За дверью стояли два автоматчика. Не в форме. В броне и в касках. В серо-цифровой раскраске. Как на той шапочке, в которой я ходила с мусором.
Ну, вот эта мысль, что я тоже в таком цвете ходила, меня успокоила. Дала ощущение, что это – свои.
Они – расступились, мы – вошли. Он со всей дури захлопнул за нами дверь.
Увидела в туннеле напротив нишу с третьим в цифре, но уже – пулемётчика, который нас держал почти на прицеле.
Он…
Так. Вот тут возникает проблемка.
Я не буду называть ни имени, ни фамилии. Все и так поняли, ну или точно поймут чуть ниже, о ком речь. Пока мы были вдвоём… в истории – вдвоём, то вполне хватало просто «он».
А теперь, как появились другие, надо его как-то назвать, не забегая вперёд.
Можно, конечно, обозначить его Хозяин. В смысле – хозяин квартиры, где я гостила. Или даже Хостелмастер. Или просто Мастер, что хозяин по-английски и сами страдайте, как переводить интервью.
Просто предчувствую, что хейтеры завалят воплями, что я тут на самом деле имею в виду, подсознательно, что Хозяин – тощей рыжей похотливой течной сучки. И это я тоже имею в виду. Только где-то в пятую очередь. И скорей про больную бездомную собаку, которую подобрали и подлечили, и которую трепало сомнением – вот тут оставят, или кому отдадут и что бы сделать, чтобы не выкинули обратно.
Так что… далее по рассказу буду обозначать его Деск. Демоническая Скотина. А не только английское «рабочий стол, конторка, органайзер, пульт управления». С игрой слов, что я была с Деском, то есть сидела за рабочим столом или даже на пульте управления.
Само собой, я в курсе, кого в не самых узких кругах называют «десками». А вы-то в курсе, что «демонстрация» и «демон» – не однокоренные слова?
Короче, Деск.
Деск показал автоматчикам удостоверения. Два.
Глаза автоматчика над маской посмотрели на меня, на удостоверение. Автоматчик – отшагнул. Деск сунул удостоверения в карман и потрусил по коридору. Я, секунду помедлив – за ним. Удерживая лицо, но внутри возмущаясь, что у него – какое-то моё удостоверение, но я не в курсе. И что автоматчики непонятно что подумали от того, что моё – у него.
Как отбежали на пару десятков шагов, он – ответил:
«По внутреннему протоколу, стажёр первую неделю, пока не сориентируется на объекте, перемещается только в сопровождении куратора, и пропуск стажёра – у куратора. У того сотрудника, который в этот момент – куратор. Передача пропуска равно передача надзора над стажёром»
Подумала, показала большой палец такой простой продуманной системе.
Через сто метров прижались к стенке, пропуская телегу газетных листов, которую катили два рабочих.
На нас посмотрели с любопытством. Особенно – на меня. Но – молча прокатились мимо. И мы тоже – молча обошли по стеночке и побежали дальше.
До следующей двери. Точней, двух – грузового лифта и двери на лестницу.
Деск показал пропуска ещё тройке автоматчиков, мы прошли на лестницу. Через дверь с числовым замком в темноте вышли к просто двери, и из неё – в коридор, где молча, очень быстро работала бригада штукатуров, а им откуда-то сверху бегал ручеёк курсантов с вёдрами раствора.
Я удивлённо притормозила, как верхний из пары штукатуров перешагнул козлы, как ходули, и принял следующее ведро.
А потом мы свернули и потрусили в нештукатуреную часть.
Завернули за угол. Прошли ещё чуть-чуть и ещё через дверь вышли в комнату сто на тридцать метров, заполненную стеллажами и вешалками с одеждой. Пробежали через неё, и через ещё коридорчик попали в парикмахерскую. Очень чистую, полную зеркал и камня. И игры света. Как какой-то сказочный храм. Или воплощённый кусок зеркального лабиринта.
На повёрнутых клиентских креслах сидели и болтали, видимо, ожидая нас, двое.
Пожилой дядька с пепельной бородой, хвостом волос. Добрый, но какой-то очень отстранённо-внимательный.
И – женщина, которую я мгновенно обозвала Стальная Леди. Потому что никак по-другому её назвать было нельзя. Ровное лицо. Из самых средних деталей. Разве что, глаза не просто серые, а сталисто-серые. Как ствол с вытертым воронением. Хвост серых волос. Серое тонкой вязки платье с капюшоном. Чёрные армейские ботинки. Чёрный нейлон чулок. И, на шее – ручка-кулон из воронёной стали. Мелькнуло, что жаль, что нет своей обозначить принадлежность. И посмотрела она на меня – холодно. Как может посмотреть, наверное, сабля со стены.
Деск в том же режиме «бегом бодро весело» сказал:
«Так, команда. Это – Айрин Мацумото».
Посмотрел на Стальную Леди и добавил с ноткой намёка на угрозу:
«Из рода Мацумото».
Фразу «на самом деле» он не сказал, но она – прозвучала. И взгляд Стальной Леди сильно поменялся. Ну… теперь на меня смотрели, как сабля на катану.
«К Мацумото-тян можно кратко обращаться Рин. Это, считайте, текущий позывной.
Обращу внимание, что Рин полностью владеет русским, но временно под жёстким ограничением на устную речь и умеет объясняться жестами на уровне мастер-мима любому, кто хочет понять. Хотя по сегодняшней задачи от неё вообще не требуется говорить.
Этот кусок оружейной стали изящнейших форм – Марина. Вячеславовна добавлять туда же, где Мацумото-сама. Можно на ты, но под обещание пофехтовать на ножах, как будет возможность».
Марина посмотрела на Деска очень вопросительно. С угрозой пренебрежения.
Деск повернулся ко мне и сказал:
«Покажи, пожалуйста, Марине Вячеславовне… небесно-синюю когатану. Её, желательно, вписать в причёску и отстроиться по имиджу от неё в том числе».
Я помедлила, вспоминая, как это. Ну, дед сказал-показал один раз мельком, с охотничьим ножом. Так что я не сразу – вытащила вещь, уложила на пальцы, поджав большие и только потом, показав, что несу и что не готова хватать, подшагнула и протянула с поклоном.
Марина – замерла, рассматривая. Потом – не вставая из кресла, поклонилась мне и сказала:
«Очень красивое. Спасибо, что показала».
Я – убрала, отшагнула.
Марина вопросительно посмотрела на меня. На Деска. Он недоумённо махнул плечами. Марина встряхнула рукой, клацнуло и у неё на протянутой мне ладони оказался кнопарь. Не бандитский. А какой-то военный. Цельностальной. Матово-серый.
Я – маякнула, что вид ножа тронул мне сердце и поклонилась.
Марина понимающе, как своей, угукнула. Нож исчез.
Деск метнул взгляд в дядьку, который кусал губу, и бодро сказал мне:
«Ну, вот эта Сталюка, позывной Люка – вообще-то скорей кисточка, чем резец, которая умеет рисовать образ человека целиком».
А потом – сказал Марине:
«Люка, сегодня нужны фото. Статика. Не вибрируй, что стажёр в движении иногда выпадает за маску».
Марина вздохнула, кивнула. А я – уронила взгляд в пол. От понимания, наконец, что такое Марина. И почему, возможно, у неё фигура – на двадцать, лицо – на тридцать с чем-то, а волосы – седые.
Деск показал мне на дядьку.
«Это – Витёк, можно резать до «Тёк» За Виктор Дмитриевич – обижается, что состаривают.
Тёк – мастер по отлову картинок на фотоплёнку. С любой дистанции и при любом свете. То есть откуда чем снять выстроенную кем-то сцену – он может. И в свет поиграть – тоже, буквально за пять секунд подстроив до идеального. Строить картину он тоже может, но тут с ним лучше обсуждать, чтобы получалось что-то живое, а не фотоиконы».
Витёк улыбнулся и помахал мне рукой. Я – махнула в ответ.
Деск – скомандовал:
«Задача сегодня. Нужно фото Рины в одних же местах в двух масках полностью. Маска раз: дочь даймё, по молодости вращающаяся в кругах якудзы подругой молодого босса и помогающая ему с планированием операций и бухгалтерией. Маска два: дочь ярла, боевик-координатор Ирландской Республиканской Армии под прикрытием начинающей рок-музыкантки, экспортирующей ирландскую культуру в мир. На одной из фото будут пары из Японии и Ирландии. Там они сидят на встрече, где обсуждают контрабандные поставки японской техники в США в обмен на поставки из США оружия с боеприпасами, оба канала – поверх официальных с перевалкой в открытом море с японского сухогруза на ангольский с ирландской командой из граждан США.
Столько деталей – для пояснения того, какие и чем занимаются дочери даймё и ярла.
Люка, в образе «дочь даймё» – можно зафиксировать. То есть крась, как удобней. Снимаем в любой последовательности.
Вопросы?»
Тёк поднял руку и спросил:
«Сколько?»
Деск:
«Счас сдам Рину Люке и пойдём смотреть, где-как. Ещё?»
Посмотрел на Марину. Она – кивнула. Он достал-отдал ей мой пропуск.
Марина посмотрела на меня, на него, спросила:
«Час? Гнать полчаса?»
Деск ответил:
«Не спешим»
Марина сказала:
«Всё, валите»
И они – свалили.
А она посмотрела на меня и сказала спокойно:
«Надо что сделать, перед тем, как на полчаса – неподвижно в кресло?»
Покачала, что нет. Она – кивнула на кресло.
И – полчаса. Закрыв глаза и переваривая последние события.
Руки у Марины были прохладные. Во всех смыслах.
Через полчаса – она подняла из кресла, и потащила в костюмерку.
Завела в раздевалку, сказала – скидывать. Я – на секунду зависла, собираясь с духом раздеться перед незнакомой.
Марина сказала спокойно, что ей надо глянуть размеры, чтобы точно подобрать.
Подумала ещё секунду. Поняла, как мне сохранить лицо за паузу – непониманием, насколько раздеться. Разделась до трусов. Покрутилась.
Марина сказала «ага» – и ушла. Вернулась с пакетом красного белья, джинсами, майкой-безрукавкой. И мешком бижутерии. И с рыжими берцами.
Оделась, она обвесила меня фенечками и кольцами-серьгами-ожерельями. И увела обратно.
Посадила в кресло и начала красить лицо.
Пришли, споря о теплоте света в кафе, Деск и Тёк. Марина бросила «две минуты».
Докрасила, отошла.
Я – открыла глаза, посмотрела на Марину, на Тёка, пялившегося с «вау» на лице. На Деска.
Он осматривал задумчиво. Посмотрел на Марину, сказал:
«У меня – чуть рвет. Хиппи – вижу. Ирландку – вижу. Рок-музыканта – не очень. Они, как мне кажется, в коже, в чёрном и сталью обвешаны».
Марина – спокойно:
«Это не хиппи, а ирландский фолк-рок. Эквивалентно русским народным песнопениями до крещения Руси. То есть кокошникам, языческому обвесу амулетами и всё такое. И вот оно уже – в рок-обработке для исполнения на электронных инструментах типа электробалалайки. Причём прикрытие должно сидеть криво. Потому как лейтенант-аналитик снайпер рукопашник-ножевик ячейки подпольного сопротивления – это больше, чем рок-певица и по краям будет накладка руководителя коллектива. То есть бизнес-имидж, рассчитанный на обе целевых аудитории. Белый верх, тёмный низ».
Вот только тут я встала, подошла к ростовому зеркалу и наконец, посмотрела на себя. До этого как-то… чуяла, что Марина мне не показывает полработы. И ждала посмотреть целиком.
И замерла, делая вид, что рассматриваю. Как майка навыпуск ниже жопы скрывает её узкожопость. Как красный лифчик с подкладкой подчёркивает, что там всё-таки что-то есть. Как джинсы обтягивают короткие, но прокачанные нижние лапы.
И что вообще Марина сделала с моим лицом, вывесив по бокам две вплетённых в остатки волос накладных косы с бисером цвета глаз. И превратив подводкой глаза в смотровые щели, за которыми пылает зелёный огонь цвета сгорающей меди. С волосами как раз этой самой меди разных оттенков патины.
Остальное лицо… ну, я себя узнала. Но поначалу подумала, что – перебор. А потом сообразила, что я – рок-певица. И поняла, что до сценической размалёвки – недобор.
Вот тут Деск – отколол. Посмотрел на Марину. Получил у неё мой пропуск. Потом вынул из-под толстовки пистолет и засунул мне за пояс.
Сначала я посмотрелась. И поняла, что майка – почти прячет. И только потом аккуратно вытащила незнакомое оружие и посмотрела.
Оружие оказалось почти знакомым. Я – нервно осмотрелась, выискивая, куда. Нашла столик перед креслом. Вопросительно посмотрела на Марину.
