– Почет? О чем ты? – Ушаков, видимо, знал больше нас. – Малая – богатая женщина, хотя и не рекламирует свое состояние, но вот оппозиционеры за рубежом накопали, что мадам имеет в швейцарских и прочих банках активы на три миллиарда долларов. А ее родственники имеют в оф-шорах не менее пятнадцати миллиардов, в свое время незаконно вывезенных из России. Так что это не бедная Золушка!
– Оп-ля! – вырвалось у меня.
– Это же «золотая элита», причем я говорю дословно, – продолжал наш бортинженер. – Они не переживали разруху и голод, учились в престижных вузах, постоянно обитают за границах. А вот Громов – владелец 42% акций компании «Российские двигатели», то есть предприятий, создающих двигатели для космических аппаратов и баллистических ракет. Что касается его военного опыта, то он обычный летчик, никогда в боевых вылетах не принимал участие. Звезду героя получил за кабинетные бои – он большую часть времени просиживал штаны в Генштабе или в кресле замдиректора вышеуказанной компании. Иначе говоря, свою медаль он просто купил. Миллиардерам это просто…
У Ашота лицо окаменело, видимо, такого услышать не ожидал. Свои ордена он получил совсем иначе. Поэтому медленно сел обратно и отвернулся.
– Они общаются с персонами своего круга, аристократы хреновы… – Ушаков, несомненно, был левых взглядов, если не коммунист. Но утверждать такое не могу, ведь все мы не проявляли своих политических интересов, может, были вообще аполитичны. – И такие люди предпочитают быть в «тени», не афишировать себя и свои финансовые ресурсы… Связи с «низами» они не имеют.
Однако я решился на знакомство, встал и подошел к сидевшим в кабинке. Но за два метра меня остановил какой-то мужчина, вид которого не оставлял сомнений в его профессиональной принадлежности.
– Вам нельзя! – жестко произнес он, кладя руку на пояс. Было ясно, что за пиджаком висит пистолет. Сидевшие в кабине астронавты не посмотрели в мою сторону, хотя не слышать моего приближения не могли.
– Я член имитационного экипажа, – пытался пояснить я, – хотел бы…
– Вам сказано: нельзя, – взгляд у охранника стал настолько колючим, что меня словно проткнули насквозь. – Если вы не уйдете, я вызову группу… – и он приложил палец к малозметному микрофону на воротнике. Так, сейчас сюда ворвется «группа поддержки» из ГРУ, и мало нам не покажется.
Я понял, что говорить бессмысленно и, развернувшись, вернулся к коллегам. Те смотрели на меня молча и с неодобрением. Громов и Малая так и не взглянули на меня. Тем временем один из нашей охраны подошел к мужчине, что остановил меня, что-то шепнул ему, и тот кивнул, что-то ответил. Видимо, контакты между имитационной и реальной командами полета не предусматривалось.
– Ну, что? Получил по зубам? – усмехнулся Ушаков.
Я испытывал некоторую обиду и недоумение, и лишь пожал плечами. Но остываю я также быстро, поэтому спустя пару минут перестал коситься в сторону астронавтов и охранника. Марина улыбнулась мне:
– Не огорчайся, мы просто на разных полюсах – вот и все.
И тут я задал ей вопрос:
– Хорошо, а что же тебя потянуло сюда? Тебя же не интересует слава, почет… Или деньги?
Наша коллега немного помолчала, собираясь мыслями, а потом нехотя выдавила:
– Карьера…
– Ага, карьеристка? – у Сергея взметнулись брови как у испуганной птицы. – Вроде бы не очень хорошая сторона человека…
В ответ его чуть не испепелил гневный взгляд:
– Не тебе судить, Сергей, ты не прошел то, что испытала я в своей жизни. Моих предков репрессировали в 1939 году, они прошли все круги ада… Мой отец, ученый, в 1990-е года фактически «сгорел», пытаясь вытащить семью из нищеты, в которую вдруг свалилась практически вся страна. Он умер после третьего инфаркта, а его бизнес прибрали «партнеры», оставив нас в долгах. Мама торговала у кавказцев, те ее постоянно обманывали и унижали, да еще и своя милиция вносила лепту в страх женщины. Мы голодали, средств не хватало на оплату коммунальных услуг. Я ходила в школу в обносках, в вузе сидела в углу, чтобы никто не видел моей старомодной юбки и кофточки. А училась сама, ни копейки взяток не дала. Работала вначале в районой больнице, где нет ни перевязочных средств, ни шприцов, ни лекарств, а резали кухонными ножами. Кандидатскую тоже защитила без поддержки, хотя, признаюсь, пробиваться было сложно. Но это был предел, которого я достигла. Делать докторскую и занимать серьезный пост в Институте я уже не могла – не было «толкача», а без этого ныне никуда! Марсианская программа – это способ перешагнуть барьеры, добиться того, что я итак претендую умом.
– Гм, я бы сказал, что ты тоже тщеславная, но у тебя иные причины, – сказал я, чувствуя некоторую неловкость. – Ты боец, если добивалась всего сама. Я тоже такой – Москва не очень-то любит иностранцев, особенно из южного «подбрюшья». Меня тоже тыркали в первые годы, но потом я притерся, нашел единомышленников, коллег, пристроился в неплохую фирму, получил российское гражданство. Короче, как программист состоялся, звезд с неба, конечно, не хватаю, но жаловаться грех, особенно смотря на соотечественников, что хрячаться гастарбайтерами на рынках, стройках и ЖЭКах.
Улыбка Ульяновой была лучшим ответом, мне кажется, что между нами установилась какая-то невидимая и пока тонкая связь.
И тут Сергей задал несколько неожиданный вопрос:
– А вообще, зачем лететь на Марс? Я вот все время размышляю над этим и прихожу к следующим выводам против пилотируемого полета: во-первых, эти деньги лучше потратить на решение земных проблем, например, в самой России много ветхого жилья, негазифицированы поселки, проблема с канализацией. Во-вторых, научные задачи, которые должна выполнить человеческая экспедиция, могут быть выполнены и автоматами-беспилотниками. Да, это будет медленнее, но в разы дешевле. Посмотрите, отправка робота «Кьюросити» обошлась Америке в 2,5 миллиардов долларов, а только «Радуга» стоит свыше двух десятков миллиардов долларов. В-третьих, сегодня нет политических условий, оправдавших бы экспедицию, целью которой по сути являлась бы установка флага космической державы на Марсе. России нет смысла начинать новую гонку в космосе с такими державами, как Китай, США, Европейские страны. В-четвертых, люди, прилетевшие на Марс, привезут с собой триллионы микроорганизмов, которые поставят крест на решении вопроса «Есть ли жизнь на Марсе?» – невозможно будет впоследствии сказать, марсианские ли корни у обнаруженных микроорганизмов. К тому же, привезенные с Марса ихние вирусы и бактерии поставят под угрозу жизнь самого человечества. Ну и в-пятых, на Марсе нет ресурсов, ценность которых могла бы оправдать их транспортировку на Землю.
Речь коллеги вызвала у нас недоумение, мы переглянулись. Хотя, если уж признаться, в словах Ушакова была правда. Может, такое он говорил, потому что в настоящий полет его-то и не брали. Хотя имитационный – это тоже прорыв для нас. Однако у Марины было что на это сказать и одна выдвинула свои контраргументы:
– Знаешь, не ты один такой вот пессимист с реалистскими чертами, который ставит прагматичные вопросы: «Зачем вообще лететь на Марс?» В конце концов, это дорого, астронавты подвергнутся огромному риску, да и что им делать на этой мёртвой и далёкой планете? Первая и главная причина: мы не знаем, насколько эта мёртвая планета мертва. И если она лишена жизни сейчас, было бы неплохо узнать, как обстояли дела в далёком прошлом – это помогло бы многое осознать о жизни как на Земле и так и вообще, где кончается мертвая материя и начинается живая. Роботы ограничены в своих возможностях и не дадут окончательного ответа – надо чтобы человек посмотрел на Марс своими глазами. Все автоматы, посланные на Красную планету, так и не смогли дать четких ответов. Вторая причина – политическая, как тут не крути: нельзя позволить Китаю или США опередить Россию в деле освоения космоса, поскольку мы в последние годы итак теряли свои позиции и отстали во многом. Даже Индия отправила пару автоматических станций на Марс, Сатурн, Япония – на Меркурий и Каллисто, а мы даже на Юпитер не проектируем полеты. Третья причина – фантастическая: выживание вида. Нам надо на всякий случай освоить как можно больше мест обитания. Как сказал один умный человек по имени Стивен Хокинг, не надо класть яйца в одну корзину. Иначе говоря, всегда нужна вторая планета для спасения человечества. Так что терраформировать Марс нам все равно придется.
Я видел, как внимательно слушает Марину наш бортинженер и как вытягивалось его лицо. Видимо, не ожидал такой обоснованной позиции от женщины. Да, Ульянова была не дурой. А та продолжала, не обращая внимание на наши изумленные взгляды:
– Четвёртая причина – социально-психологическая: невозможно в полной мере представить себе, как активизирует общество полёт человека на Марс. Это будет вершина научно-технического прогресса – трудно оценить, какие новые технологии потребуется для этого изобрести и как они облегчат нам жизнь. И, конечно, это будет подвиг, способный вдохновить целые поколения.
– И мы тоже вдохновим эти поколения? – ехидно спросил Сергей.
– Да, конечно, даже если ты будешь протирать штаны на борту корабля, который никогда не покинет земную поверхность, – невозмутимо ответила Марина. Она встала и хотела пройти к барной стойке, чтобы заказать себе какой-то напиток. В это время к нам подошел какой-то подвыпивший парень в кожаной куртке, джинсах и кроссовках. Щетина, шрам на левой щеке, недобрый взгляд. Мы вопросительно уставились на него: что нужно?
– Эй, ты! – грубо обратился он к Марине. – Пошли со мной!
– Куда? – не понял я, привстав с места. Мне этот мужчина совсем не понравился. Не люблю, когда кто-то вмешивается в компанию, при этом ведет себя неподабающим образом.
Странно, что куда-то исчезла наша охрана. Может, в туалете? В любом случае, конфликт нужно гасить нам.
– Парень, тебя это не касается! – рявкнул он и схватив нашу коллегу за руку, потянул к себе и попытался впиться в ее губы. И получил мощный удар в пах – это Марина дала отпор.
– О-о-о, – сумел лишь выдохнуть тот, согнувшись. Тем временем женщина схватила его за шкирку, прокрутилась на правой ноге и… совершила прекрасный бросок через плечо. Насильник шмякнулся на пол, при этом опрокинув соседний столик. Напоследок Марина выкрутила ему руку, и болевой прием оказался настолько чувстительным, что мы услышали хрип и просьбу отпустить его.
Итак, вечер перестал быть скучным, даже астронавты оторвались друг от друга и любовались событиями, что крутились возле нашего стола, при этом не делая попытки вмешаться и остановить. В этот момент к нам подскочили еще двое, видимо, друзья нападавшего. Им хотелось принять участие в заварушке или отомстить за унижение своего товарища – это уже потом установит милиция. Только мы дали им отпор. Ашот сразу понял их намерения и первым ударил в лицо парню с усами. Я услышал звуки ломавшихся зубов – да, летчики, оказывается, мужики крутые. Этого оказалось достаточно, чтобы прекратить дальнешую атаку. Второго нападавшего – лысого в спортивной куртке – на себя взял я: пригнувшись, я отразил пинок, потом схватил за туфлю и потянул наверх. Тот потерял равновесие и упал, головой ударившись на уже перевернутый стол. Боль была очень сильной, так как его крик заставил действовать трех сотрудников спецслужбы, что дежурили в баре. Нашу драку они прозевали и появились лишь тогда, когда все закончилось. И все же они схватили трех парней за руки и выволокли наружу, поминутно поддавая каждому поддых. Там уже передали милицейскому патрулю, который вызвали по сотовой связи.
– Да, они оплатят и за поврежденную мебель! – крикнул вдогонку Ушаков, который тоже хотел было помочь нам в драке, но не успел. Все произошло в течение полуминуты. Один из нас охранявших махнул рукой, мол, дальше уже не ваша забота, тут уже наша сфера деятельности.
На полу остались кровянные пятна. Да, уборщице придется еще смывать и эти последствия драки. Я подумал, что нас выведут в городское отделение внутренних дел, однако вернувшийся сотрудник спецслужбы заявил, что милиционеры просто снимут информацию с видеокамеры, что фиксировала все в баре, после чего составят протокол. Если мы будем нужны, то вызовут. А парней продержат 15 суток за решеткой – таковы нормы Кодекса об административных нарушениях.
– Это только вряд ли, – хмыкнул Сергей. Он был прав. Завтра вечером мы уже будем в «полете», и «вернемся» лишь спустя пять месяцев. Так что следователям РУВД придется подождать. А с другой стороны, охранники наши все видели и сами могут засвидетельствовать, как все здесь происходило. Хотя бы в этом был какой-то прок от них.
– Ты здорово дерёшься, – с удивлением обратился Ушаков к Марине. Та недовольно скорчила мину:
– Жила в неблагополучной среде, вся улица кишела хулиганами. Пришлось заниматься самбо… В жизни пригодилось.
Ну, в этом мы уже убедились, подумал я. Эта женщина была сильной, не знаю, может неблагоприятная среда выковала ее в сталь; в любом случае с таким человеком можно без опасения отправляться в реальный космический полет.
Наши разговоры прервал Масляков, явившийся с тревожным видом:
– Что здесь произошло?
– Да, небольшая потасовка, – лениво ответил Ушаков. – Враги получили достойный отпор.
– Я это и вижу, – с неодобрением смотря, как официанты выносят из помещения сломанный стол и убирая разбитый графин с пола, произнес наш непосредственный начальник. Потом он заметил двух астронавтов, продолживших общение между собой, и взволновался: – Ах, этого еще не доставало!
– А что? – не поняла Марина.
– Ну, не нужно, чтобы астронавты видели, как испытатели ведут себя вне служебного пространства, подумают, что мы в команду набираем драчунов и хулиганов!
– Ха, позвольте, но это хулиганы начали драку, а мы всего лишь защищались! – возмутился Ушаков. – А астронавты и пальцем не пошевелили, чтобы нам помочь… И охранники, что вы прицепили к нам, не успели…
Наш командир Саркисов лишь молча кивнул и спрятал свои могучие кулаки за спиной.
– А зачем? Мы и сами справились, – усмехнулся я. – Им, астронавтам, тоже пальчики ломать нельзя, в служебном листке иметь записи о правонарушении… А сотрудникам спецслужб – это укор, нужно нас охранять от всяких проходимцев, а не лясы точить в углу… Хамкову пожалуемся!
Лицо у Геннадия Андреевича было зеленым. Он волновался:
– Ладно, хорошо что все закончилось без членовредительства… Нет, это я не про хулиганье, а про вас. Нельзя в имитационный полет допускать людей с травмами. Вы нам чуть всю программу в унитаз не спустили… И хорошо, если рапорт об инцеденте не достигнет Хамкова…
– А что будет тогда? – во мне проснулось любопытство.
Геннадий Андреевич с неодобрением посмотрел на меня:
– Вы слышали историю о трех астронавтах из первого отряда?
Ашот мрачно кивнул, но остальные были не в курсе, и тогда Маслякову пришлось пояснить:
– 17 апреля 1963 года три астронавта – Иван Аникеев, Григорий Нелюбов и Валентин Филатьев – были отчислены из отряда за стычку с военным патрулем у железнодорожной платформы. Тогда они были пьяны и решили подерзить представителям военной комендатуры, рапорт ушел наверх, и приказом генерал-полковника ВВС СССР Николая Каманина, руководителя подготовки астронавтов, эти трое были уволены, потеряв какую-либо возможность отправиться в космос. Я бы не хотел, чтобы и вы перед самым стартом оказались за бортом эксперимента. Вы – самые лучшие, но ведь и у вас есть дублеры…
Эти слова нас отрезвили и мы замолчали.
– Так, так, во избежание иных проблем, давайте-ка мы все вернемся в служебные корпуса Тестово-испытательного центра «Роскосмоса». Завтра вам предстоит начать новую жизнь, поэтому лучше выспаться.
Мы не возражали, и через пять минут уже сидели в минивэне «Фольксваген», который в сопровождении другого автомобиля повез нас по осенней дороге в сторону закрытого объекта. Астронавты не повернулись в нашу сторону, так что наше знакомство так и не состоялось. «А нужно ли было оно нам?» – мелькнула мысль. Может, независимость друг от друга и есть гарантия чистоты эксперимента?
Пока мы ехали в минивэне, я спросил у Маслякова:
– Значит, мы первые, кто участвует в имитационном полете на Марс?
Мой вопрос, однако, вызвал удивление у начальника:
– Анвар, я уж думал, что вы в курсе, успели если не «погуглить» в Интернете, то хотя бы спросить у наших сотрудников…
Я покраснел и виновато развел руками.
– Вы не первые, друг мой, – сказал Геннадий Андреевич. – В 1960-х годах по указанию Сергея Павловича Королева готовилась марсианская программа: создание ракеты-носителя Н-1, марсианского транспортно-пассажирского корабля, тестовые испытания экипажа. В 1967—68 годах состоялся первый эксперимент «Марс-365», в рамках которого трое советских испытателей прожили в замкнутом пространстве, очень небольшом. Все происходило под грифом «секретно». Много что произошло за год у участников, однако испытания завершились в положительным результатом: да, люди смогут выдержать годичный полет в космосе, если будут заняты работой и не станут отвлекаться на грустные мысли. Хотя это было больше психофизиологическое испытание, ведь условия невесомости никто не моделировал, а это самая главная была задача, самый сложный барьер в экспедиции. Хотя я читал результаты, там много чего было такого… например, галлюцинации, желание совершить суицид…
Все слушали молча, хотя я был уверен, что кто-то знает неплохо истории подобных испытаний, наверное, та же Марина Ульянова, которая обязана проводить медико-биологические исследования на нашем корабле-макете.
Машина мчалась по шоссе, останавливаясь лишь у контрольно-пропускных пунктов, где на нас военные только всматривались и махали рукой: езжайте дальше.
– Второй эксперимент прошел в 2010—2011 годах и назывался «Марс-500». Оказалось, что при тех технологиях корабль достигнет Марса и вернется домой за пятьсот дней. Экипаж был на этот раз интернациональный. Помещения, в которых жили испытатели, не был приближен к реальным, хотя весь процесс обитания, включая обеспечение продуктами, кислородом и прочее, оказался замкнутым, воспроизводимым. Да, у людей было больше пространства, имелся неплохой досуг, выход в Интернет, возможность заниматься спортом, и все же срывы имелись, как и в первом эксперименте, причем один из испытателей – гражданин Китая – отказался от участия и покинул команду. И в этот раз руководство интересовали вопросы выживаемости и психологического состояния экипажа. Через 500 дней все завершилось, и также был достигнут положительный вывод: да, человек сумеет добраться до Красной планеты. Вопросы психосостояния в основном уже были решены… Насколько нам известно, подобные эксперименты ставились и в Китае, и в США, и даже в Индии…
– Тогда к чему наша имитация? – спросил Ушаков. – Если все вопросы как бы устранены?
– А ваша – это проверка техники, возможности всех систем галеона, обеспечить не только полет до Марса и обратно на Землю, но и безопасность экипажа, его выживаемость. Вы в большей степени испытатели бортового оборудования. Поэтому мы, повторюсь может, моделируем все для вас: и старт, и полет, и даже метеоритную атаку, ломку агрегатов и многое другое. И вы должны будете воспринимать это как реальность – таково требование чистоты эксперимента. Даже если что-то произойдет на борту катастрофическое, опасное, вы обязаны решать самостоятельно, вплоть до того, что Анвару придется, к примеру, вырезать аппендицит Ашоту, а Марине менять фильтры в очистельной камере – это там, где фекалии. То есть к вам на помощь не придет ни один сотрудник центра – мы не имеем права до завершения эксперимента вступать на борт макета-корабля, пускай даже нас разделяет пятисантиметровая сталь обшивки. С другой стороны, ваше участие здесь минимально, так как на борту все автоматизировано, системы дублируются, есть даже «защита от дурака»… Но все равно непредвиденные ситуации возможны, и мы их будем вам создавать по мерее развития нашей фантазии и садитской изощренности.
Масляков улыбнулся, хотя последняя фраза была выдавлена, сам руководитель, видимо, не испытывал удовольствия от того, что пустит нас в некую мясорубку. Тут Саркисов спросил:
– Имитация посадки будет? А то я учился управлять взлетно-посадочным модулем.. на тренажере, естественно.
– Нет, на Марс реальные астронавты высадятся без вашей предварительной имитации. Ведь мы не можем моделировать процесс вхождения в атмосферу, нахождения на планете, старт и прочее, с чем столкнутся члены экипажа «Радуги». Зато мы имеем большой опыт полетов в открытый космос и поэтому этот процесс для нас более стандартный и приемлемый. Вы просто полетаете на Земле, как в космосе. А ваше желание, Ашот, я понимаю, любой летчик мечтает испытать и этот марсианский аппарат. Но в вашей программе этого нет, увы…
При тусклом свете плафона в салоне я увидел, как помрачнел Саркисов. Неожиданно Масляков вздохнул и сказал:
– А Марс… Знаете, там есть много чего интересного, то, ради чего стоит тратить 25 миллиардов долларов и испытывать трудности… – а потом вспохватился, видимо, осознав, что сболтнул лишнее. – Ладно, забудем. Вам это не грозит…
– Что не грозит? – Сергей пытался выглядеть дураком.
– Не грозит знать то, чего не полагается!
Разговор словно обрубили топором, нависла неловкая напряженность. И тут я, стараясь смягчить ситуацию, вырулить беседу в интересующее нас русло, задал, казалось бы, простой вопрос:
– Геннадий Андреевич, а почему в нашей команде только четверо, а не восемь, как в экипаже «Радуги»? Ведь это было бы приближено к реальности.
Лицо у Маслякова как-то передернулось, он откашлялся, а потом сказал:
– Нет нужды в восьми испытателях. Четыре – это оптимальный вариант. Если в имитационном полете будет маньше четырех, то возникнут сложности эмоционального порядка. Если примут участие двое, то в условиях изоляции они через месяц – другой окажутся на грани суицида или серьезного межличностного конфликта. Если создать команду из трех человек, то как показывают предыдущие эксперименты, двое начнут, как бы сказать, «приятельствовать» против одного, а это уже ломает психологическую атмосферу и создает угрозу достижения целей. Поэтому лучший состав – это четыре человека. И вас выбрали за ваши определенные качества. Помните, что на каждого в день полагается по десять килограмм воды и продуктов, не говоря о запасах топлива для полета на Марс и возвращения обратно – так что вы и не потолстеете, и не похудеете.
– Но это нужно для экипажа «Радуги», мы-то остаемся на земле, – хмыкнул Ушаков.
– Да… вы остаетесь на Земле, – как-то отрывисто произнес наш руководитель. – Но надежды на вас накладывают самые большие… Для полета нужны четыре профессионала: пилот, который будет вести корабль, ориентироваться в космосе и сажать модуль на Марс; бортинженер, который знает все технические процессы на корабле и способен починить вышедший из строя агрегат; компьютерщик-айтишник – человек, который будет отвечать за функционирование всей электроники и программ, поскольку без этого невозможно функционирование всей системы; в состав экипажа должен быть обязательно включен врач, обладающий высокой квалификацией в области терапии, хирургии и психотерапии. Известно, как отрицательно действует космос на мышечный тонус и в целом на здоровье человека.
Звучало убедительно, но вопросы не были ичерпаны у нас.
– Геннадий Андреевич, почему наша команда не состоит только из мужчин или только женщин? Почему среди нас только одна женщина? – поинтересовался Сергей, заострив внимание на слове «женщина». Что он имел ввиду? Наш шеф, однако, воспринял вопрос как технический и ответил без каких-либо скрытых подтекстов:
Мы продолжали мчаться в ночной тишине, деревья в снегу мелькали за окнами. Луна, да фары освещали дорогу, которая оказалась не очень-то и ровной.
– Да, Ушаков, эта проблема эта совсем не простая и вовсе не надуманная. По всей вероятности, наиболее работоспособным и психологически устойчивым был бы смешанный экипаж. Если говорить о будущих марсианских поселениях колонистов, которые прибудут на Марс для его освоения, то в таких поселениях, разумеется, должны быть и мужчины, и женщины, а позднее – и дети.
Сергей хмыкнул.
– Далее: мы не хотели, чтобы во время имитации появились социальные патологии, которые имеются в изолированных однополых группах, например, тех, что бывают в тюрьмах или в армии. Сексуальная инверсия необходима, чтобы избежать конфликта и чтобы была здоровая психологическая атмофсера. В реальном полете будет соблюдена гендерная политика, но в вашей команде всего одна женщина, и это связано с тем, что мы не смогли из имеющихся кандидаток отобрать кому-то вам в замену, – пожал плечами Геннадий Андреевич. – Не было опытного пилота, высококвалифицированного бортинженера и программиста, чьи способности близки к таланту хакера… Но вот как врач Ульянова оказалась не хуже мужчин, и поэтому мы вынуждены были включить только ее одну… хотя в плане было 50 на 50…
У Марины было каменное лицо. Машину слегка трясло на дороге, я почему-то вспомнил слова Сергея о том, что лучше вложить деньги на инфраструктуру самой России, к примеру, на эту же дорогу, по которой мы едем в ТИЦ. Геннадий Андреевич усмехнулся и перевел тему:
– Что касается космической техники и систем управления, то они должны быть эффективны и надёжны, чтобы гарантировать бесперебойную работу всех механизмов и систем космического корабля на всех этапах длительного полёта. Однако запуски космических аппаратов до сегодняшнего дня осуществлялись практически при помощи таких же двигателей, которые 4 октября 1957 года вывели на орбиту первый искусственный спутник Земли. Эксперты считали, полёт на Марс может быть осуществлён только при помощи мощных ракет следующего поколения. И вообще тогда уже говорили: необходим качественный скачок в области технологий. Ведь при межпланетных полётах расстояния от Земли до космического корабля могут достигать таких величин, когда радиосвязь с кораблём и управление с Земли станут невозможными. Поэтому потребуются такие аппараты, которые смогли бы решать возникающие на борту космического корабля проблемы без подсказки с Земли. И государственная корпорация «Роскосмос» сделала большой рывок в этом направлении. Корабль «Радуга» – это то, что дает нам ключ к открытию дверей на все планеты Солнечной системы… Ладно, мы уже приехали, все беседы отложим уже на потом, когда эксперимент начнется.
Мы уже въезжали в закрытый городок. За нами опускался огромный щит, который отражал любые радиоволны и создавал помехи для радиоэлектронных средств слежения с космоса. Со шпионажем в Тестово-испытательном центре боролись как полагается и, как я знал, интерес к этому объекту у заграничных спецслужб был особый. Солдаты помахали, указывая, куда ехать дальше, хотя водитель итак сам все знал.
Сам ТИЦ – это огромное по площади сооружение, десять уровней которого расположены под землей; там тысячи комнат, помещений, складов, лабораторий, агрегатных, есть своя атомная миниэлектростанция, тоннели с транспортными коммуникациями, сети космической связи и контроля. Но самое главное – это гигантский купол, под которым на специальных ложементах покоился макет космического корабля, один к одному идентичный «Радуге». Я не знаю, сколько миллиардов было вбухано в этот комплекс, но уверен, что на них можно построить небольшой город со всей инфраструктурой. Видимо, на нынешнем этапе для политического руководства строительство подобных объектов было важней и приоритетней. И не мне спорить в этой части, ведь благодаря такому решению я стал составной частью марсианской программы.
Глава 2. Начало имитациии
На следующий день вставать пришлось в шесть утра. На нас были полетные комбинезоны – такие, как у настоящих астронавтов; у меня феолетового цвета, у Ашота – коричневого, у Сергея – красного и у Марины – зеленого, каждый цвет выбирал заранее, исходя из личных предпочтений, правда, у нас были шевроны с уточняющей позицией: «Испытатель такой-то». Мы выполнили все процедуры: гимнастику, плавание, завтрак по специальной диете, прошли медицинские тесты и, облачившись в комбинезоны, взошли в… в небольшой кинотеатр.
– Это еще что? – не понял я, когда нас пригласили усесться на мягкие и уютные кресла.
