Тон Капитана сменился. В нем не было властных, презирающих нот. Никогда еще я не слышал от него таких слов, как дружба, доверие. Даже в самые отчаянные времена, когда моя жизнь висела на волоске.
– Сколько раз я доставал тебя из петли? – спросил Капитан. – Сколько раз выбивал из рук лезвие бритвы? Считаешь, так поступает зло? – голос снова стал тоньше, словно ему было трудно говорить. Последнее, что он произнес, было: – Давай же! Реши, наконец, кто для тебя друг, а кто зло!
Капитан замолчал. Его слова заставили меня задуматься. Кем был этот голос на самом деле? Кто я без него?
Когда Капитан только появился, я скрывал его ото всех. Он отпускал похабные шуточки о проходящих мимо меня девушках, ругался вместо меня с родителями. Мне казалось, он делает меня лучше, сильнее, бесстрашнее. Я мог решиться на любой поступок, если Капитан поддерживал меня. И наоборот – забивался в угол, когда он молчал, прожевывал слова, которые были у меня на языке.
Однажды мисс Блю сказала:
– Это как раковая опухоль. Чем раньше от нее избавишься, тем меньше вреда она нанесет организму. Не позволяй метастазам распространиться.
В один голос с ней пела миссис Тернер:
– Он подавляет твою личность, хочет вынести на всеобщее обозрение самое худшее, что может быть в человеке. Всякий раз, когда ты подчиняешься ему – его корни глубже прорастают в твою душу.
Капитан никому не нравился. Все, кто знал о нем, как один, твердили, что я должен избавиться от него. В какой-то момент мне даже удалось убедить всех в этом. На самом же деле я скрывал его, научился подменять мысли Капитана своими, чтобы никто не заподозрил, что вместо меня говорит неотесанный обрубок, как когда-то назвала меня мать. Пожалуй, в тот момент она была права. Мне не стоило уходить из дома, напиваться и возвращаться в таком виде, будто всю ночь провел на дне мусорного бака. Не стоило называть ее сукой.
– Продолжишь в том же духе – закончишь в тюрьме, – сказал лаконично отец, старающийся не вмешиваться в воспитание ребенка.
Жаль, он не увидел, что его слова оказались пророческими. В тюрьме я не был, но психбольница – худшая из ее копий.
К тому моменту, когда я понял, что никто, в сущности, кроме меня не замечал в Капитане лидера и наставника, Дог восстановился. Коты расступились и поднялись по лестнице, хватка старика стала решительной, и он сказал:
– Тебе под силу многое изменить. В этом месте ни одно столетие правит зло, которое забирает человеческие жизни. Но я знаю, как покончить с ним. Мне лишь нужна твоя помощь.
Я посмотрел на старика. Нахмуренные брови соприкасались, пальцы крепко сжимали трость, так что не было повода для сомнений – Дог верил в то, о чем говорил. Не знаю, почему он выбрал именно меня, почему парень с расстройством личности пригодился старику, узнавшему о человеке все по одному касанию. Всю сознательную жизнь меня вел голос, и в конечном счете я оказался в грязном сыром подвале, так что мне ничего не стоило довериться новому голосу.
Я кивнул и увидел гнилую улыбку Дога.
Глава 4. Неизвестный
В 22:13 в придорожный бар с горящей вывеской «На дорожку» вошли трое мужчин.
В 22:46 Дик первый раз вышел покурить.
В 23:01 он вышел вместе с другом, выкурили по две сигареты, чем встревожили официантку. Она вышла покурить с общего входа, встав неподалеку от гостей, когда те не возвращались в зал больше десяти минут. Дик курит долго. Больше болтает.
В 23:14 молоденькая официантка откашлялась после сигареты. Видно, она не курит, но после строгого взгляда владельца заведения, пришлось выкручиваться. Она потушила недокуренную сигарету носом каблука, хотя рядом с ней стояла урна, в которую она сплюнула. Официантка поправила форму, прическу, натянула улыбку и вернулась в бар.
В 23:32 Дик вышел покурить один, едва держась на ногах. Он сделал несколько затяжек, выплюнул сигарету и раскрыл ширинку. Уперев руку в окно, заклеенное односторонним изображением женщины с пышным бюстом и двумя бокалами пенного, Дик пустил струю в урну, до которой официантка не донесла окурок.
В 23:33 к Дику подошел высокий мужчина. Судя по всплескам руками и оскалу, этот мужчина сидел прямо за бюстом с пивом. Слова не действовали на Дика. Когда недовольный гость толкнул его, струя мочи вильнула и попала на штаны накаченного типа. В ход пошли кулаки. Дик упал с высунутым из штанов членом.
В 23:34 на улицу выбежали друзья Дика. Один увернулся от выпада разъяренного культуриста, второй поднял руки вверх, показав, что он не намерен выяснять отношения. Компании разминулись, окатив друг друга презрительными взглядами.
В 23:35 Дик вернулся в сознание, убрал член и заплакал.
В 23:40 друзья уговорили его подняться и затащили обратно в бар.
В 23:47 Дик выбил окно головой и оказался в луже собственной мочи. В отверстии на месте подмигивающей женщины с грудью стоял высокий мужчина, сжимая кулаки. За его спиной официантка и владелец бара ругались с друзьями Дика.
В 23:51 один из друзей Дика оттолкнул его от пикапа и дал по газам.
В 23:52 Дик понял, что владелец бара «На дорожку» вызвал копов, и бросился на оживленную трассу, закрыв глаза. Он ощущал себя как в игре, словно проходил эту миссию сотню раз, так что теперь может повторить все вслепую.
В 23:55 Дик пробежал перед колесами последней фуры и оказался по другую сторону от бара. Там-то его и ждал неизвестный.
Дик разговаривал сам с собой ровно в полночь, когда неизвестный услышал в его словах что-то о предназначении и высшей силе. Дик украдкой посмотрел на него и, заметив внимательный взгляд, остановился.
– Что, я тебе тоже мешаю? – слова с его языка комкались и звучали вовсе не грозно и мужественно, на что рассчитывал Дик, а по-настоящему жалко.
– Вовсе нет, – ответил неизвестный. – Мне показалось интересным то, о чем ты говоришь.
Мужчина с багрово-красными по рукав футболки руками, в майке с логотипом американской баскетбольной команды, перегнулся, свесив длинные руки с тощих плеч, удивившись словам неизвестного. Он бы так и стоял, если бы ни услышал полицейскую сирену.
– Кажись, это за мной, – сказал он. – Надо валить отсюда.
Дик собрался было броситься на одну из лесных дорожек, уходящих далеко в парк, но неизвестный вмешался. Дику подходил лишь один путь. И только неизвестный знал, какой именно.
– Недалеко отсюда есть озеро, – сказал неизвестный. – О нем знают лишь местные, поэтому там безопасно.
Дик изучал стоявшего рядом мужчину таким серьезным взглядом, на какой только был способен. Он сканировал выражение лица, позу, в которой человек сидел на лавочке, с какой отлично просматривалась дорога и придорожный бар. В этих местах обычно останавливаются дальнобойщики, желающие набить животы после долгой дороги, а также провести ночь в уютном мотеле на втором этаже бара. Из местных здесь были владелец забегаловки и две официантки, которые также работали прислугой в мотеле.
– Откуда знаешь? – спросил Дик, прощупывая почву остатками трезвого сознания. Инстинкт самосохранения работал, несмотря на изрядное количество выпитого.
– Я лесник.
Знакомство с незнакомцем на границе жизни и темного леса возбуждали в Дике аппетит к дискуссии, в которой он отчаянно надеялся выиграть.
– Вот скажи мне, Эндрю, – говорил он. – Разве я не заслуживаю счастья?
– Я думаю, каждый его заслуживает.
– То-то и оно, друг, что не каждый. Есть люди, считающие себя богами, пташками не нашего с тобой полета, – он подтолкнул незнакомца, представившегося Эндрю, локтем, давая понять, что они птицы одного уровня. – Они готовы на все ради себя, выгоды, которую видят в окружающих.
Когда они подошли к озеру, тьма стала настолько плотной, что лишь прикосновение могло убедить в том, что голос собеседника находится не в голове, а на расстоянии вытянутой руки.
– Что-то случилось между тобой и тем парнем в баре, не так ли? – спросил Эндрю.
Дик выдал неясный смешок, означавший то ли радость, что есть человек, который понимает Дика без слов, то ли испуг за то, что у произошедшего в баре был свидетель, о котором он не подозревал.
– Следишь за мной? – Дик снова рассмеялся. Он поджег сигарету, и Эндрю увидел его довольное лицо с обвисшими щеками. – Да, друг. Выдалась неприятная история. Я малость перебрал и… ты и сам все видел.
– Ты был с друзьями, – сказал Эндрю. – Почему они уехали?
Дик курил несколько минут в тишине. Когда язык пламени зажигалки вновь осветил его лицо, неизвестный заметил набухший глаз, налитый кровью.
Лес оживал в темноте. Птицы забились в листве, запели песни, защищающие их от хищников. Небо осыпали звезды. Потолстевшая луна отражалась в водной глади.
– Оказалось, я ошибался, – сказал Дик после долго молчания. – Мы никогда не были друзьями. Бывало, я ради них в кровь дрался, а они оттолкнули меня от машины, когда владелец бара вызвал копов. Один из них сказал, что устал от моих проблем. Моих, понимаешь, Эндрю?
Эндрю кивнул, хотя не был уверен, что Дик увидел его жест. Молчание тоже было хорошим ответом, потому что Дик докурил и продолжил:
– У нас был общий бизнес. Автозапчасти. В первый год мы горели идеей, слушали друг друга и шли на уступки ради дела. Но скоро каждый начал тянуть одеяло на себя. В итоге я остался голый, а те двое нежатся в шикарных постелях. Они убедили меня выйти из партнерства, представляешь? Я продал свою часть бизнеса ради них.
Дик рассказывал о своей судьбе, называя ее не иначе как горькой или несчастной. Начав говорить о бизнесе, крепко напившийся мужчина терял нить и продолжал то о жене, которую он всегда ревновал к одному из друзей, то о детях, которых у него нет. Неизвестный слушал, глядя на не потухавший огонь сигареты и слушая слабый прибой озера, напоминавший ему о том, почему он здесь находился.
– Я ощущал себя как в игре, словно проходил эту миссию сотню раз, так что теперь могу повторить все вслепую, – сказал Дик, описав свой поступок – пробежку под колесами грузовиков. – Наверное, я выжил потому, что даже смерти не нужен.
Последней фразой Дик рассчитывал разжалобить собеседника, ждал жизнеутверждающих нравоучений, но промахнулся. Для Эндрю он не больше точки на карте, которую следует зачеркнуть, прежде чем отправиться дальше. Неизвестный начинал нервничать, пальцы елозили по сумке, хватаясь за собачку молнии. В голове нечто вело счет: «Четыре…».
– Я мужик или нет, Эндрю? – спросил Дик, поднявшись. За его спиной было озеро, от которого неизвестный начинал сходить с ума. Голос воды твердил: «Четыре».
– Мужик, – ответил Эндрю без промедления.
– В таком случае мне все нипочем. Просрал одну жизнь – начну новую. Брошу эту шлюху, пусть бегает за своим хахалем дальше. У меня ничего не осталось, одежда и та порвана в клочья.
Чтобы слова звучали эффектнее, Дик порвал майку.
Неизвестный просунул в боковое отделение сумки руку и зажал в кулаке то, что там было. Дик не обратил внимания на шелест.
– На что ты готов, чтобы заполучить новую жизнь? – спросил Эндрю.
Какое-то время Дик молчал. В темноте невозможно было различить собственных рук, так что неизвестный не видел собеседника. Последний раз голос доносился прямо напротив, но по песку шаги едва ли можно расслышать. Дик мог отойти в сторону, чтобы отлить, но Эндрю не видел даже огня с кончика сигареты, которая до того не гасла ни на минуту.
Неизвестный поднялся и осторожными шагами двинулся вперед. У него начиналась паранойя. Что если этот алкаш обо всем догадался? Неизвестный не мог дать ему уйти, но не видел ровным счетом ничего.
Сделав несколько шагов, Эндрю почувствовал под ногой нечто мягкое. Прислушался. Озеро было прямо перед ним, точно так же как и тело Дика. Неизвестный опустился рядом с ним. Ему следовало быть осторожным на тот случай, если Дик уснул. Эндрю полз на четвереньках вдоль тела, пока левая рука ни опустилась в воду. Она была на уровне груди Дика, и в тот момент неизвестный понял, что случилось непоправимое. Дик упал лицом в озеро.
Эндрю перевернул тучное тело, вытянул из воды и стал откачивать воду из легких. Неизвестный должен был успеть. Ничто не способно забрать жизнь Дика.
Закрытый массаж сердца не давал результатов, и Эндрю пришлось вдохнуть воздух через рот, от которого пахло спиртом и кровью. Углекислый газ заставил легкие раскрыться и вытолкнуть воду. Дик глубоко вдохнул и сел, словно восстав из мертвых.
Пока он пытался отдышаться и понять, что с ним произошло, неизвестный похлопал его по плечу и надел на голову давно заготовленный пакет. Дик долго сопротивлялся. Его организм должен был быть ослаблен после шока клинической смерти, изрядного количества выпитого алкоголя, но чудесное оживление давало уверенность в том, что новая жизнь уже началась. Но Дик ошибался. Она начнется. Начнется очень скоро, но не сейчас. Стоит лишь опустить руки и довериться Эндрю.
Спустя несколько минут сопротивления Дик сдался. Неизвестный вслушался в лес, в собственное дыхание. Полный штиль.
С дальнейшей работой он справился в кромешной темноте.
Глава 5. Дэн Скалли
По потолку промелькнула огромная тень, похожая на птицу. Я посмотрел на лампочку, висевшую посреди комнаты, и увидел черное пятно. Оно увеличивалось и уменьшалось в зависимости от близости к свету. Муха билась о лампочку. Она прилетела на свет из темноты.
– Ты должен так же лететь к свету, – раздался голос.
Я не знал, есть ли в комнате кто-то еще, кроме меня и мухи. Я смотрел вверх, наблюдая за упорством насекомого, за тем, как свет меняет все, что мы видим. Он заставляет нас лететь, думая, что мы птицы, а затем обжигает крылья, и мы падаем, вынужденные остаток дней провести, ползая по грязному полу.
Муха ударилась о лампочку и начала пикировать вниз, кружась в последнем танце.
– Так бывает не со всеми. Многим удается найти себе место у солнца, греться в его лучах до конца жизни.
Я рассказал эту историю мисс Блю, и та улыбнулась. Она была рада, что я сказал хоть что-то за последние несколько недель.
Капитан заставлял меня молчать. Он ограничивал меня во всем: отговаривал поднять со стола вилку и поужинать, говорил, что в день человеку достаточно одного глотка воды, чтобы поддерживать водно-щелочной баланс, и наказывал, когда я мочил штаны. Он называл меня лгуном, баламутом, который запудрил ему мозги, считая, что я все же выпил компот за завтраком, и обещал выбить из меня всю дурь.
– Он отступает, – сказала мисс Блю, когда я поднял голову к потолку и стал поочередно смотреть на лампочки в потолке. В кабинете психотерапевта их было много. – Мы делаем все, чтобы избавиться от него. Но одних лекарств недостаточно, важно, чтобы ты помогал нам.
– Лекарством она называет транквилизаторы, колеса, которыми тебя пичкают дважды в день, – вмешался Капитан. – Она не знает, что на самом деле запирает тебя со мной наедине. Я полностью контролирую твое сознание. Под веществами оно становится послушным как пластилин, и в конечном итоге я вылеплю из тебя настоящего человека.
Я не смог сдержать улыбку. Мое тело было невесомым, я словно плыл в густом воздухе, чувствуя аромат духов мисс Блю, слыша ее тяжелое дыхание. Я знал, что она не верит в мое выздоровление. По крайней мере, не до конца. Конечно, таких сумасшедших как я у нее целое отделение. Верить в каждого слишком тяжело, а я знал, что являюсь самым трудным пациентом.
– Она просто не может сказать, что лечение бесполезно, – говорил Капитан. – Врачебная этика. Для нее ты никто – она может выписывать один рецепт за другим, лишь бы строчить отчеты о проделанной работе и сдавать начальству.
Мисс Блю выронила ручку на стол и заполучила мое внимание. Я смотрел на нее из-под приоткрытых век. Я чувствовал себя спящим, что бродит наяву. Но только мы с Капитаном знали, что я на самом деле сплю. Для остальных это было тайной.
– Мы снизим дозировку лекарств, – сказала мисс Блю, и меня передернуло. Капитан толкнул меня в бок, пробудив.
– Нет! – крикнул я.
Я вскочил со стула. Санитар, все это время стоявший у двери и смотревший взором орла на одну из десятка падалей вроде меня, расправил скрещенные на груди руки и потянул ко мне, приближаясь. Психотерапевт жестом остановила двухэтажную глыбу в белом халате.
– Вы не можете этого сделать, – продолжил я. – Без таблеток он… он…
Я рухнул на стул. Глаз задергался, я заплакал.
– Что он сделает? – спросила мисс Блю своим профессиональным ангельским голоском, который порой даже доходил до Капитана, сбивая его с толка.
Я заложил руки за пояс брюк. Карманов в больничной одежде не было, так что спрятать мельтешащие пальцы я мог только в штанах. Услышав вопрос, я не знал, что ответить, пока Капитан ни подсказал мне:
– Я повешу тебя на дверном косяке.
Я узнал эту интонацию. Щекотливая, исподтишка. Он говорил так всякий раз: словно издалека, невзначай, что означало чистую правду.
– Он… – заговорил я. Мне не впервой слышать от Капитана издевки, угрозы вроде этой, но в горле почему-то пересохло, живот скрутило. Быть может, все дело в голодовке, а может быть… – Он повесит меня на дверном косяке, – все же решился я.
Санитар не озаботился о том, чтобы сдержать ухмылку. Он прыснул и с грохотом привалился на дверь. Лысый, шириной в шкаф мужчина никогда мне не верил. Сколько бы я ни просил бритву или веревку, он лишь скалился, глядя на меня через отверстие в железной двери палаты. Однажды он даже сплюнул и назвал меня дезертиром. Я не знал, что он имеет в виду, но Капитану понравилось мое новое прозвище.
– Отныне ты разжалован из рядового в дезертиры, – сказал тогда он.
В кабинет психотерапевта меня вернул голос мисс Блю:
