Тина Дорофеева "Новенькая не для меня"

– К воротам выйди, – голос отца очень уж бодро звучит, и это настораживает.

– Зачем?

– Без лишних вопросов. Жду.

Сбрасывает звонок, а я медленно закипаю. Да с какого фига я должен сейчас забыть обо всем и нестись к папаше на поклон?

С другой стороны, ему ничего не стоит взять и вломиться в школу и устроить при всех выволочку мне. А мне это вообще никуда не упирается.

И так много проблем, так ещё и разборки с отцом сейчас переживать. К черту.

Выскакиваю на улицу без куртки и ежусь от порыва прохладного ветра. Погорячился что-то. На улице не лето, к сожалению.

Засовываю руки в карманы и пытаюсь сжаться, чтобы ветер под ребра не проникал. Вижу, как возле ворот стоит отец и куча газетчиков.

Закатываю глаза. Ну, блин, без представления никак он не может.

– Что хотел? – не слишком дружелюбно выходит, но мне как-то плевать.

При журналистах папочка у меня как шелковый. Нужно же показывать себя только с положительной стороны. Это вот когда дома, за закрытыми дверями…

– О, привет, сынок, – хлопают по плечу, – чего раздетый бегаешь? Давно не валялся с воспалением легких?

Он пытается шутить, только в таких же карих, как у меня, глазах застывает ярость.

Пытаюсь улыбнуться, но сомневаюсь, что попытка успешна. Скорее всего, сейчас на моей роже что-то похожее на оскал.

Но мне… Правильно – плевать!

Была бы моя воля, сразу же после совершеннолетия свалил бы на все четыре стороны. Но не могу. Из-за мамы, которая и шагу без ведома отца ступить боится.

– Пап, ближе к делу, у меня ещё треша.

Очередной порыв ветра пронзает насквозь, и я плотнее сжимаю губы, чтобы не застучать зубами.

– Ах да, спорт превыше всего, – это уже обращение в сторону папарацци, которые ловят каждое его слово.

Меня этот цирк откровенно бесит. Делает вид, как будто ему не наплевать на мою жизнь, а сам не скажет, когда у меня день рождения, без маминой подсказки.

– Сынок, – папа кладет руку мне на плечо, и мне стоит огромных усилий не поморщиться, – тебе на прошлой неделе стукнуло восемнадцать. Золотой возраст, мне бы вернуться обратно туда.

Вспышки камер, микрофоны, блокноты. Смешки молодых журналисток, которые стреляют в папу своими глазками в надежде привлечь его внимание.

Тупые курицы. От такого надо бежать.

Все это уже проходилось не один раз. И по собственному опыту прекрасно понимаю, что сейчас будет что-то грандиозное.

– Ого, ты помнишь, – бурчу себе под нос, и мое плечо стискивает стальная хватка.

Сжимаю зубы до скрипа, чтобы не показать, что это ни фига не щекотно. Отец ненавидит, когда я проявляю слабость.

– Конечно, помню, ты же мой единственный наследник. Надежда рода.

Глаза остаются холодными, хоть на лицо и нацеплена дежурная улыбка. Она у него уже отточена до автоматизма.

– Круто, пап. Так и что?

– Все готовы? – как к своим многочисленным избирателям обращается и кивает в сторону.

От толпы отделяются его телохранители и раздвигают нескольких журналистов.

Во двор школы въезжает мечта любого пацана старше восемнадцати.

– Поздравляю, теперь ты вполне самостоятельный, чтобы управлять своей каретой.

Сглатываю тугой ком.

– Так у меня же прав ещё нет, забыл, что ли? – наигранно бодро отвечаю, а у самого внутри все холодеет.

Ненавижу, когда отец дарит дорогие подарки. Вообще, предпочел бы, чтобы он забыл о моем существовании, но на мое горе – я реально единственный сын, а это трындец, товарищи!

– Так ты же учился. Я заехал и забрал права, – в его руках как по мановению волшебной палочки возникает розовая карточка, на которой мое имя и мой фэйс.

– Кхм, откупаешься? – стараюсь, чтобы этот вопрос слышал только он.

Отец превращается в груду натянутых нервов, снова стискивает мое плечо. На этот раз вкладывая в захват всю свою силу, которой у него до фига. Не зря в тренажёрку ходит и в форме себя держит.

– Показываю свою любовь к такому замечательному сыну. Я горжусь тобой, сынок. Вырос и уже капитаном сборной школы стал. Чем отцу не повод для гордости?

Перед носом появляются ключи от тачки.

Черный спорткар. Я на такой любовался в журнале и реально о нем мечтал.

Но у подарков отца всегда есть обратная сторона медали. Какая на этот раз, пока не знаю, но обязательно выясню.

– И это ещё не все, – выдергивает меня из состояния близкого к ступору.

Снова вспышки камер, от которых начинает раскалываться голова. Морщусь как от зубной боли.

– Это письмо из твоего будущего университета, – мне в руки впихивают конверт.

Опускаю глаза, и внутри все обмирает. В Штатах, подальше от мамы?

Вскидываю бровь и поднимаю глаза на довольного отца.

– Я хотел остаться на родине, – нахожу в себе силы говорить спокойно, хотя внутри уже разгорается фитиль.

– Ну что ты? Все для тебя, сынок. У моего наследника должно быть все самое лучшее, как и у моего народа.

И в этот момент мне хочется запрокинуть голову и громко заржать.

Вот уж точно на кого отцу плевать, так это на народ.

– Всем спасибо за внимание, можете быть свободны. Все статьи моему секретарю на согласование пришлете.

Дожидается, пока все разойдутся. Не двигается и даже не дышит.

Когда мы остаемся вдвоем, поворачивается и его лицо пронзает неприязнь.

– Ты не мог вести себя нормально? – со злостью выплевывает, а я делаю несколько шагов назад.

Иначе не сдержусь и врежу собственному отцу.

– А зачем? Пап, я уже совершеннолетний. К чему вся эта комедия? Просто отпусти нас с мамой, и мы свалим от тебя.

Отец скалится и подходит вплотную ко мне.

– Ты не понимаешь, что ты несешь. Я сделаю из тебя нормального человека, а мать мне в этом поможет.

Поворачивается и уходит.

– Тачку не разнеси со злости, пять лямов все-таки на дороге не валяются. Будь умнее.

Первый порыв – швырнуть ключи вдогонку отдаляющейся спине отца. Но несколько глубоких вдохов, и здравая мысль, что транспорт мне пригодится, все же проникает в сознание.

Возвращаюсь в школу и тут же набираю мамин номер.

Но трубку никто не снимает, от чего внутри меня разрастается дикая паника…

Набираю ещё раз десять, пока иду в сторону спортзала, но итог все тот же. Мама не отвечает.

Глава 10

Снежинка

Бреду по коридору. Все мысли о завтрашнем приеме, и у меня внутри все замирает. Завтра мне разрешат или запретят расстаться со своими парными друзьями – костылями.

Очень страшно, что доктор скажет, что нога ещё не готова. Особенно после той боли, которая настигла в столовой, когда я оперлась на больную ногу.

Гоню от себя все мысли об операции. Страшно думать, что после неё в моем теле будет инородный предмет.

Но эта операция мне необходима.

Достаю телефон. Надо отвлечься как-то.

– Ого, какие люди сами соизволили позвонить, – голубые глаза Антона весело поблескивают в сумерках города.

Идет куда-то.

– Отвлекаю?

Антон крутит головой, словно не понимает, где находится.

– Понятия не имею, где я.

– Ты что там вообще делаешь, Антош?

Морщится.

– Короче, все грустно, Снежа, – эта фраза заставляет меня напрячься всем телом, – хуже, чем показалось на первый взгляд.

– Что такое? Не пугай меня так.

– Отец соизволил меня забрать к себе в резиденцию, – друг невесело смеется и поправляет воротник куртки.

Ежится. Светлая челка разлетается от порыва ветра.

– В смысле? Он же живет в другом городе.

– Бинго!

– А мама твоя что?

Друг сжимает губы. Его кто-то задевает плечом, и он что-то кричит вслед. Я ежусь.

Даже через телефон ощущаю, как он злится.

Снова ловлю в камере его взгляд. Больно видеть его таким подавленным.

– Короче, мама сваливает в другую страну, а папочка не дает мне разрешения на выезд.

Слышу его рык, и от него по спине мурашки растекаются.

– Зачем в другую страну?

– По работе, – горький смешок отдается острой болью в сердце.

Я привыкла, что Антон всегда веселый и его ничем не сломить. А сейчас я вижу, как ему сложно.

– Антош, я могу как-то помочь?

Друг усмехается и на миг становится таким привычным.

– Приютишь? – невинно хлопает глазками, а я не сдерживаюсь и смеюсь.