Я простил ее и мое сердце наполнилось нежностью. А может она избрала все же меня, ведь я в сто раз краше того типа с брахмином в коленях.
Позже я нашел сестру и похвалился случившимся. Она тоже простила девушку и почти полюбила ее как невестку.
– Fuck your proud! Как читал в одной книге по соблазнению, – произнес я торжественно и поднял палец. – Плюй на гордость, если девчонка нравится.
Но оставался еще Зафар.
14
Как и намеревался, я начал ходить в GYM. Всего за двести пятьдесят рупий занимайся в любое время, каждый день без выходных, хоть вообще не вылазь оттуда. Штанги, гантели, тренажеры – все было в достатке.
Ездил я с Сураджем и Сэматом, чтобы сэкономить на поездке. Сэмат, хоть и был простоват, щупловат, но мечтал накачаться, даже спортивный порошок купил, чтобы заполучить себе самую звездную шоколадную девушку. Чем черней, тем лучше.
– Нет, – говорил он. – Не хочу тайскую. Они белые и глаза некрасивые. Мне нравятся чолные, хе-хе. На Шри Ланке девуски класивые, чолные, на индианок похожи. Только еще луцсе, потому сто с пальнем идут, а тебе улыбаются. Афликанские тоже класивые. Чолные!
Меня смешило: сам темный азиат и хочет еще темней азиатку.
А те девчонки, среди которых была Ману, как раз и были шриланками. Ману Сэмату тоже нравилась. Он постоянно возле них крутился, раздражая шриланца Ракиту, который считал, что это его курятник и он – главный петух.
Да, качалка…
Мы все трое пыхтели до вздувшихся вен, а потом перед зеркалом напрягали бицепсы. Сурадж любил поздно ездить в GYM. Ужин отстывал, хотелось спать – и все это мне не нравилось. Утром трудно встать, опухаешь как пропойца.
Я и убежал на своих двоих пораньше один. А там быстро устал смотреть в одиночестве на себя красного и потного в зеркале, пихающего железо. Силы и задор быстро меня покинули и решил пораньше закончить.
Тьма облекла улицы в мягкое свое одеяло. Я не чувствовал страха перед дальней дорогой. Я уже одолевал это препятствие, хоть и не в одиночестве. Все стало своим. Пусть и не до конца.
Из приземистой хижины с горящим светом, открытой настеж дверью и надписью «Пулис» меня окликнули. Будь на их месте другие охотники до поболтать с иностранцем, я бы фыркнул, но это были представители власти, с которыми я не хотел ссориться. Я вошел. Меня усадили на неудобную табуретку, на которой и сидели остальные. Угостили густой водой, а потом сладким чаем. Стали расспрашивать откуда я, как мне эта дикая страна. Я кивал, хвалил Индию и ее народ, коверкал фразы, но они за это хвалили мой хинди.
Напоследок полицейские посоветовали быть осторожным и не ходить в одиночестве такими дурными дорогами в такое позднее время. А я ведь всегда носил с собой всю наличность, паспорт и авиабилет, утеряв который мне было бы весьма несладко.
Нет, со мной ничего не может случится, я не боюсь здесь ходить. Считаю места безопасными. Как хочешь. Наш совет.
Из подозрительности мне показалась искорка в глазах одного. Не предупредит ли ночных грабителей? Три ангела, что летали позади моих плеч сказали, что нет. И я успокоился.
– Все, спасибо за воду. Мне пора, – я киваю, встаю и покидаю добродушных ментов, которые, как я непреклонно верил, в любую минуту во всех странах готовы – нет, не придти тебе на помощь, а стать тебе врагом.
И вот такое ощущение, что ты идешь ночью. Глубокой ночью. Хотя от силы семь. Темнота такая, если выйти из-под света уличных фонарей, словно тебя сунули в чернильницу и закрутили крышку.
Так вот и я. Правда, сравнительно много еще народу сновало туда-сюда. Как муравьи. Таскают что-то, перетаскивают, возводят, ломают, тащут в дом еду, опорожняются по пути. Велорикши отдыхают на углу дороги. Лежат на раме, под позвоночник сиденье. Поражаюсь их умению. Все-таки надо родиться и вырасти в такой стране, чтоб ты не сдох от отчаянья. Каждый день выносить неудобства, драться за клиента, лгать туристам. Лишь бы выжить.
И вот я шел. Один. Белый. Место, ну совершенно не туристическое. В сознании: за твоими плечами стоит уверенность сильного человека, хотя ты относительно тщедушен и вряд ли сможешь оказать достаточный отпор. Но ты б этом не думаешь. Ты был здесь уже несколько раз. Как и теперь ходил в GYM. Только что мышцы твои знавали вес железа. Что тебе кто-то. Я еще в начале жизни в Индии. Ей богу, я не считал дни, не обращал внимание на календарь. Пусть живется как живется. И за это время я проложил здесь свой ментальный путь. Надеюсь, это понятно звучит. Скажем, навонял. Или обоссал, как собака помечает район. От того другая нанюхается и не станет здесь бегать. В моем случае – обижать. То есть, никто не пристанет с дурными намереньями, потому что ты успел почувствовать себя как дома.
Вдруг на меня мчатся два велосипеда, трехколески с пассажирами. В них едут Сэмат, Сурадж и… нагалендец. Я сверкнул глазами в темноте. Неужели это шанс? Матч реванш. Драться на пустыре. Хотя вдалеке вполне людно и мы между жилыми черными домами. Наверно опять по району свет вырубило.
Нет, благоразумие противилось.
– Лександер! – махнул рукой корейский богатырь. – Один ходил? Зачем?
– Да. Решил пораньше! – крикнул в догонку удалявшейся коляске.
Они уехали.
В миг в голову пришло: а ведь я интуитивно пошел раньше. Один. Встреться с нагалендцем там, волей неволей пришлось бы нарываться на драку. Отстаивать свои должки.
Интересно, о чем они там говорят с Сураджем? Верно. Кореец в тот вечер драки был с ними… заодно что ли? Нейтрален, но больше за них, короче говоря. Как ни крути – антропологическое сходство говорит само за себя.
Так, размышляя, я пересек большую дорогу. Машин здесь в такой час почти не бывает. У меня встал выбор: идти ли по черному пути. Там нет ни людей, ни жилых домов. Строится одна высотка в пять этажей. Считай пустошь. Или идти по гулиям. Где полно народу. Есть свет. Крики. Внимание к тебе. Внимание-то больше всего и пугает.
Решил не чураться народной толпы. И направил ноги туда. Хотя волновался. Но вспомнил правило: встречай все лицом к лицу и оно окажется не таким уж страшным. Так и сделал.
В гулее под балконами, на которых мамашки стряхивали белье, суетились дети. Не надоели мне. Не поднялись выше хело, хаваю.
Пройдя этот отрезок, вышел на перпендикулярную, более оживленную улицу. Торговая. С продавцами пани пури. Значит, считай, центральная. Свернул вправо. Должна довести до перекрестка, откуда недалеко до санстхана.
Люди не сильно оборачивались. Самую малость. Я осознал, что без сестры не представляю сверх мега супер зрелища. Просто мега. Значит, это Наташа суперзвезда, международная супер стар. В душе заворочалась легонькая зависть. Тут же и исчезла. Все равно она больше меня любит славу. Пусть и получает. А я прямиком к себе, потрепаться с узбеком.
Я подсел на кровать к Зафару – мы каждый день ходили друг к другу в гости. Самая любимая неиссякающая тема – это о своем прошлом.
В его комнате как всегда гольняком стоит чистота. Такая, что хоть с пола ешь. Даже эхо отдается.
Он лежит у стены, поставив одну ногу и ничего не делает.
Разговор залетел в далекие улочки узбекского кишлака.
– Я сходил с ума очень сильно, – признался Зафар.
Я посмотрел на него, распахнув глаза.
– Надо же, я тоже.
У нас нашлась еще одна сходная черта. Никогда не перестану удивлятся над подобными совпадениями.
– Бывало я и слюной брызжал, бесился так, что не узнавал родных. Помню, я чуть не убил собственного брата.
– Ты? Как это?
– Доску отодрал от забора и так его бил, так бил, – у Зафара побелели губы и он ухмыльнулся, мотнув. – Если бы меня не оттащили, крындец бы ему пришел. Сам удивляюсь, там были вот такие гвозди… и он жив остался. За мной приехала скорая, одели в смирительные рубашки.
Я осмелился спросить, ибо он вызывал во мне робость.
– А за что ты бил его?
– Да ни за что. Может он что не так мне сказал. Я ведь мутный был. Сам себя не помнил. А он, видать, и подошел. Ну. Вот.
– И что потом?
– Потом. Потом больница. Ну меня не долго держали. Родители опять забрали домой. Сказали, что мне лучше выздоровиться дома. Врач прописывал там уколы какие-то, лекарства глотать. На время утихомиривалось, а потом опять, – он приподнял висевший на шее кулончик. – Ты думаешь, что это такое?
Я пожал голыми плечами.
– Меня повезли как-то к знахарю. Святой человек. Он был известен по всему Узбекистану. За бесплатно лечил, предсказания делал.
– Ну понятно, как Ванга.
– Кто? Не, не знаю ее… Он такой старичок седой, с бородой… – при этих словах я представил индийского Саи Бабу в косынке на манер пиратов, чья фотография в придорожных храмчиках и на приборной доске некоторых рикш мозолит глаза. Сам он давно умер. Еще в прошлом веке. Недавно в Индии появился другой. Назвался воплощением Саи Бабы, хотя внешне совсем непохож: черные кудрявые шаром волосы, как у негров Америки восьмидесятых, широкий нос с огромными ноздрями… Мне это кого-то напоминает… К нему стекаются со всего мира в поисках чуда… Да и сам он, говорят, творит чудеса, летает, исцеляет.
– Он посмотрел эдак по доброму на меня. По голове погладил. Мы с ним оставались так в его доме с час. Он читал какие-то молитвы. Сказал мне, что я буду известным и богатым человеком. А под конец дал вот этот кулончик. Внутри бумажка с молитвой Аллаху против шайтанов и колдунов. Если я его сниму или где забуду, потеряю, снова в меня вселится бес и я стану бешеным.
Я еле удержался от шутки: «Зафар, а давай попробуем ее снять.» Но промолчал. Только внутри меня все вспыхнуло любопытством: «А что будет?»
Воцарилось секундное молчание и мы опять услышали, как шумит ночная Агра.
– Зафар, а я тоже чокался, – мне до жути захотелось похвастать, что и у меня есть жизненный необычный багаж.
– Ты, и чокался? – он приподнялся на локте. – Не верю. В натуре?
Я, улыбаясь, кивнул.
– Но не как ты, не до больницы. Это случалось от гнева, от злости. Сознание (я задумался, поймет ли он это слово) отслаивалось. Пугало слово «нет». Скажут нет или глагол со словом не, а меня охватывал ужас. Не могу точно объяснить… – я вдруг остановился, потому что пришлось бы рассказывать, что я чуть не избил собственную мать. Что это от ненависти к ней и к сестре я сошел с ума. Я продолжил с другого бока.
– Помню, и в детстве я просыпался, ревел от какого-то сна и не мог объяснить, что увидел. Меня успокаивали. Бесполезно. Такие заскоки происходили в детстве часто. Потом прекратились. Через много лет чок-чок вновь случился. И еще потом через год. Типа один день. На несколько часов я невменяемый. Чтобы такое не случилось, я тогда зарекся не злиться.
– У нас в Узбекистане все ебанашки, – с улыбкой отметил Зафар. – Не, правда. У нас могут и башку просто так отрубить из-за соры. Все ебанутые.
Он гордился этим.
– Верю, – я задумался, как бы не нанести национальную обиду. – Как-то у бабушки в деревне одни узбеки поселились. Шифер, цемент продавали. Тогда шумиха по этому случаю произошла. Они там друг с другом поссорились. И один другому топором голову отсек.
– А! – Зафар оскалился хищно, – похоже на наших. А у меня брательник есть. Не тот, кого бил. Двоюродный. Он еще хуже меня, психанутый. Так расшумится, вообще не остановишь. Он, кстати, в Пуне около Бомбея учится. Письмо пишет, обещается меня навестить здесь. Тоже как и ты, Саш, теквондо занимался.
Я оживился.
– О, здорово. ВТФ?
– Нет. ИТФ. У него и медали есть. Ему как-то по башке дали, я думаю он из за этого крышу потерял.
– Ты хотел сказать, крыша съехала?
– Да, так.
Обычно я уходил от Зафара довольно поздно к себе после таких разговоров. Иногда мы беседовали днем, за обедом.
Однажды мы находились в моей комнате. И опять ночь. Он оперся на балконные перила и повис телом на них. Они зашатались, что привело меня в ужас.
– Эй, Зафар, кончай! – схватил я его за руку, оттаскивая. – Видишь, на соплях.
Кажется, ему нравилось играть со смертью.
Он в другой раз так же во тьме перелез с балкона на балкон. Я чуть в обморок не упал. У меня от высоты всегда колит в ладонях.
Зафар послушался меня и перестал, угрожая свалиться вниз, перегибаться над пропастью в несколько этажей.
И опять он разоткровенничался.
– Я почти самый первый приехал в Агру из студентов. Прикинь, страшно, ты один в огромном общежитии. Пусто. И то собаки придут, то обезьяны. Сожрать могут. Я дико боялся. В один день мне стало совсем нечего делать. Подошел к первому попавшемуся рикше, говорю: девушка нужна. Он согласился, повез меня по каким-то трущебам. Думаю, куда везет? А он такой, крупней меня. Я сжался, Аллаху даже стал молиться. Уж на что я никогда не молюсь. А вдруг он меня трахнет в зад? Нет, этого я никак не хотел.
Мои глаза во тьме сверкнули, наверно, потому что и в страхах мы были похожи. Вспомнил себя с ранних пор и рассказал ему.
Мы ездили в Москву раз в полгода, как на праздник. Мама никогда не отпускала меня в мужские туалеты. Не скрывала опасений. Мне приходилось стыдится и изображать из себя девочку в женских тубзиках Курского вокзала. Потом Наташа поступала на журфак в МГУ и я ездил с ней подавать документы. После мама ужасалась, что я один ходил в мужской туалет в университете.
– Ведь тебя могли пацаны затащить…, – и мама заламывала руки.
Потом были курсы английского, русского, литературы в МГУ, в Журфаке на Моховой. Прежде чем до них добраться, я гулял по центру. По нужде приходилось переступать страхи и ходить в подземные бесплатные туалеты. Особенно страшный был на углу у Политеха. Стоишь, пытаешься сделать свое дело, а рядом стоит извращенная верзила выше тебя, даже если есть места свободные, и, вытащив свой шланг, смотрит на тебя, сравнивает, улыбается. А ты как назло не можешь расслабиться. Не идет.
Часто я ходил именно в этот туалет. Вскоре заключил, что это негласное местечко московских гомиков. Все стены исписаны телефонами, приглашениями встретиться в четверг, 25-го… «Ищу молодого раба», «Беру в рот»… Целая куча.
Парк рядом не лучше. Один раз меня даже хотели снять. Подсаживается дядечка:
– Хочешь прогуляться? – как время спрашивает.
Другой, такой по виду и не скажешь: такие на заводах работают начальниками, – просто так подошел, а я еще бабушкин пирог пытался прожевать:
– Слышь, малой, где тут педики есть? Я знаю, они здесь обитают, – а сам на меня намекал.
Пока я рассказывал, обдумывал зафаровы слова: «И не стыдно ему, в тридцать с лишком лет, и страдает мальчишескими страхами?» Но дальше и не спросил, но понял все заранее, избежал ли он изнасилования, отымел ли дешевую проститутку или ринди.
С той простотой, с какой он рассказал, стало ясно: все обошлось благополучно и без приключений. А судя по его карману, еще и дешево. Хотя, может, он и поэтому теперь сидит без гроша.
Опять зашла речь о сумасшествиях.
– От больной головы лекарств, считай, нет. Я когда брызжал слюной, доктор советовал знаешь чего? Через ослика вылечиться.
– Как это? – я начал подозревать неладное. Не думал я, что люди сбрендили по всему миру. Колдуны, нечистая сила. До чего противно. Вся суть – это подбрасывать на перекрестках, подливать гадости к порогу, чтобы отдать болезнь. Но большей гадостью было – это пользоваться для этого животными.
Чтоб волос на теле не было, в мякиш хлебный намни своих волос и скорми псу. Простудился, высморкайся на хлеб и отдай собаке или свиньям. Лучше собаке. Свиней есть будешь.
И прочее прочее, что так отравляло мое детство. Сборник крестьянского колдовства я даже у своей тетки брал читать. Тетка, кстати, тоже в нашей семье ведьмой считалась…
– У нас даже доктора рекомендуют ослов трахать, – ответил Зафар. – Через член в него все уходит.
