– Хм. Ничё не понимаю. Но готов.
– Хорошо. Тогда как доберёшься до города, сразу иди в управление ФББ местное. Скажи, что от Яремчука по повестке. Запомнил?
– Так точно.
– Молодец. До связи.
Звонок завершился. Булат был в замешательстве: он не слышал ни о каких других базах «Раската» или о существовании подобных отрядов: подразделение было уникальным. Вопрос: «Куда теперь?» вроде бы получил ответ, но на душе стало как-то неспокойно. «А, хрен с ним! Лучше идей всё равно пока нет. Посмотрим, что там за служба такая», – решил Булат и остался ждать автобус на остановке.
Глава 2. Жив-здоров
За 36 лет до сигнала «Лавина».
Время без сознания отсутствует. Череда пёстрых картин, заменивших собой полноценные сны, то вспыхивала, то исчезала во тьму. Даже сама эта тьма забывалась каждый миг: мозг не растрачивал ресурсы болезненного тела зря. Первыми чувствами стали жажда и онемение в ногах. Открыв глаза, он испытал неприятную боль от яркого света. Предметы расплывались, взгляд плохо фокусировался на контурах. Озноб, бессилие, шум в ушах возникли вслед за попыткой понять, что же происходит вокруг. «Что? Кто я? Я? Где? Зачем?» – вязкие, тягучие, тяжёлые для восприятия мысли наполнили голову, покрытую липким потом. Смятение длилось несколько минут, а затем он начал понимать. Рядовой Путилов лежал на больничной койке, закутавшийся в мокрое, пахнущее старьём шерстяное одеяло. В просторной палате, заполненной на треть, находилось четверо больных. На соседней койке, подобрав под себя ноги, сидел Довгаль. Его левая перебинтованная рука висела на подвязке, перекинутой через шею.
– Наконец-то! – с восторгом произнёс сослуживец. – Сейчас медсестру позову!
– Воды, – тихо прохрипел Олег, но однополчанин его не услышал, спешно шлёпая в сторону коридора.
Путилов плохо помнил обстоятельства, при которых получил ранение. В основном, бой у станции он воспроизвёл для себя по рассказу Довгаля. Какие-то отдельные факты порой всплывали в голове: взрывы мин, солдат в крови, силуэты в лесу, но самостоятельно связать их в единую цепочку Олег бы не смог. Госпиталь, в котором они с Довгалем оказались, находился в неизвестном закрытом академгородке, расположенном неподалёку от частей «лесной дивизии». Здесь уровень медицины был на порядок лучше того, что Путилов видел в родном Обуховске. Врачи и весь медперсонал не хамили, не ругались, не игнорировали, а наоборот проявляли внимательность, отзывчивость. Специалист по токсинам навещал Олега дважды в день, пока солдату не стало лучше. Лекарства сделали своё дело – через неделю Путилов мог уже самостоятельно ходить без приступов головокружений, лихорадки и тошноты. Его вместе с Довгалем отправили на многочисленные обследования, «просвечивали» в разных аппаратах, а также измеряли и исследовали различными инструментами и методами. Пока шло время реабилитации, парням вылечили несколько кариесов, Довгалю глазной врач прописал очки, а самому Олегу удалили пару бородавок, находившихся на пояснице, где их натирал ремень. Но самое главное: в этом госпитале вкусно кормили. Соседями по палате оказались младший научный сотрудник Павел Самохин, недавний выпускник столичного факультета ядерной физики, и Лёня Кузнецов, младший сержант с соседней воинской части, напоровшийся при прочёсывании леса на капкан.
Распорядок дня был не по Уставу, скорее гражданским. Свободное время, из которого практически полностью состояли сутки, можно было тратить на разговоры, чтение книг, игру в шахматы. У Самохина был при себе набор мелких пластиковых фигурок с доской-книжкой, купленный им несколько лет назад на отдыхе в Сочи. Ещё одной отрадой стали письма. Олег решил написать семье, друзьям, благо спешить было некуда: выписка предполагалась через три недели. Историю с ранением парень для родных и близких переврал начисто, рассказав про полевые учения. Он ещё ни разу не упомянул ничего плохого об армии и своей службе: считал, что это ни к чему и только расстроит любимых людей, заставит их нервничать. В письмах друзьям Путилов рассказывал о красивых местах, которые расположены рядом с его частью, о том, что был бы не прочь потом, после службы как-нибудь забраться в эту дикую глушь на охоту.
Олег в один из дней после ужина вспоминал вместе с соседями по палате о жизни до «лесной дивизии» и этих враждебных окрестностях Подгорска. Довгаль спросил у молодого учёного:
– Паша, а зачем ты сюда поехал? Москвич, вроде, а тут глухомань такая.
Самохин улыбнулся:
– Москвич, и что с того? На такую работу, куда меня взяли, не каждый устроиться может. Тут такая команда собрана, что мама не горюй! Цвет советской науки! Меня со всего потока одного одобрили. Я еле-еле отбор прошёл. А что с того, что глушь? В академгородке-то жизнь кипит!
– И как у вас там? – поинтересовался Лёня.
– Да не хуже, чем в столице, – с гордостью ответил Павел. – ЦУМа нет, но снабжение у нас по первому разряду: продукты со спецраспределителя, фрукты с юга в вагонах-рефрижераторах везут…
– В чём? – не понял Довгаль.
– В холодильниках больших, – пояснил Самохин. – Рыба красная, икра, колбасы всех видов купить можно. Кинотеатр все новинки показывает, в библиотеку свежие издания привозят. Одежда разных фасонов в магазине висит, но только по сезону, зато достать – не проблема. Дефицита не встречал!
Кузнецов присвистнул:
– Да, брат, здорово живёте! А занимаетесь-то чем? За что такие блага?
– За научную работу!
– А делаешь-то что?
– Расчёты разные. Эксперименты ставим.
– Ну и? Чё за эксперименты? – настаивал сержант.
– На благо страны работаем… в общем.
Было видно, что младшего научного сотрудника распирало изнутри желание рассказать сверстникам о важном проекте, о разработках повышенной секретности, чтобы у них рты пооткрывались, да глаза из орбит повылазили. Очень ему этого хотелось, но не мог. После короткой паузы добавил только: «Разрабатываем очень сложные штуки. Для защиты нашей страны».
Кузнецов цокнул языком и сказал:
– Так и знал! Бомбы атомные модернизируете, значит? И подписку о неразглашении, наверно, давал?
Самохин покраснел и кивнул. Путилов подбодрил соседа по палате: «Да, ладно, что нельзя, то не рассказывай». И тут сержант решил перевести фокус на себя:
– А мы вот охраняем вас, башковитых. Ты знаешь хоть, что за периметром твоего академгородка творится?
– Нет, – удивлённо ответил молодой учёный.
– Война там, паря, война идёт. В этих лесах пацаны свою кровь проливают, чтоб вы спокойно двигать науку могли. Вон, смотри, как парней задело, – Кузнецов показал на перемотанную руку Довгаля. – Тоже на ловушку, наверное, напоролся?
– Не, это в бою, – с гордостью заявил долговязый солдат. Кажется, он впервые осознал, что сможет теперь по возвращении домой козырять этим фактом перед дворовой компанией.
– Прям перестрелка была? – уточнил сержант.
– Да, мы оборону на станции держали. А эти дикари пёрли на нас волнами. Мы только отстреливаться успевали! А Олегу в плечо стрелой отравленной попали!
– И это ещё так, цветочки! – продолжил Кузнецов. – А вот если при патрулировании отстанешь или на посту зазеваешься – всё! Я сам видел парня нашего, что в карауле пропал. Его на следующий день в лесу нашли: тело к сосне прибито, кишки по веткам разбросаны, сердце вынуто и головы нет нигде!
– Ого, – присвистнул Самохин. – А с кем же вы воюете-то? Что же Министерство Государственной Безопасности тогда делает?
– С врагами воюем, которые человеческий облик потеряли, – эту фразу сержант произнёс особенно отчётливо, даже пафосно.
– А МГБ? Руководит вами? Нам почему-то ничего такого не сообщают.
– Всё под контролем! Не говорят, значит – не надо, – уверенно произнёс Кузнецов.
– А как так? А где хоть эти дикари? Сколько их? Почему?
– Много их, много, паря. Я тебе так скажу: мы сильнее! А об остальном не думай! Оперативная обстановка меняется, гражданским знать её не положено, – Кузнецов улыбнулся на этой фразе, бросив взгляд на Путилова и Довгаля. – Вооружённые силы охраняют мирный сон граждан.
– Ну, дела… – задумчиво произнёс Самохин.
«Да, дела», – подумал Олег.
Глава 3. Контроль
Спустя 1 год и 10 месяцев после создания «Объекта 80».
Шершенёв ехал на служебном автомобиле по территории «восьмидесятки» к её строящейся части. Комплекс секретных сооружений был почти готов, оставалось немного. «Объект 80» стал приятным открытием для Арсения – его личным детищем. Ему нравилось чувствовать себя в роли отца-основателя, чья воля распространялась и на гражданских, и на военных, а с недавнего времени и на всех коллег по ФББ. Только отчёты в столицу досадно напоминали о подчинённости Арсения руководству контрразведки.
Автомобиль свернул с дороги и остановился у въезда на стройплощадку. Оставив водителя одного, Шершенёв направился к большому котловану. Стальной шпунт сдерживал массив грунта от обвала, на глубине более десятка метров лениво передвигались рабочие, строительная техника простаивала. Арсений не прошёл по стройке и пяти метров, как к нему подбежал мужчина в белой каске и яркой жилетке.
– Арсений Геннадьевич, здравствуйте! А мы вас не ждали. Я новый прораб – Цветков Георгий…
– Жора, значит, – Шершенёв не протянул руки и не остановился, всем своим видом показывая абсолютную незаинтересованность в том, кто с ним говорит. – Вместо Юрия, я так полагаю?
– Да, я…
– Ну, скажи мне, Жора, работы по строительству выхода номер 7 ведутся?
– Нет, Арсений Павлович.
– А почему? – эфбэбэшник дошёл до края котлована и, бросив взгляд на дно, повернулся к прорабу.
– Начальство не велит. Арсений Павлович, это не я решаю. Мне сказали: «Остановить работы до выплат по контракту». Я остановил.
– А кроме начальства, значит, тебе ничто не мешает, я так понимаю?
– Не.
– Ну, тогда давай договоримся, Жора. Слушай здесь сначала мои распоряжения, а потом уже своё начальство. Хорошо?
– Это как? – лицо Цветкова выражало искреннее недоумение.
– А так. Я говорю строить – ты строишь. Я говорю не строить – ты не строишь.
– Но…
– Ну, а если будешь дурака валять, то случайно «сделаешь» что-то не то: изнасилуешь кого-нибудь или шпионить начнёшь. Или в котлован свой случайно свалишься. Ограждения-то я не вижу нормального. Экономите, да? Ты, главное, слушайся, Жора, а то, как Юрий закончишь. А с начальством мы всё уладим. Ты же не хочешь работу потом второпях делать, когда твоё начальство обгадится и жопой Жоры прикрываться начнёт? Ну, и я о том же.
Арсений ободряюще хлопнул ошарашенного Георгия по плечу и пошёл в сторону своего служебного автомобиля. Цветков ещё стоял на месте какое-то время. В его голове было много разных мыслей.
***
Радеев сидел за столом в своём кабинете и задумчиво смотрел на экран компьютера. Он не понимал, откуда в присланном ему календарном графике исследовательских работ появились пункты, о которых ему не сообщали ни на одном совещании. Эти пункты были странны, они переводили деятельность его лабораторий в другое русло.
Дверь открылась, и в кабинет Артура вошёл Шершенёв.
– Здравствуйте, – учтивым тоном поприветствовал учёного главный безопасник «Объекта 80».
– Добрый день, Арсений! Как хорошо, что вы зашли! – Радеев пожал протянутую руку. – Я уже хотел вам звонить, а то совсем не разберу! Что…
«Эфбэбэшник», сев на свободный, «гостевой» стул, перебил мужчину:
– Простите, что не даю закончить, но мне важно узнать, как проходит переезд?
Артур, промолчав с открытым ртом пару мгновений, ответил:
– Хорошо. Сегодня мои сотрудники закончили раскладывать наши наработки по ящикам и коробкам. Мебель замаркировали. Всё готово!
– Хорошо. Тогда завтра у них будет выходной, а послезавтра они должны выйти на работу в подземный комплекс. Я напишу вам подробности на электронную почту. Это здание останется за вашим департаментом, но тут будут проводить менее секретные разработки.
– Ага, понял. Арсений, я вам очень хочу задать вопрос по календарному графику. Вы его видели?
– Да, видел. Какой вопрос?
– Что это за пункты такие? Вот, в графике. Видите? Я не понимаю, откуда это взялось? «Разработка схемы возможных видов с наибольшей смертоносностью, согласно заданию». Что это? Почему я об этом не слышал? Где работы с приматами? Где следующий этап адаптации генов токсиноустойчивости на обезьянах?
Арсений спокойно посмотрел на взволнованное лицо учёного и ответил ему:
– Теперь начинается ваша настоящая работа, Артур Фёдорович. Вы – гениальный учёный, который не просто открыл связь между генотипом и фенотипом, но и предложил метод коррекции генотипа наиболее оптимальным образом. Родина в опасности! Вы должны помочь нам её защитить.
– Но разве мои изыскания по повышению устойчивости приматов, а значит и людей к негативным внешним факторам не являются вкладом в защиту Родины?
– Являются. Но поймите, что у нас нет столько времени, чтобы ждать, пока вырастет поколение более живучих и здоровых детей, если даже мы согласимся на предложенные вами меры. Враги только и ждут момента, когда мы дадим слабину, не выдержим конкуренции и тогда начнётся самая настоящая война за нашу землю. За наши природные богатства.
– Какая война? С кем?
– Со всеми, Артур Фёдорович, весь мир нам завидует! Весь мир только и думает, как отнять у нас наши ресурсы. Артур Фёдорович, мы сможем защитить Родину только благодаря вам. Вы – ключ к процветанию нашей страны. Вы должны разработать такое оружие, которого раньше не было. Оружие, которое никто не сможет повторить, потому что секрет его создания никогда не покинет «Объект 80». Потому что это под силу только вам. А вас я не дам в обиду никому. Но чтобы всё получилось, я прошу следовать поставленным целям.
Артур молчал. Он снял очки, протёр тряпочкой линзы и, надев их обратно, сказал:
– Арсений, я отдал жизнь науке, чтобы в мире стало меньше страданий. Вы хотите, чтобы я согласился их приумножить?
Шершенёв спокойно ответил:
– Не стройте иллюзий – выживает сильнейший. Я советую вам пересмотреть ценностные приоритеты, потому что, в любом случае, ваша жизнь теперь связана с «восьмидесяткой» и просто так вас никто отсюда не отпустит.
– В кандалы закуёте что ли? – раздражённо усмехнулся Радеев.
– Артур Фёдорович, цените всё то, что вам Родина даёт. И, будьте так добры, занимайтесь любимым делом в её интересах.
После этих слов Арсений поднялся со стула и, выходя из кабинета, добавил:
– Вы же умный, уважаемый человек – зачем вам проблемы? Многие бы хотели оказаться на вашем месте. Подумайте об этом. Я на связи, если что-то понадобиться – звоните.
Артур остался в кабинете один. Его неприятные догадки подтвердились.
Глава 4. Проверка готовности
