Человеком чести я никогда и не звалась.
– Репутация капитана Диггори висит на волоске, – продолжил Архиепископ. – Я буду вынужден отстранить его от службы, дабы праведность шассеров не оказалась под сомнением. Дабы моя собственная праведность не оказалась под сомнением. – Он впился в меня взглядом. Я постаралась изобразить крайнее огорчение, дабы он опять кулаками не размахался. Слегка успокоившись при виде моего покаяния, Архиепископ стал расхаживать туда-сюда. – Что мне с тобой делать? Что мне делать?
Ему явно было неприятно смотреть на меня, и все же его холодный взгляд снова и снова ко мне возвращался. Как мотылек к огню. Казалось, он что-то во мне искал, пристально изучая мои глаза, нос, рот. И горло.
К своему ужасу, я поняла, что во время драки с шассером бархотка сползла с моей шеи. Я быстро ее затянула. Архиепископ поджал губы и продолжил меня разглядывать.
Я едва сдержалась, чтобы не закатить глаза при виде бессмысленной борьбы, которая происходила у него внутри. В тюрьму сегодня я не собиралась, равно как и на костер. По некой причине Архиепископ и его питомец решили, что я не ведьма. И разубеждать их в этом я определенно была не намерена.
Но оставался открытым вопрос – чего от меня хотел Архиепископ? Чего-то хотел, это точно. Голод в его глазах ни с чем нельзя было спутать, и чем быстрее я пойму его суть, тем скорее смогу использовать это в своих целях. До меня не сразу дошло, что Архиепископ продолжает свою речь.
– …благодаря твоей уловке. – Он развернулся ко мне, и в лице его вспыхнуло странное торжество. – Вероятно, нам удастся прийти к взаимовыгодному соглашению.
Он умолк, выжидательно глядя на нас.
– Я слушаю, – пробормотала я.
Шассер натянуто кивнул.
– Чудесно. По сути, все очень просто. Я предлагаю вам заключить брак.
Я уставилась на него, разинув рот.
Архиепископ фыркнул, но видно было, что ему вовсе не весело.
– В качестве твоей супруги, Рид, это отвратительное создание всецело будет принадлежать тебе. У тебя будет полное право преследовать и воспитывать ее, особенно после опрометчивых поступков, совершенных ею прошлой ночью. Это окажется вполне ожидаемо. И даже необходимо. Таким образом, никакого преступления ты не совершал. И ты останешься шассером.
Я рассмеялась. Смех вышел отчаянным и хриплым.
– Я ни за кого замуж выходить не стану.
Архиепископ вместе со мной смеяться не спешил.
– Станешь, если хочешь избежать публичной порки и тюрьмы. Я, быть может, и не начальник полиции, однако начальник полиции – мой близкий друг.
Я уставилась на него.
– Вы не можете вот так вынудить меня…
Он отмахнулся от меня, будто от назойливой мухи.
– Всех воров ждет один приговор. Я настоятельно советую тебе как следует поразмыслить об этом, дитя.
Я посмотрела на шассера, стараясь держаться спокойно, хотя к горлу уже подступила паника.
– Ты ведь не можешь хотеть этого. Пожалуйста, попроси его найти другой путь.
– Другого пути нет, – отрезал Архиепископ.
Шассер стоял очень смирно. Кажется, даже дышать перестал.
– Ты мне как сын, Рид. – Архиепископ взял его за плечо. Как мышь, которая утешает слона. Мне даже захотелось рассмеяться в этот миг. – Не отказывайся от своей жизни, от будущего, что ждет тебя в служении, и от клятвы, которую ты принес Господу. Не лишай себя всего из-за этой дикарки. Когда она станет твоей женой, ты сможешь посадить ее под замок в каморку и больше никогда о ней не вспоминать. У тебя будет законное право делать с ней все, что тебе вздумается. – Архиепископ многозначительно посмотрел на него. – Это соглашение так же поможет решить… другие трудности.
Наконец кровь прилила к щекам шассера – да что там, затопила их. Его шея и щеки запылали даже ярче глаз. Он стиснул зубы.
– Господин, я…
Но я его уже не слышала. Мой рот наполнился слюной, зрение затуманилось. Замуж. За шассера. Должен быть другой путь, любой другой…
К горлу подкатила желчь, и сдержаться я не успела – меня обильно стошнило прямо Архиепископу на ноги. Он с криком отвращения отпрыгнул прочь.
– Да как ты смеешь! – Он занес кулак, чтобы снова меня ударить, но шассер успел раньше. Молниеносно он поймал Архиепископа за запястье.
– Если эта женщина станет моей женой, – сказал он, тяжело сглотнув, – вы больше к ней не прикоснетесь.
Архиепископ оскалился.
– Значит, ты согласен?
Шассер выпустил его руку и посмотрел на меня, багровея еще больше.
– Только если и она согласна.
Эти его слова напомнили мне о Коко.
Береги себя.
Только если и ты себя побережешь.
Коко говорила, что мне нужно найти себе защиту. Я посмотрела на медноволосого шассера и на Архиепископа, который все еще потирал запястье.
Возможно, защита нашла меня сама.
Андре, Грю, полиция, она… никто из них не сможет меня тронуть, если моим мужем станет шассер. Даже сами шассеры перестанут быть мне угрозой – если я смогу и дальше притворяться обычным человеком. Если смогу не колдовать при них. Они никогда и не узнают, что я ведьма. Я спрячусь на самом видном месте.
Вот только… В придачу к этому у меня будет еще и муж.
Мужа иметь мне не хотелось. Не хотелось связывать себя оковами брака, особенно с таким чопорным ханжой, как этот шассер. Но если брак – мой единственный способ избежать тюрьмы, возможно, это лучший выход. И явно только он поможет мне выйти из этого театра без цепей.
В конце концов, кольцо Анжелики все еще при мне. Я всегда смогу сбежать после того, как подпишу свидетельство о браке.
Что ж. Я расправила плечи и вздернула подбородок.
– Я готова.
Церемония
Рид
Крики у театра стали только громче, но я их почти не слышал. В ушах звенела кровь. Она заглушала все: и призывы толпы к правосудию, и слова сочувствия Архиепископа.
Но только не ее шаги. Я слышал каждый.
Они были легки. Легче моих. Но не такие ровные. Не такие мерные.
Я сосредоточился на звуке ее шагов, и постепенно рев в ушах стих. Теперь я слышал и управителя театра, и констеблей, которые пытались угомонить толпу.
Когда Архиепископ открыл двери, я едва не выхватил из ножен балисарду, но сдержался. Ноги у меня свело, кожу одновременно обожгло и жаром и холодом, а потом – чужими взглядами, когда все на улице обернулись к нам. Под локоть меня держала маленькая теплая рука.
Мозолистые ладони. Пальцы тонкие, два из них перевязаны. Я пригляделся – они были сломаны.
Поднять взгляд выше пальцев я не посмел. Ведь тогда пришлось бы взглянуть на ее плечи, а затем и на лицо. И я знал, что там увижу. Синяки под глазами, свежую ссадину на щеке. Шрам над бровью. И еще один – на горле. Она пыталась его скрыть, но он все равно виднелся из-под черной ленты.
Мне вспомнилось лицо Селии. Чистое, без единого изъяна.
О Господи. Селия.
Архиепископ шагнул вперед, и толпа мгновенно затихла. Хмурясь, он вывел меня вперед. Девушка же, эта дикарка, все так же крепко цеплялась за меня. А я все так же отказывался на нее смотреть.
– Братья! – Голос Архиепископа пронесся над примолкшей улицей, и еще больше людских глаз обратились к нам. Дикарка вжалась в меня. Я, нахмурившись, взглянул на нее. Глаза у нее были широко распахнуты, зрачки расширены. Ей было страшно.
Я отвернулся.
– Ты не можешь отдать мне свое сердце, Рид. Я не сумею с этим жить.
– Селия, прошу…
– Чудовища, что убили Пип, все еще на свободе. Они должны быть наказаны. Таков твой долг, и я не стану тебе помехой. Пусть твое сердце принадлежит братству. Прошу тебя, прошу, забудь меня.
– Я никогда бы не смог забыть тебя.
От нахлынувшего отчаяния я чуть не рухнул наземь. Селия никогда не простит мне этого.
– Ваше волнение о судьбе этой женщины ведомо и угодно Господу. – Архиепископ распростер руки, будто в мольбе. – Но прошу, не поддавайтесь обману. Прошлой ночью она пыталась ограбить знатного господина, подобного вам, а когда сегодня утром супруг хотел наказать ее за это, она осмелилась сбежать от него. Не стоит жалеть эту женщину, дети мои. Помолитесь о ней.
Девушка в первых рядах толпы смотрела на Архиепископа с неприкрытым отвращением. Стройная. Светловолосая. С крючковатым носом. Я напрягся, узнав ее – ту девушку из-за кулис.
«Ах ты мерзкая свинья!»
Будто почувствовав мой взгляд, она посмотрела на меня и сощурилась. Я взглянул на нее, тщетно пытаясь забыть ее гневные слова.
«Надеюсь, его бросят в тюрьму. Кто знает, что могло произойти?»
Я сглотнул и отвернулся. Разумеется, так все и выглядело. Дикарка была хитра, а я до смешного легко позволил выставить себя в дурном свете. Угодил прямо в ловушку. Я мысленно чертыхнулся, мечтая выдернуть руку из хватки девчонки. Но нельзя. Слишком много людей смотрело на нас, а Архиепископ очень четко изложил свой приказ.
– Сразу по возвращении мы должны будем исповедаться в этом обмане, – сказал он тогда, хмурясь и расхаживая туда-сюда. – Люди должны поверить, что вы уже женаты. – Он резко обернулся к ней. – Правильно ли я полагаю, что грехи твои не отпущены?
Когда дикарка не ответила, он нахмурился еще больше.
– Я так и думал. Мы немедленно должны управиться с тем и другим, а затем направиться сразу к Долеру на крещение. Рид, пока ваш союз не будет официально узаконен, ты должен вести себя как ее муж. Сними вон то кольцо у нее с правой руки и надень на левую. Иди рядом с ней до тех пор, пока толпа не разойдется. И, бога ради, верни ей плащ.
Дикарка повертела на пальце то самое кольцо. Переступила с ноги на ногу. Коснулась пряди у лица. Остальные волосы были собраны в путаный пучок у нее на затылке – дикие, шальные. Совсем как она сама. Просто отвратительно.
– Молю вас, люди, увидеть в этой женщине учение Господне, – повысил голос Архиепископ. – Пусть ее порочность послужит вам уроком! Жены, будьте покорны мужьям своим. Покайтесь в своей греховной природе. Лишь тогда станете вы едины с Богом!
Несколько человек в толпе покивали, что-то согласно бормоча.
«Это верно. Я всегда и сам так говорил».
«Женщины нынче ничем не лучше ведьм».
«Только деревом с ними и можно сладить, будь то розга или костровый столб».
У светловолосой девушки из-за кулис был такой вид, будто она хотела накинуться на Архиепископа. Она оскалилась, сжала кулаки, но затем отвернулась.
Дикарка напряглась и до боли сжала мне руку. Я свирепо посмотрел на нее, но она не отпустила. Тогда-то я и учуял запах – слабый, невесомый, едва заметный. Но все же очевидный, трепещущий на ветру. То было зловоние колдовства.
Архиепископ застонал.
Я обернулся как раз в тот миг, когда он согнулся пополам и схватился за живот.
– Господин, вы… – начал я и тут же осекся.
Архиепископ оглушительно громко испортил воздух. Он вытаращил глаза и залился краской, а в толпе тут же зашептались. С изумлением. С отвращением. Архиепископ резко выпрямился, попытался оправить рясу, но снова согнулся пополам, и все повторилось. Я, не зная, что еще делать, коснулся ладонью его спины.
– Господин…
– Оставь меня! – прорычал он.
Я отпрянул и свирепо уставился на дикарку, которая тряслась от беззвучного смеха.
– Прекрати смеяться! – прошипел я.
– Даже если б хотела, не смогла бы. – Она схватилась за бок и фыркнула. С нарастающей неприязнью я оглядел ее, а затем наклонился и вдохнул ее запах. Корица. Не колдовство. Я тут же отстранился, а она засмеялась еще пуще.
– Уже один этот момент – вот этот самый, – возможно, стоил того, чтобы выйти за тебя, шасс. Я буду вечно хранить его в памяти.
Архиепископ настоял, чтобы мы отправились крестить дикарку пешком. Сам он поехал на карете.
Когда он исчез из виду, она хмыкнула и пинком забросила камешек в ближайшую урну.
– У этого мужлана голова так прочно застряла в заднице, что и не вытащишь уже.
