Проходят мимо длинных рядов напитков, на и за барной стойкой. Видят знакомых, друзей и окунаются в общую атмосферу лёгкой предпраздничной, завершающей суеты.
Прибывают приглашённые: обмен любезностями.
«Приветствуем гостей. Расцеловав и по-родственному – кого надо – обняв, следуем к столу. Располагаемся, а шестое чувство живёт во мне своей независимой жизнью и отмечает и то, и сё, и другое, обещая вскоре подарить некую истину.»
Виктор с удовольствием почувствовал как волна приятных ощущений освежила память.
«Она – жена – многосторонне развитая у меня личность. Без устали украшает всё вокруг себя новым и, в итоге, создаёт красивую обстановочку. Вот, и сегодня: новое место празднования и оно лучше предыдущего.»
Взоры, всех входящих сюда, сегодня сразу притягивает к себе, стоящий в центре, готовый ублажить собрание гостей, длинный стол с белой скатертью. На нём разнообразие снеди, напитков; приборы, блестящие чистотой; имена на бумажках напротив стульев.
Из другого конца просторного помещения, от танцплощадки и сценки, доносится спокойно звучащая музыка. Её регулирует дискжокей. Занавес прячет артистов, танцовщиц и певца, кто украсят своими выступлениями доброжелательный климат вечера.
На фоне многоголосия слышатся искренние и фальшивые восторги при поздравлении юбилярши. Она всем улыбается и всё больше заводится радостью. Пропитываясь настроением ликования в празднике, начинает светиться отражением дружелюбия, приносимого гостями при вручении ей подарков.
Сделаны последние уточнения в словах, предметах, улыбках, объятиях и следует приглашение занять свои места.
3.1. Размещение для прицельности
Разглядывая на бумажках у столовых приборов свои имена все расселись за длинный стол…
«Двадцать два празднично одетых улыбчивых физических лица с шутками, прибаутками, исполняя роли сценического дружелюбия, располаются. Устраиваются у стола как иерархически разложенные карты из колоды-общества, – думает про себя Виктор, – Слева, справа и напротив нас.»
Тамада, в лице одной из лучших и давних подруг юбилярши, торжественно, но искренне от сердца, поздравила Свету. Изложила программу на вечер и уточнила, что всех прибывших ожидает сюрприз. В голосе её, в манерах, одеянии и вежливом подобострастии, в умении не нарушать границы дозволенного чётко отражался образ страны, где она родилась и жила – Латвия.
Официант обходит присутствующих.
Торжество начинается. Все уже заряжены приподнятостью над будничными заботами, что явно видно по внешне радостному облику именинницы.
«Атмосфера праздника поглощает всех и живёт ощутимо в помещении, главенствуя в смехе, в манерах, в разногосии говора. В то же время, отдельно пребывает здесь нечто своё внутри каждого из нас, из пришедших. Сплелись тут два раздельных проявления, которые также чётко разгораживаются и в обществе нашем, в его двойственности:
явь в событиях, с напышенной праздничностью и
неявное с бредом скрываемых страстей.
В этом, сегодня, на роль такого разделителя – видимого и тайного – выдвинута столешница.
Он – стол – как происходит всегда при многоликости компании на переговорах, на праздниках – принял, отделяя непритязательной ровной плоскостью столешницы верх и низ, видимое с невидимым. Он одинаково ровно принял всех.
Принял, встретил сходно и тех, кто был выше ростом и тех, кто ниже; и тех, кто был уже тёпленьким под хмельком; и тех, кто были холодненькими умом; и тех, кто расчётливо наметили в начале плотно поесть, а уже затем упиться до самопокачивания.
Столешница хорошо подходила для тех, кто над поверхностью её – при трапезе и любой другой деятельности – были хватки, постоянно лукаво улыбчивы и доброжелательны по-крокодильи.
Также хорошо стол подходил для увлекающихся подковёрными играми под плоскостью столешницы, где твАрилось разное, от взоров скрываемое. Спорый подъём в карьере тех, кто быстрее других шуровали лопатой, копая разные ямки и ямы конкурентам. Томление большинства из нас, кто незаметно и шустро урывали удовольствие для себя.
Стол этот, как и все его собратья, знал/видел всё, но оставался в философском безмолвии, а, вот, люди – нет. Они реагировали. Рефлексировали, но только на то, что приносило им известные всем нам пять чувств: откликались на боль, на неудобства, убегая от них, и на наслаждения, на удовольствия, устремляясь к ним.
«Корабль – Земля, – про себя отмечает Виктор, – это наша планета, где все мы живём, а сейчас – это сей пароход, где сидим мы с гостями: те же люди-пассажиры, то же восприятие, те же потребности, те же мотивы…
Пришёл сюда я с женой моей. Качается палуба.
Для трезво мыслящего человека палуба качается всегда на волнах моря жизни… Качается, но мгновениями импульсивно замирает в стабильности/абсолюте.
Замирает, когда выпрыгиваем мы из сна предметно-физического мира и оказываемся непосредственно в основе реальности. Оказываемся там и тогда, когда выныриваем из пучины изменчивых волн суеты суетной, видим себя, как-бы, со стороны…
Видим и надрывно кричать хочется, что не так мы, ты и я, живём. Не то пьём, едим. Не тем кланяемся. Не тех обнимаем, руки пожимаем, ласкаем… Не тем бросаемся на шею и целуем…
Целуем, вроде, красиво-привычные тела, которые, на самом деле, воспринимаются нами фальшиво: лживы они и красоту выставляют сквозь призму обмана.
Все мы/они – оборотни: самки/самцы, лисы/кролики и шакалы в человека обличьи по уровню сознания своего…», – так Виктор думает, полагает, но, в тот же миг, благожелательно улыбается окружающим.
В последнее время, он —Виктор – всё чаще начинает ловить себя на том, что он психиатр-психолог, находясь вне кабинета и приёмной своей, воспринимает уже людей только как своих пациентов. Ловит на этом своё восприятие и понимая, что это издержки профессии, успокаивая себя, мысленно переключается на компановку тезисов в докторской. Всё-таки он, в условиях закономерной и естественной изменчивости внешнего мира, нестабильности в обществе не забывает и всегда, всюду одаряет благодарностью любящую его жену своей сердечностью и мужской защитой, своим рядом нахождением. Так он отвечает на её постоянную заботу о нём. Он не устаёт восхищаться ёю, той, кто позволяет ему не думать о быте, о близких и делает возможным полностью находиться ему в поле творчества, в созидании научного произведения по теме необычной:
«Что представляет из себя человек?».
Виктор с удовлетворением воспринимает их семейный, невидимый для посторонних, подъём вверх по лестнице духа.
«Сегодня суббота, 20 сентября 2022 года —день рождения любимой жены моей – Светланы: ей пятьдесят лет. Рядом с ней сижу и, думая о своём, приветливо, изображая доброжелательность, киваю гостям. Киваю именно доброжелательно не потому, что они искренни со мной, а так надо, принято и мне приходится эти правила соблюдать.»
3.2.Гости-пассажиры на кораблике
Сложилось так, что собрались здесь на праздник сегодня сливки основных наших государств в Европе и слоёв общества.
Виктор знал почти всех их и, даже, подноготную каждого, но, как врач, личные данные клиентов хранил только в своей голове и картотеке…
В последнее время он стал осторожным. Ему было известно, что часто, когда кто-то называл взяточника не чистым на руку, то лиходеи обращались в суд и, опираясь на внушённую людям презумпцию невиновности, добивались наказания говорящего правду. В итоге, его объявляли виновным в клевете на казнокрадов и оборотней. Осуждали к лишению свободы, а проверку деятельности слывущего корупционером не проводили и тот формально слыл честным.
Давно уже все стараются не называть тех, по ком виселица плачет, открыто преступниками, в соответствии с сутью их поступков, а лицемерно и уважительно обращаются к сидящему в кресле начальнику.
По причине такой реакции юстиции законоотступники начинают выставлять себя чуть ли не святыми в глазах общества и это у них хорошо получается.
Получается, но важно то, что подход этот, применяемый в судебных залах, повторением своим закрепился и вышел на улицы. Здесь он, воздействуя на большинство, видоизменяет людей, приучает население стран к парадоксальному поведению.
Теперь преступники, предатели, мошенники, обманщики, если их так называют, громогласно возмущаются и требуют предоставить прямые доказательства. Дальше – больше: сейчас дошло уже до того, что подлецы – поступая подло, а лжецы – обманывая, сами себя считают благородными и честными, ведь, их двуличность и лицемерие никто не доказал в суде…
3.3. Воздействие Закона, созданного людьми
Закон этот действует как положено закону и он со временем закрепляет, делает привычным абсурдное восприятие самих себя.
Я – чиновник всегда прав, ведь, я ворую, но меня не поймали на преступлении.
Я – её муж – верен жене, ведь, то, что я, на самом деле, ей изменяю никто не докажет.
Я – его жена – обманываю мужа и сплю с другими, рожаю ему детей от сторонних, но считаю себя абсолютно честной супругой, ведь, противное не доказано…
Виноват не тот, кто совершил преступление или согрешил, а тот, кто попался и признался в том, в чём он виноват.
Среди главенства и торжества этого всеобщего, уже привычного, широко распространённого лицемерия и лжи Виктор, будучи принципиально честным, не находил себе друзей в рядах новых знакомых. Он, сознательно и целенаправленно поднимая уровень своего сознания к вершине Духа, где главенствует чистота и куда пропускаются только чистые, отстранённо вращался в суете и в атмосфере коварства общества. Он постепенно переводил в небытие недостатки свои, а достоинства осознанно укреплял.
Со временем Виктор с удивлением узнаёт, что его путь совершенства себя, люди воспринимали как действия непонятного им лоха/идиота, которого легко обвести вокруг пальца. Понимание такого отношения потребовало от него создать вокруг себя особую среду обитания из, хотя бы частично, подобных ему.
Таким местом, для общения в атмосфере искренности и для спасения души своей, он, после второго развода с очередной женой, нашёл в семье, созданной им и Светланой.
Круг родственников, особенно, после рождения Светой сына, стал для него самым надёжным островом посреди океана лжи и бушующих волн-страстей в обществе. Такая, взаимно с супругой приобретённая стабильность, уже много лет являла собою – среди чужих невзгод – подобие гранитному утёсу, о который разбивался любой, приходящий извне девятый вал неприятностей. Здесь— в семье – он всегда мог быть самим собой, ведь, дом – это место, где тебя принимают таким, каков ты есть. Такое приятие закрепляло между супругами и ребёнком честность, открытость в отношениях и привычку прямого – без задних мыслей – высказывания чего угодно другому, как другу. Этот подход объединял всех членов семеюшки и делал их одним целым, что вело к биению в унисон этих трёх сердец.
Виктор чувствовал эту слиянность, понимал/принимал её и очень сильно дорожил Светланой, кто помогла ему создать эту прекрасную атмосферу единения в их семейном роде.
Шум усиливается и Виктор переключается на внешнее.
«Смотрю как располагаются гости: вокруг знакомые все лица.
Вот, грузно присев на кресло, слева от меня и Светы устраивается со своей новой – вдвое моложе его – женой начальник полиции, родного – хоть и далёкого – города Нью-Йорка – Грязнов Игорь. Сюда он приехал и пришёл в гражданском костюме, чтобы не выделяться своей служебной экипировкой и явно желает выглядеть скромным панибратом. Он – обычный прохожий для обычных прохожих на улице. Старается, по-дружески воспринимая окружение, убрать с лица своего властное выражение самолюбования и спрятать его под маску доброжелательности. Старается, но Виктор-то знает, что видимое, которое Игорь – будучи настоящим Дядюшкой Сэмом – всегда выпячивает, скрывает под этой маской жандарма. Прячет отражение всевластия Сатанинских Штатов Америки – страны, где Грязнов получил неординарное образование по оказыванию давления на всё и вся. Это видимое и неявное соотносятся в нём, для укрытия истинной цели, подобно тому, как огромный живот всякого начальника, заслоняет его член. Заслоняет, но который всегда чутко реагирует и вовремя поднимает свою головку, когда захочется и когда можно принудить отдаться ему – власть имущему – очередную сотрудницу. Повелительным жестом Грязнов Игорь молча указывает супруге на место рядом с собой. Она, красивая мулатка, представительница нескольких африканских стран, власти которых продвигают на континенте интересы США, молча и скромно улыбаясь, садится.
Игорь уважаем всеми, потому что обладает реальной властью и могуществом дикого кабана в нашем домике-планете, воспитанной на принципах подчинения. Он сметает всё, что мешает ему делать карьеру. Недавно он ограбление-преступление, совершённое его незрелым сыном, студентом полицейской академии, поручил следователю «пришить» кому-нибудь… Пришили невиновному, но ранее судимому, ведь, эти начальники чётко соблюдают принцип своей справедливости: был бы человек, а «дело» найдём. Тому дали семь лет неволи за преступление, которого он не совершал.
Слух об этом всколыхнул возмущением сотрудников силовых структур, но кабанчик добился своего. Игорь восстановил уважительное отношение к себе и ждёт теперь дня, когда его утвердят на должность министра внутренних дел страны. Зная всё это элита общества уважает его, ведь, понимают: на его месте – для спасения сына – так поступил бы каждый из них. Кто-то поступил бы по-другому? Не видно и Грязнов со всей мощью проделок победителя утверждает всем: я прав всегда!
Многие – и ты, и я? -, находясь за забором клана силовиков, громко поддерживаем его, говоря: если он идёт на повышение, значит, действительно, он прав во всём…
Да, так сегодня поступает большинство. Идут и против закона, и против велений совести, которая уже не видна, не слышна под движимым имуществом – набитым впрок едою трудовым мозолем.
Мы с тобой тоже осудили бы невиновного. Подставили бы его, если бы вектор нашего поведения направлялся только выгодой. Печально, ведь, сейчас в окончательном забвении находятся поступки, направляемые благородством и честью. Мотивом поведения являются только личная выгода и удовольствие, что цементируют созданную систему.
Систему? Какую? Придуманную людьми. Созданную людьми, но не хотим эту глупость мы, ты и я, принимать!
*
От близких я отмахнулся,
Хлопнул дверью, ушёл
И по лесу теперь споро бегу.
От кончиков веток деревьев
Уклоняюсь, прикрываюсь.
.Вдруг боль пощёчины меня обожгла
И прозрел я.
Ветки – это
Руки людей,
А лес – социум,
Где я живу.
Руки и руки
Здесь и вокруг.
Хваткие руки,
Скрип суставов
Хватающих рук…
Пропитаны все мы, почти,
Целью одной: схватить и отнять.
Конкуренцией назвали,
Чтобы себя и других обмануть,
Убийство Души,
Что Свет нам дарила.
В данности этой
Родились ты и я,
Где слов шелуху, Рабовладельцы
Превратили в одежду
Кривды, что правдой прозвали.
Горько и, тут же, смешно…
Кажется мне, что раб должен восстать,
Чтобы цепи сбросить
С чувств Красоты,
С мыслей своих
И Души.
Но! Оказывается, хотим мы другого…
Вместо своей и всеобщей
Свободы и блага,
ПОЧТИ, ВСЕ МЫ ЖАЖДЕМ
