Пафосное явление госпожи Вайнцирль в сопровождении горничных, болезненного доктора в чёрном сюртуке и косо нахлобученном парике, ещё каких-то людей, Кирой не идентифицированных, произошло церемонно и торжественно. Только фанфар не хватало.
Сначала – вопрошание о самочувствии через Мари; затем – долгое заполнение комнаты с протискиванием дам в широких фижмах через почтительно не полностью приотворённую дверь и продолжительные раскланивания; наконец – констатация прекрасной погоды и личные расспросы о здоровье.
Высокая, костистая женщина с суровым длинным лицом породистой тевтонки величественно кивнула доктору. Тот почтительно ухватил Киру за запястье и принялся считать пульс, подняв глаза к расписному потолку и безостановочно шмыгая красным носом. Шмыганья Кира не выносила с детства. Она вырвала руку из влажных пальцев эскулапа:
– В чём дело? – по её субъективному мнению именно таким холодным и надменным тоном, сдвинув брови, должна была изъясняться истинная принцесса. – Мадам Вайнцирль, что здесь происходит?
– Ваше высочество, – мадам благовоспитанно сложила лапки – одна в другой – на фоне плоского живота, – мы лишь желаем удостовериться, что с вами всё в порядке…
– Я в порядке! – с раздражением перебила дуэнью девчонка в оборках и отпихнула настойчивого доктора. – Догадываюсь, что это моя неосторожная утренняя шутка с горничной переполошила весь ваш курятник и заставила приволочь его в полном составе ко мне в спальню. В своём ли вы уме? Может, имеет смысл убедиться в вашем здоровье?
Госпожа Вайнцирль застыла с раскрытым ртом.
«Слова забыла, ворона?» – хотелось съязвить Кире, но она сдержалась: играть, так играть. Бог знает, почему она с таким упорством сворачивала подсознательно на версию розыгрыша и скрытой камеры… Может, потому что иное предположение просто не умещалось в её рациональном сознании. Не укладывалось в пазл. Что, впрочем, не удивительно – кто бы на её месте с лёгкостью предположил нечто более фантастическое?..
– Господин доктор! – Кира откинулась на подушки и подмигнула адресату. – Почему бы вам не пощупать пульс у мадам? Сдаётся мне, она в вашем внимании нуждается гораздо сильнее: возраст, сахар, гипертония… Теперь ещё и мнительность, как видите…
Доктор хлопнул отёчными веками. Госпожа Вайнцирль закрыла рот и сурово поджала губы.
– А я, – продолжала Кира, наслаждаясь произведённым эффектом, – не отказалась бы сейчас позавтракать и… эм-м… одеться и… м-м… что там ещё? прогуляться… Мари! Я же просила принести чего-нибудь съестного!
– Боюсь, ваше высочество, – госпожа Вайнцирль взяла себя в руки, – завтрак вы проспали. Придётся подождать обеда, как и положено. А если вы вполне здоровы, как изволите утверждать, и в чём лично я не совсем уверена в связи с вашим сегодняшним поведением, то будьте добры поторопиться с туалетом. Через час у вас урок с мсье Дюжо…
Теперь уже настала очередь Киры онеметь – ничего себе, порядочки у них…
– Затем музицирование до обеда… На обед сегодня подадут ревеневый суп и тушёную свинину с горохом. После – прогулка в парке с фрейлинами… Кстати, вынуждена вам доложить: Агнет слегла с инфлюэнцей, а Эмма отпросилась на похороны тётушки в Тироль. Что касается Белинды… Я взяла на себя смелость, ваше высочество, самолично отправить эту вертихвостку к родным. Поскольку считаю её поведение неподобающим, а влияние на вас тлетворным. В среду её видели беседующей с молодым Иоганном! И находилась она в это время без сопровождения!.. Надеюсь, вы, как благочестивая девица, согласитесь со справедливостью и разумностью моего решения. После прогулки…
Кира так резво вскочила на ноги, что докладчица от неожиданности поперхнулась на полуслове.
– Выйдите все вон, – тихо и спокойно процедила хозяйка спальни. – Мне нужно побеседовать с госпожой Вайнцирль наедине.
Замершие в почтительных позах придворные и слуги не шелохнулись.
– Мадам, – сообразила Кира, – мы не могли бы поговорить?
Мадам неуверенно пошевелила желваками, но всё же, поразмыслив, величественно кивнула присутствующим. Те немедленно пошуршали к дверям.
«Вон оно как… – заценила новоявленная принцесса: повеяло запахом интриг и мощного противника. – Ну-ка, где там мои полевые навыки, наработанные в карьерных боях?»
– Белинду значит… – сказала она вслух и задумчиво прошлась к окну. Остановилась там, картинно заломив руки. – Моя бедная, маленькая Белинда! – глаза Киры наполнились слезами. – Мой единственный друг! Моя надёжная опора в девичьих горестях и обидах… Неужели вы совсем не думали об этом, госпожа Вайнцирль, отрывая от моего сердца его единственное утешение, а? Неужели ничего не дрогнуло, не шевельнулось в вашей чёрствой душе? Неужели, – голос Киры зазвенел от сдерживаемых слёз, – неужели вам так безразлично душевное равновесие вашей принцессы? Признавайтесь, злая женщина, безразлично?!
– Ваше высочество, – лицо всесильной дамы, неизвестного пока статуса, окаменело, глаза прищурились… Должно быть, с такими лицами её предки, псы-рыцари, отправляясь «за зипунами» в крестовые походы и, свято веря милосердию Господню, рубили в капусту неверных. Ну и всех прочих подвернувшихся – на том свете рассортируют… – Ваше душевное спокойствие, как равно и ваши интересы, ваше благополучие – основа моего существования. На них я положила свою жизнь после смерти вашей незабвенной, благочестивой матушки. Дружба с этой легкомысленной девицей – хотя я ранее и не подозревала о том, что вы так уж дружны – во вред вашему благоразумию. Я, всего лишь, как добросовестный садовник, выполола сорняк в вашем окружении. Чем собираюсь заниматься и впредь. Кто ещё кроме меня? Кто ещё будет так же беззаветно радеть о вас, ваше высочество?
Повелительным движением руки она остановила принцессу, собирающуюся встрять в её патетический монолог:
– Если же у вас, как у всякой юной девы, возникло вдруг ложное впечатление о якобы чрезмерной моей требовательности, то знайте – строгость необходима юным сердцам так же, как благотворная роса цветку, ваше высочество! – она слегка, с достоинством склонилась. – Прошу поторопиться с одеванием, иначе опоздаете на урок.
Она развернулась и пошуршала юбками к дверям, на прощанье одарив воспитуемую жёстким, холодным взглядом бесцветных глаз.
Тут же явилась Мари и принялась бегать савраской по огромной, как бальная зала спальне, выкладывая на постель детали экипировки.
Кира переступила с ноги на ногу:
– Мари… слушай… напомни, где тут… ну это… пописать?
Горничная, стараясь больше не таращиться на весьма странно ведущую себя сегодня госпожу, молча полезла под кровать за ночным горшком…
* * *
Навьюченная, как верблюд, метрами ткани, рюшей, лент, чулок, подвязов, шнуров, засунутая в неудобные туфли, стиснувший рёбра корсет и напудренный парик, обложенная накладками, пуфами и фижмами, Кира чувствовала себя стреноженным снеговиком.
Она с трудом ковыляла через дворцовую анфиладу за проворной Мари. Кое-как приноровившись переставлять ноги, сообразуясь со всей сложностью нацепленных на неё конструкций, псевдопринцесса по пути попыталась осмотреться.
Виды её несколько разочаровали. То, на что в своих покоях, прифигев от неожиданности, она, возможно, не обратила внимания, здесь яркий солнечный свет обнаружил со всей очевидностью: дворец оказался не столь уж и роскошен. И, должно быть, знавал лучшие времена. Позолота почернела и облупилась, роспись плафонов поблекла, обивка стен потёрлась, а кое-где даже прохудилась. Да и свечная копоть оставила на некогда великолепных интерьерах свои несмываемые следы.
«Да уж, – скривилась принцесса, – а батюшка мой, видать, так себе королёк – не Людовик XIV и не император Всероссийский…»
В классной комнате её уже истомились ждать фрейлины с грифельными досками на коленях. Разложив на широких банкетках необъятные юбки и поправляя друг другу банты и атласные цветы в причёсках, они безостановочно щебетали и хихикали.
У конторки чернел, как дрозд в цветнике, учитель. Видать, тот самый мсье Дюжо. Француз? Судя по фамилии… А она вообще-то в каких землях-то материализовалась? Хоть бы имя своё узнать каким-то образом…
Кира, вздохнув, полезла за ломберный столик с инкрустацией, без всякого сомнения предназначенный для её ученических потуг. «Травка зенелеет…»
– Ваше высочество, – учитель церемонно поклонился, – если позволите, начнём сегодня с каллиграфии. Затем немного поговорим о греческой истории и подвигах Александра Македонского…
– Валяй, – Кира повертела в пальцах гусиное перо. Вот наказание-то…
Мсье Дюжо с готовностью принялся рисовать на доске буквы с витиеватыми завитушками. Фрейлины, высунув языки, запыхтели со своими грифелями.
Кира с готовностью макнула перо в чернильницу с откидной нефритовой крышкой и ткнула остриём в бумагу. Из-под пера весело брызнули чёрные капли, засеяв чистый лист, стол и кружевную манжету…
– Ваше высочество! – дверь в классную комнату распахнулась, на пороге нарисовалась грозная мадам Вайнцирль. – Его величество желает видеть вас по безотлагательному делу…
* * *
Закрылась за тобою дверь. Теперь и ты
Испробуй тёплое сакэ,
Что из дурного нрава перегнали…
Там же.
Высокородный батюшка, князь Брумбольд и курфюрст, кавалер ордена Великодушия, ордена Чёрного Орла, участник войны за испанское наследство, генерал от инфантерии и седьмой претендент в очереди наследования короны объединённых земель в истоках Большой Мокрицы сегодня отмечал всего пятый месяц своего восшествия на престол. Личностью он казался носатой и хмурой. Впрочем, таковой и являлся. Сказались, возможно, благородные гены; возможно – затянувшееся ожидание вожделенного трона.
Наглухо запакованный в чёрный сюртук, трепетно блюдущий унылую, словно чёрствый сухарь, лютеранскую мораль, он поморщился при виде вызывающей пестроты оборок, лент и декольте прибывшей принцессы. Посреди полумрака королевского кабинета, отделанного и обставленного чёрным дубом, девушка выглядела аратингом в вороньем гнезде.
На её неуклюжее приседание он угрюмо кивнул. Не предложив кресло и не удостоив словом приветствия, какое-то время разглядывал «дщерицу юную», брезгливо опустив уголки рта.
– Дочь наша, – разлепил он, наконец, тонкие, жёсткие губы, – Большемокрицкому королевскому дому оказана честь: прибыло посольство с Лысых Холмов с предложением объединить две благородные ветви в одну, – он кивнул в сторону жмущихся у окна плешивых кавалеров с выцветшими орденскими лентами и со шляпами, нежно прижатыми к груди. – Нам угодно их было выслушать. Угодно ли вашему высочеству будет принять привезённые посланцами дары?
Кира неопределённо повела плечиком:
– Отчего ж не принять? – скрипнув китовым усом корсета, Кира плюхнулась на ближайший стул. – Не возражаете, ваше величество, я присяду? Эти туфли ужасно жмут! Благодарю… – Она повернулась к послам, вопросительно изогнув бровь: – Так что там за подарки? То, что я их приму, надеюсь, не будет меня к чему-то обязывать?
Плешивые дядьки оторопели. Но тут же быстро мобилизовались, стряхнули оторопь, раскланялись, расшаркались и обозначили начало своей миссии множеством ничего не значащих, но необходимых по этикету фраз. После долженствующей прелюдии узорчатый шёлк с водружённых на чайный столик даров был торжественно и церемонно сдёрнут…
Воцарилось молчание.
Кира с недоумением взирала на представленные её взору герань в горшке и клетку с сердитой невзрачной пичугой.
– Та-ак… – прокашлялась она, сообразив, что повисшее среди дубовых панелей молчание – есть ожидание приличествующих случаю восторгов и благодарностей со стороны одариваемой. – Весьма оригинально… Полагаю, князь ваш, господа, либо неприлично нищ, либо беспросветно скуп. Либо и то, и другое одновременно. В любом случае, – она не удержалась и фыркнула, – посылать подобное девушке, которую желаешь видеть своей невестой, более чем… э-э… неуважение, это… м-м… трэш какой-то… Вы бы ещё цветов на нашей клумбе надёргали!
– Луиза-Вельгельмина-Фредерика! – рявкнул король. – Вы забываетесь!
– Ваши манеры! – зашипела Вайнцирль, покрываясь красными пятнами.
«Блин, ну и имечко у меня! – ужаснулась принцесса. – Чёрта с два запомнишь…»
– Мои манеры, дорогая мадам, на высоте, – осадила она дуэнью. – Вот если бы я надела этот горшок с геранью послам на голову – тогда да, тогда конечно: в этом случае можно было бы обвинить меня в невоспитанности.
Мадам с силой сжала костлявые кулаки, изо всех сил стараясь сохранить на лице бесстрастное выражение:
– Я прошу прощения, ваше величество, – проговорила она дрогнувшим голосом, – принцессе сегодня с самого утра нездоровится. Это я виновата: надо было всё же настоять на врачебном осмотре, оставить девочку в постели и поставить ей пиявок на лоб, дабы снять воспаление в мозгу…
– Что? – взвилась болящая. – Себе поставь, старая грымза! Хотя, к слову сказать, твоему мозгу бедные червяки вряд ли способны помочь – такое воспаление, как у тебя только гильотиной лечится!..
– Ваше высочество! – голос венценосного батюшки прозвучал угрожающе ровно. – Будьте добры закрыть рот – вы наговорили достаточно на сегодня!..
Послов король удалил кивком головы, обер-гофмейстерину взмахом руки. После чего уставился пронизывающим взором из-под тяжёлых век на провинившуюся:
– Что всё это значит?
Звенящая тишина зреющей грозы ощущалась почти физически…
Кира недоуменно пожала плечами:
– А что, собственно, не так, ваше величество? Разве я не права? А! Вы, должно быть, прочили мне в женихи этого Лысохолмяного князька? Неужели? Смотрите, не продешевите! По моему скромному мнению, этот пошлый жадюга немного выгоды принесёт вашему престолу…
– Позвольте мне, – перебил король с раздражением, – решать вопросы выгод без участия вашего «скромного мнения». Не вашего птичьего ума это дело!
В зале повисло молчание.
Не то чтобы Кире было нечего ответить – уж с чем, а с этим проблем у неё обычно не возникало никогда. Просто… решила подыграть. Посмотреть, какое развитие событий разработали сценаристы квеста. А то лезет со своим гонором, схлёстывается с персонажами, как будто они всамделишные… Ломает, короче, всю атмосферность трёхсотлетней (должно быть… ну, или около того) давности. Всё-таки благовоспитанным дочерям в то время не очень-то приличествовало пререкаться – более слушать и слушаться. Что ж – окей, попробуем пока заткнуться и… насладимся игрой. Какие всё же харизматичные типажи! Неужели всё это профессиональные актёры? Без сомнения! Самодеятельностью тут и не пахнет – отлично, отлично всё обставлено!
Но… всё же: кто ей это представление организовал? Неужели Ренат? Неужели передумал? Неужели раскаялся? А поскольку расставание их вышло уж очень бурным – зашёл издалека… А что: романтично, трогательно и очень – ну очень! – дорого! Хотя… сценарий для покаяния какой-то … не сказать, что очень уж удачный… А вдруг представление закончится его явлениям в качестве рыцаря на белом коне (Кира фыркнула, представив господина Шагеева в невозможном для него амплуа), спасающем её от огнедышащего дракона?!
– …дракона! – пафосная декламация короля ворвалась в Кирины мечты с полуслова. – Господь решил наказать меня за грехи мои, отняв храбрых сыновей, погибших в схватке с огнедышащим ящером, прибрав к себе на небеса наискромнейших, богобоязненных дочерей и оставив, словно в насмешку, единственную и самую непутёвую! – он поднялся с резного массивного кресла, оттолкнув от себя стопку исписанной бумаги, и отошёл к окну. Его ястребиный профиль чётко обозначился на свету. – Вы непозволительно распустились, ваше высочество. Праздность и брожение молодых соков – опасное сочетание. Думаю, пора завязывать с вашим девичеством. Свадьба – через месяц. Все договорённости уже согласованы.
– За этого? – Кира кивнула в сторону даров.
Король поморщился.
– Нет, конечно же. Отпрыски Большемокрицкого королевского дома достойны более солидной партии, дочь моя. Вы выйдете за Карла Денгофа, герцога Капустина Лога. Он как раз овдовел в четвёртый раз…
– Зашибись…
– Должен вас предупредить, Луиза-Вельгельмина: если вы не обуздаете свой отвратительный нрав и посмеете выкинуть что-либо подобное сегодняшнему в отношении вашего наречённого жениха, я недрогнувшей рукой отправлю вас учиться смирению в монастырь! На веки вечные! Вам всё ясно?
– Мне всё ясно, – кивнула Кира поднимаясь и, не удержавшись, зевнула. – Не ясно только одно: когда в этом треклятом дворце подают обед? На голодный желудок, знаете ли, тяжеловато таскать на себе все эти вериги…
* * *
Меланхоличное поскрипывание парковых качелей, увитых цветущим вьюном, нагоняло тоску. Не спасало даже неподдельное веселье юных фрейлин, затеявших игру в жмурки на тенистой лужайке. Их визги и бесконечное хихиканье нервировали ещё больше.
Конечно, не они были причиной Кириного раздражения. Причина крылась в бесплодных и тягучих днях, проведённых самозваной принцессой в этом странном дворце посреди зелёных холмов. Что за хрень? Почему так долго? Где развязка? Где Ренат на своей белой кобыле, мать его за ногу? Что происходит?
Томимая нетерпением и затянувшейся игрой, она уже порывалась несколько раз вызвать на откровенность кое-кого из окружения: то к Мари пристанет, то фрейлине какой-нибудь намекать начнёт, даже к самой Вайнцирлихе подкатывала-подмигивала. Безрезультатно. Таращат глаза коровьи, свято блюдут корпоративную этику, сучки…
Пять дней… Только пять дней она здесь, а кажется – целую вечность. И от вечности от этой – пугающе-неопределённой – хотелось уже взвыть. А более того – от географии мсье Дюжо, нравоучений обер-гофмейстерины, пыточного корсета и горохового супа на обед. И от скуки.
Новизна быстро перестала казаться увлекательной сама по себе. А унылое однообразие жёсткого регламента, по которому существовал королевский двор и, само собой, она, принцесса при этом дворе – очень быстро стало казаться невыносимым.
Всё чаще стали посещать мысли прекратить, наконец, этот затянувшийся цирк собственным волевым решением. С какой стати продолжать подыгрывать создателю глупого розыгрыша, кем бы он ни был? Шутка давно перестала быть занимательной и смешной…
Из окна своей спальни Кира посматривала на жёлтую грунтовую дорогу, вьющуюся между холмами. Уйти? Страшновато: в карнавальном наряде, без денег и без малейшего представления о том, где она находится. Но, как ни крути, рано или поздно придётся – иначе сколько ей ещё здесь куковать? Чего ждать? Тем более, что ожидание со временем становилось всё более беспокойным, неприятно свербящим где-то под ложечкой таким гнусненьким, липким холодком: что происходит? – вопрошало оно дрожащим фальцетом. Кира тут же наступала ему на горло каблуком атласной туфли и давила от души – никакой паники! Но оно неумираемо возникало вновь, поднимало змеиную голову и зудело: что происходит, принцесса?..
Кира ещё раз, автоматически, качнула качели и тут же напряжённо выпрямилась в атласных подушках:
– Грета! – крикнула испуганно, словно на помощь звала: надо, надо немедленно, срочно прервать поток этих пугающих, докучливых и неотвязных, словно мухи, мыслей!..
Одна из фрейлин, резвившихся на лужке, отбросив сачок и подобрав юбки, подбежала к госпоже.
