– Чую – скоро мой срок… Зрил видение как-то дурное, что плыть мне в верховья без вёсел – сам ветер погонит туда в нужный срок.
Челновод отстранил опустевшую кружку.
– Спасибо, что выслушал, Тихий. Давно не случалось излить мне всю душу…
– Да и мне – как отсюда и Гисли, и Гуннар отплыли на распрю. А дурное ты лучше не кличь, не сей слово на ветер. Мы-то живы ещё!
Мельник смолк на мгновение.
– Говоришь – кровь жива их?
– Жива. Та её дочь взросла, и однажды попала на север в твердыню мухаррибов, став там любимой у Зейда из дома Заид. Как и мать умерла она рано, рожая ему близнецов – но один из них выжил, и стал после славным воителем, грозным как лев и стремительным точно неистовый ветер пустыни. И он жив – и они в нём живут, вопреки всей судьбе… но не я.
Опустел сосуд с хмелем. Давно уж стояли без алого сока вина подсыхавшие кружки. Грохотала вода в колесе под запрудой, пеня?сь на лопатках зубча?стого кола. Бежал час, в разговоре людей пролетая как ветер.
– Бывай, Харл. Дай Горящий и братья удачи тебе, и успеха в починке. Может справишь тут пилы, чтобы пускать так бревно на доску?…
– Дело нужное – верно. Ты вновь вниз, до слияния с Каменной?
– Нет, наверх – до предгорий. Пока ливни идут и вода высока?, надо много куда, где обычно нет хода под килем. Вон, к тебе только тем и прошёл, лишь у Серого Камня пришлось разгрузиться и пешими судно тянуть над той отмелью, вот пожри её Хвёгг…
– Осторожнее там… Ведь война.
– Ну кому-то же нужно возить для людей и муку, и железо, и снасти какие и в распрю.
– Храни Гудсти тропу твою, Хедин.
– И твою. Прощай, Тихий.
Киль отпрял от песчаного берега, и речная вода стала быстро смывать своей пенной волной глубоко прежде врезанный в сушу след судна Скутлкъёре – точно ветер времён заметает под прахом суде?б след ноги человека.
В ту ночь по обычаям предков на Круче Закатного Ветра был упокоен сын Гаттира Удалого, внук Трира Сильной Руки, потомок великого Дейна от крови Горящего – Эрха Древний, прозванный так за столь долгий срок жизни, вместившей в себя две Великие Распри между народами севера. Тело скригги вместе с сопровождавшим к сияющим вратам Халльсверд мечом, завёрнутое в алый как кровь павших воинов плащ было сожжено на погребальном костре в виде челна из дубовых стволов, позволив священному пламени перенести его душу в незримые смертным заоблачные Чертоги Клинков Всеотца, а прах после возложен в курган на полу?ночном склоне горы – рядом с упокоенными там его предками и многочисленными родичами, с его женой и детьми, которых он пережил сам на долгие десятки лет – он, давно разменявший вторую сотню зим. Так закончил земной путь славнейший из живших в то время воителей Дейвоналарды, и скорбь всех собравшихся к тризне в чертогах их укрепи родичей была велика.
Сердце же его, как завещал ещё Дейн своим детям, ночною порой было занесено в лес, где меж колючих сплетений ветвей в дикой чаще незримым стал месячный серп, и пугающе ухали совы. Когда стихли летевшие к небу в чернь ночи сверкавшие золотом искры пожравшего тело ушедшего скригги костра, Доннар с сыном и прочие взрослые родичи, одетые в шкуры волков и медведей словно духи полночных лесов их прародины, в одиночку пронесли свою скорбную ношу по последнему пути Эрхи туда, где его ждал покой. Там, в глубоком дупле в сердцевине огромной раскидистой ели его ожидало пристанище – как напоминание о тех временах их народа, жившего в ту незапамятную пору среди необъятных лесов Урхейминорда, где появлялись на свет и умирали все предки дейвонов.
Ныне большинство из дейвонских домов позабыли тот древний дедовский обычай – но не их орн Несущих Кровь Дейна в сердцах.
ГОД ТРЕТИЙ "…ПРОКЛЯТИЕ ТРИЖДЫ ТОБОЮ ЗАСЛУЖЕННОЕ…" Нить 15
День спустя после погребения старого Эрхи Майри безмолвно сидела в горнице главного чертога за пустым пиршественным столом, закрыв ладонями лицо и не взирая ни на кого из сновавших вокруг близких родичей. Слёзы давно уже иссякли – как бы не пыталась сдержаться она все эти казалось бессчётные скорбные восьмины тянувшегося куделью времени. Слишком велика была тяжесть внезапной утраты – столь непомерной и горькой, внезапной. Но в отличие от остальных её близких, оплакивавших ушедшего в Халльсверд старейшего, на сердце у дочери Конута по-прежнему лежала и иная не менее скорбная ноша, которая всё больше точила ей душу – и чьей горечью было нельзя поделиться ни с кем из родных.
Даже сейчас она думала только о нём.
Она снова была на свободе, в родном доме средь близких с родными, жива, невредима. Судьба взяла с неё не столь много оплатой за это – лишь несколько шрамов на теле, сокрытых одеждами с волосом. Но кто зрить мог те страшные шрамы внутри, что намного больнее, грубее и жёстче терзали у дочери Конута душу? После всего, что случилось в последние дни и седмины, она ощущала себя измождённой, изломанной – несущей лишь горе и смерть для всех тех, кто ей дорог.
Все поверили в то, что она рассказала родным, снова приняли в дом – не спросив ничего из того, что на деле случилось с ней там за два года. Но как скрыть от себя самой то, что случилось с ней прежде? Как забыть про всё то, что она услыхала от скригги? Майри себя ощущала нечистою, грязной – взяв на сердце всю эту ужасную ношу, что нёс прежде Эрха, весь груз того страшного знания. Она снова по-женски была нечиста – но та кровь, что могла бы унять её страх, что она понесла дитя Аррэйнэ – говорила лишь то, что от той их любви не осталось следа, и меж ними опять пролегла пустота, ужасавшая бездна той крови их прошлого, что была пролита её предком. Кровь, кою смыть невозможно никоею платой…
Не в силах сдержать ту столь жгущую боль расставания – и не ведая, не находя у себя в сердце ответа, суждено ли ей будет узрить его вновь, дарована ли будет в грядущем им хоть мимолётная краткая встреча иначе чем недругами, разделёнными сталью оружия и той кровью, что текла в жилах их – её, потомицы Эрхи, и его, последнего потомка Рёйрэ – Майри попыталась опять узнать волю богов, каков будет их жребий? Суждено ли двоим им когда-то быть рядом?
Не время ей было для ворожбы на крови и утробах животных – в святилище Кручи Закатного Ветра сейчас приносили обильные жертвы богам в честь внезапно ушедшего из живых старого скригги, где среди рубленых из дуба и ясеня резных ликов праотцов всех дейвонов было полно родичей и прочего собравшегося там люда. Поэтому дочерь Конута неприметно прошла в пустые теперь жилища наверху чертога, где в покоях родителей прежде сама появилась на свет из материнского чрева как раз перед тем, как её отец Конут перевёз жену с дочерью дальше на север в сокрытое среди чащ и болот Хейрнабю?гдэ как можно подальше от гнева их мстительного владетеля Стейне. Тут, в потемневшем от времени древнем ясеневом ларе в стенной нише дейвонка разыскала весь вышитый серебром льняной мешочек с гадальными рунами своей матери Брулы – и поколебавшись, наугад взяла три из них, резко бросив деревянные плашки под ноги на пол, прошептав потаённую просьбу.
Нагнувшись, Майри с волнением увидела то, что жребием выбросили ей жизнедавцы. Лежавшие перед её взором маленькие буковые дощечки несли на себе три искусно вырезанные и закрашенные алым руны – «тивз», «кеназ» и всё тот же зловещий перевёрнутый «райдэ» – кровь, пламя и долгую разлуку. Вновь суровая воля богов неумолимо раскидывала порознь сердца их двоих – непомерно далеко друг от друга.
Точно сражённая метким ударом незримого жала копья дочерь Конута снова убрала гадальные руны прочь в ларь и торопливо вернулась в ту самую горницу, не разговаривая ни с кем из встреченных на пути родичей и не показывая своего заплаканного лица.
Погружённый в те хлопоты, которые полною тяжестью обрушились на него после внезапной кончины старого Эрхи, когда почётное именование скригги Дейнова рода перешло к Бурому по праву первого из ратоводцев их древнего орна, теперь дядя Доннар то и дело посылал Айнира и прочих молодых родичей выполнять его распоряжения и передавать собравшимся в их стерквегге ратоводцам приказы насчёт подготовки к предстоящей выправе. И попутно говорил с сидевшей подле него за пустым столом племянницей – даже не замечая того, что сама Майри слушает дядину речь лишь впол-уха.
– Теперь, как всё завершилось, нам с Айниром снова пора отправляться к воинствам на восток. Я распоряжусь, чтобы мои люди сопроводили тебя домой в безопасности. Хеннир с домашними давно уже оплакивают тебя – вот же будет им радость, что ты нежданно вернулась живой!
Он на миг смолк, вопрошая взглянув на племянницу.
– А если желаешь, ты можешь остаться жить здесь в Вестрэвейнтрифъя?ллерн – хозяйкой до нашего возвращения. Ведь всё то, чем отец твой владел прежде и был неправо лишён того злобою ёрла, отныне по кровному праву твоё снова – и чертоги, и земли, и скот. С тех пор, когда кости Стейне разнесло вороньё, прочие Скъервиры не будут столь жестокосердны и непримиримы к носимому тобой имени – да и вряд ли сейчасвозжелают они и дальше упорно хранить эту старую ссору, раз нужна им поддержка и вся наша ратная сила в час распри.
Майри всё также отрешённо молчала, будто не слыша обращавшегося к ней дяди.
– Или ты всё же желаешь вернуться на север? Я как раз собирался отправить пару перекатов с людьми в Хейрнабю?гдэ – так они тебя сопроводят прямо к Хенниру.
– Нет, дядя, – решительно сказала Майри, отняв от ладоней лицо, – не надо – ни людей, ничего… Разреши мне поехать с тобой.
– Вот как… На войну снова рвёшься? – Доннар пристально посмотрел ей в глаза, полные холодной и твёрдой решимости.
– Да, дядя. Тогда я отправилась с Айниром помимо твоей воли – и быть может так дурно и вышло всё, что случилось со мной в ту выправу. Там в Глухом селище меня уже давно ничто и никто не держит. А на Круче твоя тётя Сигни за хозяйку по-прежнему справится – не по мне та забота и честь, чтобы тягать все ключи и считать тут добро с серебром в кладовых. Разве мой лук со стрелой будет лишним тебе в нашем воинстве летом?
– Или ты хозяйкой своего дома совсем не желаешь быть, девочка? С кончиной жестокосердного Стейне ты не та уже сирота при живых родичах, которую мы берегли от гнева ёрла ниже трав дальше туч. Ты теперь унаследовала всё причитавшееся – и вскоре быть может и станешь первейшей невестой среди прочих дев Дейвонала?рды… Разве тебе не почётна твоя долгожданная доля?
Дядя пристально взглянул в глаза братовой дочери.
– Если бы не предстоящая выправа, так я бы не мешкая сосватал тебя кому из сыновей свердсманов дружных нам орнов – а то и прежде иные меня исподволь укоряли, что столь славную дочь крови Дейна держу я всё в девках в медвежьей глуши…
– Не по мне это нынче, – мотнула она головой в несогласии на предлагаемое супружество, – разреши мне поехать с вами!
Она обхватила ладони дяди руками.
– Молю тебя именем Всеотца, позволь!
Доннар молчал, обдумывая слова племянницы и пристально глядя в её едва ли не молящие о том глаза.
– Что же… – сказал он наконец, потирая седевшую бороду, – тебя всё равно не остановить, если ты что решила. В этом ты, моя милая, как и отец – вся такая же в доску упрямая. Заставлю тебя сидеть дома – так чует вот сердце, что сама ты сбежишь вслед за брата людьми. Так что перечить тебе я не стану, хотя сам и против подобной затеи.
– Спасибо тебе, дядя!
– За дурное благодаришь, моя девочка… – огладив бороду нахмурился Доннар, – собери всё необходимое, возьми в стойлах пару коней для подмены твоей рыжей охальницы. Завтра мы с Айниром отправляемся в путь – уже летняя пора, и настало время для крупных сражений.
– Куда двинешь ты воинство, дядя? К югу до Белой?
– Верно. Нам нужно отбить хотя бы часть потерянных за зиму городов. Без торга с югом и без самих этих богатых земель нам несладко придётся… да и слишком уж близко а?рвейрны подобрались к Винге. Тревожит меня, что их арвеннид может этой порою отправить самого Льва с его Стремительными Ратями в набег на столь недалёкий оттуда ходагейрд. Советовал Сигвару я ещё с самой зимы переехать с владетелем юным прочь из опасного места, перенеся двор на время в иные уделы спокойнее, как в давние времена не раз делалось – ноКоготь не желает в глазах иных тем умали?ть всё величие Скъервиров, дабы дома? не решили, что те стали слабы. Готов ходагейрд защитить он или погибнуть, но не бежать точно трус.
– Ты не страшишься, Майри? – скригга внимательно посмотрел на племянницу, – я и сам ведь не знаю, чего мне сейчас от судьбы сто?ит ждать. В этом году будет трижды обильной кровавая жатва в полях…
– Нет, – она несогласно мотнула головой, – за два года я и так не раз была при смерти. Отчего неизбежного слепо страшиться? Если бы я была рождена сыном твоего брата, ты бы этого и не спросил.
– Не спросил бы – то верно. Страшимся мы все. Лишь дурак не боится Кормилицы Воронов. Но ты не сын Конута, милая… Ты женщиной рождена – для другой доли в жизни.
– Если я женщина – то это не значит, что я не Дейновой крови, и смерти страшусь… – ответила родичу Майри негромко – едва не солгав себе. После стольких утрат, всей той горечи знания силы проклятия, что несла она молча в себе, смерть порою казалась ей даром – но только не та, не такая, какую она принесла прежде Бранну, ставшему в странствии ей точно брат. Не такая – ужасная, долгая, страшная…
– Я знаю – храбра ты, и то доказала уже не единожды делом… Но всё равно я боюсь за тебя. Да и пока ты не стала женой чьей-то, девочка, я ответственен за тебя перед памятью брата. Будь осторожна как только возможно… Я не в силах всё время оберегать тебя от погибели.
Слёзы едва не брызнули из глаз Майри, когда она услыхала слова её дяди. Она уже не могла стать ничьей, кроме него одного… того, кому отдала уже всё что было – и сердце, и душу, и всю целиком себя, оставив самой только тонкую нить её хрупкой надежды. Но вовеки не будет то им суждено… Ведь она рождена одной из Дейнблодбереар, а его грозное имя Льва А?рвейрнов для всего рода Дейна и их народа теперь стало хуже и самых ужасных проклятий, стократ ненавистнее Клохлама. А раз таковыми они родились, то проживут и умрут они ими же. Два человека быть могут единым душою одним, быть одним телом и сердцем одним на двоих, но два имени их – имена заклятых врагов – никогда им не стать рядом среди что дейвонов, что а?рвейрнов… никогда не будут приняты ими.
И значит не судьба быть им вместе вдвоём – никогда.
Но намного больнее того было знать, что больше ни дня она не проживёт спокойно – чувствуя, что любит его ещё крепче… и тем понимая, что на долгие годы обрекает себя на тоску и холодное одиночество. Встреченный поначалу как заклятый враг Дейнова дома, проливший кровь множества земляков и единородных братьев дейвонки, и едва не нашедший смерть от её несущей месть всего их семейства десницы – отчего же он нынче стал ей вдруг так дорог, что сердце Майри Конутсдо?ттейр осталось пленённое где-то невообразимо далеко от родного удела, куда вновь привела её дарованная им свобода? Отчего же теперь в родных стенах их тверди на Круче она чувствует себя такой несчастной и одинокой?
Неужели неправ её дядя, и нет в Дейвонала?рде достойных воителей, в чью твёрдую мужскую ладонь она могла бы отдать свою руку невесты – она, теперь уже не боявшаяся отцовского имени дочь очернённого Стерке, а первородная его наследница и одна из числа Дейнблодбереар? Разве не хотелось бы ей обрести свой покой и семейное счастье, чтобы подле неё был верный и достойный её сердца любимый мужчина? Или не мечтает она как и всякая из женщин обрести подле себя в супружестве надёжную преданную опору на своём пути – того, кто будет с ней рядом и защитит ото всяких невзгод, разделит с ней радость и горести, кто не даст ей заснуть одной в стылом ложе? Неужели не жаждала она замужества как и всякая из юных дочерей Скегге и иных их подруг в Хейрнабю?гдэ – чтобы стать её отяжелела и стала коромыслом, и она услышала биение своего первого ребёнка под сердцем? Разве в Дейвонала?рде не найдётся столь достойных в мужья ей воителей, кто будет держать её руку подчас свадебного обряда в святилище?
Но отчего же растревоженная душа так жестоко отринывает все её потайные надежды и желание счастья – стремясь лишь к тому из мужчин, чьё имя для Дейнова рода теперь стало знаком непримиримой смертельной вражды, навек разделив их двоих и досель не прощённой и требуемой отмщения пролитой кровью?
Разве готова она добровольно избрать эту долю, обречь себя на разлуку и одиночество до грядущей ей узкой могилы? К чему терзаться из-за недостижимого, пылать сердцем к храбрейшему из людей, в ком узрела она все мечты о супруге – но к врагу, который не станет принадлежать ей – а она ему? Как могут быть они вместе – тем больше после того ужасного признания, что поведал ей Эрха перед своей тяжкой кончиной?
А представить себе, что она и дальше будет так жить, зная, что Аррэйнэ жив и где-то рядом – но уже не с ней, и так будет всегда – это было поевыше всех сил. Представить, что когда-то придётся уступить этого любимого ей мужчину какой-то другой женщине в Эйрэ, чьи любовь с лаской скоро сотрут в нём со временем всякую память о дочери Конута – и даже то просто признать, что Лев никогда уже больше не будет подле неё – уязвлённая женская гордость её не могла с тем покорно смириться.
Но осознание своей беспомощности перед выброшенным жребием заставляло наворачиваться на глаза столь предательски жгучие слёзы. Майри хотела лишь только ещё раз увидеть его – встретить хотя бы в смертельном бою глаз на глаз – увидеть, и умереть от его руки… или убить и его самого… Всё равно, к чему ей тогда будет жить, в одиночестве тратить все те отведённые годы до пепельной седины с чёрным зубом, оставив своё израненное сердце вдали словно надвое разорвавшись – как предрекла ей когда-то в ночь празднества Самайнэ старая Марвейн?
– Хорошо, дядя. Но что будет – то будет. Я пойду с вами сражаться за наш дом, – ответила Майри.
– Тогда собирайся в путь нынче же, – дядя развернул перед собой свиток выделанной для письма тонкой кожи и раскрыл костяной ларец с лучшим чертальным набором, намереваясь писать что-то – послание для родичей или приказ ратоводцам.
– Ты снова поедешь с Айниром – он завтра как раз поведёт туда Ярнвегг и пеших. А я присоединюсь к вам чуть позже. В Винге накопилось много срочных дел – и после смерти Эрхи их только прибавилось на мою спину, пожри всё пасть Хвёгга! – озлословил на миг её дядя, – теперь я перенял от него и именование Вышнего защитника Дейвоналарды, кое должны подтвердить на Великом Совете скригги всех орнов свердсманов.
– Скригги всех орнов?
– Так, все владетели сейчас собираются в Высоком Чертоге – и предчувствую я, что немало там будет и споров, и розней. Сын Къёхвара слабый здоровьем – молвят иные, что сердце его стало хилым, и кровь во всём теле застаивается. Это дурно – такие известия слышать как раз накануне решающих битв, когда нужно все орны дейвонов с другими семействами взнять воедино, собрав их в надёжный союз. В южных землях весенней поройразгорелось восстание, как против всё новых поборов на соль и железо взнялись небогатые свердсманы, изгнав хондмактэ из Скъервиров и избрав вожаков из своих. Уже десять гейрдов не признают нашей власти, объединившись в военный союз. А орны Прибрежий теперь уже тоже грозят обособиться, вспоминая прежние попранные вольности и во весь голос требуя того – с их нынешним предводителем вместо покойного Брейдура. Вправду, в Винге творятся разброд с несогласием нынче. Быть может не все будут рады меня во главе наших воинств увидеть, дабы тем больше ослабить владетельный дом…
Помолчав какой-то миг дядя продолжил чуть тише, словно даже здесь в их родовой тверди эти слова предназначены были не каждому уху:
– Среди иных свердсманов южных семейств даже вызрел зимой прошлой заговор, дабы Когтя с роднёй в час охоты на вепрей умертвить в лесных топях и взять себе власть в ходагейрде. Но на беду те из них молодые и прыткие, кто не сумели сдержать свой язык за столом или с девками ночью, всё погубили. Проницательный Клонсэ не мешкая сразу схватил всех кого только выявил в сговоре, и живо их вздёрнул на стенах Хатхалле за горло точно воров с торжища. А тех, чью вину доказать не смог прямо, велел оскопить – дабы не было повадно другим покушаться на правящий орн и мечтать о потомках в Высоком Чертоге. Скригга Свейров прилюдно возмутился такой немилосердности, что болтавшийся с теми зачинщиками его младший сын теперь стал уж ни муж и ни дева, как баран холощёный – так Коготь его осадил вмиг, что был и тому волен вывесить на стене конопляную петлю там с прочими рядом – а внуков ему и другие сыны наплодят, раз у Въёрна того голова была хилой на разум.
Бурый умолк, не отрываясь от письма, которое выводил перед собой на листе, искусно нанизывая слова в рядки рун для послания родичам, сражавшимся на востоке и юге Дейвоналарды.
– Если бы ты стал ёрлом дейвонов, – внезапно сказала Майри, не глядя на дядю и устремив взор куда-то вдаль в растворённую оконицу, – то распри могли бы пресечься перед именем орна Дейна во главе нашего народа…
Доннар удивлённо поднял на племянницу взор, и перо в его руке застыло, размазывая чернь несотворённых знаков письмен по убеленной коже скрутки.
– Ты говоришь так, как некогда думал твой отец Конут, моя девочка – и это с его храбростью стоило брату жизни от долгих рук ёрла. Наш орн сейчас мал, обессилен подчас этой распри как никогда ещё прежде. Сколько родни полегло головами, а сколько сгинуло под Аг-Слейбхе, чья судьба нам неведома – есть ли в Эйрэ могилы их даже?
Да, я теперь вышний защитник Дейвоналарды, и это даёт многое – власть моя над воинством велика, и слово в Совете будет сильнейшим после правителя – но не все из владетелей призна?ют возвращение орна Дейна в Высокий Чертог, случись таковое. Имя наше противно многим семействам, чтобы те вновь допустили руку потомков Горящего за Столом Ёрлов. Кому-то милее и недобитые Львом А?рвейрнов Скъервиры… А война меж дейвонских семейств теперь будет смертельно губительна, когда враг уже стоит одной ногой в нашем доме. Если мы погрязнем в братоубийственной сваре за место в Хатхалле меж всеми великими орнами, то сплочённые Неамхейглахом кийны с лёгкостью выжгут всё то, что мы сами попрежде спалить не успеем.
– Быть может… – так и не глядя на дядю произнесла она вслух, взирая куда-то вдаль в распахнутое стрельчатое окно их чертога, где простирались бескрайние дали полей и лесов, уходя их иззубренными кромками за небокрай на восток.
Майри снова умолкла, и лишь взор её вновь попытался взлететь из родных стен их тверди – устремляясь к черте небокрая туда, где был он – недостижимо далеко от неё…
Гусиное перо в пальцах скригги Дейнблодбереар после короткого раздумья вновь заскрипело по выделанной коже вереницей выписываемых там острых рун.
– Знаешь что, моя девочка? Нагоним мы Айнира в нашей выправе на юг – а прежде я всё же возьму тебя в Вингу.
– Меня – на Совет? – изумилась дядиным словам Майри.
– Как знать – быть может рассказ твой о той тяжкой доле, что ты вынесла подчас плена в Эйрэ – и то, как не мужами-воителями, а твоей женской рукой Мать Костей едва не сразила двух самых опасных противников, поможет встряхнуть тех из многих, кто уже желает замириться с их арвеннидом и отдать все утраченные нами в час распри владения? Быть может твой голос и слово не лишними будут там, дабы поколебать сомневающихся.
Дядя умолк, взглянув в очи племянницы.
– Да и когда тебе выпадет побывать наконец-то в дому? наших предков, коим прежде владели они? Согласна?
Майри утёрла ладонью набежавшие на глаза слёзы – то ли радости, то ли тревоги. Сердце её забилось в предвкушении побывать наконец в древней тверди Хатхалле и увидеться в далёком ходагейрде Дейвонала?рды с тамошними родичами и со своею подругой из Глухого селища Грелёд дочерью Хёрда, младшего брата почтенного Скегге. Некогда сосватанная за сына вершнего воинством одного из защитных стерквеггов Винги Гуннора Ясного из Фрекиров, сейчас она жила с супругом и родившимися тут детьми в величественнейшем из городищ Запада – и кого дочерь Конута не видала со времени свадьбы уже долгих пять лет. И в одобрение дядиных слов Майри утвердительно кивнула ему.
Но в душе у неё отчего-то как камень легло то незримое разумом чувство тревоги – какой-то грядущей и скорой беды…
