Виталина Дэн "Порок. Часть 2"

Резко тормознул, интуитивно побудив остановится всех остальных. Как позади, сразу раздался на грани истерики слабый шепот стариков, постанывание детей, всхлипы и молитвы, еле доносящиеся от женщин.

– А ну, заткнулись все! – обернулся и угрожающе сверкнул на кучковавшуюся толпу перепуганных забитых страхом людей.

Вернул внимание обратно, склонив голову набок. Не суетясь, отставил ногу назад и отступил на шаг, разглядывая часть крыши и всю траекторию под другим углом.

Нихуя. Будто, глюкануло в моменте. И, только звериная чуйка подсказывала, что я не ошибся, ибо в таких местах полагаться на случайность, удачу или, авось повезет, подобно собственной смерти. А жить я хотел. Столько еще впереди. А главное, мой ценный должок, который приберег лично для ебучего господина Барина.

Не оглядываясь на Фанатика, вытягиваю в сторону руку без какой-либо команды, но притягиваю его и всеобщее внимание. Знал, что следит за мной и ждет приказа к действиям.

– Сейчас, все не спеша начинаем двигаться, но идем не прямо, а в сторону, к гранитному парапету моста, – сипло и глухо информирую ожидающий притихший народ. – Только, тихо без резких движений. Не дергаемся. Не верещим. Создаем видимость, что все в порядке и прокладываем маршрут дальше, как шли, – не отрываю немигающего цепкого взгляда от крыши.

– Туман, в пятиэтажке сидит снайпер? – уточняет издалека напряженный Антоха.

– Вперед! – не ответил на его вопрос, не терял времени на треп, и небольшими приставными шагами отходил по левую сторону к уцелевшему после бомбежки парапету. – Антон, все подошли к краю? – чуть погодя приглушенно и натянуто спрашиваю, сильнее сжимая пальцами свое оружие.

– Да, – после затянувшейся долгой паузы отвечает он, заставив понервничать. – Все на месте.

– Быстро все упали на жопу и пригнулись!

Не мешкая, стремительно опустился со всеми на землю, скрывшись за невысокой бетонкой.

– Что, теперь с нами будет? – навзрыд заревела девушка лет двадцати пяти, закрыв ладонями чумазое лицо.

– Я сказал не голосить! Заебали, ныть! – в дикой ярости рявкнул на их шараду, повернув голову на мирняк и пацанов.

Быстро заткнулись, но задушенный вой некоторых личностей прорывался из глубин их прогнившего трусливого нутра, не давая всецело и чисто соображать.

– Антоха, не факт, что там снайпер, – впился взглядом в сосредоточенного на мне Фанатика.

– Думаешь, с усилением? Чеченская пехота?

– Ну, сам подумай, че ему тут одному в глуши ловить? Оглянись по сторонам. Ни души. Ни действующих зданий, ни населенных пунктов. Даже, если он пассется в одинокого, то, значит неподалеку база их группы. И он сто пудово уже о нас доложился своим.

– Сука! – Тоха закатил глаза и ударился сильно затылком о бетонку. – Сука, ну, как так?! Это, че же получается? Мы угодили в засаду? Надо срочно отходить!

– Ты баран? Куда? – рыкнул и завелся с пол оборота. – Не рыпайся!

– А что, прикажешь нам делать? Сидеть тут? – отрывисто подал тонкий заикающийся голос растерянный и напуганный Даныч.

Тот еще лошара и позор мужского рода.

Поморщились одновременно с Антохой и замолкли.

Я что на родине таких существ чмырил, уничтожал, что тут морально и физически подавлял. Попросту локации поменялись, но суть моего отношения к таким уебкам не изменилась. Не будь мы на войне, я бы его первым делом убрал с глаз своих и пути.

А он, блядина, не был тупоголовым, правильно трактовал мое отношение и сыковал работать рядом со мной. Откровенно боялся и сильнее взращивал во мне по отношению к себе призрение и брезгливость. Минус один – Ракитин. Ну, и новобранец. В общей сложности минус два, так как и Степанов затесался в ряды Даныча. У этого терпилы, согнутые ноги в коленях трясутся. Руки, неверно сжимающие огнестрел, дрожат. Расширенными глазами, смотрит застывши в одну точку перед собой и, зуб на зуб не попадает.

Считаю, в таких местах и ситуациях нужно решение резко принимать, трусость на корню гасить, либо себя решать, радикально, чтоб за себя же и не было позорно, а этот чмырь боится, паникует и первобытный страх в глазах. Как бы, ненароком в штаны не нассал.

Сосунки вонючие.

Мамок тут нет и, очко им, опездалам, никто не подотрет. И, сука, самое паршивое, что таких пидоров здесь тьма тьмущая. Всех не загасишь. Проще пустить себе пулю в лоб.

– Бежим до той пятиэтажки, – курсирую головой на идентичную той, в которой сидят черные. – Окажемся внутри и, житуха станет слаще. Сможем укрыться и распределиться по этажам. Отбиваться будет проще. Слушаем команду. Я на втором. Даныч на третьем. Антоха, ты на четвертом этаже. Мирняк загоняем на пятый, самую вышку. С окон проще снимать цель. Не давайте мясу подходить близко к дому. Если же зайдут в подъезд, то снизу сам по ситуации с ними решу. Будет маячить пиздец, орите во всю глотку, что есть мочи и ставьте в известность.

– Они нас убьют! Убьют! Вы это хоть понимаете? – у одного взрослого мужика из числа мирных начали сдавать нервы. В ужасе крутил башкой, быстро, как ебанько качался взад-вперед и лил как телка слезы.

– А вы думали, че, чтоб жопу свою прикрыть, получится на двух стульях усидеть? В сказку попали? Это, и есть уникальный бесценный тариф обратной стороны оказанной вам услуги! Так что, в руки себя взял и единственное, что от тебя требуется, добеги до дома. Всех касается! – повышаю грубый хрипловатый голос, словно мне не двадцать два, а плюс десятка сверху.

Хотя, по большому счету, мне вообще похуй сдохнет он или выживет. На деле, каждый играет сам за себя. Если, за Фанатика я еще жопу порву, то за этих опездолов сильно нагибаться в позу собаки не стану.

– Две точки опоры, – выставляю для полудурка Костенко указательный и средний палец, на что незамедлительно получаю его быстрый короткий кивок. – Работаем в двойке. Я веду, ты замыкаешь. Смотри в оба. Даныч и, ты, Никита, прикрываете мирных, держите на контроле две открытые зоны по бокам, – показываю им правую и левую сторону, чтоб не въебались на пусяковой мелочи. С этих станет. – Все! Сидеть больше нельзя. Все, всё поняли?

Молчат и, только Тоха уверенно перезарядил автомат. А у меня рецепторы мозга на стопе и первобытные хищные инстинкты приходят на смену им.

– Начали! Голову пригнули!

Вскочил и через оптический прицел шустро прослеживал крышу, окна дома и, согнувшись, торопливо перебирал ногами. Двигался, как зверь быстро и бесшумно. Левый глаз не закрывал, чтоб в ходе стрельбы видеть периферию, просматривать, что находится за оптикой.

– Есть цель! – крикнул, заметив на миллиметры сдвинувшуюся и приподнявшуюся тыкву боевика, не снайпера, ибо нельзя, блядь, быть таким ебанатом и допускать детские ошибки.

Спустил курок и произвел первый выстрел. Кусок горячего свинца достиг своей цели и голова врага, как болванчик рывком дергается назад и, тут же валится на нагретый солнцем бетон пятиэтажного здания.

– Снял!

– Ебучиииий случай! – страшным ревом орет позади Тоха. – На нас надвигается наступление! Слышишь, Туман?!

И синхронно с его голосом раздается серия выстрелов из того самого дома, на котором я снял жмура.

– Бляяяяядь! Тумааан? Мы под прямой линией огня! – беснуется Фанатик и звучит неистовый женский крик, который резко за секунду оборвался. – Они со всех сторон! У меня уже минус три!

– Осталось восемь метров! Не прекращаем двигаться! – снимаю очередного персонажа, высунувшегося и прицелившегося из окна. – Семь! – рявкаю во всю глотку и, следом расстреливаю отобразившихся в битом стекле окна на первом этаже. – Работай, работай, Тоха! – гремлю. – Быстрее! Даныч, совместно зачищаем квартиры, нахуй! Резче! – чеченцы вооруженные до зубов и с броней на груди, как тараканы повалили из всех щелей пятиэтажки на улицу напрямик к нам. – Давай, давай! Сука, Даныч, по окнам стреляй! – словно резаный рву бешено глотку, отслеживая, как чурки лет сорока выпрыгивают из окон первого этажа. – Антон, закидывай гранату! Сейчас же! Пригнулись все! – отдал каждому команду и, отвернувшись к своим, закрыл уши.

Взрыв прогремел настолько мощно, что землю от силы тьмы колотило и, маленькая узкая улочка задрожала, погрузившись в столб черно-красного пламени.

– АААААААААААААА! Неееееееет! Боооожееее, мой ребенок! Рамииииииля!

– Маааааааааамааа! Маааааама, вставай!

– АААААА! Не убииивайте! Не убииииивайте, мы своииии. Свооооои! Не наааадо. Умоооооляю! Не наааадо!

– Вставайте, вставайте, ебаный в рот! Все в дом! Бегооом! Бегоооом, я сказал! – беснуется на мирных, Костенко.

– Неееет, мой ребенок! Я не уйдуууу. Твааари. Извееерги! Рамииилл…

– Минус шесть, Туман!

Вокруг боль. В оковах жуткая мощь, рвущаяся наружу, на землю, чтоб затопить опустевший на руинах город кровавыми реками. Ад здесь. Мы в нем. Это эпицентр и персональный кипящий котел в ожидании весит над головой, потому что кто-то там сверху отсчитывает твои сраные никчемные секунды.

Пьяно и дезориентировано поднялся на ноги. Заторможено встряхнув головой, схватил первых попавшихся людей и насильно потащил к пятиэтажке.

– Сейчас же все в подъезд! – задыхаясь от удушливого плотного дыма, с прищуром слезящихся глаз кричу.

Оставшиеся выжившие забежали внутрь, заваливаясь на первые лесенки и, принялись откашливаться, отплевываться, растирать шею и тереть глаза, когда я баррикадировал вход в подъезд. Закрыв металлическую дверь и, поспешно вынув нож из берца, засунул колюще-режущее в две торчащие железные петли, раннее служившие импровизированной изнутри щеколдой. Переводя глубоко загнанное дыхание, аккуратно из гранаты выдернул зубами предохранительную чеку с кольцом и, не касаясь ее губами, спусковым рычагом положил лимонку перед порогом подъезда.

– Я не буду никого убивать. Не буду! Делайте со мной, что хотите! – заверещал новобранец и откинул от себя ствол, словно в руках держал гадюку.

Планку сорвало, нервы сдали, облачая свою истинную пугливую сущность и слабовольную породу.

Пятится до стенки назад, дышит прерывисто, часто и, ненароком вот-вот сейчас заревет, строя из себя жертву.

Мигом оказался возле него и, въебал ощутимо в дыхло.

– Че, ты, гандон, сказал? Не будешь? – боковым хуком вшатал по лощенному аристократическому вытянутому ебалу существа.

– Не надо. Не надо, – завизжал и прикрылся от меня руками.

– Слиться, решил? Хули, ты здесь тогда ловишь, ушлепок?

– Я не будууу убивать. Не буууду, – с трудом снова заряжает и стоит на своем. – Я папе хотел доказать, что я мужчина и у меня есть свое собственное мнение. Я сам могу распоряжаться своей жизнью, – зарыдал он. – Пожалуйста, не трожь меня.

– Бууудешь! Еще, как будешь, пидарас! Ты, сука, нас подводишь под черту! Я сказал, автомат взял, блядь! Автомат в руки, блядь, и, мочи их, сука! – ором требовал я. – Иначе, нас всех тут вальнут!

– Нет, нет! Я не смогу. Я не смогу убить человека.

Скривился от отвращения и отвесил новый сильный удар в виде унизительной оплеухи.

– Мразь! – смачно харкнул в его побелевшую испуганную физиономию, под выстрелы и пронзительные тряскучие пинки в дверь с той стороны. – Сдохнешь первым. Но, радуйся, что не от моей руки. Ты б, тварь, одной пулей передо мной не расплатился за предательство, бесхребетность и мышиную возню, – обернулся на замершую толпу рядом с нами и, закричав, подался к ним корпусом. – Какой хуя, вы еще здесь?! Какая была моя команда? Бегом все наверх разбежались по своим точкам! Время на исходе!

Сходу сорвались все с места и, я в том числе, слыша позади себя бессильный в отчаяние скулеж мешка набитого говном.

– Ходу! Ходу! – грозно поторапливаю мчащихся впереди меня и, от оглушительного громоподобного взрыва в подъезде ебалом жестко влетаю в лестничный пролет, ломая если не челюсть, то нос уж точно.

Глава 7

Меня, как кусок дерьма, отшвырнули ногой из кузова Камаза на землю и, к довершению солидно уебали прикладом между лопаток. Поморщившись, громко закашлялся из-за взметнувшейся столбом пыли и с глухим стоном вяло перевернулся на спину.

– Че, блядь, как телка стонешь? – раздался надо мной лающий с акцентом и хрипом голос. – На колени, сууука! – черная тварь ударила носком мощного ботинка по ребрам и, схватив за шиворот, встряхнула, побуждая к действиям.

Приоткрыв глаза, прищурился от яркого слепящего солнца и, уперся расплывчатым взглядом в двухметрового коренастого чечена с круглыми колючими глазами и густой черной бородой, полностью прикрывающей его пол лица и шею.

Сцепил зубы и, не разрывая с ним исподлобья зрительного контакта, медленно приподнялся и исполнил приказ. Встал на колени и на уровне плеч поднял раскрытые ладони.

Сейчас, да. Я выполнил указ чучмека, но, только, потому, что у меня нет другого выхода и, мой отказ равен верной смерти. Проявлять героизм там, где ненужно, или, жертвовать своей жизнью в угоду дешевым понтам, в мои планы никогда не входило. Что, не скажешь про Фанатика и про его героические ратные подвиги. Словно, бессмертный. Ибо, у него любовь к гнилой родине перевешивает любовь к собственной жизни.

Хули, у меня свои понятия, у него свои. Если, я буду яро выгрызать свободу и бороться за обратный билет домой, то он же приложит все силы, чтобы остаться тут пока не закончится ебаная война. Чувство патриотизма крепко держит его за яйца. Одним словом полудурок Фанатик, мать его. Уже, по погремухе с первых минут всасываешь с кем имеешь дело. Потому, и в полете, раннее вышвырнутого из того же самого Камаза, он ржет позади меня, как безумец, а я тем временем стремительно щупаю глазами вырисовывающуюся обстановку вокруг и сбегающийся к нам с калашами наперевес отряд хачиков.

Нас троих – меня, Антоху и Даныча – привезли в маленький аул на окраине Грозного, расположенного в горах. И, по старой памяти, аул этот был мне хорошо знаком.

Значит, все-таки люди Аббаса Хачукаева.

Тут же, в пяти метров, с левой стороны от нас играли их дети и избивали, практикуя удары, трех русских заросших грязных солдат, которые длинной цепью были повязаны за ноги друг к другу. Один – вещи стирал, другой – дрова рубил, а третий на коленях перед восьмилеткой, чтоб получить в морду унижающий с харчком удар от чмошника-пиздюка. С другой стороны от нас потрошили подвешенную тушу барана и куски вонючего мяса скидывали в железное поржавевшее ведро. И, сидя на лавке, все происходящие обозревали старики, или, как их местные кличут – аксакалы. Со значением поглаживали собственную седую длинную бороду, постукивали тростью и, время от времени переговариваясь, довольно похохатывали.

Тупая боль все резче била в затылке и неотступно параноически пульсировала в висках.

Играя желваками на скулах, поворачиваю свинцовую башку к Антохи, который в упор исподлобья как звереныш вглядывался в меня и, едва заметно цинкую ему головой, чтоб не выебывался и, не смел качать ни одну из своих тем.

Они за глотку держат крепко. Поэтому, важно сейчас напор затолкать в очко и быть на старте.

Но, незамедлительно упираюсь в давящий бескомпромиссный взгляд Фанатика. Дескать, шел бы я со своими приказами и просьбами нахуй и желательно там же надолго окопаться.

Сжал до отчетливого скрипа зубы и, тотчас почувствовал, как прострелила ноющая боль в челюсти.

– Ээээ, недоноски, а нууу игры в гляделки прекратили! Глаза вниз опустили! Живо! – ненавистно прорычал надо мной бородач и, приставив дуло автомата ко лбу, отпихнул в жесткой форме назад мою башку.

– Булааат? Доложи о нашем приезде! Скажи, Туманов у нас! – прокричал позади чечен, тот, что цепко вцепился в немытые отросшие патлы Фанатика.

Хищно оскалился, прикрыв глаза и, всем нутром почувствовал, как взгляд Антохи принялся выжигать дыру в моем профиле.

– Пожалуйста! Пожалуйста, отпустите нас! Мы ничего не сделали! Мы всего лишь сопровождали мирных! Ваш народ! Мы для вас не угроза! Рядовые обычные солдаты. Прооошу, не убивайте нас. Ну, не убиииивааайте, – в панике просительно и нервно вскричал Даныч, а следом пополз на коленях к черножопой впереди стоящей гниде.

Никчемная шваль.

С брезгливостью на дне глаз пренебрежительно поморщился, желая самолично отправить его спать.

– Мииирных, говоришь? – с извращенной насмешкой на губах, наигранно задумался головорез.

– Да, да! Мирных вели.

– Вставай! – резкий торопливый его приказ, в азарте указывая Данычу оружием, что, тот, должен подняться на ноги. – Быстрее, быстрее вставай!

– Пожалуйста! – охваченный страхом, все же поднялся на трясущихся ногах и вскинул руки, Даныч. – Не надо… у мамы кроме меня больше нет никого. Пожалуйста, – заискивающе смотрел в суженные черные глаза чечену и тихо перебирал обескровленными губами.

– Не бойся! Не звери же мы. Не тронем. Мама, это святое. Это, вы, ничтожества. Не знаете, что такое человечность. А с нами всегда можно договориться. Пошли. Пошли со мной, – черный, глазами стреляет в сторону, зазывая расслабившегося с неуверенной нервной полуулыбкой Даныча.

Долбаеб.

– Спасибо! Спасибо, вам!

– Не за что пока!

Через пару нерешительных шагов Фомина, над нашими головами прогремел оглушающий выстрел, кроваво сбивая очередную пешку с шахматной доски. Даныч мгновенно свалился на землю рожей вниз под полоумный хохот Фанатика.

Трусливые мрази всегда дохнут как мухи. Ни секунды сожаления после увиденного.