От гадких слов в горло заливают чистый спирт.
– У меня сын и дочь твоей любовницы, куча обязанностей и ответственности. Думаешь, мне есть дело мужчин и романтики?
– А кто говорит о романтике? – развернуться негде, он с трудом вмещается, но шаг сделан. – Есть и более интересное занятие. Артемка с этой Евой уже большие, да и няни у тебя всегда на подхвате. Как и водители, повара, уборщицы. Я обеспечиваю тебя всем.
– Только мне это не нужно. С бытовыми вопросами я справляюсь сама.
Ошибка была притронуться руками к груди Вовы. Под ней неистовые биты, раскаленная лавой кожа.
– Какая же ты самостоятельная.
Да когда уже этот лифт встряхнется и затормозит?! Погибаю! На меня напирает тайфун из самых неординарных намерений.
– Отойди, пожалуйста.
– А то что? А?
Колупаю зубами нижнюю губу, заправляюсь энергией и толкаю Вову. Он не опешивает, нагло улыбается. Открытая провокация.
Дзынь! Створки разъезжаются, я тороплюсь прочь. Шаги Вовы монотонные, тяжеловесные преследуют меня до самой улицы.
– Я опять хочу провести время с Темкой. Заберу его из секции, привезу к девяти вечера.
– А как же встреча с китайскими партнерами?
– Перенеслась. Неожиданно.
Видимо задолго до его прихода в «О2».
Моя машина в трех минутах ходьбы. Ветерок развивает волосы, и легкая ткань платья от него шелестит. Наверное, выгляжу странной в застывшей позе с задумчивым лицом. Но мне все равно. Я в секунде от бега на длинную дистанцию.
– Ты меня слышишь? – касается меня кончиками пальцев, будто я вся состою из бабочек и при малейшем беспокойстве разлечусь во все стороны.
– Да, не опаздывайте, пожалуйста.
Вова, может быть, еще хочет что–то сказать, но я не намерена слушать. Внезапно теряю слух.
***
Ева распевает песню Вали Карнавал, а я управляю машиной, наблюдая за людьми, и бултыхаясь в собственных мыслях.
Ведь сотни роз, не стоят ни одной твоей ромашки…
У Евы хороший голос, да и в интонации вроде попадает, но сейчас она меня раздражает до безумия. Я слышу и вижу в ней Машу. Сердце ёкает презрением.
– Ева, ты любишь петь? – я отвлекаюсь от размышлений и поглядываю на нее.
– Мама хотела записать меня в музыкальную школу, но…
Кукла с большими глазами в ее руках широко улыбается. Только Евка вмиг грустнеет.
– Хочешь, я тебя запишу?
Мотает сивой головой туда–сюда.
– А почему мой папа никогда ко мне не приезжает? Я ему не нужна?
По словам Вовы, узнав о беременности, он берет самоотвод. Деньги деньгами, но ребенку важны родители.
– Скорее всего, твой папа не знает о тебе.
– Не правда. Мама говорила, что он знает, но постоянно занят. Почему так, теть Зой?
Не могу сообразить с ответом. На вопрос «откуда берутся дети» я бы ответила быстрее.
Светофор врубает красный свет прямо перед нами, не успеваем проскочить после старенького Вольво. Я хочу продолжить разговор, хочу объяснить ей всё прямым текстом, но язык раздваивается, шиплю змеей себе под нос.
– Меня никто не любит…никто…– Ева плачет, сжимая куколку у груди. Я жму на газ на последних секундах запрещенного сигнала, паркуюсь у какой–то булочной, отстегиваю свой ремень безопасности и развернувшись, смотрю на нее с диким страхом. Она тянется ко мне ручками.
– Твоя мама тебя любит. Ты никогда не будешь одна.
Беленькие хвостики колышутся от плача.
– Давай купим домой большой шоколадный торт? Темка приедет, будем пить чай.
– Я обожаю шоколад. – Шмыгает Ева, утирая нос ладошкой.
– Тогда идем.
Девочка сама освобождается от ремня, открывает дверь, а я вытаскиваю ключи и выхожу со своей стороны.
– Наш преподаватель сказала, что я буду участвовать в концерте. Ты придешь?
– Конечно! – через силу беру ее за руку, заодно осматриваю ближайшие дома в поисках кондитерской или магазинчика. – Буду поддерживать тебя громче всех!
– А завтра к маме съездим? Я хочу рассказать ей кое–что.
– Да, хорошо. Извини, что раньше не получилось, хоть я и обещала.
– Ничего.
Ева подпрыгивает и от слез не остается следа. Все–таки в ней есть что–то от Вовы. Не смотря на разительные отличия. Улыбка, манеры, ужимки. В мелочах узнаю мужа. Жаль, Ева с Темкой оба белобрысые и голубоглазые. Она была бы жгучей красавицей, если бы унаследовала папину внешность.
А может лучше так. Точная копия Вовы убила бы меня окончательно…
ГЛАВА 8
Вечером, после отбоя, я сижу на кровати с ноутбуком и листаю фотографии Маши, сохранившиеся в памяти интернета навечно. Чем она зацепила Вову? Я не хуже нее. Моя мама всегда говорила, что ангел провел по мне рукой. Длинные льняные волосы с природным блеском, губы сердечком, тонкая шея и чуть остренькие плечи.
Ангел во плоти.
Но мама больше не скажет мне теплых слов. Никогда. В восемнадцать лет я стала сиротой. Может поэтому мы с Машей нашли связующие ниточки друг в друге, да и сейчас я нехотя понимаю, какую боль испытывает Ева.
Нам словно было предначертано встретиться.
Задумавшись, глажу живот. Медленные, спокойные, круговые движения гипнотизируют.
Я беременна.
У меня будет дочь. Я уверена. Но как быть с Вовой? Он стабилен в своих суждениях. И вряд ли начнет думать иначе.
Наверняка, когда крутил роман с Машей, хотел, чтобы он так и оставался островком легкости, беззаботности. Но появилась Ева. Милое с виду создание, превратившее его в демона.
Мне удивительно такое поведение Вовы. Любящий, ласковый, щедрый, умный, справедливый мужчина влез в шкуру труса и негодяя.
– А–а–а–а! – разносится по всей квартире.
Откидываю ноутбук, мчусь в спальню Евы и нахожу ее в уголке тугим клубочком.
– Ева. – Не знаю, что делать. Ухаю перед ней на коленки.
Ева бросается ко мне, обнимает до одури за шею и плачет с жадными всхлипами. Я же не двигаюсь.
– Мама…мама…
– Тише. Всё хорошо.
– Я хочу к маме. К маме Маше.
Ненадолго ломаю внутренние барьеры и касаюсь ее спины ладонью. Всего раз. Для успокоения.
– Мама всегда с тобой. Где бы ты ни была. Знаешь историю про принцессу Розочку?
Отрицательно вертит головкой.
– Сейчас я тебе расскажу.
Историю я придумываю на ходу. Собираю по крупицам. Ева стихает, укладывается на моих ногах и вскоре засыпает, сложив руки под щекой. Я скручиваю ее волосы в жгут, смотрю сонным взглядом, гадая, зачем я ее взяла.
Месть? Ненависть? Зависть, какой бы она не была. Или надежда? Но на что?
Скоро Ева станет отражением матери и я умру от боли и обиды.
Родинка над бровью, пушистые ресницы, как у Маши. Лишь послеаварийные шрамы на подбородке и скулах, придают ей отличительные черты.
Мне срочно нужен тест–ДНК. Так я докажу Вове свою правоту и заставлю его заботится о дочери вдали от меня.
Мысленно произношу одну известную мне молитву, кряхтя из–за боли в копчике, встаю, укладываю Еву в кровать. Одеяло заменяет мое присутствие. Ева кутается в него по самую шею и сладко причмокнув, отправляется в королевство фантазий.
Плетусь обратно в свою комнату, зеваю, чешу бок и думаю завтра созвониться с психологом, который ведет Еву. Это не моя прихоть, а необходимость. Кажется, у нее снова начинаются приступы и я не хочу напугать Темку.
***
Я ковыряюсь в тарелке с омлетом, находясь мыслями далеко–далеко. Почти за горизонтом.
Кофе тоже не лезет.
Токсикоз меня пока не сильно беспокоит. Срок маленький. Но тревогу звать не надо.
У Тёмки на носу важный отбор, с Евой надо к психологу, во мне новая жизнь.
Полный комплект.
– Мам, папа вчера сказал, что мы с ним скоро поедем в Питер. На встречу игроков «Зенита» с болельщиками.
– А как же «Спартак»? – глазами сверлю желток в тарелке.
– Мам, ну ты чего? Просто это же круто!
– Да–да, конечно…
– Темка, а ты можешь загнать мяч в ворота с середины поля? – Ева запивает молоком печенье.
– Сейчас покажу, что я умею!
Тёма срывается со стула, хватает мяч, и прежде чем я успеваю закричать «только не дома», пуляет его в стену, с которой тут же слетает картина. С треском положенным.
– Тём!
Спешу собирать осколки стекла. Ева знает, где совок и щетка, помогает мне без всяких просьб.
– Вот ты мазила! – причитает она, отдавая мне инвентарь для уборки.
– Сама такая! – огрызается сын.
– Нет ты!
У них загорается перепалка. Я, то орудую щеткой, то бубню на них. В голове хаос. В квартире ор.
– Хватит! – наконец оба закрывают рты после моего рявканья. Сынок скрывается в своем мальчишеском логове, а Ева замирает около меня. – Что?
– Я тебя люблю.
