Управленцы рассуждают о том, что если вышеупомянутый довод против эвтаназии правилен, то ни у кого нет морального права совершать самоубийство или же помогать кому-нибудь другому в этом. Однако здесь обращает внимание на то, что защитники общепринятого разрешения должны обеспечивать принцип не только достаточно сильный, чтобы обосновать право в общепринятых случаях, но и достаточно слабый, чтобы не допустить множество других ожидающих своего часа случаев. Что говорит о других видах боли и унижения такое право на самоуправление? Как насчет моральных мучений? Как насчет унижения не в области ограниченной деятельности и зависимости, но вины или стыда?
Как право на самоуправление, допускающее умерщвление во избежание физических мучений, запретят умерщвление, чтобы избежать мук депрессии? Конечно, иногда от депрессии можно избавиться, приняв соответствующие медикаменты. Но, таким же способом можно избавиться и от физических мучений. Становятся ли некоторые обезболивающие средства неприемлемыми благодаря тому факту, что они вызывают общее успокоение? Как право на самоуправление, допускающее умерщвление во избежание унижения зависимости, запретит умерщвление, чтобы избежать мучений стыда?
Нужно отметить, так или иначе медики соглашаются с тем, что существует ряд условий, затрудняющих или делающих неприятным продолжение жизни. Неясно, на каком основании те, кто полагаются на право самоуправление, могут принимать решения (за других!) о том, что некоторые из этих проблем допускают выбор смерти, в то время как другие – нет. Также неясно, как те, кто взывают право на самоуправление, могут остановиться на общепринятых случаях. Но, почему это право дает только право предпочесть смерть жизни с болью или унижением? Очевидно, что нужно сторонникам права – принцип различия между одобренными им случаями и неодобренными.
В основе подобного аргумента лежит не право на самоуправление, а другой принцип. Давайте обратимся к тому, что можно назвать «довод в защиту эвтаназии в безнадежной ситуации». Двумя путями можно подвести человека к добровольной, и, возможно, даже к принудительной эвтаназии. Первый путь коренится в вопросе: почему следует ограничивать такую быструю и милосердную смерть тем, кто еще в состоянии просить о ней? Почему одним ее можно разрешить, но другим следует отказать в ней? Не станет ли отказ в таком важном милосердии ошибочным наказанием для тех, кто был недальновиден, кто не позаботился о будущем? Так идет путь от добровольной эвтаназии к недобровольной. Второй путь, подводящий к недобровольной или принудительной эвтаназии, проходит несколько иначе.
Сторонник эвтаназии философ Маргарет Бэттин оправдывает самоубийство в одном случае, говоря «оно оставляет меньше на один число примеров человеческой деградации в этом мире». Если самоубийство недавно овдовевшей женщины, страдающей от глаукомы и рака, «оставляет меньше на один число примеров человеческой деградации в этом мире», как был бы воспринят отказ той женщины, совершить самоубийство?
По социологическим данным в Нидерландах случаи недобровольной эвтаназии растут год от года. Социологи бьют тревогу о том, что подобно гильотине, эвтаназия может попасть в руки людей менее человечных, чем ее изобретатели. Ну, а с другой стороны – если продолжение жизни в действительности хуже, чем смерть прямо сейчас, и умерщвление тех, для кого это является истинным, допустимо – почему колебание тех, кто не желает быть умертвленным, играет решающую роль? В конце концов, их состояние обычно не влияет на них одних. А как насчет беспокойства и эмоциональных страданий причинены родным, наблюдающим за их медленным ухудшением? Как насчет оплаты за лечение и за уход?
Существуют хорошие аргументы против обращения к эвтаназии. Но если я не прав, если некоторые случаи эвтаназии допустимы – совершенно неясно, почему желание или нежелание пациента умереть, должно играть решающую роль в классификации случаев. Сторонник эвтаназии, берущий за основу довод, основанный на безнадежности, должен объяснить, почему этот аргумент не одобряет некоторые недобровольные или даже принудительные случаи так же, как добровольные случаи общепринятого разрешения.
Итак, из сказанного выше высвечивается два положения: во-первых, эвтаназия является моральным злом и не должна быть допустима законом, даже в случаях, указанных в общепринятом разрешении; во-вторых, общепринятое разрешение на эвтаназию угрожающе нестабильно. Один аргумент в ее пользу допускает умерщвление не только на основании общепринятых медицинских причин, но и в случаях депрессии, стыда и самопожертвования. Другой аргумент допускает эвтаназию не только для тех, кто хочет умереть, но и для тех, кто не хочет.
Какие же существуют основные доводы против эвтаназии? Во-первых, намеренное умерщвление невинного всегда является нравственным злом. То есть никто не оспорит тот фат, что эвтаназия – это намеренное умерщвление невинного человека, а значит она – нравственное зло. Сторонники эвтаназии могут апеллировать к факту, что вышеприведенное умозаключение подразумевает различие между оправданными и неоправданными умерщвлениями [Андреев И. Л. Заказное самоубийство (ритуальный уход из жизни как социально-психологический феномен) // Вопросы философии. – 2000. №12. – С. 24—32]. Однако, на каком основании делается это различие?
Если некоторые виды умерщвлений оправданы, почему нельзя оправдать хотя бы в некоторых обстоятельствах добровольной эвтаназии (?!). Здесь требуется пояснить то, что основанием различия оправданных и неоправданных случаев является факт, что не все виды умерщвления обладают признаком, по которому обычное умерщвление осуждается злом [Валла Л. Об истинном и ложном благе. О свободе воли. – М.: Наука, 1989. – 476 с.]. Есть убийство как результат самообороны, а есть убийство как результат наказания. Ни один из них не является несправедливым, то есть злом как таковым. В этом смысле, можно ли рассматривать добровольную эвтаназию как третий вид оправданного умерщвления? Можно ли ее отнести к тем случаям, когда лишение жизни справедливо?
В романе «Биовзлом» есть эпизод, когда в среде молодежи разгорелся нешуточная дискуссия. Одни говорят о том, что «эвтаназия» – это активное убийство неизлечимо больного человека, когда как другие – Нет. Это эвтаназия! Одни убеждены в том, что если смертельные препараты, предоставленные врачом, вводит сам желающий умереть – это тоже самое убийство, а другие – Нет. Это эвтаназия! Одни признают, что отказ от дополнительного лечения заведомо умирающего больного – это также убийство, то другие – Нет. Это эвтаназия! Что же получается? Не будет являться эвтаназией и убийство пациента врачом, если желание умирать у пациента отсутствует. Это просто убийство. Может ли человек сам принимать решения о своей смерти?
Признать право умирать, когда вздумается, значит, по сути, оправдать самоубийство. Самостоятельно принимая решение о суициде, человек должен нести какую-то ответственность, а не перекладывать его медикам, обществу. Вообще то, необходимость признания такого права подкрепляется и другим аргументом – ответственностью врачей, детей, родителей, да и всего общества. Самое интересное то, что именно они все чаще соглашаются с тем, что если у человека есть право и возможность жить, должно быть и право прекратить существование, раз оно в некоторых случаях доставляет только чрезмерные муки и страдания.
Цель эвтаназии – не закончить жизнь человека, а прекратить мучения, боль и страдания. Хорошо объяснил и юрист – лучше разрешить и тщательно контролировать, чем держать под запретом то, что все равно происходит. Оказывается в среднем 60 процентов на терминальной стадии заболевания и люди, заботящиеся о них, хотели бы легализации ассистированного самоубийства или эвтаназии. Чтобы не говорили, согласны с философом, который считает, что ценность человеческой жизни – это главный аргумент против эвтаназии. Никто не должен никого убивать, убийство – наивысшее зло.
Если врач убивает своего пациента, он нарушает правило «Не навреди!». Врач должен лечить пациента от болезни, а не быть его палачом. Между тем, по статистике каждый третий врач во всем мире выступает за легализацию эвтаназии. Именно с их подачи во многих странах принимаются попытки легализовать эвтаназию. Так, что позиция у них почти предательская. Одно ясно, что легализация прекращения жизни – это «наклонная плоскость», когда вначале разрешать убивать безнадежно больных, затем просто больных, а потом и здоровых.
Яркий пример тому ситуация в Бельгии, где уже узаконена детская эвтаназия. Ведь дети не могут считаться дееспособными, взвешенно, осознанно выражать желание своей смерти и легко поддаются давлению. Там же, кстати, разрешена эвтаназия людей, осужденных на пожизненное заключение. А если учесть тот факт, что в странах недостаточно правовой базы, есть коррупция, не сформировано гражданское общество. А с другой стороны так и не сформированы службы паллиативной помощи безнадежными больными. Так, что говорить о легализации эвтаназии в большинстве стран мира еще очень рано.
В настоящее время приводятся аргумент в пользу того, что эвтаназия выходит за рамки несправедливого убийства на основании двух ключевых утверждений: во-первых, состояние некоторых людей таково, что им лучше умереть, чем продолжать жить [Быкова С. Ю. Эвтаназия: гуманна ли она? // Вест. МГУ. – Сер. 7: Философия. – 1992. – №6. – С.80—82].
Речь идет о пациентах, которые находятся в постоянном вегетативном состоянии или же страдают от сильных болей или обречены на жизнь в унизительной зависимости от других даже в удовлетворении самых элементарных нужд; во-вторых, оказание помощи кому-либо в улучшении его положения всегда нравственно допустимо. Если умерщвление улучшит чье-либо положение, и человек сам хочет, чтобы его лишили жизни, как подобное умерщвление может считаться причинением незаслуженного этим человеком вреда? Не есть ли это добровольная эвтаназия?
Наверняка, многие задаются вопросом: является ли умерщвление тяжелобольных единственной альтернативой медико-социальному бездействию? Во-первых, неясно, как смертельно больные и те, кто находится в вегетативном состоянии, извлекают выгоду из своей преждевременной смерти. Во-вторых, есть место сомнению – действительно ли отвращение пациентов от зависимости от других, основано на сознании собственного достоинства, а не на ложной гордыне. В-третьих, всегда есть и другие способы избавления от боли [Глушков В. А. Ответственность за преступления в области здравоохранения. – Киев, 1987. – 211 с.].
В романе «Биовзлом» есть эпизод, когда на конференции разгорелась дискуссия об эвтаназии. Журналист выступила с призывом о том, что необходимо позаботиться о том, чтобы СМИ не тиражировали мнение, что эвтаназия является одной из «нормальных» возможностей уйти из жизни. Судебные медики Цюрихского Института сообщили, что не только тяжелые пациенты прибегают к эвтаназии, но и страдающие заболеваниями средней тяжести, иногда без летального прогноза, или просто «уставшие от жизни».
Как расценивается роль медиков в эвтаназии? Нужно признать, что клиническая практика иногда очень далека от здравых рекомендаций. Для самих медиков важно, чтобы иметь под рукой строгий кодекс правил, позволяющих защитить их от возможных последующих претензий государства и гражданского общества. В условиях обычной клиники нельзя практиковать эвтаназию, если даже эвтаназия найдет свое законодательное оправдание. Такая практика возможно лишь в специализированных хосписах, где работает специально обученный персонал, включающего юриста, эксперта в области паллиативной медицине и психиатра.
Действительно, зачастую именно медики оказываются в цейтноте. За несколько веков медицинская этика немало изменилась и это нужно признать. Раньше все опирались на Клятву Гиппократа, базовый принцип которой звучит примерно так: делай все что угодно, но не навреди. Этика гиппократовой медицины очень патерналистична: врач – царь и бог, он все знает. А что происходит с принципами медицины сегодня?
Сегодня же медицинская этика базируется на четырех этических принципах. Ни один из них не является лидирующим, все равнозначны: во-первых, автономия – реализация права человека на контроль над собственными жизнью, здоровьем и смертью; во-вторых, благодеяние – обязанность всегда действовать в интересах пациента; в-третьих, не-злонамерение – принцип «не навреди»; в-четвертых, справедливость – все пациенты обладают равными правами на получение помощи. В этих условиях возникает законный вопрос: почему в контексте медицины в рамках НТ-ТП возникает вопрос о хорошей смерти?
Сейчас можно заметить две основные тенденции: во-первых, переход от патернализма к автономии, которая постепенно развивается в медицине. А также изменение в медицине подхода к умирающему. То есть если когда-то врач, поскольку он был царем и богом, не занимался умирающими, то в XX веке появляется хосписное движение, развивается мысль о том, что даже умирающим человеком нужно заниматься; во-вторых, причины смерти с годами очень сильно изменились, как и продолжительность жизни. Мы наблюдаем множество технологий, которые продлевают жизнь. Мы умеем искусственно замещать огромное количество функций организма. Но это в свою очередь создает свои сложности.
Социологи отмечают, что лечебные меры становятся высокотехнологичыми, а потому дорогостоящими, то есть малодоступными для некоторых категорий населения. Об этом в свое время высказался Министр здравоохранения Литвы во время приведения его к присяге: «Эвтаназия может быть выбором для бедных». Хотя министр не предложил никаких конкретных предложений, но в интервью СМИ заявил, что Литва не социальное государство, где паллиативная помощь доступна всем нуждающимся. Поэтому эвтаназия решение для людей, которые «не хотят беспокоить родственников зрелищем собственных страданий». Он поднял вопрос о педиатрической эвтаназии.
Интересно то, что по Конституции нашей страны, Кыргызская Республика тоже является социальным государством. Какая стратегия должна быть у нас? Мы являемся, по большей части, страной с декларированным социальным строем. Помнится, после откровений Министра здравоохранения Литвы, многие врачи и католическая церковь выступила с протестом: «Министерство здравоохранения должно защитить здоровье и жизнь, вместо того чтобы искать возможность его забирать. Демократическое общество должно четко осознавать, что мы должны заботиться о больных, а не убивать их». Итак, позиция, допускающая эвтаназию, по крайней мере, на уровне отмены и отказа на поддерживающее жизнь лечение, имеет в своем арсенале еще ряд аргументов.
Любой метод, приводящий к смерти, традиционно оценивается как вредный, и, следовательно, недопустимый. Но сторонники эвтаназии полагают, что она является «правильным лечением», направленным на устранение непереносимых болей. Если боль неустранима, помощь больному, просящему легкой смерти, может рассматриваться как гуманная и милосердная. Получается, что можно принять такую формулировку: предложение врачом смерти как медицинского лечения (!) – один из аргументов медицинского уровня (!).
Управленцы от медицины считают, что так упрощать тоже нельзя. Медицина зиждется на альтруизме. Именно альтруизм может стать следующим аргументом в пользу эвтаназии. Ведь каждый из нас знает, каково бывает желание тяжелобольного человека – это не обременять собою близких ему людей. Этот аргумент тесно связан с принципом «права на достойную смерть». Нельзя при этом не отметить, что сам принцип «достойной смерти» формируется с позиций достаточно высокого качества жизни, включающего комфорт, определенную благоустроенность, выбор средств «достойной смерти», основываясь при этом на явной доминанте эгоистических мотивов.
Социологи высказываются о существовании так называемого демографического аргумента. Население земли существенно постарело, а вместе с тем и выросло число инвалидов преклонного возраста, содержание, уход и лечение которых влечет ряд экономических и социальных проблем. Об этом вы все достаточно информированы. К экономическим и социальным основаниям принудительной эвтаназии добавляется и генетический фактор – угроза «биологического вырождения». Между тем, такая практика, к сожалению, уже была в нашей истории. Вспомните «Программу эвтаназии» по отношению к «жизненнонеполноценным» лицам в фашисткой Германии.
Многие возможно не знают, но такая программа была и в США в 30-х годах «Легализация умерщвления «дефективных». Об этих фактах говорят философ, социологи, богослов. По их мнению, использование понятий «милосердие» и «справедливость» для оправдания эвтаназии – один из знаков подлинного антиобщественного преступления. Как можно оправдывать «убийство из милосердия? Этика православного христианства отвергает возможность намеренного прерывания жизни умирающего пациента, рассматривая это действие как особый случай убийства.
В свое время православный богослов В.И.Несмелов писал: «Ведь физическая смерть человека является не переходом в новую жизнь, а последним моментом действительной жизни. Вообще, каково мнение Церкви о роли медицины? Социальное предназначение медицины всегда заключалось в борьбе за действительную человеческую жизнь. Христианство не приемлет участие врачей в организации эвтаназии. Разве уже исчерпаны потенциал современной медицины во имя жизни пациента?
Философы в своих трудах отмечают, что стремление бороться за жизнь больного до последнего шанса всегда вызывало в обществе уважение и доверие к врачу. Сохранит ли медицина свои социальные позиции, когда система здравоохранения «породит» систему смертеобеспечения? Не чреват ли отказ от последовательного исполнения принципа сохранения и поддержания жизни изменением моральных основ врачевания, от которых в немалой степени зависит результативность врачебной деятельности? Не обречены ли врачи, обеспечивая «достойную смерть» пациенту, на резкое умаление своего собственного достоинства, участвуя в сознательном убийстве пациента? Медики же пока выражают свое согласие с мнениями философов.
Убийство остается убийством, сохраняя всю тяжесть преступления заповеди «не убий». А эвтаназия, какие бы благовидные маски она ни принимала, была и остается превращенной формой убийства и самоубийства одновременно. Впервые прозвучала мысль о необходимости «отстранения» медиков от свершения эвтаназии. Это реальный компромисс. В романе «Биовзлом» приведен эпизод, когда профессор Серегин утверждает о том, что если нет другого выхода, если необходим какой-то реальный компромисс в деле осуществления эвтаназии, то нужно искать другой, кардинально новый выход. Но что за выход?
Предполагаемое исключение из общего запрета на умерщвление, допускающее добровольную эвтаназию, отличается от исключений смертной казни и защиты. Исключение наказания и защиты позволяет государственным властям реагировать на действия, создающие напряжение между частным благом виновного или вредного человека и общим благом покоя. Причиняемый виновному или вредному человеку вред (здесь – смерть) – необходимое средство достижения общего блага. Из-за своих действий против общего блага такие люди теряют право на частное благо в той степени, которая необходима для восстановления общего [Кальченко Н. В. Право человека на жизнь. – Волгоград, 2003. – 213 с.].
При эвтаназии нет противоречия между благом страдающего, искалеченного или смертельно больного и общим благом. Нет ни одного действия с их стороны, на основании которого их смерти должны, или даже могут, быть объявлены расплатой за что-либо [Ковалевский М. А. Блага «жизнь» и «здоровье»: конституционно-правовое значение и элементы правовой охраны // Кодекс-info. – 2003. – №1—2. – С.80—87]. Довод в защиту права умерщвлять тех, кто хочет быть умерщвленными, зависит не от лишения права на жизнь, а от права расстаться с ней, лишиться ее. Лишение и отчуждение, как известно, разные причины.
Есть и такой довод против эвтаназии. Сравнение недостатков двух перспектив – смерти и постоянного страдания – не должно прикрывать тот факт, что обе эти перспективы, тем не менее, являются плохими. Защита в поддержку эвтаназии предполагает, что постоянное страдание – плохо. Но смерть по своей природе тоже является злом. Св. Фома Аквинский правильно определил доброту как полноту бытия. Доброта в человеке и для человека – это обладание всей совокупностью человеческих сил – от питания, зрения и эмоций до разума. Если как смерть невинного, так и постоянное страдание являются плохими, то выбор одной из них означает стремиться к плохому [Аквинский Фома. Сумма теологии. Собрание сочинений. – М.: Мысль, 1996. – 596 с.]. Любой акт эвтаназии, как выбор смерти, попадает под этот запрет.
В настоящее время приводятся и такое возражение в пользу эвтаназии и против ее запрета. Так как боль и страдание олицетворяет зло, врач, отказываясь осуществить добровольную эвтаназию, потворствует ему, то есть злу. В этом проявляется глубокая несоразмерность между выбором эвтаназии и выбором терпения, которая скрывается за подходом «из двух зол меньшее». Но, а с другой стороны, разве выбор меньшего из двух зол не является нравственно предпочтительным в ситуации, когда в перспективе только зло? [Гусейнов А. А. Золотое правило нравственности. – М.: Молодая гвардия, 1982. – 208 с.].
Следует отметить, что в основе наиболее общего довода в пользу общепринятого разрешения эвтаназии лежит принцип самоуправления – утверждение, что каждый человек имеет право принимать свои собственные решения о действиях, которые влияют исключительно на него самого. Этот аргумент хорошо подготовлен защитить общество, в котором имела бы место практика эвтаназии, от опасностей недобровольной или принудительной эвтаназии.
К сожалению, аргументы, основанные на праве на самоуправление, вряд ли подходят для объяснения двух других ограничений, содержащихся в общепринятом разрешении. Если вышеупомянутый довод против эвтаназии правилен, то ни у кого нет морального права совершать самоубийство или же помогать кому-нибудь другому в этом [Глашев A.A. Медицинское право: Практическое руководство для юристов и медиков. – М.: Волтерс Клувер, 2004. – 156 с.].
Сейчас сторонников против обращения к эвтаназии, основанной на безнадежности состояния, становится все больше. По их мнению, во-первых, эвтаназия, безусловно, является моральным злом и не должна быть допустима законом, даже в случаях, указанных в общепринятом разрешении, а, во-вторых, общепринятое разрешение на эвтаназию угрожающе нестабильно, так как возможно допуск к умерщвлению не только на основании общепринятых медицинских причин, но и в случаях депрессии, стыда и самопожертвования. То есть допускает эвтаназию не только для тех, кто хочет умереть, но и для тех, кто не хочет.
Становится все больше и сторонников эвтаназии. По их мнению, цивилизованное общество просто обязано: во-первых, позволить людям уходить из жизни с достоинством и безболезненно а, во-вторых, позволить другим людям помогать уходить из жизни тем, кто неизлечимо болен и не может сделать это самостоятельно. Смерть это личное дело каждого, если не причиняется вреда другим людям.
С точки зрения права, все больше становится сторонников того, что человек сам является хозяином своего тела, поэтому имеет право решать, как поступать со своей плотью в случае неизлечимой болезни, а потому продлять жизнь человеку, который страдает от боли – неправильно [Дмитриев Ю. А., Шленева Е. В. Право человека в Российской Федерации на осуществление эвтаназии // Государство и право. – 2000. – №11. – С.50—65].
Однако сторонники против эвтаназии продолжают превалировать. По их мнению: во-первых, врачебная этика исключает возможность проведения процедуры эвтаназии, в противном случае на врача ляжет клеймо убийцы; во-вторых, жизнь дана человеку Богом, и только Бог вправе решать, когда человеку время умирать; в-третьих, могут пострадать невинные и нежелающие смерти люди (слабоумные или инвалиды); в-четвертых, ослабится общественное уважение к священности права на жизнь; в-пятых, теряется ценность жизни, когда жизнь некоторых людей (инвалидов, или умалишенных) менее ценна, чем жизнь других людей; в-шестых, добровольная эвтаназия обязательно сменится недобровольной эвтаназией, а это и есть убийство «неудобных» людей; в-седьмых, невозможно корректно управлять процедурой эвтаназии; в-восьмых, пострадает медицинская наука, так как отпадет необходимость в изобретении новых медикаментов для лечения неизлечимых болезней [Иванюшкин А. Я., Юдин Б. Г. Введение в биоэтику: Учебное пособие. – М.: Медицина, 1998. – 304 с.].
Глава 3
Эвтаназия как медицинская проблема
Эвтаназия, как новый способ медицинского решения проблемы смерти (прекращения жизни) входит в практику современного здравоохранения под влиянием двух основных факторов: во-первых, прогресса медицины, в частности, под влиянием развития реаниматологии, позволяющей предотвратить смерть больного, т.е. работающей в режиме управления умиранием; во-вторых, смены ценностей и моральных приоритетов в современной цивилизации, в центре которых стоит идея «прав человека» [Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. – М.: Изд. группа «Прогресс», 1992. – 527 с.].
Можно констатировать кардинальную смену ценностных установок профессионального сознания медиков, которые, с одной стороны, сталкиваются с тупиковыми ситуациями на границе между жизнью и смертью, а с другой – являются соучастниками общих цивилизационных социальных процессов [Акопов В. И., Бова A.A. Юридические основы деятельности врача. – М.: Юристь, 1997. – 298 с.].
Как известно, социальное предназначение медицины всегда заключалось в борьбе за действительную человеческую жизнь. В борьбе со смертью, по сути дела, заключается нравственная сверхзадача медицинской науки и врачевания [Безаров О. Т. Эвтаназия в контексте медицинской практики (по результатам социологического опроса, проведенного в г Черновцы) // Буковинский медицинский вестник – 2005. – №1.– С.149—154].
Стремление решить эту сверхзадачу, несмотря на ее неразрешимость, всегда вызывало в обществе уважение и доверие к врачу. Сохранит ли медицина свои социальные позиции, когда система здравоохранения «породит» систему смертеобеспечения? Не чреват ли отказ от последовательного исполнения принципа сохранения и поддержания жизни изменением моральных основ врачевания, от которых в немалой степени зависит результативность врачебной деятельности? Не обречены ли врачи, обеспечивая «достойную смерть» пациенту, на резкое умаление своего собственного достоинства, участвуя в сознательном убийстве пациента?
Медицинская деятельность по своей сути – это самый гуманный вид деятельности. Но иногда во благо больного сначала необходимо причинить ему боль, чтобы в последующем избавить от мучений [Бородин C.B., Глушков В. А. Убийство из сострадания // Общественные науки и современность. – 1992. – №4. – С.140—145]. Однако когда болезнь побеждает организм и уже никто ни в силах спасти человеческую жизнь очень часто встаёт вопрос – зачем ежечасно подвергать организм мукам, если исход уже предрешён? «Всё дело в том, что продлевать – жизнь или смерть. Но если тело не годится для своей службы, то почему бы не вывести на волю измученную душу?» – писал Сенека в своей книге «Нравственные письма к Луцилию» [цит. Зарза Р. В. Путь к смерти. – М.: Прогресс, 1990. – 248 с.].
Но, а с другой стороны, нельзя исключить «врачебную» ошибку в оценке не только диагноза, но и прогноза заболевания. Жизнь священна и неприкосновенна, утверждают одни учёные [[Швейцер А. Благоговение перед жизнью. – М.: Логос, 1992. – 672 с.]. Жизнь не должна превращаться в мучительное и бессмысленное существование, возражают другие.
Проблема эвтаназии постоянно обсуждается среди юристов, врачей, философов, педагогов. Их взгляды и позиции довольно неоднозначны и до сих пор нет единого мнения по поводу проблемы эвтаназии. Эвтаназия (по О. С. Капинус) – умышленное причинение смерти неизлечимому больному, осуществленное по его просьбе медицинским работником, а также иным лицом по мотиву сострадания к больному и с целью избавления его от невыносимых физических страданий [Капинус О. С. Эвтаназия как социально-правовое явление. – М.: ООО Издательский дом «Буквовед», 2006. – 400 с.].
В романе «Биовзлом» профессор Митин и его ученик Серегин рассуждают о том, что эвтаназия обязательно выйдет из-под контроля. Если в Голландии в 2012 году 14 человек с «тяжелыми психическими проблемами» были убиты путём введения смертельной инъекции, то уже в следующем году – 42 человек. То есть в три раза больше. Там же общее количество случаев эвтаназии выросло на 15% в течение 2013 года – с 4188 до 4829. А если взять промежуток от 2007 по 2013 год смертность от эвтаназии возросла в общей сложности на 151%. Большая часть случаев связана с раковыми больными. Но также среди них были 97 человек с диагнозом слабоумие, которых убили врачи.
В Нидерландах сложилось так называемое «ступенчатое распространение эвтаназии», то есть устойчивое умышленное увеличение количества с постепенным расширением категорий пациентов, которые могут воспользоваться эвтаназией. Так, что не следует строить иллюзию на этот счет. Эвтаназия обязательно выйдет из-под контроля.
Митин высказывается на счет того, что в эвтаназии всегда и везде крайним остаются медики. Самые разные категории специалистов, а также лица, принимающее решение, в том числе законодатели, всегда ссылаются на мнении и высказываниях медиков. Это, во-первых, а во-вторых, исполнить эвтаназию также традиционно приписывают медикам. Как относятся к этому сами медики? Так вот, во Франции врачи, выступающих за эвтаназию уже составляет две трети всех врачей. Никого не волнует то, что и во Франции и Голландии эвтаназию официально применяют врачи. Причем, законом они за эвтаназию не преследуются.
Нельзя также забывать, что врачи, такие же люди, как все. Соблазн убивать по праву, за деньги, в собственных интересах – это же страшное явление. Медики уже теряют в обществе свое величие и авторитет. В таком темпе и при таком отношении в скором времени общество потеряет свою медицину. Убийство никогда не соотносится с понятием гуманизм и добродетель. Общество, если оно хочет оставаться человеческим, то есть человечным, не должен допускать эвтаназию!
Самое интересное то, что в современном обществе само по себе идея эвтаназии считается продвинутой, «европейской», прогрессивной идеей. Продвинутой или извращенной? В Бельгии и Голландии разрешено убивать даже больных детей. Рассуждая о милосердии, люди постепенно скатываются в сторону активной эвтаназии. Такая форма, как известно, разрешена в Голландии, Швейцарии, Бельгии, Швеции, в двух штатах США и осуществляется лишь по воле самого человека и по медицинским показаниям. То есть необходимо не только согласие, но и справка от независимого врача или комиссии врачей, что страдания действительно являются невыносимыми, скорая смерть – неизбежной, и психически способность человека к здравым суждениям не нарушена.
В Швейцарии фирма «Дигнитас» и его руководитель Минелли уже предлагает эвтаназию и здоровым. – «А что, ведь каждый человек вправе распорядиться собственной жизнью!». Допустимо ли зарабатывать деньги на чужой смерти? Есть экономическая теория капитализма Карла Маркса, в которой записано: «Деньги определяют все, в том числе и мораль».
В свое время в нацисткой Германии была создана гигантская, по-немецки эффективная организация, которая осуществляла отбор, транспорт и, наконец, уничтожение «безнадежно больных», а это шизофрения, эпилепсия, энцефалит, хорея Хантингтона, парализованные, сенильная деменция, людей, которые более пяти лет находились в учреждении по уходу, криминальных психических больных, а также больных без немецкого гражданства или «не обладающих немецкой или родственной кровью». В дальнейшем показания расширились, убивать стали и детей с наследственными заболеваниями. Но, стал ли этот факт страшным уроком для человечества? Нет. Даже для самой Германии.
По мнению многих ученых, такое определение отражает как нельзя лучше всю сущность и понятийный смысл содержания эвтаназии. Между тем, Н.Е.Крылова указывает в качестве «исполнителя» эвтаназии лишь медицинских работников, так как понятия «иное лицо» многими не признаётся, а их действия, направленные на осуществление эвтаназии предлагается квалифицировать однозначно как убийство [Крылова Н. Е. Уголовное право и биоэтика: проблемы, дискуссии, поиск решений. – М.: Гелиос, 2006. – 312 с.].
Возникновение, становление и развитие эвтаназии как социально-правового явления в истории учений о праве и государстве включает три этапа. Первый. Политико-правовые учения Древнего мира, когда эвтаназия рассматривалась как благо и неизбежность в определенных случаях. Второй. Политико-правовые учения Средневековья, в котором господство христианского религиозного мировоззрения привело к отрицательному отношению общественности к идеям эвтаназии. Третий. Политико-правовые учения в период Нового и Новейшего времен и связан с нарастанием плюрализма мнений в отношении эвтаназии, появлением новой аргументации в пользу её легализации [Капинус О. С. Эвтаназия как социально-правовое явление // Автореф. дис… докт. мед. наук. – М., – 42 с.].
Решающее влияние на историческое развитие норм права, связанных с эвтаназией, оказывает религиозный фактор. В древности в разных обществах и государствах юридические обычаи допускали и регулировали те или иные формы эвтаназии, которая достаточно широко практиковалась в условиях как восточных, так и западных цивилизаций, однако с развитием системы писаного права эвтаназия не получила в нем своего закрепления [Рейчелс Дж. Активная и пассивная эвтаназия // Этическая мысль. -1990. – М.: Изд-во полит. лит-ры, 1990. – С.205—214]. Это было связано с рядом факторов, прежде всего с распространением основных мировых религий: христианства, ислама, буддизма, которые, как правило, отрицательно относятся к эвтаназии, рассматривая её как разновидность убийства либо самоубийства.
Согласно теории О.С.Капинуса, не являются активной эвтаназией: во-первых, так называемое убийство из милосердия – когда врач, при отсутствии просьбы безнадежно больного, видя его мучительные страдания, которые обязательно в скором времени приведут к смерти и, будучи не в силах их устранить, совершает деяние, в результате которого наступает смертельный исход; во-вторых, самоубийство, ассистируемое врачом, когда врач только помогает неизлечимо больному человеку покончить с жизнью [Капинус О. С. Эвтаназия в свете права на жизнь. Монография. – М.: Издательский дом «Камерон», 2006. – 480 с.].
Не является убийством и не может считаться эвтаназией прекращение реанимации в случаях, когда состояние церебральной смерти больного необратимо (лечение уже не дает никакого результата, а лишь продлевает время агонии). Все страны в мире условно можно разделить на две группы: те, которые не исключают возможности применения эвтаназии, и те, которые категорически не приемлют этот вариант решения вопроса об окончании жизни больного [Кэмпбелл А., Джиллетт Г., Джонс Г. Медицинская этика. – М.: Издательская группа «ГЭОТАР-Медиа», 2007. – 400 с.].
В романе «Биовзлом» Серегин весь акцент смещал в сторону того, чтобы как вывести из-под удара медиков. Митин знал, что его ученик – Серегин пойдет в этом вопросе до конца. Таков у него характер. Он слишком честен – до наивности, говорит впрямь, что думает, у него настырность и ненасытный исследовательский интерес к поискам выхода из тупика. В тиши своего кабинете профессор предавался размышлениям. Есть ученые, которые отличаются ранним созреванием. Их мысли запросто преодолевают вертикали созревания. Возможно, он уже знает, как будет выглядеть его подход к этой проблеме? Какие мысли еще гнездятся в его голове? Так и хочется сказать: – вот увидите, он сделает вызов! Но, где же таится этот вызов против традиционной эвтаназии?
Как известно, пионером законодательного разрешения эвтаназии выступили Нидерланды, приняв в апреле 2002 года национальный закон, оговаривающий саму процедуру и вопросы «юридической безопасности медиков». Если вновь обратить к истории легализации эвтаназии с помощью медиков или без них, то фактически открыто эвтаназия практиковалась в этой стране с 1997 года.
В Великобритании медикам за подобные действия грозит до 14 лет тюрьмы, в Испании эвтаназия однозначно трактуется как убийство, в Германии такая же ситуация. Но немцы допускают собственную «пассивную» форму эвтаназии. По просьбе безнадежно больного человека медики могут прекратить с помощью медикаментов продлевать ему жизнь [Полищук О. В США снова споры: а принадлежит ли человеку смерть? // Эхо планеты. – 2005. – №15. – С.23—33].
«Главная заповедь медицины – это «Не навреди!». С этой позиции медицины эвтаназия – это убийство, по сути дела, убийство самого себя, с помощью ли врача или с помощью кого-то другого, но это убийство. И вся культура, на которой воспитана и наша медицина, и наша идеология, она говорит о том, что убийства не должно быть ни в коей мере.
– «Но… времена изменились, сместились ценности, теперь эвтаназия уже не кажется таким чудовищной нелепостью, как воспринималась раньше. Эвтаназия, как решение проблемы имеет свою логику», – рассуждает Серегин в романе «Биовзлом». То есть, есть какая-то оправданность ее? Как вы считаете, можно ожидать, что эвтаназию могут все-таки легализировать?
– «Легализация эвтаназии возможно. Что же сдерживает? Прежде всего, то, что эвтаназией будут злоупотреблять. Из истории известно, что «пассивная» эвтаназия практикуется довольно давно в Швейцарии. В Англии, напротив, после долгих обсуждений принят закон о безусловном запрещении любой эвтаназии в медицинской практике. В соответствии с законодательством штата Индиана (США) действует так называемое прижизненное завещание, в котором пациент официально подтверждает свою волю на то, чтобы его жизнь не продлевалась искусственным образом при определенных обстоятельствах [Тищенко П. Д. Эвтаназии: российская ситуация в свете американского и голландского опыта // Медицинское право и этика. – 2000. – №2. – С.30—38].
В 1977 году в штате Калифорния (США) после долгих лет обсуждений на референдумах был принят первый в мире закон «О праве человека на смерть», по которому неизлечимо больные люди могут оформить документ с изъявлением желания отключить реанимационную аппаратуру. Хотя пока этот закон «не работает» ввиду отказа медицинского персонала на проведение эвтаназии. Необходимо отметить, что во всех перечисленных примерах речь идёт лишь о пассивной эвтаназии. Активная эвтаназия карается законом всех стран [Сенюта И. Право человека на охрану здоровья как гарантия осуществления права на жизнь // Вестник Львовского университета – Серия юридическая. – Львов, 2005. – Вып. 41. – С 23—33].
В обществе, в прессе все чаще и чаще раздаются голоса в пользу эвтаназии, забывая иногда причину – почему человек хочет, собственно, уйти на тот свет. Причина ясна – страдания. На самом деле, человек, который хочет убить себя, он не желает смерти, он желает избавления от страданий. Это вполне объяснимое чувство. – «Но не нужно впутывать сюда медиков, как исполнителей воли страдающих», – убеждает нас Серегин из романа «Биовзлом». Ведь легализация эвтаназии приведет к криминализации медицины и вообще к потере социального доверия к институту здравоохранения, к распространению в обществе принципов цинизма, нигилизма и нравственной деградации.
– «Однако, в обществе сложилась совершенно неправильная мысль о том, что раз медики лечат, они и в случае официального разрешения эвтаназии должны участвовать в умерщвлении пациентов. Вопрос, кто будет «исполнителем» эвтаназии довольно противоречив. В основном, в тех странах, где она разрешена, указывается, что это должны быть медицинские работники, что является очень серьёзной этической проблемой. Быть «доктором смертью» захотят лишь единицы. И как потом с этим жить, не возникнет ли у «исполнителей» тяги к «активной» эвтаназии?!
По мнению абсолютного большинства, медицинские работники вообще ни при каких обстоятельствах не должны иметь отношение ни к «пассивной» и тем более к «активной» эвтаназии. Изначально профессия врача предназначалась для спасения и продления человеческой жизни. Хотя, на их долю выпадали «этапы» эвтаназии в древности, что, конечно же, неправильно с позиции цивилизованного общества [Суицидология: прошлое и настоящее. Сост. А.Н.Моховиков. – М.: Наука, 2001. -270 с.].
В романе «Биовзлом» есть эпизод, когда Серегин категрически заявляет о том, что против прямого участия медиков в этом деле».
– «А что можно участвовать косвенно? – задали ему вопрос.
– «По сути дела, без медицинского контроля трудно себе представить исполнение эвтаназии на практике. Вот возьмем современную хосписную службу, настроенная на помощь больным, на медицинскую, социальную, психологическую и духовную помощь. Эвтаназия разрешена и, как вы думаете, кто, если не медик, более других компетентен в оценке состояния больного? Конечно же, медик.
Если выбирать из двух зол, то косвенное участие его – это разумный компромисс. Но, как и в какой форме? Современная технология слежения за состоянием гомеостаза (нанобиочипы) позволяет четко выстроить и спрогнозировать, так называемую «точку не возврата» множества физиологических, гормональных, метаболических, генетических биохимических поломок в организме больного или старого человека».
В современном обществе будущего врача обучают лишь спасать человеческую жизнь. А что будет, если эвтаназию законодательно разрешат проводить? Неужели врачей необходимо будет обучать методам лишения жизни!? Пока же во всем мире считается противоправным возводить врача в ранг «киллера», независимо, по какому бы пути не развивалось законодательное изменение проблемы эвтаназии.
Исследователи проблемы считают, что врач должен давать полную и достоверную информацию о состоянии здоровья пациента, заключение должно носить коллегиальный характер, но быть исполнителем не врач, не фельдшер и не медицинская сестра ни при каких условиях не должны [Силуянова И. В. Биоэтика в России: ценности и законы. – М., 1997. – С. 166—176]. В противном случае общество само будет рассадником убийц в медицинском обличии.
В романе «Биовзлом» Серегин рассуждает о том, что раньше тяжелобольные или старики по каким-то интуитивным соображениям понимали, что пришло время их смерти. Они успевали попрощаться с близкими и родными, причастится, исповедоваться, телесно и духовно очиститься – и умирали. А теперь вдумайтесь, что функция определения времени наступления смерти «поручается» биочиповой программе, которая раз или два предупреждает о том, что лимит жизни у человека заканчивается, а потом отключает все ресурсы на сохранение жизни. Хотя, как сказать, ресурсы организма уже были на пределе. То есть эвтаназию, если это потребуется, будет выполнять не медик в прямую, а нанобиочип на основе, заложенной в него программы?
– А вообще есть такие разработки в мировой практике? – спросил корреспондент.
– Пока нет. Но разработать соответствующую программу для нанобиочипа можно. – Ответил Серегин. – Разрешение на смерть будет устанавливать нанобиочип, но не медики, ни сам больной, ни его родственники и близкие. Это исключительно автономная функция нанобиочипа. Именно он решает, что дальше уже некуда, и он снимает вопрос о том, что обязательно нужно участие насилия над природой.
Если так, то из определения эвтаназии необходимо будет исключить понятие «медицинские работники» и оно должно звучать примерно следующим образом: «эвтаназия это умышленное причинение смерти неизлечимому больному, осуществленное по его просьбе специально уполномоченным лицом по мотиву сострадания к больному и с целью избавления его от невыносимых физических страданий» [Хамфри Д. Когда суицид рационален. Что такое автоэвтаназия // Пер. с англ., послесл. П. Д. Тищенко // Человек. – 1992. – №6. – С.30—40]. А обязанностью законодателя будет установление «специально уполномоченного лица», а в свою очередь, государство будет выдавать такому лицу соответствующую лицензию «на убийство». Но, а каково отношение к этому вопросу самих медиков? Кто из медицинских работников будет убивать, кто согласится выполнять «чёрную» работу?
Если общество узаконит эвтаназию, то значит ли это то, что наше общество будет строить своё спокойное будущее на основе духовного разложения врачей, на основе того, что врачебная деятельность превратится в нейтрально техническое выполнение каких-либо действий, в рамках которых сохранение нравственного образа врача будет совсем необязательным?
В романе «Биовзлом» приводится компромиссное решение проблемы осуществления эвтаназии. С позиции киберфилософии такой компромисс все же приемлем. Смерть для каждого человека окажется своевременной. У Серегина спросили: в условиях применения вашего эвтанатора смерть по-настоящему будет не запоздалой?
– «Да! Нанобиочип сделает так, чтобы человек «не ждал милостей от природы».
Время смерти мы оцениваем с позиции того, что это уже конец, и, значит, не так он значим. Не важно, сколько человек проживет, важно качество его жизни. И качество жизни в какой-то мере определяется им самим в купе с нанобиочипом. Я бы так сказал.
– То есть, заложенная в нанобиочип программа лишь адекватно откорригирует программу смерти? – уточнил корреспондент.
– «Это раньше считалось, когда включается программа смерти, уже в нее нельзя вмешиваться, нельзя тормозить, нельзя ускорять. То есть времени должно протечь именно столько, сколько отпущено и запрограммировано в самой природе человека. С помощью биочиповой программы это сейчас возможно и надо этим воспользоваться», – сказал Серегин.
Нетрудно предположить, что в обществе, при обстоятельствах несоответствия действий врачей естественным чувствам морального, авторитет медицины будет поставлен под сомнение, а клятва Гиппократа потеряет смысл [Эвтаназия и человеческое достоинство. Сборник документов, принятых на конференции католических епископов Голландии 20 апреля 2002 г. / Пер. А. Трунова. – Нидерланды, 2002. – 110 с.].
Самым же опасным является то, что для врачей убийство человека будет выглядеть профессиональной повседневностью, а их человеческая природа неизбежно подвергнется деформации. Столь активное обсуждения проблемы эвтаназии с помощью медиков свидетельствует о неприятии обществом мысли о привлечении врачей к осуществлении эвтаназии. Б.В.Марков пишет: – «Закон предполагает первичное переживание вины и греха» [Марков Б. В. Философская антропология. – СПб,1997. – С.106]. В данном контексте этот грех связан с помыслами о допущении убийства, о клятвопреступлении.
В романе «Биовзлом» есть эпизод, когда Серегин рассуждает об эвтаназии. —
«Вы понимаете, мы все время, когда говорим об эвтаназии, связываем это с медициной. То есть человек, медик, мало того, что он выносит приговор больному, что он неизлечим, на него еще возлагается ответственность за то, чтобы отправить больного на тот свет. То есть доктор выступал в двух ипостасях: в роли лекаря и в роли киллера. Новые биотехнологические разработки могут исключить вторую функцию врача в случаях эвтаназии. Я считаю, что эвтаназия – это крайнее состояние, кризисное состояние больного. Если есть возможность раннего предвидения кризиса гомеостаза, что вполне позволяет нынешняя технология, можно опосредованно запустить биочиповую программу эвтаназии. При этом соблюдая принципы естественности человеческой жизни, ненасилия над ней, легкой смерти».
Понятно, что медики в первую очередь не могут обойти стороной тему страданий человека, которые подчас настолько велики, что разрушают его психику, а в отдельных случаях способствуют нравственному упадку и духовному вырождению пациента [Юдин Б. Г. Возможно ли рациональное самоубийство? //Биоэтика: принципы, правила, проблемы. – М.: Прогресс, 1998. – С. 284—296].
Здесь в решение проблемы должно, лучше сказать – обязано, вмешаться государство, а не медицинское сообщество. Ведь, основная цель государства состоит в создании условий, при которых духовное спасение человека было бы наиболее вероятным. Другими словами, правительство обязано заботиться о духовном облике каждого своего гражданина. В то же время, государство понимает, что, во-первых, медицина, в ходе своего развития, выработала ряд мер, с помощью которых можно облегчить страдания пациента и тем самым предохранить его сознание от регресса, а, во-вторых, лучше, чем медики эвтаназию привести в исполнение в обществе не отыскать. А что важно для самих медиков?
