11
Когда я вошел в стеклянный кабинет, сел, поздоровавшись, перед двумя тетками в сари, разволновался страшно: даже пот выступил, голос осип и сердце бухало по горлу. С одной стороны нужно постараться не упасть в грязь лицом, с другой, как учила Катька, что ездила сюда до нас за несколько лет, нужно не лезть из кожи, ибо если наврешь, тебя отправят учиться в старшую группу, а ты к ней не готов. К тому же нас запугивали еще в России, что если ты не справишься, тебя выгонят, будешь обязан платить штрафы и за обучение и за перелеты! Это ж такие деньги, что нам и не снились.
– Ну что ж, расскажи нам что-нибудь. Историю какую-нибудь, – попросили меня.
Я понял женщин. Но, ей Богу, как они это сказали? Как я понял? Это осталось для меня секретом.
– Эк коа тха, – начал я рассказ про умирающую от жажды ворону, как-то втемяшущуюся кусками в голову издревле. – Йе коа пьяса тха… Вах… – я запнулся и растерялся. Я больше не знал что говорить.
Меня определили в первую группу. Врать все равно не получилось. Ну и ладно. Зато легко учиться будет. И экзамены сдам. Штрафов платить не придется.
Так что, воспользовавшись сумятицей приезда, мы долго не учились и били баклуши. Хаживали то в одну, то в другую группу.
Больше всех мне нравился из преподов Питамбор. Непонятно, что вел, но веселил народ постоянно. Лет пятьдесят, рослый, с полагающимся брюшком. Похож на старого барбоса или даже гоблина, потому что уши оттопыренные и волосатые прямо на хрящах.
Нас с сестрой сразу окрестил: «Александр и Александр систер.» Несколько уроков подряд он спрашивал у меня сколько времени. Я не кумекал, и отвечал, что у меня нет часов. Он снял с руки свои и надел мне:
– На, носи и будешь теперь каждый урок говорить сколько времени.
Группа хохотала до слез. Я посмеялся, но не посмел принять подарок. назавтра я их вернул и показал, что у меня есть время в телефоне.
Юльку же почему-то звал только по фамилии. Кузьмина.
И в мужском общежитии Свами не давал покоя Зафар. Ему доставляло удовольствие измываться над монахом. Он задавал сальные вопросы, была ли у него девчонка, спал ли он с ней. Если спал, сколько раз, как.
Я видел, что бедный монах уже начинает нервничать, но все еще сдерживался. Но Зафар не отставал. Поняв, что Баджра не знал девичьего тела, он, узнав, что на тайском дрочить будет как матудао, постоянно спрашивал и ржал как безумный:
– Свами джи, ты сколько раз матудао?
И это матудао преследовало Баджру по десять раз на день, каждый день. Наверно даже во сне. И если Свами джи настолько святой (он словно пришел из легенд о раннем буддизме), что все для него были хорошие, то насколько же Зафар оказался шайтаном, что единственный сумел вывести Баджру из равновесия. Случился даже инцидент.
Зафар, не считая Свами за мужика, да и за человека тоже, не дал ему смотреть телевизор, вырвал пульт. Тот и огрел его, ухнув кулачищем по спине. Узбек взбеленился, схватился за нож:
– Я тебя сейчас на куски порежу!
Монах перепугался, но худшее не произошло.
Потом Зафар снова не дал смотреть Баджре футбол и с тех пор они сделались злейшими врагами.
Позже узбек решил пойти на мировую, но таец его так и не простил, за что заслужил наконец-то от Зафара уважение за твердость.
Может узбек вообще считал тайцев за их добродушие (буддисты же) поголовно голубыми. Он и к Тампатре приставал так же. Тампатра – маленький, коренастый, с нисходящей улыбкой во все лицо, бывший сосед Свами джи. То ли Зафар распустил слухи, то ли правда, но поговаривали, что этот Тампатра гей.
Зафар посекретничал:
– Я как-то этому Тампатре говорю: хочешь я тебя трахну? Тот, ага, давай. А я сразу: вообще-то нет, не хочется. И ушел. Он, представляешь, расстроился. Обиделся.
Не знаю причины, но весельчак этот Тампатра через месяц неожиданно покинул санстхан и Индию, уехав домой, никому так и не объяснив почему.
Мне казалось, что виной этому был несправедливый Зафар.
Но в личном плане, казалось, я преуспевал. У меня было столько претенденток, что глаза просто разбегались.
Мы с Зафаром бежали по коридору учебного корпуса на обед после занятий. Вдруг у перил я заметил группу черных девчонок. Я еще не понимал, кто они. Все сливались воедино. Одна только девушка, с которой я переглядывался у секретаря Хариша выделялась для меня. Я решился.
Как только мы с ними поравнялись, я приодернул Зафара.
– Как тебя зовут? – спросил я девушку, гарцуя собой.
– Ману, – ответила она, скромно улыбаясь.
– Ты очень красивая. Бахут сундар, – сделал ей комплимент.
– Ха, бахут сундар, – подтвердил Зафар.
Вся группа девчонок заулюлюкала, поздравляя Ману, что она приглянулась парням.
Мы довольные поскакали дальше. Я размышлял, что может ожидать меня с ней, с Ману. Какое развитие последует за знакомством?
В тивируме нас уже ждали полные горячие ланч боксы. Маниш и Хело Сэр приносили всегда вовремя. Сэмат, третий таец, эдакий тайский Иванушко; временами вылитый Пушкин: кудрявый, губастый, пошленький любитель женщин; он же местный скоморох – поедал третий типин.
– Что у нас на обед, Сэмат? – спросил я, хлопнув его по плечу.
– Бахат свадист, бахат. Кхаво, кхаво, – по обыкновению коверкал он язык. По- русски это выглядело бы: «Кусай, кусай, кусна осень.»
По телевизору казали клипы и я остался обедать здесь, вполуха слушая песни и раздумывая о Ману.
Вообще сердцем хостела – я уже понял – оказался тивирум. Здесь мы встречались, обедали, болтали. Место для тесной компании взрослых парней. Разношерстных и разнокультурных.
– Пойдемте смотреть кино, – сзывал обычно Сэймат по-вечерам, купив в Кандари некачественную старинную индийскую порнушку с толстыми старушками в купальниках и пузатыми усатыми дядьками, которые только елозили друг на дружке и разочаровывали зрителей.
Сгруживался в комнате весь наш этаж. Рассаживались на кровате и стульях. Почти друг на дружке.
На этот раз Сэймат купил дивидюшку с тайским боевиком на хинди. О таинственном муай тае – боевом искусстве родины Сэймата. И уже вечером тивирум забился до отказа.
На первом же фрагменте мы все вскрикивали и морщились одним общим стадом, когда бойцы падали высоко с дерева, ударялись спинами о ветки, и бились за кусок материи. Кто схватит и спустится вниз – тот победитель. Поражал реализм. Это-то и шокировало.
Помню, долго еще ходила шутка после этого фильма: Чаку,чаку (Ножик, ножик). Это когда герой угрожал ножичком безоружным бандитам, а мимо проходила бабуся-божий одуванчик с тележкой мачете на продажу.
В такой теплой обстановке, вжившись, я уже не цеплялся за прошлое. Здесь так много новых лиц каждый день, много пространства. И ты вполне доволен своим существованием, тебя несколько приводят в ужас мысли о возвращении домой через несколько месяцев. Разгульная для меня жизнь пришлась по вкусу. Я чувствовал себя обожаемым многочисленными поклонницами, потому что везде ловил на себе девичьи взгляды. Оставалось только выбрать. Денег непонятно откуда вполне хватало роскошествовать (баловать себя фруктами, свежими соками). Кажется, меня считали даже зажиточным человеком. Так что мне постоянно было лень даже написать строчку другую нашей подружке Таньке из Москвы, моему бывшему сокурснику Нико, единственному с кем я поддерживал связь, памятуя юрфак. Да, я начал обходиться без того мира и мне не было стыдно. Разве что мама и бабушка. Вот если б мы могли отправить им денег. Как только приобретем симкарты, сразу позвоним.
12
Под нами вселились новые индийские студенты. Я еще не знал, что они были из Гуджарата. Проходя мимо соседей, я не решался поздороваться, хотя мне приглянулась парочка девушек. Была там одна чудо-девица-красавица, стройная и… два метра росту. Я не думал, что индианки бывают такими высокими. Она тоже на меня взглянула пару раз, но я не отваживался подойти. Куда мне, шпингалету, с ней.
Первый раз гуджаратцы вошли к нам вечером. Я сидел, переводил примитивную сказку, а Зафар умничал о чем-то на моей кровати. Свами куда-то запропастился. Скрипнула дверь и в нее просунулись две хитрые коричневые мордочки.
– Можно зайти?
Мы напряглись, но зайти позволили.
Началось знакомство. Узбек решил всю инициативу разговора перевести на себя, но мне жутко захотелось повыпендриваться, изображая знающего хинди. К тому же у меня начали пробиваться ростки устной речи.
Зафар ревностно нахмурился.
– Саш, ну чего ты, если не знаешь, лучше не говори.
Я не обратил внимание и продолжил.
– О, как ты знаешь язык! – восхищались мной парни. Одного звали Хасмукх, другого Дешмукх. Малорослые, с живыми лицами. Хасмукх выглядел как маленький пройдоха, а Дешмукх носил очки и походил на батаника.
Откуда мы, откуда они – вот и вся суть разговора. Они будут учителями хинди, сдав здесь заключительные экзамены на получение степени. На другой вечер они снова поскреблись в гости. Зафару вдруг вздумалось наехать на них на пустом месте, а они, съежившись, все искали заступника в моем лице.
– Алишан бай, Зафар бай правда на нас сердится?
– Да нет, это он так шутит. Не берите в голову.
Я высказал ему, зачем, мол, набросился на бедных пареньков.
– Ой, да ладно, – растягивая слова, махнул рукой узбек. – Завтра снова прибегут, ластиться
будут.
На следующий день я встретил одну из гуджараток на лестнице. Решился.
– Намаскар, – поздоровался, с интересом ожидая как воспримет индийская девушка приветствие европейского парня.
– Намасте, – ответила.
Роюсь в голове. Нужно еще что-то сказать.
– А вы, студенты из Гуджарата, внизу готовите, да?
– Да.
– Надо же. И там же обедаете.
– Да.
Снизу поднялся какой-то индус. Заметил наши толки.
– Он очень хорошо хинди знает, – подивилась на меня гуджаратка ему. Наверно оправдывалась. И они принялись обсуждать меня.
Мне не понравилось ,что они говорят обо мне в третьем лице, словно меня не было рядом. Я постарался не сконфузиться. И поднялся на свой этаж.
Как приступиться к чужой культуре я не знал.
– Ты знаешь, – сказал с улыбкой Зафар. – Тут девчонку одну видел. Красивая, только чуть пухленькая.
Я оживился.
– Где?
– Она в какой-то группе, тоже приезжая. Я ее как вчера остановил и говорю: «У тебя глаза красивые». А она знаешь чего? «И что ты, говорит, в них видишь?» и так, ох, на меня зырк-зырк . Я отвечаю: «Любовь вижу в твоих глазах. Они у тебя как океан. Попадешь в них – утонешь.» Ой, бля, как ей это понравилось.
Я проглотил завистливую слюну. Хинди я продолжал не знать, девчонку не подцепил и не ведаю как. А он уже охмуряет. Я загорелся увидеть незнакомку и отбить у Зафара.
13
Я сидел как оплеванный. Этот недоносок уводил из-под моего носа такую классную девчонку. В наглую! Росказнями о каких-то своих кастовых отличиях. Видишь ли он брахмин чертов, в десятом колении. Дьявол его побери. Я был крайне зол и кипел от негодования. Наташа тоже недовольно дрыгала коленом, а потом как бы невзначай вытянула ногу и пихнула его по ноге.
Брахмин на секунду обернулся сказать «Извините» и, поглощенный соблазнением девушки, даже не понял, что не он виноват.
Я злобно углубился в чтение бизнес новостей. Буквы плясали перед глазами. Я не мог сосредоточиться. Переглянулся с сестрой. Пошли? Пошли.
Мы встали.
– Пока, Ниша, мы пошли, – попрощались с ней.
Тропиканка повернула на миг довольное лицо и благосклонно кивнула. И снова все внимание на брахминчика.
– Да черт с ней! – я выругался сестре только когда вышли. – Очень-то нужна.
– Ну да. Зазнайка и сразу нас предала, – согласилась Наташа.
– Зафар хочет, пусть бегает за ней…
Нас слегка выбило фиаско, ибо сроки поджимали, а жену мне еще не нашли. Ведь нужно брать быка за рога – пользуйся временем, когда еще идет процесс узнавания и прочных группировок еще не сложилось. Чуть зазевался и все друг по дружке разобраны. Мальчишки и девчонки, а также их родители.
Вечером я стоял у Вестерн Юнион на тропинке в женскую общагу. Со стороны санстхана шла Ниша. Я хотел было отвернуться, но она обольстительно улыбнулась мне и снова как впервые за день поприветсвовала:
– Хай. Кеси хо? Как ты?
– Все нормально. Саб тхик.
