Нет, все же не выдержу. Обидно.
– Хорошо. Ты едва не умер. Нельзя так, надо обращаться за помощью. Тебя обязаны принять даже если у тебя нет полиса ОМС или документов.
– Буду знать.
Она наклоняется, чтобы надеть мне на руку манжету тонометра, и в вырезе рубашки открывается шикарное декольте. Два небольших упругих холмика, обтянутых тканью спортивного топа. Малышка серьезно относится к обязанностям.
А еще носит на шее маленький серебряный конек на цепочке.
Делая вид, что тянусь к подвеске, чтобы рассмотреть, я захожусь в притворном приступе кашля, дергаю рукой и кончиками пальцев провожу по ключице.
Она нервно отстраняется, щеки заливает легкий румянец. Но молчит, ждет, когда аппарат выдаст значение. Да там сейчас «ноль на триста» будет – все давление нижнее, в члене, на верхнее ничего не осталось.
– Девушка, – приподнимаюсь и заглядываю в ее огромные глаза, когда она убирает тонометр, – а вашему папе зять не нужен?
Обхватываю ее талию и тяну на себя. Она изящно падает мне на грудь, выгибая спинку так, что я чувствую этот изгиб. Наверняка. Сидя на мне, она чувствует многообещающую твердость у меня в паху. Мы смотрим друг другу в глаза, чувствуя, как нас накрывает вожделением. И в следующий миг жадно целуемся.
Ну, это в фантазиях.
В реальности я едва успеваю приобнять ее за талию, как медсестричка размахивается и дает мне мощную пощечину.
Зовите реаниматолога. И Сереброва с калькулятором, кажется, мне понадобятся еще зубные импланты.
– Нет, спасибо, наш папа еще с сыном не разобрался. Иди в ванную, подрочи. Только не увлекайся, а то судороги начнутся, член отвалится, придется ампутировать. Думать станет нечем.
Забрав прибор, она вылетает из палаты, напоследок хлопнув дверью.
– Справедливо, – вздыхаю я.
Но, как говорится, можно и в морду получить, а можно и трахнуть. Чаще, кстати, второе. Многие ведутся на плохих мальчиков – если те достаточно симпатичные и обаятельные.
Откинувшись на подушку, я улыбаюсь как дебил. Кончики пальцев еще горят от прикосновения к ее коже. Хороша.
Когда я двигаюсь, поверх одеяла что-то соскальзывает на пол. Успев поймать, я понимаю, что это бейджик – наверное, свалился с нее, когда я под видом приступа кашля залез ей в декольте.
Сереброва Элина Сергеевна, стажер
Да идите нахрен, вы издеваетесь что ли?!
Статья 112
Идиот! Скотина!
Вот такая благодарность за спасение его шкуры?! Примитивно облапал, озабоченный мудак? Я ему спасение, шикарную клинику с полным пансионом, а в ответ получаю приставания на уровне вокзального быдла?
Вот тебе, Эля, жизненный урок. Твоя доброта никому не вперлась. Ни один алкаш не был благодарен за спасение от холодной смерти, каждый норовил свалить из больницы на поиски очередных ста грамм. Ни один бомж не стал на путь исправления после того, как твоими силами и отцовскими деньгами его приводили в порядок.
И ни один придурок-извращенец, похоже, не станет человеком.
– Все. Больше никаких спасений! Я – черствая циничная стерва, которой плевать на страдания окружающих. Буду спасать животных. Они и то приличнее себя ведут, и ветеринары стоят дешевле.
Настроение окончательно испорчено, а ведь после практики у меня съемки. Надо быть свежей, веселой и заряженной на работу. Потом тренировка, потом нужно заехать и забрать маму из галереи. Столько дел, совсем некогда сидеть в ординаторской и психовать на идиота из – вот совпадение! – палаты номер шесть.
Что ж, значит, пусть долечивается и катится на все четыре стороны. Люди часто при виде меня думают, что я – эдакая феечка, неприспособленная к реальной жизни. Обычно девушки моего круга выглядят иначе – эффектнее, ярче, дороже. Они не носят потертые джинсы с оверсайз-футболками. А если и делают это, то мастерски подчеркивая достаток и принадлежность к золотой молодежи.
Но фишка в том, что когда ты всерьез занимаешься спортом, то учишься стоять за себя и огрызаться. Поэтому возникает диссонанс: как это Элечка, которая только что спасла котенка и накормила бездомного, вдруг ругается трехэтажным матом, потому что идиот на «десятке» решил поучить тупую телочку на дороге и едва не угробил обоих.
Я быстро переодеваюсь, окидываю себя взглядом в зеркало и снова бешусь: хочется плотнее запахнуть рубашку. Все из-за идиота в палате. Наверное, я никогда не привыкну к такому.
Фигуристки, особенно топовые, постоянно в фокусе общественного внимания. Каждое выступление разбирают посекундно, считают недокруты, обвиняют в «грибах», в некачественной технике, в деревянном теле, в отсутствии понимания программы и так далее. А еще… обсуждают наряды, фигуры, сексуальность. Под видео с моими выступлениями тысячи пошлых комментов. В сети лежат целые подборки фото с соревнований или шоу, на которых видно кусочек груди или обнажившуюся ягодицу. Существуют арты и генерации нейросети, о которых я не хочу думать. Фанфики, в которых написано такое, что единственное, о чем стоит молиться – чтобы они не попались на глаза отцу.
Так что я нервно отношусь к попыткам меня облапать. Ибо за-дол-ба-ли!
– Пока, Эль! – кричит старшая медсестра.
Я машу ей и через служебную лестницу спускаюсь к парковке. Неплохо бы пообедать. Обычно я ем в больничной столовой, вместе с остальным персоналом, но сегодня хочется посидеть где-то в тихом месте и обдумать события последних недель. Их, увы, слишком много даже если исключить идиота из палаты номер шесть.
Погруженная в свои мысли, я не сразу замечаю, что возле моей машины стоит какой-то парень. Смутно он кажется знакомым, но я не помню, где видела его раньше.
– Эй, ты! – кричит он.
Я замираю, интуитивно чувствуя, что подходить ближе не стоит.
– Довольна?! Небось едешь праздновать, сука?!
Он быстрым шагом направляется ко мне, и я не хочу выяснять, что будет дальше. Понятия не имею, что я ему сделала. Может, подрезала на дороге, может, заблокировала в сети или попросту не ответила на его сообщение – в нашей профессии такое часто бывает.
Несусь обратно к двери клиники, инстинктивно понимая, что не успею. Я слышу шаги совсем рядом. Парень хватает меня за запястье, больно сжимая, и тянет на себя.
– Куда собралась, дрянь?! Я тебе сейчас мордаху подправлю!
– Пусти меня! – Я пытаюсь его отпихнуть, но любая, даже тренированная, девушка не может справиться со здоровым высоким парнем.
– Ща тебе медаль под глаз постав…
Дверь распахивается. Я надеюсь, это охрана, увидевшая на камерах происходящее. Но мелькает больничная пижама – кто-то из пациентов вышел покурить.
– Слыш, ты охренел?! – раздается знакомый голос.
Идиот из палаты номер шесть бьет парня по морде прежде, чем я или он соображаем, что происходит. От неожиданности пальцы нападавшего разжимаются – и он падает на асфальт. К счастью – на миг мое сердце едва не останавливается – не ударяясь затылком. Иначе идиот из палаты стал бы идиотом из тюремной камеры.
В полной растерянности я смотрю на поверженного парня.
– А у нашего папули бабки на лечение черепно-мозговой травмы найдутся? – задумчиво спрашивает Марк.
Девица – огонь
Спустя несколько часов мы, как два накосячивших школьника, сидим перед Серебровым в его кабинете. Ждем, когда он закончит просмотр камер и вынесет вердикт. Хотя, как по мне, никакого вердикта здесь быть не может. Урод напал на девчонку, урод получил в табло. Какие ко мне претензии? Не хочешь получать в табло – не напрашивайся.
Жаль, такой статьи нет.
– Ты уверена, что его не знаешь? – спрашивает Серебров у медсестрички.
– На сто процентов. Смутно лицо вроде бы знакомое, но это может быть кто угодно: болельщик, подписчик, волонтер.
– И почему он на тебя напал, тоже не сказал?
– Нет.
Мне ее даже жалко. Несмотря на бодрый вид, девчонка явно испугалась. И сейчас, украдкой, думая, что никто не видит, отковыривает защитное стекло от собственного айфона.
– Ладно, разберемся. Марк…
Он смотрит на меня изучающе. Ненавижу такой взгляд.
– Я должен поблагодарить тебя за помощь. Неизвестно, что случилось бы, если бы ты не вмешался. Это мужской поступок.
– Проехали, – бурчу я. – Просто вписался в драку. Бывает.
– Боюсь, это не «просто вписался». Хорошо. Давайте по порядку. Элина, это Марк, тот самый молодой человек, о котором я рассказывал.
Серебров делает паузу, словно сомневается, стоит ли произносить следующие слова.
– Мой сын. Марк, Элина – моя дочь. Жаль, что вы познакомились вот так. Я рисовал более… гм… цивилизованную встречу. Но что уж теперь. В общем, расклад такой. Записи с камер в полиции вместе с нашим заявлением. От ответственности урод не уйдет, я позабочусь. Однако я представляю, как будет вести себя эта падаль. Он наверняка напишет на тебя, Марк, заявление. И доказывать, что это была самозащита, придется в суде.
– Да он первый полез, вы охренели что ли?! Мне надо было стоять и смотреть, как он там ее насилует?! – взрываюсь я.
– Я такого не говорил. Марк, правосудие работает не так. Есть факт причинения вреда здоровью, есть заявление потерпевшего. То, что ты не мог поступить иначе, придется доказывать. А ему, в свою очередь, придется доказывать, что он не собирался нападать на Элину. И это два разных процесса. Я выиграл сотни судов в своей жизни, поэтому давай ты доверишься мне.
– Ладно, – бурчу я. – Как скажете.
Суды я в одиночку тоже не осилю. Черт, почему все случается одновременно?
– Сейчас важно, чтобы ты долечился. А потом я попрошу тебя временно пожить у нас. До тех пор, пока мы все не разрулим. Мало ли, что придет в голову этому уроду или его приятелям, не сомневаюсь, что они есть. Договорились?
А ловко он это провернул, я даже не сразу понял. Хитрожопый мужик, этот Серебров.
Впрочем, возможно, это и плюс. Может, получится помочь Андрюхе. Если будет где перекантоваться пару недель, смогу продать тачку и что-нибудь заработать. Может, и выгорит. Выбора-то все равно нет.
– Идет, – бурчу я, стараясь не выдавать заинтересованность.
Чувствую ли я себя мразью, собираясь воспользоваться новоявленным папашей, чтобы решить парочку проблем? Нет. Он же не чувствует себя гандоном, просравшим сына.
– Хорошо. Еще раз спасибо. В такие моменты я начинаю верить в судьбу. Элина спасла тебя, а ты оказался там, где ей понадобилась помощь.
– Спасла? Вы о чем?
– Ты не в курсе? Эля нашла тебя на парковке без сознания и привезла сюда. Она понятия не имела, что ты мой сын.
Тут Элина впервые подает голос. Он немного звенит от усталости и пережитого, но совсем не дрожит.
– И хочешь знать, как братик отплатил за спасение?
Ну вот. Придержала козырь до удачного момента – и выложила на стол вместе с холодным блюдом под названием «месть». Огонь медсестричка.
Стервой быть проще
– И хочешь знать, как братик отплатил за спасение? – интересуюсь я.
Не могу. Это выше моих сил. Пусть он меня спас, но хочется, чтобы идиот из палаты номер шесть немного пострадал.
– М-м-м?
– Он вышел на улицу, чтобы покурить! С пневмонией!
Несколько секунд царит звенящая тишина. Папа осмысливает услышанное, а вот идиот, кажется, не ожидал, что удар будет нанесен в это место.
– Вот ты ябеда, я тебя спас вообще-то! – наконец возмущается он.
– То, что спас – молодец, – вздыхает папа. – А сигареты на стол, пожалуйста. Где ты их вообще достал?
Марк угрюмо сопит и отмалчивается. У меня есть определенные соображения насчет этого – лежит у нас тут один заядлый курильщик. Но у него нет пневмонии! А у идиота есть. И сигареты приближают его к куче бумажной волокиты у папы, потому что пациент, который умер из-за собственного идиотизма, хуже проверки из минздрава.
– Давай сюда, говорю. Еще раз увижу с сигаретой, заставлю врача выписать тебе слабительное. Ходить курить станет некогда.
Нехотя он вытаскивает из кармана пачку и бросает на стол. А мне слегка легчает. Сделал гадость – на сердце радость, как говорит младший брат. К тому же я права и курить с пневмонией – это короткая дорога в могилу. Будем считать, я тоже спасаю идиоту жизнь.
– Элина, – вслед мне говорит отец, – я вызвал водителя. С этого дня и до тех пор, пока мы не выясним, почему тот урод на тебя напал, будешь ездить с охраной.
Я только вздыхаю. То, что папа это сделает, было очевидно. Мне не хочется ездить с охранником, они слишком болтливые. И врать родителям станет сложнее.
Мы выходим из кабинета – так уж получается – вместе. Я и идиот. Точнее, сводный брат. Я еще не до конца осознаю то, что происходит. Марк будет жить с нами. В нашем доме появится посторонний человек, взрослый парень.
– Ну и? – хмыкает он.
– Что?
