, и я двинулась вперед, будто пехотинец в последний штыковой бой. Мне удалось протиснуться между кургановским телом и дверным косяком, но продолжить движение, к сожалению, нет. Руслан успел схватить меня за руку, принуждая остановиться. Взглядом, до краев наполненным отвращением и брезгливостью, я посмотрела на его пальцы, сжимающиеся на моем слабом женском бицепсе, а затем не поленилась посмотреть и на его лицо, все еще пораженное нежданной встречей. Ну прямо-таки картина маслом: взрослые разнополые несвободные люди, на первый взгляд вменяемые, застывшие в дверном проеме в позе, дающей повод заподозрить их в любовной связи (да я просто на все сто процентов была уверена, что со стороны все выглядело именно так!), и, спрашивается, кому нравится быть под подозрением? Мне – нет. Это либо пугает, либо злит. Меня, например, злит (в данной ситуации). Рывок руки оказался весьма действенным способом для устранения препятствия.
–– Не прикасайся ко мне! – рыкнула я и снова ринулась к выходу.
